 |
Майкл Фрейн. «Копенгаген».
|
|
|
|
Первый акт.
Маргрет Ну, зачем?
Бор Что зачем? Ты всё ещё об этом?
Маргрет Зачем он приезжал в Копенгаген?
Бор Какое это имеет значение, дорогая, - особенно теперь, когда нас троих уже давно нет на свете?
Маргрет Некоторые вопросы живут дольше, чем мы.
Бор Некоторые вопросы остаются без ответов.
Маргрет Ради чего он приезжал? Что он пытался тебе сказать?
Бор Он же потом всё объяснил.
Маргрет Потом он объяснил. И не один раз. Только с каждым разом понять его становилось всё труднее.
Бор Ты не находишь, что он просто хотел поговорить?
Маргрет Поговорить? С врагом? Во время войны?
Бор Маргрет, дорогая, ну какие там враги…
Маргрет В сорок первом!
Бор Гейзенберг был одним из самых близких наших друзей.
Маргрет Гейзенберг был немцем. А мы датчане. Которых оккупировала Германия.
Бор От этого, конечно, нам было не легче.
Маргрет Я никогда не видела тебя таким разъярённым, как в тот вечер с Гейзенбергом.
Бор Не стану спорить, но, по-моему, я как раз держал себя в руках.
Маргрет А-то по тебе не было видно…
Бор Ему было ничуть не легче, чем нам.
Маргрет Так ради чего он это сделал? Теперь уже поздно обижаться и некого предавать.
Бор По-моему, он так и не смог ответить на этот вопрос даже самому себе.
Маргрет И не был он нашим другом. Во всяком случае, после той самой встречи. В тот вечер дружба Нильса Бора и Вернера Гейзенберга кончилась.
Гейзенберг Теперь, когда нас всех давно уже нет на свете, мир помнит обо мне только две вещи. Во-первых, это принцип неопределённости, а во-вторых – моя загадочная поездка к Нильсу Бору в Копенгаген в сорок первом году. Что такое неопределённость, каждому понятно. Или им так кажется. А с моей поездкой в Копенгаген никому ничего не понятно. Сколько бы я не объяснял – и Бору с Маргрет, и следователям с офицерами разведки, и журналистам с историками. Чем больше я объяснял, тем получалось неопределённее. Ну что ж, я готов сделать ещё одну попытку. Теперь, когда всех нас давно уже нет на свете. Теперь, когда поздно обижаться и некого предавать.
|
|
|
Маргрет На самом деле он никогда мне не нравился. Наверное, теперь я могу тебе это сказать.
Бор Неправда. Он очень понравился тебе, когда впервые появился у нас в двадцатых годах. Помнишь, тогда на пляже в Тисвильде, где мы были вместе с нашими мальчишками. Он же был членом нашей семьи.
Маргрет Даже тогда он был посторонним.
Бор Он был такой энергичный, такой стремительный.
Маргрет Слишком энергичный. И слишком стремительный.
Бор Этот яркий пристальный взгляд.
Маргрет Слишком яркий. И слишком пристальный.
Бор Он был крупнейшей величиной в физике. На этот счёт я никогда не менял своего мнения.
Маргрет А других возле тебя и не было. Едва ли не все светлейшие головы в области теории атома хоть раз побывали у тебя в Копенгагене.
Бор И чем дольше я об этом думаю, тем больше понимаю, что самой крупной фигурой среди них был Гейзенберг.
Гейзенберг Кем же тогда был Бор? Он был первым среди нас, он был отцом нашего учения. Современная атомная физика началась именно тогда, когда Бор понял, что квантовая теория применима не только к материи, но и к энергии. Тысяча девятьсот тринадцатый год. Всё, что мы делали дальше, было основано на этом его великом озарении.
Бор Подумать только, он впервые приехал ко мне в двадцать четвёртом!..
Гейзенберг Я тогда только защитил докторскую, а Бор уже был крупнейшим физиком-атомщиком в мире.
|
|
|
Бор Прошло чуть больше года, и он изобрёл квантовую механику.
Маргрет Это был результат его работы с тобой.
