 |
Глава 1. Этническая принадлежность росов
|
|
|
|
Флот росов в IX-XI вв. по византийским источникам
Доклад
Студентки II курса Агарковой А.С.
Группа №2032
Руководитель семинара:
к.и.н., доц. Талызина А.А.
Москва, 2013
Оглавление
Введение…………………………………………………………………………………3
Очерк историографии……………………………………………………………………5
Источниковедческий обзор……………………………………………………………..10
Глава 1.Этническая принадлежность росов…………………………………………….16
Глава 2. Флот…………………………………………………………………………...21
2.1.Суда росов…………………………………………………………………………. 21
2.2.Маршруты росов……………………………………………………………………24
2.3. Византийский флот………………………………………………………………...27
Глава 3. Морские походы росов………………………………………………………..29
3.1. Поход 860 года…………………………………………………………………….29
3.2. Поход 907 года…………………………………………………………………… 31
3.3. Поход 941 года……………………………………………………………………33
3.4. Поход 1043 года…………………………………………………………………. 35
Заключение……………………………………………………………………………37
Приложения ………………………………………………………………………….38
Список источников и литературы...............................................................................41
Введение
Зарождение русского флота традиционно связывается с именем Петра I. Во втором Азовском походе 1696 года впервые участвовали 2 линейных корабля, 4 брандера, 23 галеры и 1300 стругов, возведенных на р. Воронеж, которые сыграли немалую роль в успешном взятии крепости. А уже 20 октября того же года Петр, во время «сидения с боярами в делах» в с. Преображенском, предложил создать «флот или караван морской в 40 или вяще судов состоящий»[1]. Боярская дума постановила: «Морским судам быть»[2]. Таким образом, эта дата считается днем создания российского регулярного флота.
|
|
|
Однако история судоходства в нашей стране, безусловно, началась задолго до преобразований Петра Великого и имеет гораздо более древние корни. Уже на заре становления древнерусского государства уровень развития речного и морского каботажного флота позволял нашим предкам ходить на большие расстояния из Киева по Днепру в море и даже совершать дерзкие набеги на неприступную столицу Византии – легендарный Царьград. Конечно, наступивший в середине XII в. период феодальной раздробленности и последовавшее за ним монголо-татарское завоевание в значительной мере подорвали мощь русского судоходства. Однако в IX-XI вв. наш флот вызывал почтение и наводил ужас на обитателей Причерноморья, Приазовья и Прикаспия. О том, сколь велика была слава росов-мореходов, можно судить по сообщению известного арабского путешественника, географа и историка Аль-Масуди, писавшего, что Черное море (в его работе «Золотые луга» именовавшееся также Найтас) «есть море Русское; никто, кроме них (русов) не плавает по нему»[3].
Если сведения о русских мореплавателях достигли пределов отдаленного арабского мира, то не стоит удивляться, что немало информации о них, а также их морских походах можно почерпнуть в источниках, созданных на территории Византийской империи - государства, с которым наша страна была теснейшим образом связана с самых ранних этапов своего становления. Хроники Иоанна Скилицы, Георгия Кедрина, Иоанна Зонары, труды Льва Диакона, Михаила Пселла существенно дополняют картину русско-византийских отношений в IX-XI вв., обрисованную нашими летописями (к примеру, «Повестью временных лет»), а сочинение императора Константина Багрянородного «Об управлении империей» сообщает немаловажные факты об особенностях строительства флота росов, виде судов, маршруте русских купеческих флотилий, которым те достигали Константинополя.
|
|
|
Однако приводимые византийскими источниками сведения не столь однозначны, как это может показаться на первый взгляд, и порождают немало вопросов и дискуссий в рядах исследователей. К примеру, одной из самых сложных является проблема этнической принадлежности росов, достигавших на своих судах стен Царьграда. По одной из теорий, это были скандинавы, варяги, изначально именовавшиеся «русью», которые подчинили восточнославянские племена и другие народы, обитавшие на территории будущего Древнерусского государства, и таким образом это имя постепенно распространилось на все исконное население. Другая же версия отстаивает славянское происхождение росов, подчеркивая, что переселявшиеся в восточнославянские земли варяги принимали местное название[4]. В целом же, за вопросом об этнической принадлежности тавроскифов (так в византийских источниках именовали русских) скрывается давняя проблема образования нашего государства, споры о роли славянского и варяжского элементов в этом процессе.
