Глава V. Римляне и парфяне37.

 

Продолжением войны с Митридатом и Тиграном можно считать поход наместника Сирии Красса против парфян.

Парфяне являются народом, родственным персам, и их способ сражаться совершенно однороден с персидским. Их войско состояло из конницы и стрелков из лука; но наряду со стрелками конница была вооружена и холодным оружием, т.е. копьями.

Римское войско состояло из 7 легионов, 4 000 конницы и 4 000 чел. легкой пехоты; это составляет значительную массу, но так как легионы были не вполне укомплектованы, то надо считать, что в общем они состояли только из 36 000 чел. В войске Александра насчитывалось 47 000 чел., и, кроме того, оно было лучше приспособлено для предстоящего боя, чем римское: оно насчитывало 7 000 всадников, а римское - только 4 000; сколько среди македонской пехоты было легких отрядов, точно установить нельзя.

Подробные описания этого римского похода, хотя и носящие анекдотический характер, имеются у Плутарха о Крассе и один рассказ у Диона Кассия. С некоторой долей правдоподобности можно извлечь из них кое-что существенное.

Куда Красс намеревался совершить свой последний поход, точно не указано; возможно в Селевкию. Парфяне не ожидали римлян за Тигром, а пошли им навстречу, к Месопотамской равнине, где и столкнулись с ними после нескольких переходов. Парфянам удалось завлечь в засаду и уничтожить часть римской конницы, бывшей под начальством молодого Красса, сына полководца, отличившегося в Галлии у Цезаря и прибывшего на помощь отцу с тысячью галльских всадников. Римское войско не в состоянии было продолжать наступление и повернуло обратно; если мы сравним его положение с положением 10 000 греков после сражения при Кунаксе, то оно покажется нам еще не очень угрожающим. Конные стрелки из лука не могли особенно сильно противостоять сомкнутой и хорошо вооруженной для стрельбы пехоте. Жуткие описания наших источников об ужасных нападениях парфян, имевших в резерве целые караваны стрел, не должны нас вводить в заблуждение относительно того, что эти конные лучники не те, которых мы встречали в древней истории Греко-персидских войн. У римлян было еще много легких отрядов, которые в пешем строю стреляли более метко, чем парфяне с лошадей, причем оставалась еще конница, которая могла делать вылазки, если неприятель находился на близком расстоянии.

Кроме того, о парфянах, так же как и о персах, сообщается, что они с вечера отходили далеко от неприятеля, чтобы не подвергнуться ночному нападению, и, таким образом, давали возможность римлянам совершать беспрепятственно ночные переходы. Отступление, совершенное римлянами, продолжалось недолго; оно несравненно короче, чем отступление 10 000 греков. Столкновение римлян с парфянами произошло южнее Карр, на юго-восток от Эдессы, на расстоянии 10 миль от Евфрата38.

Если все-таки греки сумели уйти от противника, а римляне при отступлении были почти уничтожены, то причину надо искать не в особой храбрости парфян, так как и персы отличались храбростью. Да и численностью парфяне не превосходили тех персов. Источники придают большое значение предательству одного из правивших в этой местности князей. Какой вред причинил он римлянам, кроме подачи сознательно фальшивого совета и бегства со своим войском с поля сражения, они не указывают. Как раз при гибели римской конницы о нем не упоминается, так что нельзя приписывать поражение римлян этому предательству. Я скорее приписываю его тому, что они так же, как и персы однажды при Тиссаферне, не считали нужным проливать свою кровь для уничтожения греческого войска; они находили, что греки, вторгшиеся в долину Кардухских гор, все равно погибнут, и если при этом кардухи пожертвуют собой, тем лучше для персов. Парфяне должны были приложить все старания для того, чтобы не только отбросить римлян, но и воспрепятствовать их возвращению, я если им это удалось, то причину надо искать в слишком большой численности римлян. Греков, по Ксенофонту, было 13 000 чел., а со всеми наемниками - не больше 20 000, причем они не имели большого конного парка и обоза; римляне даже после поражения конницы насчитывали 30 000 воинов, очень большой обоз и конные колонны, в общем, вероятно, 50 000-70 000 чел. Эта масса не могла оторваться от противника быстрыми, особенно ночными, переходами, которые помогали грекам.

