Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Глава VI. Александр как полководец.




 

Между греческими государствами происходило бесконечное число сражений как на воде, так и на суше. Эти государства имели друг на друга, так сказать, только отрицательное, разрушительное, препятствующее прогрессу влияние. Крупная держава образоваться этим путем не могла. Поражение афинян в Сицилии и морское сражение при Эгоспотамосе ликвидировали господство Афин, но Спарте дали только руководящую, не господствующую роль. Внутренние силы самой Спарты были для этого еще менее достаточны, чем внутренние силы Афин. Даже такие победы, как победа Агезилая при Коронее, не имели существенных положительных последствий, - совершенно так же, как и победа Эпаминонда при Левктрах и Мантинее, - потому что как войскам, так и государствам не хватало сил закрепить одержанные на поле сражения победы новым, прочным строем. Приходится преклониться перед мудростью Перикла, который, несмотря на избыток сил своих Афин, не дал увлечь себя сокрушительной и завоевательной стратегией и не хотел одерживать бесполезные победы. Невероятные успехи обоих македонских царей стали возможны только тогда, когда для этого были готовы все средства. Не только фаланга гоплитов, говорит Демосфен афинянам ("Филиппики", III, 123, § 49), но и легкая пехота, лучники и всадники - все участвовали в войнах Филиппа. Прошли те времена, когда, как при отцах, спартанцы летом 4 или 5 месяцев находились на полях сражений, нападая на соседей, а зимой снова расходились по домам. Если царь Филипп не встречал противника в открытом поле, он шел на осаду со своими машинами. Зимы и лета для него не существовало, - он шел, куда хотел. Словом, подводя итог, можно сказать, что профессиональное войско заменило ополчение. В течение всей своей жизни, упорно работая и продвигаясь шаг за шагом, царь Филипп завоевал и оставил своему сыну власть, которая могла позволить развернуть самые широкие планы, а с развитием средств, с экстенсивным и интенсивным увеличением военной мощи, и военное искусство, изменив свой облик, приняло другие формы. Александр не только побеждал на поле сражения, но умел также и использовать эту победу. Непосредственное преследование разрушало боевую мощь противника; политико-стратегическая комбинация подчиняла победителю страны, служившие базой для новых походов. Рейды македонской кавалерии с целью преследования противника, а также марши сквозь горы и пустыни были не меньшими военными достижениями, чем самые сражения и разрушение крепостных стен63. При преследовании противника к Гавгамеле много лошадей пало от истощения.

Александр был не только великим полководцем, но и полководцем большого стиля. К тому же он был велик не только этим.

Он занимает совершенно обособленное место тем, что соединяет в своем лице покорившего мир стратега с непревзойденно храбрым рыцарем-бойцом. Он искусно подводит войско к противнику, преодолевая препятствия местности и проводя его сквозь теснины; по-разному, в зависимости от обстоятельств, комбинирует различные роды войск для наиболее сильного совместного действия; обеспечивает стратегически свою базу и коммуникации, заботится о снабжении, выжидает, пока подготовка и снаряжение заканчиваются, бросается вперед и преследует после победы до полного изнеможения; и этот же самый человек во всех боях действует во главе своих всадников мечом и копьем, врывается во главе штурмовой колонны в брешь или первый взбирается на стену неприятельской крепости. Это единственный момент в развитии военного дела, когда элементы ведения войны еще настолько близко соприкасаются друг с другом, что полководец по своей сущности является одновременно и бойцом; стратегические и тактические действия так просты, что от Мильтиада и Леонида до Эпаминонда это единство даже не приходится особенно подчеркивать. При Филиппе и окончательно при Александре руководство военными силами выросло в органическую функцию такой сложности и многогранности, что она отделяется от личных боевых качеств. И величайшее восхищение вызывает Александр тем, что он неисчерпаемой силой и уверенностью своей личности еще поддерживает это единство. Гениальным оком провидца он видит и учитывает все новые потребности и возможности, которые требуют и дают новые условия - состав и численность войск, протяженность и природа покоренных стран. Справедливо подчеркивают всегда, как он учел и использовал преимуществу преследования после победы, которые совершенно бы недоступны греческим гражданским полководцам64. Спартанцы в Пелопоннесскую войну не могли и думать об осаде Афин; Александр же дополняет победу при Иссе 7-месячной осадой и штурмом Тира. В Индии перед ним встает задача: победить новый род оружия - слонов - и перед лицом этом угрозы перейти водную преграду. Он сумел ее разрешить и всегда во всем участвует лично, не думая о том, что если в пылу сражения его постигнет участь рядового воина, то все его дело может погибнуть вместе с ним.