Немаловажным моментом является и отсутствие в византийских источниках свидетельств о событиях, описанных в русских летописях. Так, ни в одном из них не сообщается о знаменитом походе князя Олега на Царьград в 907 году, который подробно освещен в «Повести временных лет».
Таким образом, цель данной работой включает в себя несколько аспектов. Во-первых, это попытка на основании сведений, приводимых византийскими источниками, установить, что представлял собой древний русский флот, а также каковы были речные и морские маршруты наших первых судоходов. Вторая задача - рассмотреть историю самых крупных морских походов росов на Константинополь и их влияние на русско-византийские отношения; и, наконец, по возможности затронуть уже упоминавшийся дискуссионный вопрос этнической принадлежности росов.
Очерк историографии
Истории русского флота посвящено довольно значительное количество трудов. Однако, большая их часть рассматривает его становление лишь со времен Петра I, в свете чего для разработки данной темы особое значение приобретают работы, посвященные именно раннему этапу развития флота в России.
|
|
|
Небольшая по объему статья Г.И. Анохина «И принудил греков платить дань…», опубликованная в журнале «Родина», посвящена тайным речным маршрутам росов, позволявших им совершать опустошительные набеги и в Черном, и в Каспийском морях, захватывать добычу у иных народов - в Дербенте (Дагестан), на берегах Табаристана (Персия)[5]. Значительный интерес представляет карта этих маршрутов, созданная автором на основании многолетних личных изысканий по этому вопросу (см. Приложения, изображение 4).
В I томе труда «История культуры Древней Руси», созданного целым коллективом авторов, который охватывает период до монгольского нашествия, одна из глав, написанная Н.Н.Ворониным, посвящена средствам и путям сообщения той эпохи. Значительное место отведено исследователем роли судоходства в жизни наших предков. Н.Н.Воронин описывает различные виды речных и морских судов, показывает, как происходило развитие и усложнение их конструкции с течением времени. Основным источником для автора является сочинение Константина Багрянородного «Об управлении империей», опираясь на который, он восстанавливает путь русов из Киева в Царьград. Однако Н.Н.Воронин не обходит вниманием и новгородские морские путешествия, не отраженные в трудах византийских историков и хронистов.
Автор отмечает, что если хозяевами Черного моря были русы, давшие ему свое имя, то на Балтийском господствовали норманны, вследствие чего оно было прозвано «Варяжским»[6]. Связи Новгорода с Готландом и торговыми городами Северной Европы неизбежно приводили к столкновениям новгородских «лодий» с флотилиями скандинавов. Очевидно, что для таких морских походов новгородцы располагали соответствующими судами. Н.Н.Воронин пишет, что в русском археологическом материале пока не обнаружено аналогий крупным скандинавским кораблям, поэтому он рассматривает их возможный внешний облик и конструкцию, основываясь на данных о типах судов у норманнов[7]. Некоторое представление о кораблях новгородцев может дать также их описание в былинном эпосе, к примеру, в цикле о Садко.
|
|
|
Автор раскрывает и культурный аспект значения судов в жизни русов – роль ладьи и челна в погребальном обряде. Эти средства передвижения использовались как при сожжении тела, так и при традиционном погребении. Само сходство челна с гробовой колодой – «будой» - отразилось в названии подобной долбленки – «бударки»[8]. Н.Н.Воронин отмечает, что известный эпизод мести княгини Ольги, зарывшей древлянских послов в ладьях, тоже является отзвуком значения ладьи в погребальном обряде.
Особое значение для разработки темы данной работы имеет труд Н.П. Загоскина «Русские водные пути и судовое дело в допетровской России. Историко-географическое исследование». Автор предпринимает попытку систематизировать сведения источников о «старинных русских водных путях сообщения»[9], подробно рассматривает историю судостроения, при этом останавливаясь на его особенностях, характерных для различных регионов нашего государства: Приднепровской Руси, Балтийском, Беломорском, Волжско-Каспийском, Донецко-Азовском бассейнах и даже Сибири.
