Древние сакральные пути 9 страница

К северу от зоны древних цивилизаций, севернее Черного моря, Кавказа и среднеазиатских пустынь вплоть до Ледовитого океана, простиралась, по представлениям античного мира, гигантская Скифия. Ее южная граница далее на восток намечается по Тянь‑ Шаню, Наньшаню и Китайской стене (начало строительства – около 300 г. до н. э. ). Южная часть Скифии – это зона степей (включая полупустыни). В эпоху бронзы вплоть до X–IX вв. до н. э. эту зону от Черного моря до Западной Монголии занимало европеоидное население, ведущее комплексное производящее хозяйство с преобладанием скотоводства; от Южного Приуралья до Алтая здесь жили (после ухода в Индию индоариев) ираноязычные племена, часть которых именовала себя «аирйа» (арии). Около IX–VIII вв. до н. э. в их среде совершается переход большинства населения к кочевому скотоводческому хозяйству, сопровождающийся возрастанием роли кавалерии, интенсификацией миграций и набегов, усилением роли верховных вождей, угоном и гигантскими жертвоприношениями скота богам и на похоронах вождей. Эти кочевники с VI в. до н. э. в надписях персидских царей именуются «саками».

Именно в эту переломную эпоху в этой среде в сер. IX – нач. VII в. до н. э. (вероятнее всего, в VIII в. до н. э. ) появляется пророк Заратуштра. Опираясь на исследования ряда ученых (Nyberg 1938; Абаев 1956; 1974; Воусе 1975; 1979; Мачинский 1998), автор убежден, что рождение Заратуштры и начальный период его деятельности имели место в зоне степей, т. е. в Скифии, от Сыр‑ Дарьи на юге до поречья Верхнего Иртыша и Алтая на севере, на территории, отождествляемой с Airyanam Vaejah – «простором ариев» «Авесты», прародиной ариев, главный признак коей – длинная зима. По зороастрийскому преданию, именно здесь, на берегу реки Daitya, Заратуштра пережил свое «Богоявление» – встречу с единственным извечным Богом, именуемым Ахура Мазда (Господь Мудрый), и его шестью эманациями (абстрактными сущностями и одновременно духами природных стихий), образующими вместе с ним «Божественную семерицу».

Первоначальное учение Заратуштры (дуалистический монотеизм или «этический дуализм»), восстанавливаемое по Гатам (религиозным гимнам Заратуштры в составе «Авесты»), поражает. Единый личностный всезнающий Бог, одновременно именуемый Святым Духом, проявляющийся в Святом Слове, вместе со своими эманациями образующий «Троицу» и «Семерицу» и существующий изначально; столь же изначально противостоящее ему темное злое начало с неразвитым сознанием (близнец Бога), не имеющее в Гатах даже своего имени (позднее Ангхро Майнью – Злой Дух), но непримиримое в противостоянии; роль самого Заратуштры, одинокого в своем постижении той истины, что человек должен добровольно выбрать между добром и злом и стать чуть ли не решающей силой в судьбах вселенной; воспевание жизни мирного скотовода, резкое неприятие набегов, убийств, угона и жертвоприношений скота; моление от имени «Души быка» (собирательный образ всего домашнего скота) о защите от злого духа и его приспешников; защита от жестокостей всех домашних и полезных диких животных; борьба с жрецами традиционно развива‑ ющейся религии степей, поклоняющимися даэва (целый класс древних арийских богов, отвергаемый Заратуштрой), богам насилия и разрушения; ставка на просветленное религиозное сознание, отвергающее даже «допинг» в виде священной для ираноязычных ариев и саков хаомы.

Столь заостренная реакция на жестокость мира людей и богов, напоминающая сходную реакцию Шакья‑ Муни («мудрец из племени саков»), является ключевой чертой Заратуштры. Однако отчасти она объясняется возрастающей жестокостью побеждающего в степях кочевого уклада. В конце Вселенная, по Заратуштре, должна быть очищена огнем, в котором сгорят даэва и их поклонники, а праведные пройдут невредимыми и восстанут в новой плоти.