Бор В основном это был результат его работы с Максом Борном и Паскалем Йорданом в Гёттингене. А ещё через год он сформулировал принцип неопределённости.
Маргрет А ты – принцип дополнительности.
Бор Но спорили мы всегда вместе.
Гейзенберг Лучшее, что мы сделали, мы сделали вместе.
Бор Гейзенберг, как правило, шёл впереди.
Гейзенберг Бор был единственным, кто мог всё это осмыслить.
Бор Это была наша фирма.
Гейзенберг Председатель и исполнительный директор.
Маргрет Отец и сын.
Гейзенберг Семейное предприятие.
Маргрет Хотя у нас были свои собственные дети.
Бор Мы продолжали работать вместе даже после того, как он перестал быть моим ассистентом.
Гейзенберг Даже после того, как в двадцать седьмом я уехал из Копенгагена и вернулся в Германию. И потом, когда я уже получил кафедру и завёл семью.
Маргрет И тут к власти пришли нацисты…
Бор С каждым днём сотрудничать становилось всё труднее и труднее. А когда началась война, это стало просто невозможным. Вплоть до того дня в сорок первом.
Маргрет Когда всё было разрушено окончательно.
Бор Да. Ради чего он это сделал?
Гейзенберг Сентябрь сорок первого. Долгие годы я считал, что это был октябрь.
Маргрет Сентябрь. Конец сентября.
Бор Память – очень странная записная книжка.
Гейзенберг Раскрываешь страницы и все нюансы и детали ускользают из рук и исчезают прямо на глазах.
Бор Вместо страниц – дни и месяцы нашей жизни.
Гейзенберг Сентябрь тысяча девятьсот сорок первого года. Копенгаген… Мы с моим коллегой Карлом фон Вайцзеккером выходим из ночного берлинского поезда. Два обычных пиджака и два плаща в окружении мышиного цвета шинелей Вермахта, золота морских мундиров и чёрных кителей СС. В портфеле лежит текст лекции, которую мне предстоит прочесть. А в голове – сообщение, которое мне обязательно нужно доставить. Лекция – по астрофизике. А сообщение – куда более сложная вещь.
Бор На лекцию мы, естественно, пойти не можем.
Маргрет Тем более что он выступает в Институте немецкой культуры. Это же центр нацистской пропаганды.
|
|
|
Бор Не сомневаюсь, он знает, что мы по этому поводу думаем.
Гейзенберг Вайцзеккер, мой вестник, заранее написал Бору и предупредил о моём приезде.
Маргрет Он хочет с тобой увидеться?
Бор Очевидно, ради этого он и приехал.
Гейзенберг Но как всё-таки устроить встречу с Бором?
Маргрет Наверняка он хочет поговорить с тобой о чём-то очень важном.
Гейзенберг Нужно, чтобы всё выглядело естественно. Нужно, чтобы встреча прошла с глазу на глаз.
Маргрет Но ты же не собираешься приглашать его к нам домой?
Бор Очевидно, на это он и рассчитывает.
Маргрет Нильс! Они оккупировали нашу страну!
Бор Он – не они.
Маргрет Он один из них.
Гейзенберг Сначала – официальный визит на работу к Бору в Институт теоретической физики. Этот нелепый обед в такой знакомой столовой. Конечно, никакой возможности поговорить с Бором. Да и здесь ли он? Вот Розенталь… Кажется, Петерсен… Почти уверен, что здесь и Христиан Мёллер… Всё как во сне. Невозможно сосредоточиться и чётко увидеть картину вокруг себя. Кто-то во главе стола… Бор? Как ни посмотрю – вижу то Бора, то Розенталя, то Мёллера… Кого хочу увидеть – того и вижу… Но всем очень неловко – это я помню точно.
Бор Это было чудовищно. Он произвёл ужасное впечатление. Оккупировать Данию, наверное, не стоило. Оккупация Польши была в порядке вещей. Германия теперь обязательно победит в войне.
Гейзенберг Наши танки стоят под Москвой. Что может нам помешать? Только одно. Если да, то только одно.
Бор Конечно, он же знает, что за ним следят, и вынужден подбирать слова.
Маргрет Иначе его больше никогда не выпустят за границу.