Добравшись до Карр, римляне разделили войска и выступили снова в поход; один корпус с полководцем во главе двинулся не к Евфрату на запад, а на север, чтобы укрыться в горах Армении; но положение ухудшилось вследствие начавшейся деморализации войска. Конечная катастрофа наступила не во время общего боя, а в результате того, что Красе по слабости вступил в личные переговоры, вызвавшие недоразумения и подозрения, а может быть, и потому, что парфяне умышленно совершили предательство, которое погубило его.

Два легиона, образованные из остатков армии Красса, приняли участие под начальством Помпея в сражении при Фарсале против Цезаря.

АНТОНИЙ

К описанию поражения Красса присоединим обзор похода Антония, который он предпринял 17 лет спустя (в 36 г.), чтобы отомстить за позор при Каррах. Он, по-видимому, очень тщательно подготовился к походу. Его войско было вдвое больше, чем у Красса39; оно насчитывало 10 000 всадников и было обеспечено пращниками, которые наносили поражение своими камнями на большем расстоянии, чем парфяне своими стрелами, и даже пробивали панцири40. Антоний перешел Евфрат у того же места, где и Красс (у Зевгмы), и направился по той же дороге (там когда-то и Александр проходил) с запада на восток, где Армяно-Кардухские горы переходят в равнину, в том направлении, где расположены или были расположены города Эдесса - Нисибис и Тиграноцерта. Парфяне не посмели атаковать это войско; Антоний перешел Тигр и ворвался, сохраняя направление на восток, в Мидию (Атропатену), бывшую вассальным государством Парфии под управлением царя Артавасда. Здесь должен был к нему присоединиться со вспомогательным войском находившийся в союзе с Римом армянский царь, носивший тоже имя Артавасда. Очевидно, им был составлен такой план, чтобы, базируясь на Армению, перетянуть Мидию с парфянской на римскую сторону. Мы задаемся вопросом, отчего он не перешел по Евфрату вниз в плодородную Среднюю Месопотамию, где большой греческий город Селевкия ожидал римлян как освободителей. Ктезифон (предместье Селевкии) была резиденцией парфянских царей; ведь если бы удалось изгнать их оттуда, это можно было бы считать большой победой. Ответ заключается в том, что для большого войска продолжать наступление через горы в Парфию было нелегко. А если бы удалось привлечь к союзу Мидию, то парфяне должны были бы все равно отдать Месопотамию, и тогда римляне были бы обеспечены базой для ведения дальнейшей войны. Антоний направился по дороге к главному городу Мидии Фрааспе, - вероятно, теперь именующемуся Тахти-Сулейман, - в 42 милях восточнее Гавгамелы, куда царь Артавасд укрыл свою семью и сокровища. Римляне рассчитывали, что, если бы они захватили этот город, Артавасд, которому Антоний предложил бы выгодные условия, присоединился бы к Риму так же, как и его армянский тезка. Чтобы закончить осаду в самый короткий срок, римляне привезли с собой таран, так как в данной местности не было толстых деревьев. Эти машины, которые можно было продвигать очень медленно, были привезены под прикрытием 2 легионов. Антоний шел во главе всей массы войска, чтобы прибыть скорее к неприятельской твердыне и организовать осаду.

Но на следовавший за ним обоз, находившийся под начальством Оппия Статия, было произведено парфянами нападение, причем осадные машины были разрушены. При каких обстоятельствах это произошло, мы не знаем, но, вероятно, этого не случилось бы, если бы римский полководец не совершил каких-либо тактических ошибок. Длинный обоз не мог быть защищен 2 легионами против парфянской конницы, и этот натиск парфян с юга надо было предвидеть ввиду того, что римляне совершили фланговый марш. Нельзя себе представить, чтобы Антоний не обеспечил обоза конницей, которая должна была бы вовремя заметить приближение парфян и донести об этом. В таком случае римляне успели бы устроить укрепленный лагерь, где могли бы защищаться от неприятельской конницы до прибытия Антония. Но чья бы ни была вина в недосмотре, в результате этого поражения планы похода Антония были сорваны в своем основании, - тем более, что армянский царь Артавасд, испугавшись, вернулся обратно в свое государство, чтобы защищать его и спасти себя.

Антоний нашел в себе еще достаточно упорства, чтобы продолжать осаждать Фрааспу импровизированными машинами; он прошел еще дальше в глубь страны в надежде вызвать парфян на бой. Почему Антоний не подразделил на части свое все еще мощное войско, которому парфяне не смели противиться? Окружность города Тахти-Сулейман равна 1 330 шагам; достаточно было бы незначительного корпуса, чтобы блокировать эту крепость и продолжать осаду. Устройством циркумвалационной линии он мог защитить себя от парфянских стрелков, главные же силы направить в Экбатану или в Гирканию.