Безусловно, в рамках темы нашей работы наибольший интерес представляют очерки, посвященные южным (Киевским) водным путям и судовому делу в районе Приднепровской Руси. Н.П.Загоскин детально рассматривает знаменитый путь «из варяг в греки», отмечая некоторую неопределенность его описания в летописях. Используя свидетельства Константина Багрянородного о днепровских порогах, он восстанавливает этот древний маршрут плавания росов. Обращаясь к истории судостроения на Руси, автор описывает вероятные формы и стадии его развития. Особую значимость имеет анализ древнейших судовых терминов и их происхождения, включающих понятия, употреблявшиеся в Русской правде в статье, которая была посвящена штрафам, выплачивавшимся в случае кражи предметов судоходства.
В.В. Мавродин в своей работе «Начало мореходства на Руси» возводит истоки русского судового дела к антам (так, по его мнению, именуют восточных славян византийские источники VI-VII вв.[10]), таким образом относя выход наших предков на просторы морей не к IX веку, а к значительно более раннему времени, хотя прямых указаний на это в источниках не встречается[11].
Автор отмечает, что основным направлением походов росов была Византия, тесные связи с которой установились еще на заре русской государственности. О русских же походах на Каспийском море мы узнаем в основном из восточных источников, что В.В. Мавродин объясняет меньшей заинтересованностью киевских князей в набегах на этот регион, следовательно, они в большинстве случаев предпринимались из других центров Руси[12].
|
|
|
Отдельная глава посвящена различным типам русских судов, технологиям их строительства. В.В.Мавродин приходит к выводу, что такие качества судов русов, как легкость, подвижность и быстроходность, возможность плавания по мелководью (недоступная для тяжелых кораблей византийского флота), диктовали и соответствующую тактику ведения боевых действий на море[13]: русские внезапно и стремительно нападали на противника, пытаясь сойтись борт к борту, взять врага на абордаж, при неудаче быстро отходили, рассыпаясь по морю и стараясь ускользнуть от преследования. Еще одной характерной чертой стратегии росов являлось единство военных действий на суше и на воде, примером чему может служить поход на Константинополь в 1043 году.
Все рассмотренные работы дают возможность составить представление о древнерусском флоте, однако важно знать, какими силами на море располагала и Византия, бывшая объектом столь многих походов росов.
Этой цели может служить монография Г.Г.Литаврина «Византийское общество и государство в X-XI веках». В одной из глав автор отводит довольно значительное место рассмотрению состояния армии и флота империи в указанный период. Г.Г.Литаврин пишет, что за ослаблением борьбы с арабами в конце Х - начале XI вв. последовал постепенный упадок военного морского флота государства, однако в моменты опасности мобилизация всех его сил все еще приносила византийцам успех в сражениях на море. В это время теряют свое значение стоянки военного флота на малоазийском побережье, которые постепенно переоборудовались в стоянки торгового флота, военно-морскими же базами становились некоторые города на европейском побережье (Анхиал, Месемврия)[14]. Усилившаяся в конце XI века норманнская опасность потребовала от династии Комнинов реорганизации флота на новых началах, однако он так и не обрел былого могущества.
Сведения о том, какие типы судов входили в состав византийского флота можно почерпнуть в работе А.П.Шершова «История военного кораблестроения с древнейших времен до наших дней». В главе, посвященной кораблестроению в Средние века, рассматриваются дромоны – корабли, составлявшие основу флота империи. Они представляли собой гребные суда с пропорциональными размерами, имели вспомогательные паруса и отличались особой легкостью хода[15]. Дромоны использовались как для военных целей, так и для торговли. Малые, более легкие дромоны назывались панфилами.
Для разработки темы данной работы полезно привлечь и труды, не связанные непосредственно с историей русского флота, но дающие представление о некоторых аспектах русско-византийских отношений, в частности, о том влиянии, что оказывали на них морские походы росов.
М.В.Левченко в монографии «Очерки по истории русско-византийских отношений» затрагивает несколько вопросов, интересующих нас в рамках нашей темы. В первую очередь, это проблема этнической принадлежности росов. М.В.Левченко выступает с последовательной критикой «норманнской» теории их происхождения. Он соглашается с тем, что варяги могли участвовать в нападении Руси на Константинополь в 860 г., но подчеркивает - русские были известны византийцам и раньше. Следовательно, народом, дерзко совершавшим набеги на Царьград, были вовсе не скандинавы, а славяне, уже в начале IX века имевшие некое политическое образование, о котором до нас не дошли сведения.