Бор Любовь моя, гестапо установило микрофоны у него дома. Он сам потом рассказывал об этом Гоудшмиту в Америке. Его же вызывали на допросы в подвалы СС на Принц Альбрехт Штрассе.
Маргрет А потом они его выпустили.
Гейзенберг Интересно, могут ли они хоть на секунду представить себе, чего мне стоило получить разрешение на эту поездку. Унизительные обращения к партийному начальству, стыдливые попытки использовать дружеские связи в Министерстве иностранных дел.
|
|
|
Маргрет Как он выглядит? Он сильно изменился?
Бор Постарел чуть-чуть.
Маргрет Для меня он так и остался мальчишкой.
Бор Ему уже скоро сорок. Профессор средних лет, идущий за нами по пятам.
Маргрет И ты хочешь пригласить его к нам в дом?
Бор Давай подойдём к этому с научной точки зрения. Во-первых, Гейзенберг наш друг…
Маргрет Во-первых, Гейзенберг – немец.
Бор Белый еврей. Так называли его нацисты. Он преподавал теорию относительности, которую они называли еврейской физикой. Он не мог произносить фамилии Эйнштейна, но, несмотря на все нападки, оставался его последователем.
Маргрет Все настоящие евреи потеряли работу, а он продолжает преподавать.
Бор Преподавать теорию относительности.
Маргрет В Лейпцигском университете.
Бор Да, в Лейпцигском, а не в Мюнхенском.
Маргрет А мог бы преподавать в Нью-Йорке, в Колумбийском университете.
Бор Или в Чикаго. Его и туда приглашали.
Маргрет Но он не захотел уехать из Германии.
Бор Он захотел остаться, чтобы потом, когда не станет Гитлера, возрождать немецкую науку.
Маргрет И если за ним следят, то, значит, будет доложено обо всех его встречах: где был, что сказал, что ответили.
Гейзенберг Слежка идёт за мной по пятам как зараза. Но мне известно, что Бор тоже под наблюдением.
Маргрет Ты же знаешь, что за тобой следят.
Бор Гестапо?
Гейзенберг Он это понимает?
Бор Мне скрывать нечего.
Маргрет Нет, свои, датчане. Дать им основания заподозрить тебя в пособничестве врагу было бы с твоей стороны предательством.
Бор Тоже мне пособничество – пригласить старого друга на ужин.
Маргрет Но это может выглядеть как пособничество.
Бор Да, он поставил нас в трудное положение.
Маргрет Никогда ему этого не прощу.
Бор У него должны быть веские причины. Очень веские.
Гейзенберг Да, это будет очень непростой разговор.
Маргрет Только ни слова о политике, ладно?
Бор Ограничимся физикой. Как я понимаю, он хочет поговорить со мной о физике.
Маргрет Надеюсь, ты понимаешь, что всё, что говорится в нашем доме, слышим не только мы с тобой. Если вам нужен разговор с глазу на глаз, это лучше сделать вне дома.
Бор Мне разговор с глазу на глаз не нужен.
Маргрет Можете пойти прогуляться – как в старые добрые времена.
Гейзенберг Смогу ли я предложить ему прогуляться?
|
|
|
Бор Не нужно нам никуда ходить. Если ему есть, что сказать – пусть все слышат.
Маргрет А если он хочет на тебе проверить какую-то свою новую идею?
Бор Что это может быть? Что он там ещё придумал?
Маргрет Ну вот, несмотря ни на что, ты уже сгораешь от любопытства.
Гейзенберг И вот я иду в осенних сумерках к дому Бора на Нью-Карлсберг. За мной наверняка следует моя невидимая тень. Что я чувствую? Страх. Я робею, как всегда бывает перед встречей с учителем, с наставником или с отцом. Мне страшно: я должен найти слова, начать разговор и сказать то, что я должен сказать. И ужас – от того, что произойдёт, если я этого не сделаю.
Маргрет Это как-то связано с войной?
Бор Гейзенберг – физик-теоретик. По-моему, никто ещё не придумал, как с помощью теоретической физики можно убивать людей.
Маргрет А что если это имеет отношение к расщеплению атома?