Но все же этими мероприятиями, вероятно, ничего не было бы достигнуто. Все зависело от того, удалось ли бы отнять Атропатену у парфян или нет. Имея подходящую базу, можно было бы продолжать войну, а без нее продвигаться в неприятельскую страну было бы опасно. После блестящей победы парфян над Оппием Статием, занятие Фрааспы могло бы еще побудить царя Атропатены перейти на сторону Антония. Но Антонию пришлось пережить следующее: во время одного из его выступлений осажденные сделали удачную вылазку и сожгли плотину, подводившую к крепости; полководец в гневе присудил 2 когорты к самому тяжкому наказанию - к децимированию (казнь каждого десятого солдата) за то, что они недостаточно хорошо сражались. Когда он увидел, что в окрестностях нельзя добывать съестные припасы, а на сдачу крепости надежды нет, ему пришлось назначить отступление.

Антоний свернул на другую дорогу не потому, что его войско стало менее боеспособным, а потому, что на прежнем пути он не мог рассчитывать на получение съестных припасов. Вместо того, чтобы итти Месопотамской равниной, он направил путь на север, в горы, через всю Армению, где союзный царь должен был прокормить войско41. При отступлении парфяне причиняли ему существенный вред: хотя римляне и побеждали их в настоящем бою и прогоняли их, но войско все же морально разлагалось, так что Антоний считал удобнее выступать из лагеря не утром42, а в полдень, чтобы иметь возможно больше времени вечером для совершения безопасного перехода.

Походы Красса и Антония заставляют нас оглянуться назад. Мы еще вернемся к ним, когда будем в следующем томе разбирать, почему Месопотамия осталась на границе римского государства и ни один полководец Рима не повторил похода Александра.

Еще раз зададим здесь вопрос, как это было возможно, что царь маленькой Македонии завоевал Азию до Инда, а римское войско, гораздо белее многочисленное, погибло? Одной гениальности Александра недостаточно для объяснения этого факта. Военное искусство Запада настолько развилось благодаря римской когортной тактике, а военное дело у римлян было настолько основательнее поставлено, чем у македонян, что одна только личность сама по себе не могла всего этого возместить.

Стратегическая основа похода Антония имеет еще больше сходства с походом Александра на Гавгамелу, чем это кажется с первого взгляда. Разбив Красса, парфяне через некоторое время снова перешли к агрессивным действиям, но были, наконец, разбиты в Северной Сирии легатом Антония. Это поражение можно сравнить с поражением при Иссе: провинции, которыми Дарий еще повелевал после Иссы, образовали Парфянское государство царя Фраата IV, против которого выступил Антоний. Римляне, как мы видели, продвигались по Верхней Месопотамии почти тем же путем, как и Александр, и перешли Тигр в той же местности, как и последний, не имея до этого времени сражений так же, как и Александр. Что произошло бы, если бы Дарий - вместо того, чтобы принять сражение, - уклонился от него, как Фраат, и ограничился бы защитой своих укрепленных мест, лишив македонян возможности добывать съестные припасы?

Чтобы провести этот стратегический план, народ и государство должны обладать большой силой сопротивления. Даже после поражения при Гавгамеле персы, как и парфяне, могли еще защищаться; но все большие города, - как Вавилон, Персеполь, Экбатана, - открыли македонянам ворота без сопротивления; властители даже приглашали их к себе, и вскоре царь-беглец был одним из своих сатрапов лишен трона и убит. Дарий Кодоман сам происходил из семьи Ахеменидов по побочной линии и сел на трон благодаря дворцовому перевороту, которому предшествовали многие другие волнения. Эта внутренняя слабость Персидского царства не должна быть упущена из виду при оценке несравнимых ни с чем успехов Александра. Азия в лице Парфянского царства протестовала против эллинско-македонского владычества; но это не было чистым варварством, - наоборот, оно известным образом принимало эллинскую культуру: в день победы при Каррах при дворе парфянского царя ставили греческую трагедию Эврипида.