Здесь же я хочу указать, в каком пункте единство руководства и действия, которое еще поддерживает Александр, необходимо должно нарушиться. Это произойдет тогда, когда выступит принцип тактических резервов. Александр может еще лично броситься в самый бой, потому что с сигналом к наступлению прекращается деятельность полководца; на войска, которые уже вступили в бой, полководец имеет мало влияния. Но и у Александра мы находим некоторое руководство во время боя; победоносное крыло не должно слепо преследовать разбитого противника, но должно сначала устроиться и помочь отставшему крылу, если оно еще сражается. Но это уже не является действием главнокомандующего, а лежит в области управления отдельными войсковыми частями и может быть связано с личным участием в бою. Только принцип оставления резервных частей, для которых время и место вступления в бой определяет сам полководец, исключает, как правило, личное участие его в бою.

1. Незадолго до своей смерти Александр, согласно изложению Арриана (VII, 23), предпринял полную реорганизацию своего войска. Он создал новую фалангу глубиной в 16 чел., в которой три первые и последняя шеренги состояли из македонян в их национальном вооружении, а 12 средних - из персов с луками и дротиками. Удивительное доказательство власти буквы сказывается в том, что современные ученые все время повторяют этот абсурд и пытаются строить остроумные гипотезы на тему о том, что Александр хотел достигнуть этим построением и как надо представить себе реальное его выполнение. В качестве извинения можно привести "Киропедию", в которой Ксенофонт, как мы видели выше, тоже приводит такую схему сочетания оружия ближнего и дальнего боя. У какого бы писателя Арриан ни позаимствовал свои сведения, ясно видно: речь идет опять об одном из тех доктринере построений, которые мы так часто встречаем в военной истории даже у практиков, несмотря на то, что при применении на деле оно сразу оказывается негодным, и ни в одном историческом сражении мы не видим даже попытки проведения такого плана в жизнь.

В "Тактике" Арриана-Элиана (III, 4, 3)65 также имеется утверждение, что легковооруженная пехота может стрелять из лука, метать камни и дротики через фалангу в 16 чел. глубиной.

 

Глава VII. ДИАДОХИ.

 

Из мирового государства Александра выросло несколько небольших государств, основанных его военачальниками. Эти государства представляют собой то, что мы могли бы назвать военной монархией, - термин, еще не применимый к власти Александра. Наибольшее из этих государств - Сирия - лишено каких-либо естественных, национальных или географических основ; Египет хотя и не имеет национального единства, зато обладает географической базой; наконец, Македония сохраняет отчасти характер национального государства.

Войска этих государств по большей части состоят из наемников; большой приток варваров в большей или меньшей степени ассимилируется греко-македонской основой. Качество войск значительно падает, ибо отблески героической романтики, падавшие на воинов от личности и мировых завоеваний Александра, теперь потухли, а ведение войны свелось к лишенным всякой идеи междоусобным сражениям мелких царьков и было поставлено на деловую ногу. Но наемные войска как войска профессиональные обладают все-таки настоящей добросовестностью и выучкой, и мы не можем не признать этой тщательной выучки за эллинистическими войсками в течение полутора веков после Александра. Источники определенно свидетельствуют о наличии инструкторов строевого дела и тщательном обучении66.