Монография также освещает истоки конфликтов Руси и Византии 941 и 1043 г., которые нельзя четко вывести из сообщений византийских источников. Интересна оценка, которую М.А.Левченко дает Константину Багрянородному в связи с его свидетельствами о росах. По мнению исследователя, император относился к Руси враждебно, а потому не мог быть объективным[16]. Именно поэтому при анализе его известий о Руси обнаруживается, что он вносит ряд ошибочных сведений, в частности, в сообщение о торговом пути по Днепру, показывающих недостаточное знакомство византийского правителя с реальным положением дел.
Г.Г.Литаврин рассматривает отношения Руси и Византии в статье «Русско-византийские связи в середине X века», опубликованной в журнале «Вопросы истории». Большая часть данной статьи посвящена вопросу крещения княгини Ольги и ее посольства в Константинополь. Автор подвергает сомнению официальную дату поездки княгини в Царьград – 957 год - считая, что на самом деле Ольга побывала в Византии дважды - в 946 и 954 или 955 г., когда и приняла христианство[17]. Для нас наибольший интерес представляет мнение Г.Г.Литаврина о результатах первой поездки: в ходе этого дипломатического визита был переутвержден договор 944 г., явившийся следствием неудачных морских походов князя Игоря на Константинополь в 941-943 гг.
Работа В.Т.Пашуто «Внешняя политика Древней Руси» отображает все многообразие отношений, связывавших наше государство с другими народами и, безусловно, особое место в их системе занимала Византия. Автор кратко, но емко описывает характер и итоги основных столкновений Руси и Византии на протяжении IX-XI вв. Особенно значимым представляется взгляд В.Т.Пашуто на истоки конфликта 1043 года: по его мнению, одной из причин могла быть перемена политического курса Константина IX Мономаха, сопровождавшаяся уменьшением русского политического, торгового и церковного влияния в Константинополе[18]. В качестве же предлога для похода, согласно версии автора, было использовано убийство русского посла (как и утверждал византийский историк Иоанн Зонара).
Таким образом, историография дает возможность довольно полно осветить различные аспекты темы данной работы. Главной же ее целью является не просто описать различные виды судов, входивших в древнерусский флот, технологию их постройки и т.д., но охарактеризовать ту роль, которую он сыграл в важных политических событиях IX-XI вв., нашедших отражение в византийских источниках.
Источниковедческий обзор
Тесные отношения, связывавшие Русь и Византию с самых первых этапов становления нашего государства, не могли не найти отражения в источниках, созданных в тот период. Мы привыкли рассматривать эти отношения преимущественно через призму сообщений, содержащихся в русских летописях, однако не менее важно иметь возможность взглянуть на устоявшиеся представления под другим углом. Свидетельства византийских историков и хронистов (Иоанна Скилицы, Льва Диакона, Иоанна Зонары и др.) позволяют сделать это, значительно дополняя картину политических и культурных связей Византийской империи и Руси.
В качестве одного из основных источников для разработки темы данной работы было использовано сочинение императора Константина Багрянородного (908-959) «Об управлении империей», составленное в 948-952 гг. Труд Константина предназначался юному наследнику престола, будущему Роману II (959-963), и являлся своего рода справочником-руководством по управлению государством. Трактат состоит из 53 глав, содержащих бесценные сведения о печенегах, армянах, грузинах, венграх, хазарах и ряде других народов, которые находились в сфере интересов византийской политики. В сочинении также описывается история арабов, приводятся важные свидетельства о странах европейского Средиземноморья: Испании, Италии и Далмации.
Описанию русских земель Константин Багрянородный посвятил 9 главу, озаглавленную «О росах, отправляющихся с моноксилами из Росии в Константинополь». Однако прежде чем более подробно остановиться на этих сведениях, стоит коснуться некоторых обстоятельств биографии императора, дающих представление об этой незаурядной личности.
Имя Константина Багрянородного в гораздо большей мере связано с особым расцветом культуры Византии во время его царствования, получившим название «Македонского ренессанса» (по имени правящей династии), чем с его государственными свершениями. Несмотря на тот факт, что ни один византийский император, начиная с Константина Великого, т.е. с IV по X в., не занимал официально трон так долго, как Константин Багрянородный, его самостоятельное правление продолжалось лишь с 945 по 959 гг.