Бор К расщеплению? С чего это он станет говорить со мной об этом?
Маргрет Потому что ты этим занимаешься.
Бор А Гейзенберг – нет.
Маргрет Да? Этим, кажется, во всём мире сейчас занимаются. А ты самая авторитетная фигура.
Бор У него нет ни одной публикации на эти темы.
Маргрет Разве не Гейзенберг занимался ядерной физикой? Он же тебя всё время консультировал. Ты советовался с ним по каждому вопросу.
Бор Это было в тридцать втором году. А расщепление как тема существует всего три года.
Маргрет Ну, а если немцы разрабатывают какое-то оружие, основанное на ядерной реакции?..
Бор Любимая, никто не станет разрабатывать оружия, основанного на ядерной реакции.
Маргрет А если представить себе, что немцы попытаются это сделать, то обязательно привлекут к работе Гейзенберга.
Бор Чего-чего, а хороших физиков в Германии всегда было достаточно.
Маргрет Все хорошие физики сейчас в Англии или в Америке.
Бор Евреи, естественно, уехали…
Гейзенберг Эйнштейн, Вольфганг Паули, Макс Борн, Отто Фриш, Лиза Мейтнер… В области теоретической физики нам не было равных! Когда-то.
Маргрет Кто же остался в Германии?
Бор Конечно, Зоммерфельд… Фон Лауэ.
Маргрет Старики.
Бор Вирц. Хартек.
Маргрет Их даже нельзя сравнивать с Гейзенбергом.
Бор Отто Ганн. В конце концов, это именно он открыл расщепление.
Маргрет Ганн – химик. Мне казалось, что он открыл…
Бор … то, что Энрико Ферми открыл четырьмя годами раньше в Риме.
Маргрет Ферми в Чикаго.
Бор У него жена еврейка.
Маргрет Так что руководить работой может только Гейзенберг.
Бор Маргрет, о какой работе ты говоришь! Джон Виллер и я сделали всю работу ещё в тридцать девятом.
Маргрет Тогда почему все до сих пор этим занимаются?
Бор Потому что есть какая-то магия в том, как ядро атома урана, в которое попадает нейтрон, расщепляется на два других элемента. Найти способ превращать один элемент в другой мечтали ещё алхимики.
Маргрет Ради чего он идёт сюда?
Бор Ну вот, и ты туда же.
Маргрет Не нравится мне всё это…
Гейзенберг Я иду по гравию знакомой дорожки к парадной двери дома Бора и дёргаю знакомый шнурок звонка. Да, страшно. И ещё – то чувство, которое не покидает меня уже год. Осознание собственной значимости пополам с ощущением абсолютной беспомощности: из двух миллиардов, живущих на земле, именно на меня возложена эта невероятная ответственность… Тяжелая дверь распахивается…
Бор Открывается дверь. Мой дорогой Гейзенберг!
Гейзенберг Мой дорогой Бор!
Бор Проходи, проходи…
Гейзенберг Я искренне тронут, что вы смогли найти для меня время.
Бор Человек всегда должен оставаться человеком.
Гейзенберг Я понимаю всю неловкость…
Бор За обедом накануне мы ведь едва поздоровались…
Маргрет Скорее бы покончить с этими лживыми любезностями вступительной части…
Гейзенберг И с Маргрет мы не виделись…
Бор С тех пор, как последний раз ты был у нас четыре года назад.
Маргрет Нильс прав. Ты выглядишь старше.
Гейзенберг Я надеялся увидеть вас обоих в тридцать восьмом на конгрессе в Варшаве…
Бор У тебя, как я помню, были неприятности…
Гейзенберг Да было дело…
Маргрет Гестапо?
Гейзенберг Просто недоразумение.
Бор Мы слышали. Поверь, мне очень жаль.
Гейзенберг С кем не бывает. Но теперь всё в порядке. К счастью. Мы должны были увидеться в Цюрихе…
Бор В сентябре тридцать девятого.
Гейзенберг Только вот…
Маргрет Случилась неприятность и началась война.
Гейзенберг К сожалению.
Бор К сожалению для нас.
Маргрет К ещё большему сожалению для многих других.
Гейзенберг Да. Это так.