Первоначальный размах в военном деле, принесенный македонянами еще из полуварварских времен или данный им двумя великими их царями, теперь возмещается искусной военной выучкой. Часть наемников образует постоянное войско67.

Эта эпоха ставит вопросы военного искусства в трех плоскостях. Первый из них - вопрос о слонах.

Этот новый род войск является центральной проблемой эпохи. Как он был введен в уже готовый военный организм? Как его комбинировали с пехотой и кавалерией? Как далеко простиралось влияние нового элемента на функции прежних? Как протекало сражение, когда с обеих сторон имелись слоны?

Второй проблемой является внутреннее развитие фаланги, постепенное удлинение сариссы.

Третий вопрос - это развитие взаимоотношений различных родов войск. Кехли и Рюстов выдвинули положение, по которому кавалерия постепенно становится единственным решающим родом войск; она постепенно развивается все больше, и фаланга, собственно говоря, не участвует в сражении, а только выжидает исхода кавалерийского боя и подчиняется ему.

Непосредственно из военной истории тех времен можно мало что вывести. У нас, правда, имеется достаточно рассказов (Диодор и Плутарх), но они в высшей степени недостоверны. Хотя многое в них может быть правильно, но правильное в них нельзя с уверенностью отличить от ложного. Многие факты кажутся достаточно достоверными, чтобы просто пересказать их, но они недостаточно достоверны, чтобы сделать из них выводы, нужные нам для нашей цели.

Вопрос о слонах мы разберем после того, как просмотрим все дальнейшие сражения, в которых участвовали эти животные, вплоть до последнего сражения - сражения при Тапсе.

Вопрос о сариссах мы тоже будем обсуждать там, где столкнемся с ним практически, особенно при последних сражениях македонян с римлянами. Эпирского царя Пирра, который принадлежит в военном деле к последователям Александра Македонского, тоже лучше всего касаться в связи с историей военного искусства у римлян.

Третий вопрос, о взаимоотношении пехоты и кавалерии, мы можем разрешить, просто оставив его в стороне. Дело в том, что при ближайшем исследовании первоисточников предположение Кехли и Рюстова оказывается несостоятельным; численное взаимоотношение со времени Александра существенно не изменилось.

Значит, исключая слонов и удлинение сарисс, македонское военное дело не изменилось в основном со времен Александра, и мы из этого можем вывести заключение, что греческие государства, самостоятельность которых была довольно непрочной, подражали усовершенствованному военному искусству македонян и переняли у них даже сариссу.

Удивительно то, что когда галлы напали на страну, преемникам Александра оказалось не под силу с ними бороться. Дело было не в личностях; скорее можно сказать, что искусство и выучка в военном деле просто не выдержали естественного натиска храбрых и решительных варваров. Только огромная мощь сирийского царя Антиоха I с его слонами удержала напор галлов. Предание передает его слова: "Мне стыдно, что мы обязаны своим спасением этим 16 животным". Но о подробностях этих событий мы недостаточно осведомлены.

1. Мнение Рюстова и Кехли, что конница росла в то время и по значению, и по числу, уже Бауэром не принималось во внимание. Дошедшие до нас цифры (Дройзен, стр. 134) устанавливают соотношение пехоты и кавалерии, как и в войсках Александра, в пропорции 5-7 к 1. Отклонения в ту или другую сторону могли быть обусловлены особыми обстоятельствами, о которых мы можем высказывать более или менее вероятные предположения. При этом совершенно отпадает вопрос, который ставит Дройзен на стр. 154, не найдя на него ответа, именно: почему в более поздние эллинистические времена фаланга снова приобретает такое большое значение, тогда как конница свое значение теряет.

Для лучшего обзора я свожу дошедшие до нас цифры в общую таблицу, хотя и не хочу этим сказать, что все они абсолютно верны.