Учение, уравнивающее всех перед Богом, было неприемлемо для знати, жречества, воинов, особенно в агрессивном обществе ранних кочевников. Мотив «свободы воли» и личного морального выбора с трудом воспринимался во всех слоях любых сообществ. Заратуштра был изгнан из своего рода и племени и 10–12 лет странствовал, бедствовал и проповедовал почти в одиночестве. Наконец он нашел сильного покровителя в лице царька Кави Виштаспы, готового оружием защищать новую религию. В этих условиях Заратуштра принимает как необходимость войну за правильную веру и убийство неправедных врагов во время войны. В 77 лет Заратуштра погибает от руки жреца традиционной религии.

Дальнейшее развитие учения Заратуштры (зороастризм) протекает на территории земледельческо‑ скотоводческих областей Ирана и Средней Азии, в условиях становления городской культуры и, в конечном счете изменяясь в существенных чертах (иногда – до противоположности), но сохраняя ядро «морального императива», становится с V в. до н. э. государственной религией Ахеменидской, а позднее и Сасанидской империи.

В «Авесте» сохранились гимны в честь богов даэва, отвергнутых Заратуштрой, более поздние по языку, чем Гаты, но частично более древние по содержанию. Несмотря на зороастрийскую переработку этих древних гимнов и мифов, несомненно, что их ядро восходит к дозороастрийской эпохе (IX в. до н. э. и ранее) и отражает изначальные религиозные представления иранцев, принимавших извечный природный дуализм мироздания и одинаково поклонявшихся и ахурам, и даэва, зачастую борющимся между собой в сакральном центре арийской ойкумены.

В них сохранились сведения о сакральном центре в северном «просторе ариев», где к югу от «золотой горы Хукарья» у озера Воурукаша, куда с Хукарьи сбегает святая река Ардви, происходит извечная борьба Святого Духа со Злым Духом, Огня Ахура Мазды со Змеем Дахакой, древних иранских героев «аирия» с чудищами, а также с иранскими (? ) же героями «туирйа» (туры, т. е. быки) за обладание Хварэной (божественной благодатью), которая в гимне Митре описана как летучий огонь, скрывающийся в Воурукаше. Здесь же, у Воурукаша, происходит ежегодная борьба божества дождя, украшенного золотом белого жеребца Тиштрйа (Сириус? ), с демоном засухи черным жеребцом Апаоша. «Золотая Хукарья», Ардви и Воурукаша в «Бундахишне» особо связаны с темой золота: чистая вода поступает на Хукарью по «золотому каналу» и по «золотому рукаву» (аналог Ардви) стекает в Воурукашу (называемому в «Бундахишне» Фрахвкард). Есть основания сопоставлять Хукарью с Алтаем название которого (тюркс. Алтай, китайск. Киншан) и означает «золотая гора», где добыча золота в юго‑ западных предгорьях известна с эпохи бронзы; остатком древнего Воурукаша, вероятно, является котловина озера Зайсан, из коего вытекает Иртыш.

Пассивным хранителем Хварэны в Воурукаше служит древнее общеарийское божество Апам‑ Напат («внук вод»), известное и индоариям, а активным арбитром вечной борьбы, способным даровать «удачу» (т. е. нечто родственное Хварэне), является богиня‑ дева Ардви‑ Сура Анахита, богиня реки Ардви и всякой животворящей влаги (мужского семени, женского молока). По представлениям зороастризма, включившего отвергнутую Заратуштрой Ардви‑ Суру в свой пантеон, ей молится даже Ахура Мазда о даровании удачи в деле научения правильной вере самого Заратуштры. Первый арийский царь‑ пастух Йима обладал Хварэной, материализованной в золотых предметах – роге (? ) и кнуте; с их помощью он трижды через каждые 300 лет расширял обитаемую землю на юг, дабы расселить умножившихся людей и скот (память о миграциях ариев в южном направлении).