Когда Антиох III расширил свое царство от Сирии до Индии (209 г.), ему не удалось подчинить себе парфян и бактров; он должен был оставить их полусвободными в вассальной от себя зависимости. Когда Антиох VII задумал восстановить великое Сирийское царство и победоносно проник в Мидию, солдаты его были размещены на зимние квартиры среди населения, которое обязано было их кормить, но которое напало на них и уничтожило всех (129 г. до н. э.). Александр Великий нигде не испытал такого сопротивления. Персидское царство, которое он разрушил, было велико, но внутренне бессильно. Этим замечанием мы так же не хотим уменьшить величие Александра, как не хотят снять лаврового венка с главы Наполеона, когда говорят, что монархия Фридриха Великого была бессильна в 1806 г. Персия внутренне разлагалась ко времени македонского нападения. Эта бесспорная истина заставляет относиться к греческим рассказам о высокомерии и самоуверенности персидского двора с недоверием; принимая во внимание эту точку зрения, кажется невероятным, что Дарий смог создать два сильных войска одно за другим.

Для того, чтобы создать запас продовольствия, нужна не только сильная государственная организация и твердое управление, но и добрая воля народа. Этого всего не было как раз в Персидском царстве; ко всему этому мы можем присовокупить только еще один аргумент, что войско Дария было не только не больше, но даже численно меньше македонского.

О походе Антония я составил себе другое мнение, чем Гутшмидт (Gutschmidt, Geschichte Irans, 1888) и Гартхаузен (Gardthausen, Augustus und seine Zeit, 1891).

Надо принять во внимание, что все сообщения об этом походе мы черпаем из одного только источника, - из записок сопровождавшего Антония Деллия. Один историк извлекал из этих записок один материал, другой - иной и придавал этому походу субъективную окраску. Плутарх отнесся благосклонно к Антонию; Дион и следующие за Ливием мелкие латинские авторы - враждебно (Гутшмидт, стр. 97, примеч. 3). Но суть в том, что Деллий, хотя и хорошо осведомленный о всех внешних событиях, не понимал внутреннего соотношения их или не знал. Его занимали сплетни о полководце, который забывал военные обязанности из-за любви к Клеопатре, или рассказы о том, что лошади парфян испугались бряцанья оружия в римских легионах и потому парфяне предались бегству. Когда Антоний собирался начать отступление, как раз в это время появляется мудрый человек, служивший в войске Красса, пробывший 17 лет в плену у парфян, и поучает римского полководца, указывая, что парфянская конница менее опасна в горах, чем на равнине. Чтобы укрыться от парфянских стрел, римляне сооружали крыши из щитов; парфяне считали это признаком поражения римлян, но последние набрасывались снова на них. Все эти истории, - так же как и все цифры о парфянском войске, - можно вычеркнуть.

О походе Антония Гартхаузен (II, 11, 153) говорит: "Мы не представляем себе дороги, по которой он шел, но и не можем в ней сомневаться, раз источники указывают, что Антоний шел через Армению". Но ведь Армения, как и Аравия, слишком неопределенный географический термин, чтобы на основании этих нескольких слов в рассказе приписать такому полководцу, как Антоний, такие неразумные действия, - тем более, если принять к сведению, что, по Плутарху (Антоний, гл. 37), Антоний из Зевгмы шел через "Аравию и Армению". Почему он избегал равнины? Ведь он был настолько во всеоружии, что мог дать парфянам сражение и стремиться к нему.

Гартхаузен сам (I, 1, 295) выводит заключение, что Антоний, перейдя у Зевгмы Евфрат, шел через Осроэну и Мигдонию к Тигру и дальше южнее озера Урмия.

Это - прямая линия, ведущая в дальнейшем к Фрааспе. Армению сюда нельзя включить; либо она отпадает, либо под Арменией надо подразумевать обширную территорию, которая включает в себя Верхнюю Месопотамию.

Но с этим не совпадает то обстоятельство, что Антоний хотел с севера проникнуть в Парфию; это вообще находится в противоречии с указанием (по Гартхаузену, I, 1, 295), что он шел к югу от озера Урмия.

Надо также отбросить утверждение, что Антоний удивил парфян направлением, которое он взял для своего похода; это был самый обыкновенный путь, и приближение такого громадного войска нельзя было не заметить, а потому Царю Фраату не требовалось прилагать старания, чтобы вовремя узнать о нем. Отступление сопровождалось трудностями и потерями, но так как римляне располагали еще прекрасными пращниками и конницей, то парфяне не могли причинить им особого ущерба.

Описание страданий и опасностей, которым он подвергался, - так же как и отчаяние полководца, - являются лишь риторическими преувеличениями.