2. В сражении при Кранноне (Диодор, XVIII, 17) греческая кавалерия победила македонскую, хотя она состояла из 3 500 всадников против 5 000 македонян. Но греческая пехота, численностью в 25 000 чел., была опрокинута македонской, насчитывавшей 43 000. Греки, надеясь на боеспособность своих всадников, поставили их впереди фаланги ("перед фалангой пеших"). Греческая фаланга отступила на более высоко расположенную местность и этим отразила натиск враждебной фаланги. Победоносная греческая конница повернула назад, когда увидела отступление своей фаланги, но не вмешалась в сражение. Все это чрезвычайно неясно.

3. Диодор и Плутарх рассказывают об Эвмене. Он в мудром предвидении обеспечил себя многочисленной, хорошо обученной конницей; с ней он победил сначала Неоптолема, причем разбил также его фалангу, после того как та, победив его пехоту, расстроила свой боевой порядок. Во втором сражении дело не доходит до столкновения с пехотой, так как Эвмен, разбив кавалерию противника благодаря своему численному перевесу (5 000 против 2 000), завязывает переговоры с неприятельской фалангой, чтобы склонить ее к переходу на свою сторону.

4. Бой при Оркинии не может дать ничего для истории военного искусства, так как успех был достигнут в результате предательства.

5. У Кретополиса Антигон имел такой большой перевес, а описание Диодора так мало наглядно, что для истории военного искусства и тут материалов не найти.

6. Диодор дает очень подробное описание (XIX, 27-31) сражения при Паретакене между Антигоном и Эвменом (317 г.); однако я сомневаюсь, насколько все эта описание можно считать исторически верным. Не останавливаясь на подробностях, я укажу сейчас те пункты, которые заставляют меня подозрительно относиться ко всему повествованию, не говоря уже об общей ненадежности этого источника. Диодор указывает силы довольно точно, но, как уже заметили Рюстов и Кехли, цифры не совпадают между собой (примеч. к стр. 371).

Эвмен будто бы построил перед своим левым крылом уступом 45 слонов с лучниками и пращниками в интервалах68.

Рюстов и Кехли считают этот уступ за уступ, вынесенный вперед. Это возможно, но едва ли целесообразно. Выдвинутый вперед уступ, если только он не упирается флангом в непроходимую местность, всегда может быть обойден.

В центре стояла пехота, на правом крыле - опять кавалерия и перед ней 80 слонов с легковооруженными. Спрашивается: почему слоны стояли на одном крыле уступом, а в центре и на другом крыле - впереди остальных войск? Как могла действовать фаланга позади тех 40 слонов, которые были ей приданы? Должна ли она была, двигаясь за ними, атаковать неприятельскую фалангу, когда она будет расстроена слонами? Антигон будто бы тоже ставил слонов впереди своей фаланги. Но в описании боя мы ни слова не находим о слонах обеих сторон: фаланги наступают друг на друга, как всегда. Антигон обращает внимание на то, что правое крыло противника было особенно сильно благодаря слонам и лучшим всадникам. Но из собственного рассказа Диодора видно, что большая часть слонов и значительный перевес всадников были именно на другом месте.

Антигон тоже построил, подобно своему противнику, всадников всего левого крыла уступом69.

Рюстов и Кехли рассматривают этот уступ как осаженный назад. Антигон шел в наступление косым строем, с выдвинутым правым крылом. Несмотря на это, наступление было начато не этим, а отставшим левым крылом. Оно состояло главным образом из легкой кавалерии, которая, боясь прямо идти на слонов, попыталась напасть на неприятеля с фланга. Так как Эвмен со своей тяжелой кавалерией не мог равняться с ними, то он взял в подкрепление легкую кавалерию с другого крыла. Спрашивается, почему он не направил своих слонов, которые были у него под рукой, против неприятельских всадников, а в особенности, - как он решился так ослабить свое левое крыло, которое было под наибольшей угрозой наступающего крыла противника.