Это обстоятельство связано с перипетиями трудной личной судьбы Константина. Единственный (и притом внебрачный) сын императора Льва VI Философа он был в возрасте трех лет (908 г.) провозглашен соправителем своего отца, который делал все возможное, чтобы закрепить престол за своим наследником. К несчастью, в 912 г. Лев VI скончался, поручив заботу о малолетнем Константине своему брату Александру. Как утверждала молва, тот отнюдь не питал теплых чувств к племяннику и, возможно, даже намеревался уничтожить его физически[19]. Как подтверждение этого замысла расценивались последовавшая после воцарения Александра ссылка матери Константина Зои Карбонопсины (что означает «Огненноокая») и опала сановников и слуг, приближенных к Льву VI. Однако планам Александра, даже если он их и вынашивал, не суждено было сбыться: правитель скоропостижно умирает уже в 913 г.
При юном императоре формируется регентский совет, в который вошли патриарх Николай Мистик, командующий императорским флотом (друнгарий флота) Роман Лакапин, а также возвращенная из ссылки мать Константина Зоя. Затяжные тяжелые войны с Болгарией, вспыхнувшие снова с 913 г., обусловили повышение при дворе роли военных, в том числе Романа Лакапина, пользовавшегося поддержкой столичной бюрократии и части провинциальной знати.
Желая упрочить свое положение, Роман в 919 г. выдает замуж за Константина свою дочь Елену, и вскоре получает высокий чин васиолепатора ("отца императора"), предоставляющий преимущественное право среди других вельмож участвовать в управлении империей. Осенью следующего года Константин венчал Романа как кесаря (титул давался, как правило, лишь близким родственникам императора), а в конце того же года — как своего соправителя. Регент, тесть и соправитель, Роман I Лакапин (920—944) таким образом, оттеснил юного василевса от управления империей на четверть века.
Отстраненный на столь долгий срок от государственных дел, Константин посвящает себя изучению различных наук, ознакомлению с наследием античной культуры, чем сыскивает себе славу одного из самых образованных людей своего времени. Под его руководством было составлено до 53-х сборников, большая часть которых безвозвратно утрачена. Сохранившиеся же донесли до нас, хотя и в сокращениях или в выписках, немало утерянных трудов, в том числе сочинения Приска Панийского и Менандра Протиктора, посвященные описанию народов, с которыми империя сталкивалась в V—VI вв., и дипломатическим контактам с ними[20]. Помимо трактата «Об управлении империей» его перу принадлежат сочинения «О фемах» и «О церемониях», в котором, в частности, описывается визит в Константинополь княгини Ольги.
Как уже упоминалось выше, в 9 главе труда «Об управлении империей» Константин Багрянородный приводит краткое описание экономического и политического устройства Руси. Император сообщает о том, как проходило полюдье, упоминает о княжении Святослава в Новгороде, свидетельств о котором нет в русских летописях. Тот факт, что в трактате раздельно описывается народ русь и их пактиоты (данники), в качестве которых выступают восточные славяне, а также приводимый Константином перечень днепровских порогов, имеющих и «росское», и славянское название, послужили причиной оживленных дискуссий в историографии по вопросу об этнической принадлежности росов. В рамках темы данной работы большое значение имеют также сведения о русских судах и торговом пути из Киева в Царьград.
Сочинение «Об управлении империей» содержит в основном фактический материал о росах, морские же походы древнерусского флота описывают другие источники. Одним из них является «Хронография» Продолжателя Феофана, охватывающая период с 813 по 961 гг., от правления Льва III Армянина до царствования Романа II, сына Константина Багрянородного. Она состоит из VI книг, являющихся жизнеописаниями византийских царей указанного периода.
Даже при беглом чтении «Хронографии» становится очевидно, что это сочинение – плод творчества не одного, а по меньшей мере трех или четырех авторов. Составитель первых четырех книг анонимен. Из предисловия известно лишь, что он составлял их по приказу Константина Багрянородного, который сам «трудолюбиво собрал и обозримо изложил»[21] весь материал, лишь «взяв в помощники руку» [22] автора для записи. Исходя из этого, можно предположить, что автором был один из ученых секретарей императора, которому была поручена обработка собранного василевсом материала.
Совершенно особое место занимает V книга, являющаяся жизнеописанием Василия I (867-886), основателя Македонской династии и деда Константина Багрянородного. Оно приписывается самому императору, хотя его авторство не может не вызывать определенных сомнений. В частности, в некоторых местах Константин упоминается в третьем лице, порой ему даже адресованы неумеренные восхваления.
Что касается последней, VI книги, то она представляет собой совершенно отдельную по происхождению часть, объединившую рассказы о царствовании нескольких императоров (от Льва VI до Романа II). Вероятно, она была написана двумя разными авторами. Первая часть VI книги (описывающая события до 948 г.) почти дословно пересказывает текст редакции хроники Симеона Логофета и, очевидно, было составлена в царствование Никифора Фоки (963-969), поскольку называет его императором, а преемник Никифора Иоанн Цимисхий упоминается как частное лицо. Вторая часть неожиданно обрывается на рассказе о 961 г. и явно написана кем-то из современником событий.
Таким образом, «Хронография» Продолжателя Феофана представляет собой своеобразный «летописный свод», компиляцию из разных произведений, объединенных достаточно механическим путем и даже плохо согласованных друг с другом. По одной из версий, редактором свода или автором отдельных его частей мог быть мистик (доверенный секретарь) Константина Багрянородного, эпарх Константинополя Феодор Дафнопат[23].
В первую очередь сведения о росах содержатся в IV книге, описывающей правление Михаила III (842—867). Здесь кратко повествуется о первом зафиксированном источниками нападении русских на Константинополь в 860 г. Интересно, что автор сообщает о последовавшем вскоре после похода посольстве росов, которое «прибыло в царственный город, прося приобщить их божьему крещению»[24].
Речь в данном отрывке идет о первом, так называемом «Фотиевом» (по имени патриарха Фотия), крещении Руси, произошедшем за столетие до официальной даты принятия христианства князем Владимиром. Это событие породило множество споров и научных дискуссий, так как в V книге того же Продолжателя Феофана говорится, что обращение русских в христианство было совершено патриархом Игнатием при императоре Василии I[25]. Неопределенность даты первого крещения заставляет исследователей выдвигать самые разнообразные версии, однако согласие по данной проблеме научным сообществом пока не достигнуто.
Еще одно важное для нас свидетельство приводится в VI книге: жизнеописание Романа I Лакапина (920-944) содержит подробное сообщение о походе князя Игоря на Константинополь в 941 г., описывающее ход сражения византийцев и русских, а также второй бой, случившийся во время попытки истощенных росов вернуться домой.
Трактат «Об управлении империей» и Продолжатель Феофана могут служить источником лишь для событий IX-X вв., последний же поход росов на Константинополь в 1043 г. освещен в «Хронографии» Михаила Пселла (1018 – ок.1078, по другой версии 90-е гг. XI в.) – ученого монаха, приближенного 9 византийских императоров. Его сочинение охватывает столетний период истории Византии (976-1075 гг.), начиная с правления Василия II (976-1025) и заканчивая царствованием Михаила VII Дуки (1071-1078). Жизнеописания всех императоров, за исключением Василия II и его брата Константина VIII (1025-1028), источники для биографий которых нам неизвестны, излагаются на основании собственных воспоминаний Пселла, что придает данному труду особую ценность как первоисточника. Безусловно, «Хронография» не лишена недостатков: сообщения писателя часто носят отрывочный характер, автор не приводит никаких дат, а зачастую даже путает последовательность событий. Однако, несмотря на это, без ссылок на сочинение Пселла не обходится практически ни одно исследование о Византии XI века.
Сам Михаил (в миру – Константин) Пселл был одним из самых незаурядных и неоднозначных представителей византийского общества той эпохи. Выходец из семьи чиновника средней руки, он рано обнаружил выдающиеся способности и тягу к учению. Главным предметом его занятий с малых лет стала риторика. Некоторое время Пселл обучался в школе известного ритора и поэта Иоанна Мавропода, в дальнейшем ставшим его ближайшим другом.
Школу Мавропода Пселл покидает в 1037-38 гг., тогда же он уезжает и из столицы. Однако уже в 1041г. будущий автор «Хронографии» возвращается в Константинополь, где получает должность одного из императорских секретарей.
С началом царствования Константина IX Мономаха (1042-1055) связан крутой карьерный взлет Пселла. Император, любивший науки, приблизил к себе искусного ритора. В это время Пселл – ипат философов (т.е. глава философской школы), первый оратор на всех торжественных дворцовых церемониях, произносящий витиеватые похвальные речи в честь василевса. Он входит в близкий круг Константина Лихуда, «первого царского министра»[26], одного из самых образованных людей своего времени, объединившего вокруг себя таких интеллектуалов, как Иоанн Мавропод и Иоанн Ксифилин (соученик Пселла и будущий патриарх).
Однако полоса успеха длилась недолго. Около 1050 г. положение Константина Лихуда при дворе пошатнулось. Его друзья тоже больше не чувствовали себя в безопасности, в результате чего постепенно отдалялись от придворной жизни и покидали Константинополь. Ранее между членами кружка было заключен договор, согласно которому в случае неблагоприятных перемен они все должны были принять монашество. Первым безропотно подчинился этому соглашению Иоанн Ксифилин, удалившийся в монастырь на горе Олимп в Малой Азии, затем на духовную стезю после долгих уговоров Пселла вступил и Иоанн Мавропод. Однако сам Пселл не торопился выполнять обещание, не желая менять преподавательскую и политическую деятельность на уединение монастырской кельи.
Лишь в начале 1055 г. писатель нехотя принимает постриг. Однако будучи слишком светским человеком для тихой и размеренной монастырской жизни, он пользуется первым же предлогом вернуться в Константинополь. Но и здесь его устремления не встречают понимания: придворные выражали недовольство тем, что за государственные дела хочет приняться монах и философ. Раздраженный таким отношением Пселл дает резкую отповедь своим оппонентам: истинный философ не только может, но и должен заниматься политикой, а сам он, как настоящий ученый, тяготеет к обоим родам деятельности – ученой и государственной[27].
С этого времени судьба Пселла окончательно связана с императорским двором: в 1057 г. он был посланником Михаила VI Стратиотика (1056-1057) к восставшему Исааку Комнину, при самом Исааке (1057-1059) получил должность проэдра синклита (председателя сената), а Константин X Дука назначил его воспитателем наследника престола, будущего Михаила VII (1071-1078). Однако Михаил Пселл не оставлял и свою писательскую деятельность: помимо «Хронографии» из-под его пера вышли около 80 ораторских произведений (похвальные речи, эпитафии), ученые и философские трактаты.
Таким образом, для разработки выбранной нами темы были использованы одни из самых известных источников по истории Византии IX-XI вв. Несмотря на то, что объем содержащихся в них сведений о росах и их походах на Константинополь значительно меньше, чем в русских летописях, они дополняют свидетельства наших историков и хронистов важными фактами и подробностями, определенными деталями, которые нельзя найти в источниках, созданных на Руси.
Глава 1. Этническая принадлежность росов
«Царь Василий порицал неблагодарных ромеев, и поскольку незадолго, перед тем явился к нему отряд отборных тавроскифских воинов, задержал их у себя, добавил к ним других чужеземцев и послал против вражеского войска»[28]. В этом отрывке Михаил Пселл пишет об одном их эпизодов выступление Варды Фоки (987-989), племянника императора Никифора II, против молодого правителя Василия II. Этот мятеж явился одним из самых драматических событий истории Византии X века, но для нас более важным является не данное восстание, а сообщение Пселла о том, что на помощь императору Василию пришел отряд тавроскифских воинов. Тавроскифами в византийских источниках называли русских. В данном случае речь идет о 6-тысячном отряде, посланным по просьбе императора киевским князем Владимиром, женатом на его сестре Анне. Но кем были эти тавроскифы, пришедшие оказать Василию II поддержку в борьбе с мятежниками – варягами или славянами? Этот вопрос и будет рассмотрен в данной главе.
«Противостояние» сторонников «норманнской» и славянской теорий происхождения росов зародилось в XVIII столетии. Норманнская гипотеза была впервые сформулирована немецкими учеными, работавшими в Российской академии наук - Г.З.Байером, Г.Ф.Миллером и А.Л.Шлецером. Выступив с критикой подобной точки зрениия, В.Н.Татищев и М.В.Ломоносов разрабатывают славянскую теорию. С этого времени продолжаются споры и дискуссии исследователей, породившие обширную историографию.
Одним из главных аргументов поборников скандинавской теории происхождения росов являются приводимые Константином Багрянородным русские и славянские названия днепровских порогов[29].
Всего император перечисляет 7 порогов. Первый порог и по-славянски, и по-русски называется Эссупи, что означает «не спи». Однако далее начинаются различия. Второй порог именуется по-росски Улворси, а по-славянски Островунипрах, что значит «Островок порога»; третий имеет только росское название Геландри, по-славянски обозначающее «Шум порога». Отсутствие славянского топонима обычно объясняется случайным пропуском Константина Багрянородного. Четвертый порог – «нарекаемый по-росски Аифор, по-славянски же Неасит, так как в камнях порога гнездятся пеликаны»[30]; пятый – именуется на росском Варуфорос, а по-славянски Вулнипрах, значение названия не объясняется; шестой порог носит росское имя Леанди и славянское Веручи, означающее "Кипение воды"; наконец, седьмой порог Днепра называется по-росски Струкун, а по-славянски Напрези, что переводится как "Малый порог".
По мнению сторонников норманизма, росские названия порогов наиболее удовлетворительно этимологизируются из древнескандинавского языка. Такую точку зрения высказывают, в частности, Е.А. Мельникова и В.Я. Петрухин в комментариях к 9 главе трактата «Об управлении империей»[31]. Согласно их мнению, кроме вполне явной скандинавской этимологии корней названий, в пользу скандинавской принадлежности говорит и их структура, соответствующая основным типам образования микротопонимов, обозначающих в странах Скандинавии островки на реках, мели, пороги и пр. По морфологической структуре авторы подразделяют росские названия на следующие группы:
1) Апеллятивы (имена нарицательные) + географический термин fors (от др.-исл. fors, др.-шв. foss — "водопад"). К этой группе относятся названия второго, пятого и, возможно, четвертого порогов, которые аналогичны Storfors, Degefors, Langfors, Hogfors, Djupfors и др. в Швеции, где апеллятивы характеризуют называемый объект (ср. топонимы с терминами holmr — остров", grynna — "подводная мель", har(a) — "каменная мель" и др).
2) Причастия настоящего времени от глаголов, характеризующих порог по действию: третий и шестой пороги. Эта форма также широко распространена в микротопонимии Скандинавии: ср. Rjukandi ("дымящийся" — название водопада в Норвегии), Drifandi ("бьющий вверх" — водопад в Исландии), Rennandi ("бегущий" — мифологическая река в "Старшей Эдде").
3) Именное название порога, характеризующее его, — седьмой и, возможно, четвертый пороги.
Однако гипотеза сторонников норманнской теории не лишена слабых мест. К при
меру, название первого порога, Ессупи, невозможно вывести из скандинавских корней[32]. Неоднозначность происхождения названий порогов, таким образом, породила множество версий и теорий.
Так, некоторыми исследователями высказывалось весьма спорное предположение о том, что росские названия являются переводами славянских[33]. Данная версия, однако, была опровергнута и не получила дальнейшего развития. Н.П. Загоскин полагал, что росские названия порогов имеют южнорусское славянское происхождение, а славянские - севернорусское. По его мнению, новгородские славяне тоже довольно рано узнали о водном пути «из варяг в греки», пользовались им и, следовательно, были непосредственно связаны с днепровскими порогами[34].
С моей точки зрения, наиболее взвешенной представляется гипотеза М.В.Левченко, считавшего, что названия порогов представляли собой своего рода «международную географическую номенклатуру», которой, вероятно, следовали все, кто проезжал по Днепру[35]. Поскольку путем по Днепру пользовались представители разных народностей, естественно полагать, что они принимали участие в выработке данной номенклатуры, в основе которой, таким образом, лежали как скандинавские и славянские, так и корни других языков.
Еще одним указанием на то, что росы были народом, отличным от славян, для норманистов является описание полюдья: «Когда наступит ноябрь месяц, тотчас их архонты выходят со всеми росами из
|
|
|