Примечание ко 2-му изданию. Исследование Кромайера об этом походе ("Hermes", т. 31, 1896) при составлении предыдущего текста было мне незнакомо. Но я и теперь не могу к нему присоединиться и считаю его в самом важном пункте неправильным. Кромайер думает, что Антоний считал свое войско, собранное им при Зевгме, недостаточно сильным, чтобы сразиться с парфянами на Месопотамской равнине, а потому сделал громадный круг, взяв направление на север, через Армению. Он полагает, что Антоний имел намерение укрыться в горах и по пути найти подкрепление у Красса, который сражался на Кавказе во главе римского войска за год до этого похода, и, кроме того, привлечь к себе армянское войско царя Артавасда. Ссылка на источник, который он берет для этого похода, неудачна. Да и по существу невероятно, чтобы Антоний (даже если несколько войсковых частей не примкнуло к нему), имевший в своем распоряжении громадное войско, избегал сражения с парфянами. Его легат Вентилий уже не раз побеждал парфян в больших сражениях в предыдущие годы, а Антоний имел не меньше 10 000 чел. кавалерии. Те 16 000 тяжеловооруженных всадников, которых должен был доставить римлянам Артавасд, конечно, являются выдумкой. Подкрепление, которое Антоний в своем северном направлении получил бы от Армении и, может быть, от Красса, было бы поглощено не в малой мере теми потерями в людях и материале, которые должны были бы произойти при походе через горную страну на протяжении 100 миль (ок. 700 км). Когда Кромайер утверждает, что и Цезарь хотел идти через Малую Армению, то он не принимает во внимание, что Цезарь шел из Рима, а войско Антония из Сирии, и что для Цезаря являлось прямым путем, то для Антония - большим крюком.

 

 

Часть седьмая. ЦЕЗАРЬ.

 

ВВЕДЕНИЕ.

 

Мы руководствовались до сих пор таким методом, что, оставляя в стороне хронологию, исследовали систематически в каждом сражении отдельно тактику данной эпохи, чтобы выработать определенное о ней мнение и, исходя из этого, перейти к разбору стратегии. По отношению к Цезарю такой прием не нужен. Все те элементы, из которых состоит его искусство предводительствовать войском, нам знакомы; нам надо только показать, как, применяя его, он довел военное искусство древности до высшей точки его развития, вследствие чего его самого следует считать величайшим в этом смысле мастером древней эпохи.

Невзирая на то, что мы, благодаря личным произведениям Цезаря, очень обстоятельно осведомлены об его походах, мы все-таки имеем только односторонний отчет о событиях. Даже передача событий гражданской войны людьми из лагеря Помпея и сторонниками сената расплывчата и ничтожна по сравнению с широко освещающими события рассказами Цезаря и его приверженцев, а о германо-галльской войне у нас имеются только свидетельства победоносных римлян. Этого не надо забывать.

Нельзя сказать, чтобы критика этого не помнила, но она не могла ничего сделать: она была беспомощна; несмотря на то, что имеется обилие освещающих походы Цезаря произведений, критика еще недостаточно разобралась в них. Она не обладала средствами хорошо уразуметь великого полководца и не менее великого "собственного историка" и на основе его описаний проникнуть в суть вещей. Для этого нужно было иметь оружие, которое создавалось постепенно в длительной совместной работе; нужны были познания относительно организации и тактики войска, понимание технических выражений, географические и топографические исследования, статистические определения численности войск. Все эти предварительные условия теперь уже настолько выполнены благодаря работе многих поколений филологов, археологов, историков и военных, благодаря путешествиям, раскопкам и методологическим сопоставлениям, что критика может отважиться вступить в бой с титаном, прямо посмотреть ему в глаза и заставить его раскрыть свою объективную сущность.

1. Из старых произведений о военных делах Цезаря можно считать самыми важными и поныне труды: В. Рюстова, "Военное дело и ведение войны Юлием Цезарем" (2-е изд. 1862 г.) и Авг. фон Гелера, генерал-майора баденской службы, "Галльская война Цезаря и отдельные части его междоусобной войны" (2-е изд. фон Гелера 1880 г.). Переработку всего материала, - руководствуясь тем, что есть по этому вопросу в новой литературе, - дает в своем труде "Военное дело Цезаря" Франц Фрелих (1889 и 1890 гг.). Некоторые выписки из этой книги, - правда, не очень существенные, - дает Фр. Кауер в "Histor. Zeitschr.", т. 64, стр. 123 и т. 66, стр. 288). Очень подробно полемизировал по поводу некоторых пунктов полк. Стоффель в "Revue de Philologie", т. XV (1891 г.).