Бор Такие дела.
Гейзенберг Что тут скажешь…
Маргрет Ничего не скажешь – в нынешних обстоятельствах.
Гейзенберг Да… А как ваши сыновья?
Маргрет Всё хорошо, спасибо. Как Элизабет, как дети?
Гейзенберг Отлично. Передают вам привет.
Маргрет Они оба так хотели этой встречи – несмотря ни на что. И вот момент настал, а они так отчаянно боятся встретиться взглядами, что почти не смотрят друг на друга.
Гейзенберг Вы даже не можете себе представить, как много для меня значит вернуться в Копенгаген, в этот дом. Последние годы я провёл почти в одиночестве.
Бор Могу себе представить.
Маргрет Меня он почти не видит. А я с выражением вежливого интереса на лице украдкой слежу, как он будет выпутываться.
Гейзенберг Нелегко вам пришлось?
Бор Нелегко?
Маргрет Ещё бы! Он должен был задать этот вопрос. Иначе как ему продолжать разговор.
Бор Нелегко… Что я могу сказать? У нас здесь пока не было таких мерзостей, как в других местах. До реализации расовых законов дело ещё не дошло.
Маргрет Пока.
Бор Несколько месяцев назад начали высылать коммунистов и прочие антигерманские элементы.
Гейзенберг А вас лично?
Бор Оставили в полном покое.
Гейзенберг Я беспокоился за вас.
Бор Очень мило с твоей стороны. Впрочем, пока у тебя там в Лейпциге нет никакого повода для бессонницы.
Маргрет Молчание. Он сказал то, что считал нужным, и теперь можно переводить разговор на более приятные темы.
Гейзенберг Как ваша яхта?
Бор Яхта?
Маргрет Неудачное начало.
Бор Не плаваю…
Гейзенберг Что, пролив…
Бор Заминирован.
Гейзенберг Ах, да…
Маргрет Надеюсь, у него хватит ума не спрашивать Нильса, катается ли он на лыжах.
Гейзенберг А лыжи?.. На лыжах катаетесь?
Бор На лыжах? Где – в Дании?
Гейзенберг В Норвегии. Вы всегда ездили в Норвегию.
Бор Ездил, и что?
Гейзенберг Но ведь Норвегия тоже… я хотел сказать…
Бор Тоже оккупирована? Да, пожалуй, это облегчает дело. С этой точки зрения теперь почти вся Европа – отличное место для отдыха.
Гейзенберг Простите. Я не это имел в виду.
Бор Возможно, я стал чересчур мнительным.
Гейзенберг Нет-нет, это моя вина. Я просто не подумал.
Маргрет Сейчас он, кажется, предпочёл бы снова оказаться в гестапо.
Гейзенберг Я так понимаю, в Германию вы не скоро соберётесь…
Маргрет Парень – идиот.
Бор Дорогой мой Гейзенберг, вы искренне заблуждаетесь, если считаете, что чувство национального достоинства и любви к родине у граждан маленькой страны хоть в чём-то отличается от подобных же чувств у граждан большой страны, которая её оккупировала.
Маргрет Нильс, мы же договорились…
Бор Да-да, говорить о физике…
Маргрет … а не о политике.
Бор Прошу прощения.
Гейзенберг Нет, я просто хотел сказать, что мой лыжный домик в Байришцелле, наша хижина, пока ещё стоит на своём месте. Так что если как-нибудь… когда-нибудь… каким-то образом…
Бор Только если Маргрет любезно согласиться пришить мне на лыжную куртку жёлтую звезду.
Гейзенберг Да-да, как-то глупо с моей стороны.
Маргрет И снова молчание. Первые искорки погасли, и зола снова остыла. Теперь мне его уже почти жалко. Вот он, сидит – совершенно один, в окружении людей, которые его ненавидят. Один против нас двоих. Он снова выглядит молодо, как тогда, в двадцать четвёртом. Моложе, чем был бы сейчас Христиан. Застенчивый и самовлюблённый, он так хочет понравиться. Тоскует по дому и рад, что, наконец, вырвался на волю. Всё это грустно, ведь Нильс действительно любил его, он был ему как отец.