С помощью этого подкрепления, в котором действуют и слоны, но только "следуя" (snaKoXovSovvrav) за войском, Эвмен побеждает левое крыло противника; точно так же его фаланга, имея численный перевес (35 000 против 28 000), побеждает фалангу противника.

Во время этого сражения нападающее - якобы продвинутое вперед - крыло Антигона держалось совершенно пассивно. Надо было бы полагать, что победоносное войско Эвмена под превосходным его руководством выделит несколько отрядов в тыл и во фланг еще стоящего на месте неприятельского крыла, дабы закончить победу. Вместо этого Диодор повествует нам о том, как победоносные войска Эвмена занимаются исключительно преследованием разбитого противника; левое крыло остается на месте, так что боевой порядок нарушается и получается разрыв. В эту брешь врывается Антигон со своими всадниками и разбивает до тех пор пассивное, ослабленное отделением от прочих войск крыло противника; получив это известие, его разбитое войско останавливается, а Эвмен возвращает своих солдат из наступления. Каким образом вышло, что частичная победа одной девятой всего войска, при восьми девятых, обращенных в полное бегство, решила победоносный исход сражения, - совершенно неясно. При превосходной дисциплине своих войск Эвмен мог бы еще из преследования отозвать несколько отрядов и противопоставить их Антигону.

И, наконец, уже совершенно непонятен и фантастичен последующий рассказ Диодора о том, как оба войска ночью идут на расстоянии 400 футов друг от друга.

7. В сражении под Габиеной (в 316 г.) Эвмен снова поставил 60 лучших своих слонов уступом перед своим левым крылом, а остальных, как и Антигон, поставил перед фронтом (Диодор, XIX, 40-43).

В кавалерийском бою левого крыла Эвмен, - и без того более слабый в отношении кавалерии, а к тому же предательски покинутый одним из корпусов, - был разбит наголову. Мы не находим сообщения о том, чтобы ему принес какую-либо пользу большой перевес в числе слонов. Мы слышим только, что слоны дрались друг с другом и что слон-вожак этой стороны пал в битве с противником.

В пехотном сражении решительно побеждает превосходящая своей численностью и качествами фаланга Эвмена: она без единой потери в своих рядах убивает 5 000 чел. в войсках противника. О слонах и легковооруженных, которые должны были стоять перед фронтом, вообще ничего не сказано.

О боях на другом фланге, на котором находилась конница и который удерживали оба противника, тоже ничего не сказано.

Собственно, теперь должна была развернуться весьма своеобразная картина боя, так как на одной стороне была очень сильная и хорошо обученная пехота (36 700 чел.) и много слонов, а с другой стороны - кавалерия (9 000) и половинное число слонов. Перевес, несомненно, находился на одной стороне - именно у Эвмена, тем более что он имел в своем распоряжении еще часть кавалерии. Фаланга отбивает атаку кавалерии Антигона, образуя каре, но тут ход сражения внезапно нарушается, так как войска Эвмена предают своего полководца и выдают его противнику; Антигон во время сражения занял своей более сильной кавалерией лагерь Эвмена, где находились жены и дети солдат, и это будто бы изменило настроение воинов; однако непонятно, почему их не двинули сразу на лагерь, чтобы очистить последний от вторжения, - тем более, что лагерь был расположен всего в 1 500 шагах за полем сражения.

