 |
Погром отечества, лишение Родины 7 глава
|
|
|
|
Но на протяжении веков из русской нации не уходил этот идеал!
Он определялся силой династичности, которая истекала из духа предков, истории нации, подчинявшей себе личное стремление монарха. Эта сущность монархии воспитывалась и поддерживалась царскими принципами действия и поведения: самообладанием, умеренностью, долгом, справедливостью, законностью, милосердием, отречением от произвола, сознанием своей безусловной необходимости для нации.
Да какая демократия, пусть даже самая совершенная, способна содержать в себе такие свойства Верховной власти? Никакая! Вникнем, если не потеряли совсем разума, хотя бы в небольшую толику сущности монархии. Поскольку царь есть носитель власти, делегированной от Бога, то он обязан творить не свою волю, а ту, которая поставила его на царство и дала ему право по справедливости судить подданных: "Ко благим – милость и кротость, ко злым – ярость и мучения" (слова Иоанна IV Грозного). Самодержавная власть, издавая законы, сама должна им безукоснительно подчиняться. Милосердие же есть высший признак монархической власти, а поддержание справедливости в исполнении закона – её постоянная работа. Но когда законная справедливость не совпадает со справедливостью Божественной, тогда возможно применение отступления от закона, что не должно вредить справедливости. Государь есть тот, кто следит за жизнью сложнейшего государственного организма и обращаться с ним произвольно никак не может, не разрушая его.
Русский дух всегда говорил: когда нация ставит нравственный принцип выше всего на свете, тогда монарх для неё становится величайшей истиной. Тогда ни при каких условиях, опасностях и соблазнах монарх не может упразднить своей Верховной власти. Тогда ни воля народа, ни воля самого монарха не могут ограничивать Верховной власти, не совершая беззаконного переворота. Тогда всякое ограничение самодержавия монарха ведёт к упразднению Верховной власти в её нравственно-религиозном идеале или к отстранению Божественной её делегации, а значит и Божьего устроения общества и государства.
|
|
|
Поэтому по отношению к идеалу монарх имеет не права, а обязанности, от которых он может отказаться. Он даже волен стремиться к антимонархическому перевороту. Но это возможно только тогда, когда он станет только простым гражданином через отречение. Упразднить же собственные обязанности, пользуясь орудиями, данными для их исполнения, есть акт величайшего превышения права, какое только существует на Земле.
Русская нация обладала вековым глубочайшим знанием, данным ей от Бога, о том, что отсутствие монарха влечёт в нравственную пустоту и безгосударственность. И всё, что возникает на его месте, – ниже его, недостойно его, унизительно для него! Потому не всякая нация способна нести бремя монархической власти и достойна её нравственного идеала.
А та нация, которая способна на это и достойна его, создавала целую систему общения монарха с собою. Монарх своей властью осуществлял назревающие желания нации, выработанные её духом. Монарх действовал согласно с историческим содержанием этого духа, предотвращал роковые ошибки и минутные влечения нации, подсказанные скрытыми и явными её ненавистниками. В управительной области монарх был высшим достижением гения нации, подлинным его выразителем.
Через организацию нации в сплочённую, единую силу, в которой говорил её дух, монарх ставил преграду на пути её превращения в толпу. Монарх всякий раз устранял попытки скатывания самодержавия к абсолютизму.