Гейзенберг Да… Над чем сейчас работаете?
Маргрет Ему ничего не остаётся, как двигаться дальше.
Бор В основном занимаюсь вопросами деления.
Гейзенберг Я видел несколько ваших публикаций в «Физическом обозрении». Скоростная зависимость осколков деления…
Бор … деления и взаимодействия ядер с дейтронами. А сам что?
Гейзенберг Разные есть темы.
Маргрет Деление?
Гейзенберг Я иногда завидую, что у вас есть циклотрон.
Маргрет Почему? Ты тоже занимаешься делением?
Гейзенберг В Америке их более тридцати, а на всю Германию… Ну, а к себе на дачу вы хотя бы ездите?
Бор Да, мы бываем в Тисвильде.
Маргрет Ты начал говорить, что на всю Германию…
Бор … нет ни одного циклотрона.
Гейзенберг В Тисвильде должно быть замечательно в это время года.
Бор Ты что, приехал одолжить у меня циклотрон? Уж не за этим ли ты пожаловал в Копенгаген?
Гейзенберг Нет, в Копенгаген я пожаловал не за этим.
Бор Виноват. Не стоит торопиться с выводами.
Гейзенберг Да, с выводами никому из нас не стоит торопиться.
Маргрет Немного терпения, и нас всё расскажут.
Гейзенберг Есть вещи, которые трудно объяснить во всеуслышание.
Бор Я всегда отдаю себе отчёт в том, что наши слова звучат для широкой аудитории. Но ведь отсутствие циклотронов в Германии наверняка не является военной тайной.
Гейзенберг Понятия не имею, что является тайной, а что нет.
Бор Как не является тайной и то, почему их нет. Ты этого сказать не можешь, а я могу. Всё дело в том, что нацисты систематически уничтожали теоретическую физику.
Маргрет Физика, да? Физика…
Бор Конечно физика.
Маргрет И политика.
Гейзенберг Порой мучительно трудно их разделить.
Бор Значит, две мои последние статьи ты прочёл. А я что-то уже давно не видел твоих работ.
Гейзенберг Да-а.
Бор На тебя не похоже. Много преподаёшь?
Гейзенберг Совсем не преподаю. В данный момент.
Бор Гейзенберг, дорогой, а тебя часом не вышибли из Лейпцига? Уж не с этой ли новостью ты к нам прибыл?
Гейзенберг Нет-нет. Я по-прежнему в Лейпциге. На полставки.
Бор А ещё где?
Гейзенберг В другом месте. Работы хватает, ее даже больше, чем хотелось бы.
Бор Понятно. Но не совсем.
Гейзенберг Вы поддерживаете отношения с нашими друзьями в Англии? С Борном? С Чедвиком?
Бор Гейзенберг, мы оккупированы Германией. Германия ведёт войну с Англией.
Гейзенберг Я думал, у вас хоть какие-то контакты сохранились. А с американцами? С Америкой мы же не воюем.
Маргрет Пока.
Гейзенберг Что слышно от Паули из Принстона? Как там Гоудшмит? Ферми?
Бор Что ты хочешь узнать?
Гейзенберг Ничего, просто любопытно… Недавно вспоминал Роберта Оппенгеймера. В тридцать девятом в Чикаго мы с ним спорили до хрипоты.
Бор О мезонах.
Гейзенберг Он всё ещё занимается мезонами?
Бор Я как-то не слежу.
Маргрет Единственный гость из-за границы за последнее время был немец. Твой приятель Вайцзеккер заезжал в марте.
Гейзенберг Мой приятель? Надеюсь, и ваш тоже. Он, кстати, снова в Копенгагене. Мы вместе приехали. Он очень надеется снова повидаться с вами.
Маргрет В марте, когда он был у нас, он привёл с собой директора Института немецкой культуры.
Гейзенберг Прошу прощения, но он хотел как лучше. Он вероятно не успел объяснить, что этот Институт находится в ведении Департамента культуры Министерства иностранных дел. У нас в дипломатических кругах есть много добрых друзей, особенно в здешнем посольстве.
Бор Понятно. Я знавал его отца, когда он был послом в Копенгагене в двадцатых годах.