8. Бой при Газе (312 г.) был бы весьма интересен в военно-историческом отношении, если бы до нас дошли сколько-нибудь достоверные описания. По единственному имеющемуся источнику (Диодор, XIX, 80-84), Деметрий имел перевес в кавалерии (5 00070 против 4 000) и в слонах (40 голов), которых у его противника, Птолемея, совсем не было. Зато последний был гораздо сильнее в пехоте (18 000 против 11 000 тяжеловооруженных и "огромное количество" легкой пехоты против 18 000). Мы должны были бы ожидать сражения, подобного габиенскому. Сражение разыгрывается исключительно между левым крылом Деметрия, состоящим из всадников, 30 слонов и стрелков, и правым крылом Птолемея, состоящим из тех же родов войск, за исключением слонов. В них-то и был перевес Деметрия. Но Птолемей изобрел против слонов своеобразный способ обороны. Он выставляет перед своим правым крылом загородки, соединенные между собой цепями и окованные железом. Каким образом эти загородки должны были удержать слонов, ясно не сказано. Нельзя наспех сделать такой частокол, который смог бы удержать слонов. Дальше, при описании сражения, говорится о мягких ногах слонов и о том, что они натыкались на острия этого частокола. Тогда надо предположить, что речь идет о каких-то силках или, как предполагает Г. Дройзен, о перевернутых боронах, связанных цепями, чтобы нельзя было их убрать. Но ха(кол) вовсе не имеет этого значения, а, кроме того, нам это толкование мало чем поможет. Расстановка и сковывание "борон" цепями производились ведь на глазах у неприятеля. Очевидно, всадники тоже видели это, а, следовательно, благодаря препятствию, какое представляет такая преграда не только для противника, но и для своих войск, конное сражение разыгрывается на внешнем крыле, причем обход войск Птолемея развивает его еще дальше в ту же сторону, с уклонением, таким образом, от "частокола". Только те, для кого он предназначен, т.е. слоны, - вместо того, чтобы оказывать свое всегдашнее действие на всадников, - идут прямо туда, где их ожидают. Тут их встречают легковооруженные с метательными снарядами, частокол или бороны задерживают их и ранят. Они попадают в плен; храбрых, побеждающих вначале всадников Деметрия охватывает страх, они обращаются в бегство, и сражение проиграно.

Все это описание - пустые россказни; из них нельзя ни слова взять для исторического изображения события.

Читая об искусственных препятствиях для слонов, можно еще представить себе то, о чем рассказывает Диодор (XVIII, 71). Но тут речь идет совсем о другом. Дамис, для того чтобы произведенную противником при осаде Мегалополя брешь в стене сделать недоступный для слонов, велит разложить доски, в которые вбиты крепкие гвозди, и слегка прикрывает землей. Через них слоны, конечно, не могут пройти, но ведь тут речь идет об определенном участке при обороне, времени на эту работу было достаточно, и она могла вполне быть скрыта от противника.

9. О сражении при Ипсе (301 г.), кроме нескольких отрывков у Диодора (XXI, 1), имеется краткое сообщение у Плутарха ("Деметрий", гл. 29). Союзники имели, при приблизительно одинаковой силе пехоты и кавалерии, большой перевес в слонах (400 или 480 против 75). Деметрий сначала разбил враждебную кавалерию и стал ее преследовать; когда же он повернул обратно, ему на пути стали слоны противника так, что он не мог напасть на фалангу противника, ни защитить фланг свой фаланги. Угрожаемая остатком кавалерии противника, фаланга Антиоха частью перешла к неприятелю.

Если верить этому описанию, то сражение при Ипсе было первым, которое было решено слонами. У Гидаспа, при Паретакене, при Габиене и Газе всегда терпит поражение та сторона, где больше слонов, да собственно и при Ипсе они не приводят к настоящему тактическому решению.

10. Победа Антиоха над галлами рассказана у Лукиана в "Зевксис или Антиох" (изд. Якобица, 1, стр. 398). Рассказ довольно подробен, но маловероятен. У галлов будто бы имелись боевые колесницы; сирийское войско состояло большей частью из легковооруженных. Победу решают исключительно 16 слонов, вид которых совершенно незнаком галлам. Лошади сразу поворачивают и врезаются с колесницами в ряды своих войск; общая паника охватывает варваров, и все войско погибает или попадает в плен.

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...