Труд Наполеона III в двух томах о жизни Цезаря вместил только описание галльских войн и кончается переходом через Рубикон. Если он в литературном отношении и невысоко стоит, то научно можно им пользоваться; особенную ценность представляют собой вызванные этим трудом географические исследования, раскопки и опыты. Но гораздо выше стоит продолжение этого труда, составленное полк. Стоффелем "История Юлия Цезаря, гражданская война" ("Histoire de Jules Cesar, guerre civil" par le colonel Stoffel), два тома большого формата, 1887 г.

Полк. Стоффель, занимавший должность флигель-адъютанта императора, принимал участие в подготовительных работах к этому труду и продолжал над ним работать с 1866 до 1870 гг. во время своего пребывания в Берлине. Когда же военные события прервали его работу и ему, как и его императору, пришлось уйти от политической жизни, он снова возобновил свой труд в 1879 г. и закончил его; при этом он лично объезжал все театры военных действий и поля сражений, где участвовали в боях войска Цезаря. Стоффель - истинный ученый, которому несвойственна и тень дилетантизма; к тому же он и опытный военный. Если я, невзирая на это, расхожусь иногда с ним в мнениях, то эти разногласия основаны на том, что я отношусь скептически к рассказам Цезаря, подвергаю их критике и надеюсь доказать мою правоту, основываясь на статистике, которая Стоффелем игнорируется.

Кроме труда о гражданской войне Стоффелем еще выпущена в свет как дополнение к труду Наполеона III монография - и очень ценная - о двух первых походах в галльской войне ("Guerre de Cйsar et d'Arioviste et premieres operations de Cйsar en I'an 72" par le colonel Stoffel, Париж, 1890, 164 стр.).

Раньше чем приступить к окончательной обработке настоящей главы, мне удалось заполучить, в свои руки следующий труд: "Caesars conquest of Gaule, by Т. Rice Holmes" ("Победа Цезаря в Галлии", Лондон 1899, 845 стр.). Это настолько же научная, насколько и остроумная книга, в которой полемика сопровождается очаровательным юмором и которая соединяет в себе все, что с какой-либо точки зрения относится к галльским войнам. Я присоединяюсь к нему в вопросах оценки работ и взглядов Стоффеля. О моих с ним разногласиях, так же как в отношении Стоффеля, я поговорю отдельно.

Помимо указанных выше трудов, я могу указать как на подходящую литературу, наряду с "Историей военного искусства" Иенса (Jдhns), и на другой труд того же автора - очень обстоятельное исследование - "Сдsars Kommentarien und ihre literarische und kriegswissenschaftliche Folgewirkungen, VII прил. к "Milit. Wochenbl." 1883, - книга, которой я обязан многими наблюдениями и цитатами.

В 1906 г. к литературе о Цезаре прибавилось и произведение лейтенанта Г. Фейта (G. Veil, Geschichte d. Feldzьge C. Julius Сдsars, Wien, L. W. Seidel und Sohn), Насколько это произведение широко задумано, настолько же оно малоинтересно в научном отношении. Автор представляет еще себе, что между римскими когортами оставляли интервалы, равные протяжению фронта когорты, и приводит для этого "доказательство" (стр. 48 и 486) из военного источника "Terminus technicus quincunx" - принадлежавшего, однако, не Ливию, а Липсию (ср. критику Руд. Шнейдера в "Gating. Gel. Anz." Jahrg. 169, стр. 419, июньская книга 1907 г.). Указание автора (стр. 483), что он "во всех существенных вопросах опирается на источники", основывается поэтому на самообмане не меньше, чем его мнение, что его профессия лейтенанта дает ему возможность подходить к военной истории в качестве специалиста.

2. При обсуждении некоторых отдельных вопросов и присущих древней эпохе особенностей военного искусства Цезаря немецкие читатели придерживаются взглядов книги Фрелиха (Frohlich, 276 стр.). Так как я указываю на его труды, то и хочу некоторые пункты, где я присоединялся к Стоффелю и расхожусь с ним, разобрать здесь. Кроме упомянутой критики Стоффеля возьмем еще его труд "Remarques gйnerates", который он присоединил к книге "Жизнь Цезаря".