Гейзенберг С тех пор мало что изменилось. Сами знаете, что такое германская дипломатическая служба.
Бор Это аппарат нацистского правительства.
Гейзенберг Германия намного сложнее, чем это может показаться со стороны. Сотрудники здешнего посольства безуспешно будут принимать все меры к тому, чтобы крупнейшие деятели вашей страны могли работать спокойно.
Бор Ты что же, хочешь сказать, что я нахожусь под покровительством твоих приятелей из посольства?
Гейзенберг Я хочу сказать, если Вайцзеккер не сумел вам этого объяснить, что вы найдёте там достойное общество. Я знаю, что многие в посольстве почли бы за честь, если вы иногда смогли бы принимать их приглашения.
Бор На коктейль в немецкое посольство? На кофе с пирожными к полномочным посланникам нацистов?
Гейзенберг На лекции, может быть. На семинары. Контакты такого рода могут быть очень полезны.
Бор Не сомневаюсь.
Гейзенберг А в некоторых обстоятельствах даже очень важны.
Бор В каких таких обстоятельствах?
Гейзенберг Мы хорошо понимаем, о чём идёт речь.
Бор Ты имеешь ввиду, что я наполовину еврей?
Гейзенберг Всем нам в какой-то момент понадобится дружеская помощь.
Бор Так ты за этим приехал в Копенгаген? Пригласить меня наблюдать за депортацией моих соотечественников, сидя в кресле у окна германского посольства?
Гейзенберг Перестаньте, прошу вас! Что ещё в моих силах? Как я ещё могу вам помочь? Вы оказались в невыносимо трудном положении, я понимаю. Но и мне тоже очень нелегко.
Бор Да. Прости. Я понимаю, что ты это делаешь из лучших побуждений.
Гейзенберг Забудьте всё, что я сказал. Если только…
Бор Если только потом не пригодится.
Гейзенберг В любом случае, я приехал не за этим.
Маргрет А может проще сказать всё напрямую?
Гейзенберг В старые добрые времена мы с вами, помнится, часто гуляли по вечерам.
Бор Да, часто. В старые добрые времена.
Гейзенберг Так не тряхнуть ли нам стариной и пойти прогуляться как прежде?
Бор Боюсь, сегодня немного прохладно для прогулки.
Гейзенберг Как всё непросто. А помните, как мы с вами познакомились?
Бор Ещё бы. В Гёттингене в двадцать втором.
Гейзенберг Во время серии лекций, устроенных в вашу честь.
Бор Это была высокая честь. Я это хорошо понимал.
Гейзенберг Вас чествовали по двум причинам. Во-первых, вы великий физик…
Бор Да-да.
Гейзенберг … а во-вторых, вы один из немногих людей в Европе, кто был готов иметь дело с Германией. После Первой мировой войны прошло уже четыре года, а на нас по-прежнему смотрели как на прокажённых. Вы протянули нам руку. Вас любили всегда и везде – где бы вы ни были, где бы ни работали – вы это знаете. В Дании, в Англии, в Америке. Но в Германии мы боготворили вас. За то, что тогда протянули нам руку.
Бор Германия изменилась.
Гейзенберг Да, тогда мы были растоптаны. И вы могли себе позволить быть щедрым.
Маргрет Теперь вы на коне.
Гейзенберг И быть щедрым труднее. Но тогда вы протянули нам руку, и мы её приняли.
Бор Да… Только не ты. Ты, если на то пошло, наоборот стал кусаться.
Гейзенберг Кусаться?
Бор Да-да. Я миролюбиво протянул вам руку, а ты возьми и укуси! Да как злобно!
Гейзенберг Я?!
Бор Да, ты. При самом первом знакомстве. На одной из лекций в Гёттингене.
Гейзенберг О чём вы говорите?
Бор Вскочил и набросился на меня.
Гейзенберг А-а… Я сделал несколько замечаний.
Бор Был восхитительный летний день. Сады источали аромат роз. Шеренги маститых физиков и математиков ритмично кивали головами в подтверждение моей щедрости и мудрости. И вдруг вскакивает какой-то мальчишка и заявляет, что у меня погрешности в расчётах.