Он также всякий раз вызволял его от засилья этого абсолютизма, если оно уже туда скатилось. И всё это он мог делать тогда, когда его личность была абсолютно неприкосновенна. Если он подвергался покушениям, то государство становилось невозможным, а потому он охранялся строжайшей карой. Ради блага государства и нации монарх соблюдал два правила вероисповедной политики: всеми силами содержал свою Верховную власть на почве национальной религии в способствовал развитию религиозного сознания нации, приближая её душу к знанию и исповеданию истинного, действительного Бога. Из трёх типов отношений государства и религии монархическая власть избирала единственно верное и жизненное: союз государства с Церковью, подчинение монарха религиозной идее и личной принадлежности к Церкви, но при независимости от неё государственной Верховной власти и владычестве Бога в политике посредством монарха, делегированного Богом, а не церковной властью. Два других типа она старалась отбрасывать: и Верховную власть как центр религии (различные степени обожествления монарха, государственное язычество, слияние религии и политики, цезаропапизм), и подчинение государства церковным учреждениям (жрецократия, иерократия, папоцезаризм). Такие отношения государства и религии упраздняли подлинную монархическую власть. И, не допуская возрастания их, она хранила независимость религиозно-нравственного союза от иных союзов – государственного, социального или гражданского, то есть от "мира". И тем стереглись независимые источники нравственности нации, которые суть самобытны и свободны, не подчинены государству. Подчиняясь же последнему, они становились низменными, превращались в "светскую мораль". Независимость религиозно-нравственного союза – опора созидания личности, творческое начало государства и общества, заслон для их покушения на нравственный идеал и само монархическое верховенство. И как теперь не сказать, что Россия была истинным государством, от Бога данным, ибо уважала и стерегла эту независимость высочайшего из возможных на Земле союзов – нравственно-религиозного. И разве в наши дни не виден весь тот маразм, который проистек из человеческого мироустройства без того союза, без той надсоциальной общественности – Церкви? До какого состояния ниспал общечеловеческий дух, а вместе с ним и русский, если он не понимает того, что полное явление нравственно-духовной личности возможно лишь в строе, где организующим началом является Бог, действующий через Церковь. Веками Православные христиане ведали, что им нужна не только свобода совести, но и свобода коллективного существования, как членов Церкви, что им требуется деятельное участие во всемирно-исторической миссии. Без этого им нельзя быть живыми её членами и находиться в её соборности, которая есть не господство большинства, а полное единогласие всех. Тут непреложен закон, данный Христом-Спасителем: союз государства и Церкви есть союз государства с целой, единой, неделимой церковной коллективностью. Отсюда вытекали и задачи Церкви, о которых Россия никогда не забывала. Они суть: давать нации высшее нравственное миросозерцание, указывать ей цели жизни, права и обязанности, вырабатывать самоё личность для достижения этих целей, исполнять обязанности и пользоваться правами. Тем и создавался духовный организм нации, который пронизывал сферу социальной её жизни, то есть переходил в интересы правовые и экономические. Тогда и создавалась двойная, связная укрепа: государство поддерживало справедливость, а Церковь – святость с помощью Божией.
|
|
|
|
|
|
Нужно ли отделение Церкви от государства? Этот вопрос не раз стоял в истории России, и на него она отвечала так: нужно их не разделение, а различение! А различая, государство должно соблюдать условия о том, что оно снимает с себя ответственность за действия Церкви и предоставляет право её членам самим управлять ею, особенно тогда, когда не имеет общего вероисповедания. Преступление совершается тогда, когда отделение Церкви от государства исходит из преднамеренного отрезания политических отношений от воздействия религиозно-нравственного начала. Бороться с этой преступностью с помощью православной церковной политики – священная обязанность Монархии.
Но как же справлялась Россия и её Верховная власть с множеством вероисповеданий, процветавших в государстве?
|
|
|
Монархическая власть, как Верховная, хранила веру для православных, в которой было заповедано: не насиловать совесть наций и племён, зная, что верным слугой может быть тот, кто исполняет долг Богу. Она требовала для иноверных разумных способов государственных отношений, исходя из учения своей собственной веры. Эта вера говорила, что основу вероисповедной политики составляет связь человека с истинным Богом, которая возможна лишь через Православную Церковь.
Как только нарушался союз государства и Церкви или "власть" ставила своё мнение выше Церкви, так русскую нацию поражала жестокая ложь, её ждали потрясения и разложение, чему и являемся свидетелями в последнее столетие.
Главная суть вероисповедной политики России всегда была: веротерпимость – предписание самой веры, но произвольно определять её смысл нельзя, так как учение веры пребывало лишь в Церкви. Стало быть, не могло быть равноправности вероисповеданий! Потому своим единоверцам давалось преимущество, чем и достигалась религиозная свобода. Если бы не было того, то государство становилось бы вне вероучений, а учения Христа, Будды, Магомета были бы одинаково проблематичны и недостаточны для решения вероисповедной политики.
И тогда исчезал бы высший нравственный принцип истины, а вместе с ним и Верховная власть. Тогда возникло бы внеисповедное государство, тогда вопрос веротерпимости становился бы междуисповедным. Народ охладел бы к религии или дробился бы на различные религиозные общества и объединения только политически.
Религиозная свобода погибла бы, ибо государство вышло бы из связи с определённым исповеданием, делаясь судией всех исповеданий и подчиняя их себе. По сути, государство превращалось бы в атеистического монстра, который существовал бы вне воли Бога. Такое государство давало бы не веротерпимость, а только равноправность исповеданий. И слава Богу, Россия никогда не допускала смешения веротерпимости и равноправности вероисповеданий, ибо знала, что это несло гибель государству во всеобщем бесправии. Она знала и всеми возможными силами предупреждала попытки ставить государство выше вероисповеданий и тем убивать нравственно-религиозный идеал и делать его обречённым.
И в этом величайшая заслуга монархической власти, знавшей эту истину. Понимая же её значение, она исполняла исповедную политику путём сохранения религиозной свободы своих иноверных подданных не иначе, как в постоянном соглашении со своей Церковью. А голос Церкви указывал на недопустимость: и равенства отношений к истине и заблуждению, и одинаковости отношений к различным степеням заблуждений и презрения к вере, хотя бы и чужой (если только она не имеет характера "бесовского"). Не слышать этого голоса – значит превращать Церковь в общину социальную, экономическую, политическую и толкать государство в пучину иноверческих распрей.
|
|
|
Великий тот глас Церкви слышен был Верховной властью в вековом течении времени, но, к сожалению, стал заслоняться европейским умственным игом. И оттого пожали страшные плоды нравственного обвала России, который ещё долго будет отравлять духовный организм Отечества.
Великая Россия, истекавшая из идеала Святой Руси, исполнила грандиозную задачу не только в творении обширного, самобытного государства в истории мира, но и в рождении, пестовании и сбережении своей русской нации – попечительницы всех россиян, разделивших с ней духовную, нравственную, материальную и историческую судьбу.
Верховная власть как основа Российского государства в своём историческом бытии отбрасывала, как страшную ложь, подкинутую дьяволом идею реакции и революции, крепила жизнь нации по духовно-органическим законам движения соборного целого, преемственности поколений.
Великая Россия стояла как планетно-космическое могучее "древо", которое изменялось так, как его листья развивались в лепестки цветка, так, как развивалось новое из старого, не изменяя его внутренней сущности и положения в мире. Сила русской нации развивалась из её же содержания, чем и определялась национальная политика, которая ставила задачи вечного её созидания только на историческом пути. Задачи эти суть: развитие самобытных материальных и духовных сил нации в сочетании её здорового духа со здоровым телом, то есть сбережение и души, и тела нации. Оттого социальные законы, пронизанные духовными, гармонировали с экономическими, которые опирались, в свою очередь, на нравственные. А без всего этого невозможна была бы самостоятельность жизни нации, которая создавалась прочным правительством, силой внутренней, способной драться, воевать, защищая себя, и силой экономической, создававшей производительность её труда.
Русская нация знала свои основные, истинные экономические принципы, которые гласили: иметь способность создавать богатство, а не его само, и уметь развивать производительные силы, необходимые для восхождения её членов на нравственную высоту, а не стремиться к накоплению богатства. Русская нация также знала, что творцы этих производительных сил важнее и значимее создателей меновых ценностей и что её богатство есть результат творения духа, а не только физического труда. Русская нация искони была производительной потому, что умела усвоить и освоить всё наследие великого творческого духа и неустанной материальной работы всех прежних поколений и возвеличить это наследство во сто крат. На этом строилась вся экономическая политика Верховной власти.
Эта политика преследовала: и завершённость производительных сил нации, обеспечивавшей самостоятельность в удовлетворении её нужд; и взаимообусловленность производства, размещённого в различных частях принадлежащей ей территории; и согласованность "земли" и "фабрики"; и заботливость о самодостаточности внутреннего рынка для обеспечения прочности её благосостояния; и сохранность и накопляемость капитала, который принадлежал самим её членам; и убываемость иностранного капитала, являвшегося орудием эксплуатации страны. И ещё она имела в виду: и помощь земледельческому населению путём правильного чередования землевладения и землепользования – от казённого и крупновладельческого до крестьянского для взаимной поддержки; и сохранность рабочей силы посредством развития касс взаимопомощи, сберегательных и ссуднокредитных касс, рабочего капитала, домовладений, акционерных обществ и т.д.; и всемерное содействие торгово-промышленной деятельности. И тем экономика России близилась к тому, чтобы стать самодостаточно-производительной, самобытной, ограждённой от всех невзгод и потрясений.
В отношении территориального строительства Верховная власть вела политику, основанную на принципе самодостаточности границ государства, которые в пределе стремились к их естественности и законченности. Она, расширяя территориально государство, ясно сознавала, что тем может осудить себя и нацию на истощение, если не поставит пред собой великие мировые цели. И эти цели Она глубоко понимала, объясняя их тем, что большое государство имеет интересы крупные и возвышенные, а члены его нации выводятся из среды местных отношений, предрассудков и мелочных взглядов, ничтожного честолюбия и тщеславия и призываются к служению великому национально-государственному духу и телу да и всемирной общественности. Оттого рождалась великая политика созидания территории – естественной, завершённой, полной, независимой, дающей полноту развития разносторонних национальных сил.
Исходя из такого строительства территории в государство, Верховная власть и вела свою национально-племённую политику. Она требовала единства духа своих подданных и солидарности их материальных интересов, что возможно при неразрывности их совместной жизни. Разногласия, раздоры и внутренняя борьба, обусловленные введением в государство других племён, имеющих свои духовные запросы (или поползновения к государственности), побеждались наднациональным духом внутреннего единства. И всегда помнила Россия, что разноплемённое государство возможно только в условиях действия монархической власти, которая должна опираться на одну нацию, способную давать дух общей государственной жизни, и иметь непререкаемый Верховный нравственный авторитет. Русская нация и обладала такими свойствами, дававшими ей универсализм, всечеловечность и попечение о рядомжительстве всех наций и племён.
Русская нация всегда разъясняла, что разноплемённость есть источник разнообразного национального и государственного творчества, перетекающего в наднациональное. Она веками твердила о том, что жизненное взаимодействие наций и племён должно быть не механическим, а органическим, соборным по духу. И таковым оно было в течение веков! Их духовное единство крепилось и общностью культурных основ и, главное, тесным общением, выливавшимся не только в единомыслие, но и в единство интересов, которые элементарно необходимы государству. И великое внешнее средство к тому: один государственный язык (основной нации), который не угнетает местные языки, как дополнительные к государственному, но способствует их развитию. Они усиливают государственный язык, придавая ему широту, глубину, ясность для всех, понимаемость сути, им выражаемой.
Но гений России ещё знал и другое: необходимо внутреннее единение наций и племён, которое создавалось отысканием и усвоением истины, общностью веры и совместным материальным трудом, всем укладом рядомжительства. Оно в конечном счёте и творило из многоцветья наций и племён единую душу и единое тело. Так возникал, креп и развивался наднациональный мир России.
Итак, национально-племённая политика России действовала, исходя из двух Божественных законов: поддержания мощи основного племени – русского и развитие всех средств единения наций и племён государства на основе высочайшей нравственной идеи. Такая политика была рассчитана не на какой-то срок, не на текущий день иль год, а на целую историческую жизнь нации и даже на её вечность.
Постоянное созидание подлинной жизни нации как самого главного сокровища государства возможно только тогда, когда существует и оберегается связь государства с социальным строем.