Фрелих (стр. 9) сомневается, чтобы 13-й легион, с которым Цезарь перешел Рубикон, насчитывал, как сообщает Плутарх, 5 000 чел., ввиду того что он вел войну много лет и не получал никакого подкрепления. Стоффель же ("Revue de Philologie", стр. 140) выводит справедливое заключение, что Цезарь, несомненно, пополнял свои легионы. Если нам и сообщается кое-где о добавлении (supplementum), которое не было обычно, а организовано (в. G. VII, 57) специально, то это надо отнести к переходным моментам. Если, невзирая на эту систему постепенного пополнения, старые и новые легионы были все-таки различны, то это объясняется тем, что, во-первых, из старых легионов не отпускали старых солдат, а сами легионы совершенно расформировывались, и затем, что во время сражений в древности число убитых было, как правило, ничтожно, разве только в случае сильного поражения, когда легко можно было уничтожить целые войсковые части. Следовательно, число ветеранов настолько превышало число молодых людей или, вернее, число молодых людей в старых легионах было так мало, что легко было отличить старые легионы от новых.

Стоффель все-таки считает, что каждый легион Цезаря был численно невелик, и отклоняет понятие о "нормальной численности легиона", которое надо считать в такой же мере правильным, как и понятие о "нормальной численности дивизии". Конечно, дивизия - это не то, что легион во времена Цезаря. Старый римский легион, имевший придаток из всадников и легковооруженных, можно еще, - поскольку в нем соединялись все роды войск, - сравнить с современной дивизией. Но при Цезаре этого давно уже не существовало: его легионы можно скорее сравнить с современной кавалерийской бригадой, так как по силе легион был равен ей, или же с пехотным полком, так как он имел самостоятельное хозяйство. Но все эти сравнения ни к чему не ведут. Самое существенное - это то, что по самой точной схеме легион состоял из 20 когорт, из которых в каждой было по 3 манипулы, а в каждой манипуле было по 2 центурии. Это небольшие тактические единицы должны были иметь определенный численный состав. Обучение, продовольствие, устройство лагеря и рассылка приказов были бы немыслимы, если бы эти низшие тактические единицы не были приблизительно однородны. А если центурии и манипулы имели определенную численность, то ее имел и легион, - а цитаты, приведенные у Фрелиха, не оставляют сомнений в том, что легион насчитывал нормально 6 000 чел., когорта - 600 чел., манипула - 200 чел. и центурия - 100 чел.

Главное возражение, которое можно себе позволить против принятия этих цифр, отброшено при вычислении войсковых сил при Фарсальском сражении:

На стр. 17 Фрелих говорит, что центурионов можно сравнивать с современными фельдфебелями, а не с командирами рот. Это правильно, если принять во внимание их социальное происхождение; по функциям же они равны нашим командирам рот, причем для истории Цезаря очень существенно, что в римском войске самые основные функции исполнялись "капитанами и командирами рот", принадлежавшими социально к группе унтер-офицерства.

На стр. 19 Фрелих дает очень низкую оценку воинским качествам военных трибунов Цезаря. В основе это правильно, но краски явно сгущены: по утверждению Rice Holmes (стр. 570) эти трибуны выполняли, как доказано, много важных обязанностей.

Стоффель говорит в своем труде "Guerre de ^esar et d'Arioviste" (стр. 127), что легаты, бывшие раньше высшими офицерами и несшие обязанности при главнокомандующем, вошли в течение Галльской войны в более тесные отношения с легионами и в конце концов получили командование над ними; Хольмс (Holmes) возражает - и справедливо - против этого (стр. 568). Отношение легатов к отдельным частям войск осталось при Цезаре таким же, каким было и раньше в римском войске. Следовательно, и круг деятельности трибунов не был сужен Цезарем.

Относительно "antesignani", по Фрелиху (стр. 29), мы сделали указания выше, на стр. 206-207.

На стр. 38 Фрелих присоединяется к мнению Шамбаха (Schambach), что Цезарь так же, как и в древние времена, присоединял к каждому легиону определенную норму кавалерии. На мой взгляд, выводы Шамбаха не очень доказательны. Но это не играет особенно важной роли. И Хольмс (стр. 583) отвергает взгляд Фрелиха.