Все это перекликается с сообщениями античных авторов (Аристей, Эсхил, Геродот и др. ), восходящими к сведениям, полученным в VII в. до н. э., о том, что на северо‑ востоке Скифии у подножия гор Рипеев (Алтай), около «златотекущего потока Плутоновой переправы» (Эсхил) живут могучие «конебогатые» аримаспы (испорченное «арийские (? ) кони»), которые «всегда нападали» (Аристей в изложении Геродота) на соседей исседонов, вытесняя их на запад (ergo, аримаспы жили ранее еще восточнее). Кроме того, у аримаспов «один глаз на прекрасном челе», и они ведут постоянную борьбу за золото со стерегущими его грифонами, «остроклювыми безгласными псами Зевса» (Эсхил)[37]. Благодаря соотнесенности образа аримаспов, обладающих глазом на челе, с каменными изваяниями с третьим глазом на лбу в степной Минусинской котловине, к северо‑ востоку от Алтая, которые появились еще в III тыс. до н. э. и в большинстве своем стояли нетронутыми и почитаемыми до VIII в. до н. э., этот миф получает дополнительную территориальную и хронологическую привязку. С этой же традицией каменных стел связано и античное предание о ежегодных паломничествах священных дев из‑ за Рипейских гор на о. Делос в храм Артемиды, которое, по всей вероятности, также восходит к VIII в. до н. э. Само по себе это предание свидетельствует о почитании на востоке Скифии некоего женского божества (девы Ардви‑ Суры? ), в чем‑ то аналогичного деве Артемиде (Мачинский 1997в; 1998).

Учитывая сообщение Геродота о высокой сакрализации в разных частях Скифии золота, всегда соотносимого с высшей божественной инстанцией огненной природы (горящее золото скифской генеалогической легенды, сброшенное с неба, – Hdt. IV, 5), полагаем, что и реальные золотые или позолоченные изделия из скифских курганов от Причерноморья до Алтая являются воплощением небесного света и огня, той благодати, т. е. Хварэны, которая гарантировала сакральное происхождение царской власти и организации общества ранних ираноязычных кочевников.

Миф о борьбе аримаспов с грифонами за обладание огненно‑ световой сущностью в сакральном центре на востоке Скифии не акцентирует этического приоритета одной из сторон. Борьба грифонов с антропоморфными персонажами, изображенная на двух предметах греческой работы, однако отражающих скифскую мифологию (Келермесское позолоченное зеркало VII в. до н. э. и золотой калаф из Большой Близницы IV в. до н. э. ) протекает явно под покровительством великого женского божества и без явной симпатии к одной из сторон.

Вероятно, этот миф, равно как и дозороастрийские представления, отраженные в «Авесте» и «Бундахишне», соответствует еще тому скотоводческому обществу древних иранцев, которое предшествовало переходу к более подвижному и агрессивному кочевому хозяйству. Вечная борьба двух начал за обладание животворящей силой, пронизывающая все уровни бытия, представлялась данностью, возражать против коей бессмысленно – надо лишь достойно поддерживать приемлемое для человека (жреца, вождя, скотовода, воина) равновесие.

Видимо, к концу IX в. до н. э. в «энергетическом центре» европеоидных скотоводов степной Евразии (горно‑ степной узел Алтай‑ Саяны‑ Хангай между Балхашем и Байкалом) происходит переход к кочевому хозяйству и возникают военизированные объединения кочевников под властью могущественных «царей». Память о неком «царе Аримаспе» сохранила античная традиция (Ференик). На рубеже IX–VIII вв. до н. э. сооружается грандиозный курган Аржан в Туве, в материалах которого, несмотря на его ограбление, археологи находят доказательства больших размеров территории, находившейся в подчинении и в зависимости от погребенного вождя; на обнаруженных предметах присутствуют почти все основные образы складывающегося «звериного стиля», выражающего идеологию ранних кочевников.

Около 770 г. до н. э. под ударами северных кочевников гибнет крупнейшее государство Китая – Западное Чжоу, что говорит о возрастании мощи и агрессивности степняков. С этого времени дуалистические религиозные представления, имевшие до сих пор преимущественно онтологические и природные основания, начинают более остро испытываться дуализмом социально‑ экономическим и политическим. Возрастающая агрессивность кочевнических новообразований требует ответа со стороны традиционных скотоводческих сообществ степи и складывающихся к югу от нее земледельческо‑ скотоводческих раннегосударственных объединений Средней Азии и Ирана. Таким ответом стало учение Заратуштры, одного из древнейших пророков‑ поэтов «осевой эпохи». Ответом же кочевнической степной Скифии, откуда был изгнан Заратуштра и его учение, стало то жестокое (но не менее мужественное) мировоззрение, которое в заостренной, полемической форме приписывают поклонникам Ангхро Майнью и даэва зороастрийские сочинения, а в более объективной форме изображают греческие авторы (по Геродоту, его характеризуют ежегодные человеческие жертвы «священному золоту» и богу войны, ослепление всех пленных, поедание плоти родителей и т. д. ). Недаром Эсхил избирает местом «всемирного страдалища» для Прометея и Ио именно Скифию – от западных границ у Карпат через Боспор Киммерийский до Алтая.

Наиболее полное выражение это мировоззрение, за отсутствием собственно скифских письменных источников, нашло в «скифском зверином стиле». Этот термин в данной работе мы употребляем в расширенном смысле, понимая под ним как наполненные образами животных изделия скифских мастеров, найденные от Дуная до Хангая, так и сделанные по скифскому заказу с использованием тех же или аналогичных по семантике образов иных традиций изделия урартских, греческих, малоазийских мастеров VII–IV вв. до н. э., выражавших единое в основных чертах скифское мировоззрение. О значении образов животных и птиц для воплощения высших образов религии кочевников говорят и многие гимны «Авесты», и этнонимы кочевников: турийа (туры, т. е. «дикие (? ) быки»), саки / саги («олени», «сохатые», по Абаеву), аримаспы (некие «кони»). Арсенал исходных образов «звериного стиля» складывается на востоке степной зоны к рубежу IX–VIII вв. до н. э., а отчетливо выраженная идея «благого терзания», обеспечивающего круговорот жизни, фиксируется на изделиях с VII в. до н. э. (ножны Келермесского меча и др. ), после межэтнических военных столкновений и миграции предков царских скифов на запад в конце VIII в. до н. э. Видимо, сложение этого стиля в его динамическом варианте, отражающем формирование соответствующего мировоззрения, падает на VIII – нач. VII в. до н. э., т. е. на то же время, что и деятельность Заратуштры и его учеников.

На произведениях «звериного стиля», рассматриваемых совместно с сопутствующими артефактами и на фоне скифской мифологии и религии, можно выделить два взаимосвязанных круга образов: а) олень – конь – горный козел – солярный или астральный знак – третий глаз мужей аримаспов. В этих образах и в их комбинациях выражены преимущественно благие божества и их «силы» и функции. Это образы «потока жизни», упоенности ею, образы покоя и полета в покое, образы «божества в силах и славе», образы религиозного познания и попыток прорыва к сути бытия; б) кошачий хищник – хищная птица (или ее клюв) – различные грифоны – культ меча – некоторые агрессивные и опасные боги и демоны, а также стражи иных уровней бытия. Это образы «смерти, обновляющей жизнь через растерзание», образы самодостаточные и композиционно замкнутые сами на себя.

Взаимодействие этих двух образных систем и обеспечивает «поток вселенского бытия», не ограниченного жизнью человека, оленя или даже бога. Представляется, что в этом «зверином стиле мировоззрения» беспощадно и точно выражена основная и обычно не называемая прямо оппозиция жизни, а именно оппозиция «безмерного обаяния жизни» и «всемирной пытки» (в разных формах), прохождение через которую является условием продолжения жизни на всех постигаемых уровнях нашего бытия.

Обнажение и приятие жестокого взаимодействия двух означенных систем отнюдь не исчерпывает всего богатства образов и идей скифского мировоззрения, но определенно является его «основным механизмом» и его отличием от других великих мировоззренческих систем «осевой эпохи». С трудом улавливается в скифском искусстве и мифологии образ некоего превышающего и объединяющего обе оппозиции начала. Образ этого Высшего Единства довольно неопределенен и двусмысленен и в зороастризме; наиболее емкое его оформление среди религий иранского круга дает зерванизм. Отчасти это Единство выражено в свето‑ огненной сути самого священного золота, примерно соответствующего Хварэне и Аше/Арте (огненной божественной справедливости) зороастризма; другие его образы – мировое древо, мировая растительно‑ звериная сеть (обкладка пояса из Зивие). Иногда Высшее Единство как будто представлено в образе женского божества огненной или растительной природы, которое, судя по соотнесенной с ней системе изображений, вполне положительно относится к мироустройству, основанному на оплаченном страданием очаровании жизни.

Город феаков на острове Схерия в «Одиссее» и город Акротири на острове Каллиста‑ Фера‑ Санторини [38]