Российское государство, будучи последним завершением сложнейшей ткани всевозможных социальных основ, создаваемых для совместной жизни людей, всемерно стремилось развивать эти социальные структуры,
чем и поддерживало творческое горение нации.
Верховная власть России веками препятствовала поползновениям развалить её сословный строй и превратить его в хаос общегражданский.
Почти 200 лет к такому развалу звала демократическая идея, боровшаяся с монархической. Далёкие призывы выползавшего на Западе марксизма, гнавшие простолюдина на борьбу классов и утверждение обще-гражданского порядка, разбивались о стену Российского самобытного социального строя, в котором взаимодействовали сословия, как признанные государством союзы социальных групп, и классы, как ещё не признанные им такие же союзы. Верховная власть, держа связь с существовавшими сословиями и опираясь на них, шаг за шагом признавала и нарождавшиеся сословия-классы, ведя, скажем, постоянную законодательную политику как в отношении рабочих, так и торгово-промышленных деятелей. Набегавший с Запада инородческий и являвшийся свой доморощенный "класс" политических авантюристов, стремившийся создать общегражданское "государство", терялся и рассыпался в мощи Российского сословного строя, общий интерес которого выражал Государь, а интересы сословий – их представительства, особенно земское. Попытки крикливых демагогов-социалистов, стремившихся присвоить себе право выражать якобы от имени народа беспочвенные интересы общегражданской мешанины, разбивались вдребезги могучим политическим сознанием Верховной власти. И как они ни старались, развал социального строя и возникновение на его месте скопища социально не защищённых рабов не удавались, так как монарх являлся укрепляющей вершиной этого строя, куда доходил голос всех социальных групп, сберегаемых государством.
В истории России разрыв между Верховной властью и социальным строем, который мог бы привести к её узурпации "классом" партийных политиканов или бюрократов, также не происходил. В российском социальном устройстве никто не считал государство вотчиной одного сословия, но все сословия чувствовали в нём тесное единение. Теория западных философов, обосновавших идею владычества "буржуазии" над государством как будто осуществилась на практике. Но сразу же была "опровергнута" марксистами, выступившими с теорией "рабочего государства" и наметившими его захват "пролетариатом" путём введения большинства рабочего представительства, а затем и "рабочей диктатуры". Российская Верховная власть напрягала все силы для того, чтобы оградить все существовавшие и нарождавшиеся сословия, особенно рабочее и крестьянское, от бредовой и гибельной идеи захвата ими власти. Тому помогал нравственно-религиозный идеал русского человека, который уважал Волю Божию, проявлявшуюся в законах социального мира, глубоко сознавал тщетность мечты о полноте земного счастья, любил конкретное живое дело, а не отвлечённые, надуманные схемы человечества. Религиозный член нации, где бы он ни жил и что бы он ни делал, оздоровлял социальные группы и тем подводил социальный строй под воздействие религиозного духа нации.
Социальное обустройство России существовало до тех пор, пока оно крепилось и оживлялось духовным строем, истекавшим из Церкви. В том духовном строе, переполнявшем жизнь россиян невидимой благодатью, было величие государства и его вечность. В международных делах тот же духовный строй направлял национальную душу и её волю на нравственные нормы. Верховная власть, исполняя эти нормы, в отношении других держав не имела права: отказываться от своей независимости, ставить какую-нибудь власть выше собственной, отрекаться от войны и не защищать интересы своей нации, замышлять против неё измену или предательство в пользу других стран, расстраивать основы бытия своего государства.
Великая Россия большую часть своего исторического пути шла на подъём в материальном и духовном развитии. её откаты назад в том развитии бывали не раз, но устремлённый взгляд русской нации в Небо, где восседал её Божественный Вождь-Спаситель, давал ей сильную, превозмогающую волю, которая делала эти откаты быстро преходящими явлениями. О них Она помнила поначалу, сгоряча да летописно. Но помнила Она, никогда не забывая, что истина её в Боге!
|
|
|