Гейзенберг Но так оно и было.
Бор Сколько тебе тогда было лет?
Гейзенберг Двадцать.
Бор На два года моложе двадцатого века.
Гейзенберг Чуть меньше.
Бор Пятое декабря, верно?
Гейзенберг На один и девяносто три сотых года моложе.
Бор Если быть точным.
Гейзенберг Это всего до двух знаков после запятой. А если быть точным, то на одну целую и девятьсот двадцать восемь тысячных… а потом ещё – семь… шесть… семь… один…
Бор И тем не менее, я никогда не отставал. Ни от тебя, ни от века.
Маргрет И вопреки всему Нильс снова решил его полюбить. Почему? Что послужило причиной? Может, воспоминания о том летнем дне в Гёттингене? Или всё вместе? Или вовсе не было причины? Но как бы то ни было, а когда мы сели обедать, остывшая зола разгорелась с новой силой.
Бор Ты всегда был воинственно настроен. Даже когда мы играли в пинг-понг в Тисвильде, ты смотрел так, будто готов был меня убить.
Гейзенберг Я хотел победить. Конечно, я хотел победить. И вы хотели победить.
Бор Я хотел получить удовольствие от игры.
Гейзенберг Вы просто не видели выражения собственного лица.
Бор Зато я видел выражение твоего.
Гейзенберг А помнишь наши игры в покер в лыжном домике в Байришцелле? Вы как-то раз обобрали нас всех как липку! Помните? Сделал вид, что у него «стрит»! Мы все математики – мы все умеем считать карты, и мы на девяносто процентов уверены, что у него ничего нет. Однако он продолжает и продолжает повышать ставки: какая сумасшедшая самоуверенность. И вот наша вера в математическую вероятность начинает колебаться, и мы все один за другим сдаёмся.
Бор Я был уверен, что у меня «стрит». Я блефовал против самого себя.
Маргрет Бедный Нильс.
Гейзенберг Бедный Нильс? Он же выиграл! Он нас разорил! Соревноваться с вами было невозможно! Однажды он заставил нас всех играть в покер с воображаемыми картами!
Бор Ты играл в шахматы с Вайцзеккером на воображаемой доске!
Маргрет И кто выиграл?
Бор Ты ещё спрашиваешь! Когда в Байришцелле мы спускались на лыжах за продуктами, он даже это превращал в соревнование! Не помнишь? Мы там были с Вайцзеккером и ещё с кем-то. И ты достал секундомер.
Гейзенберг Бедный Вайцзеккер съезжал восемнадцать минут.
Бор Ты скатился за десять.
Гейзенберг За восемь.
Бор Не помню, сколько времени потребовалось мне.
Гейзенберг Сорок пять минут.
Бор Спасибо.
Маргрет Вы и сейчас, по-моему, несётесь сломя голову.
Гейзенберг На лыжне всё было как в науке. Чего вы ждали? Чтобы мы с Вайцзеккером вернулись и предложили вам несколько вариантов?
Бор Наверное.
Гейзенберг Вы что, проверяли все семнадцать вариантов спуска?
Маргрет А без меня и напечатать было некому.
Бор Во всяком случае, я знал, где нахожусь. А ты нёсся, очертя голову, навстречу соотношению неопределённости. Если бы ты знал, что оказался внизу, то понятия бы не имел, с какой скоростью добрался до цели. Если бы ты знал, с какой скоростью летишь, то не знал бы, что уже оказался внизу.
Гейзенберг Я безусловно не останавливался, чтобы поразмышлять об этом.
Бор Не хочу тебя критиковать, но некоторые твои научные труды очень уязвимы для критики как раз в этом смысле.
Гейзенберг Но до цели-то я как правило добирался.
Бор Только тебя никогда не интересовало, что ты разрушал по дороге. Если по математике всё получалось гладко, ты считал, что всё в порядке.
Гейзенберг Что сходится, то сходится.
Бор Вопрос только в том, что значат математические выкладки на человеческом языке. Каковы философские последствия?
Гейзенберг Я всегда знал, что вы будете тащиться по склону у меня за спиной, выковыривать опрокинутые значения и обледенелые последствия.
М