На стр. 42 главу об evocati, согласно вышеприведенным на стр. 303-304 выводам, надо пополнить следующим пояснением: между evocati II в., - составлявшими многочисленную группу, бывшими просто солдатами сверхсрочной службы, - и rengages I в., - служившими в почетном отряде, который являлся охраной штаба полководца, - имеется разница, и их надо отличать друг от друга. Отсюда вытекает простое и ясное толкование главы, вызвавшей так много споров ("bell, civil.", III, 91, no R. Menge, "Berl. Phiol. Wochenschr.", 1890, стр. 273). Глава гласит: "Крастий был сверхсрочным в войске Цезаря; он раньше командовал у него первой ротой триариев в X легионе. Человек необычно храбрый, он, подав знак, сказал: "Идите со мною, мои бывшие товарищи по роте; постарайтесь для вашего полководца, которого вы сами выбрали. Остается только одно это сражение; после него он восстановит свою честь, а мы вернем себе свободу". Посмотрев при этом на Цезаря, он сказал: "Я сделаю так, что ты меня сегодня будешь благодарить, живого или мертвого". После этих слов он первый бросился на врага с правого фланга, а за ним устремилось около 120 отборных бойцов - добровольцев из той же центурии".

Центурия, к которой Крастин обратился с речью, состояла из evocati и была штабной, стоявшей на правом фланге. Во время гражданской войны Цезарь, как мы предполагаем, произвел всех давно служивших, главным образом из X легиона, в primipilus. Ввиду того, что Крастин был примипилом в этом легионе, они (evocati) почти все находились в его манипуле, и он мог к ним обратиться с речью как к своим бывшим сотоварищам по манипуле. Как evocati это были воины, выслужившие свой срок, но поступившие добровольцами в армию только на время данной войны и признавшие Цезаря своим полководцем. По окончании же войны они освобождались от службы и становились свободными людьми.

На стр. 72 Фрелих считает, что легионеры носили панцирь и при окопных работах. Стоффель это справедливо опровергает ("Revue de Philol.", p. 142), так же как и указание Фрелиха (стр. 75 и 127), что каждый солдат носил на себе запас муки на 16 дней.

Относительно передвижения римлян, по Фрелиху (стр. 104 и 200), ср. ниже, гл. 3.

Нельзя также присоединиться к взгляду Фрелиха (стр. 105), что легионеры были вооружены и луком; приводимые им цитаты не служат доказательством этого.

Стоффель (стр. 121) говорит, что имеется упоминание о метательном копье, снабженном amentum (метательным ремнем). Метательное копье никогда не бросалось посредством amentum. Последний употребляется только для легких снарядов.

Расстояния (дистанции) между башнями на контрвалационной линии вокруг Алезии равнялись 80 футам. Фрелих (стр. 145) применяет эти дистанции к протяжению фронта манипулы. Стоффель же берет для протяжения линии фронта расстояние, равное дальности полета римских метательных снарядов.

На стр. 169 Фрелих приводит заимствованные у Вегеция неправильные сведения о cuneus, о чем я буду говорить в следующем томе.

На стр. 183 Фрелих толкует маневр, который Цезарь применил к седьмому и двенадцатому легионам в сражении с нервиями, таким образом, как будто легионы сражались, будучи поставлены спиной друг к другу. Правильнее понял этот маневр Гизинг: последние шеренги обоих легионов были повернуты кругом ("N. Jahrb. f. Phiol.", т. 45, 1892, стр. 493).

3. Коннице Цезаря следовало бы посвятить отдельную главу, - или, правильнее, наряду с описанием развития тактики в пехоте надо было бы параллельно привести и историю развития кавалерии. Уже начиная с Персидских войн при Филиппе и Александре, так же как и в эпоху Ганнибала, конница в римском войске имела большое значение и часто играла решающую роль. В пехоте мы наблюдали органическое развитие тактических форм; разве нельзя установить что-либо подобное и в кавалерии?

Здесь идет главным образом речь о разрешении двух вопросов: в какой мере древние применяли шок, т.е. удар (атаку) сомкнутым строем на быстром аллюре? И как мы должны представлять себе смешанный бой конницы совместно с легковооруженными?

Несмотря на имеющуюся тщательно разработанную монографию Шамбаха ("Die Reiterei bei ^sar", "Progr. Mьhlhausen", 1881) и труд Фрелиха (кн. III, гл. 5), в этом вопросе еще много неясного. Мы не приступим сейчас к его исследованию, а отложим его до тех пор, пока последующие эпохи не дадут нам достаточно материала для сравнения.

 

⇐ Предыдущая38394041424344454647Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: