Французы, испанцы и итальянцы

Военная организация Франции в XV веке опиралась на ордонансовые роты и на вольных стрелков. После того как последние так плохо показали себя при Гинегате, Людовик XI хотел переформировать их в пехоту по швейцарскому образцу. Он заменил у них луки длинными пиками и алебардами и собрал их, числом свыше 10 000 человек, для обучения в лагерь под Геденом в Пикардии, а на следующий год - под Пон-де-л'Арше, близ Руана.

"Король, - доносит на родину швейцарский посланник15 Мельхиор Русс, - приказал изготовить много длинных пик и алебард по немецкому образцу; если бы он мог изготовить и людей, которые умели бы обращаться с ними, то он уже больше никого не стал бы брать на службу". Позднее историки полагали, что на лагерь под Пон-де-л'Арше можно смотреть как на колыбель французской пехоты; там систематически обучали солдат, пригласив в качестве образцового отряда 6 000 швейцарцев. Учебный лагерь этот просуществовал целых три года, и швейцарцы целый год оставались в нем в качестве инструкторов. Однако более внимательное исследование рассеяло эту фантастическую картину16.

На самом деле ни о какой муштре, ни о каком образцовом отряде швейцарцев документальных данных мы не имеем. Несомненно, король намеревался сделать то же самое, что сделал в это же время Максимилиан в Нидерландах. Действительно, нам доподлинно известно, что 1 500 рыцарей из ордонансовых рот были направлены в лагерь, дабы в случае надобности они могли сражаться и в пешем строю, что должно было бы называться вступлением в ряды пехоты. Однако такие реформы простым приказом нельзя провести.

Пехота, вышедшая из этого лагеря, никогда не могла сравняться с швейцарцами и ландскнехтами. Такой же отряд, как и на бельгийской границе, был сформирован на итальянской границе. Наряду с этими войсками, которые позднее были известны под названием "старых банд" Пикардии и Пьемонта, были и другие более или менее организованные наемные банды, называвшиеся "авантюрьерами", вооруженные частью холодным оружием, но главным образом служившие стрелками. Они однажды отличились под Генуей в 1507 г., когда Баярд и другие рыцари стали во главе и повели их на штурм. Отсюда Сюзан, историк французской армии, считает возможным повести начало французской пехоты. С тех пор появился обычай, чтобы молодые дворяне, не располагавшие средствами на снаряжение для конной службы, поступали в пехоту на повышенный оклад жалования. Таких молодых людей обозначали итальянским термином "lanze spezzate" (сломанные копья). Термин "lanspessades" сохранился во французской армии вплоть до середины XVIII столетия; им обозначали солдат первого класса, занимавших среднее положение между капралами и рядовыми. В так называемых мемуарах Виельвиля передается, что в каждой роте было 12 таких ланспессадов; они были вооружены не аркебузами и не алебардами, а пиками.

Однако, несмотря на это социальное усиление, французские отряды пехоты, по сравнению со служившими по найму у их короля швейцарцами и ландскнехтами, всегда играли лишь второстепенную роль. Они выступают в больших сражениях, начиная с Равенны и кончая Павией; упоминают также о гасконцах и бургундцах; однако никто их не аттестует как безусловно надежное войско, и французские короли, начиная с Карла VII, пользовались во всех крупных сражениях преимущественно немецкой пехотой. В 1523 г. французский полководец Бониве отослал из Италии французских солдат домой, как только ему удалось получить на их место швейцарцев. Впервые в 1544 г. в сражении при Черезоле отряд гасконцев с успехом сражается по швейцарским методам.

Франциск I в 1533 г. сделал другую попытку создать национальную французскую пехоту милиционного типа, которой он дал горделивое название "легионов". При этом была даже сделана попытка создать тактические формы, представлявшие смешение фаланги, римских легионов и приемов современной войны. Из того, что нам о них передают, можно заключить, что их построение представляло большую квадратную колонну, распадавшуюся чрезвычайно искусственным образом на мелкие отделения с небольшими интервалами. Притом решительно нельзя уяснить себе каких-либо задач, каких-либо функций этих маленьких отрядов; очевидно, мы имеем в данном случае дело с чисто теоретическим мудрствованием. Когда в 1543 г. 10 000 французских легионеров защищали Люксембург, они дезертировали толпами и сдали крепость имперцам. То же случилось и в Булоне в 1545 г.

Под 1557 г. мы читаем в мемуарах маршала Виельвиля, что эти легионеры - не воины; они бросили плуг лишь для того, чтобы за 4-5-месячную службу освободиться от налогов на основании удостоверения, зарегистрированного в местном окружном управлении.

В руководящих кругах Франции вполне сознавали, как невыносимо было вести французские войны при помощи иноземных войск, но приходили к заключению, что французский характер не приспособлен для службы в пехоте и что нанимая немцев, швейцарцев и итальянцев, не только получаешь хороших солдат, но отнимаешь их у неприятеля.

Около 1500 г. кавалерию во Франции называли "1'ordinaire de la guerre" (ординарное войско), а пехоту - "1'extraordinaire" (экстраординарное) потому, что в мирное время только первое имелось налицо17.

Наименование "инфантерия" впервые появилось, по-видимому, в царствование Генриха III; около 1550 г. еще употребляли термин "фантерия" от итальянского слова "fante" - "малый", "слуга"18.

Иначе, чем во Франции, протекал этот процесс в Испании. Уже в 1483 г. - следовательно, тотчас после того как Людовик XI создал лагерь в Пикардии и в то время когда еще шли бои вокруг Гренады, - король Фердинанд Арагонский как будто пригласил отряд швейцарцев, который должен был служить образцом для формирования подобной пехоты. Однако швейцарские источники ничего не говорят о таком отряде по ту сторону Пиреней, и исторические исследования до сих пор не дали нам никаких сведений о каком-либо новом формировании в последующие 20 лет.

Так как наряду с немцами одни лишь испанцы сумели в первое время создать годную для войны пехоту по образцу швейцарской, то военное дело в Испании в эту эпоху представляет особый интерес; поэтому доктор Карл Гаданк по моему почину и при поддержке министерства народного просвещения предпринял поездку в эту страну для исследования по этому вопросу в архивах и литературе. Однако результаты его поездки оказались ничтожными и мало что прибавили к тому, что можно найти у Гобома. Правда, мы обладаем довольно богатыми литературными источниками по испано-французским походам в Нижней Италии - первое место занимает жизнеописание "великого полководца" ("Gran Capitan") Гонсало ди Кордовы, составленное Иовием, однако оно дает мало материалов по основному вопросу об организации тактической единицы в пехоте. Формирование милиции, утвержденное на одном заседании юнты в 1495 г. и неоднократно подтвержденное впоследствии, не дает никаких новых данных относительно характера нового военного искусства; и когда испанцы вступили в борьбу с французами за обладание Неаполитанским королевством и перевезли в Италию свои войска под начальством Гонсало ди Кордова (1495 г.), последние не могли противостоять швейцарцам, которых французы двинули против них. Ни по качеству вооружения, ни по прочности организации испанцы не могли равняться с швейцарцами и, несмотря на свое численное превосходство, обращались в бегство.

Однако Гонсало не считал по этой причине свое дело проигранным. Во время войны и посредством самой войны он обучил свои войска и при поддержке ландскнехтов одержал свой первый успех под Чериньолой в 1503 г. По-видимому, материал, из которого составлена была его армия, первоначально был очень плох. Она состояла не только из авантюристов и бродяг, которые вообще охотно следуют за барабаном вербовщика, но и из насильно забранных в войска людей. Однако ему помогло то, что они оказались на чужой стороне, далеко от родины; им не оставалось, ради собственных интересов, иного выхода, как держаться стойко своего знамени, и уже несколько лет спустя не подлежало сомнению, что испанская пехота не уступала в боеспособности ни швейцарцам, ни ландскнехтам. Это доказала битва под Равенной (1512 г.), хотя испанцы и потерпели в ней поражение от ландскнехтов, находившихся в союзе с французскими рыцарями. С этого момента в течение полутора столетий испанская пехота оправдывала свою превосходную боевую репутацию.

Мы кое-что знаем и о той принципиальной оппозиции, на которую наткнулась эта реформа. Некий Гонсало ди Айора, который одновременно с Гонсало ди Кордова хотел организовать пехоту и обучить ее действиям в квадратных колоннах, подвергся насмешкам. Он в течение многих дней обучал своих солдат и просил короля отпустить ему лишнее количество вина и провианта, потребное для этих учений, в то же время для поднятия своего авторитета он ходатайствовал о назначении его полковником и об отдаче указаний капитанам, чтобы последние в точности исполняли его распоряжения. Этот вопрос обсуждался на многолюдном военном совете. Говорят, придворные долго по этому поводу потешались и острили. Но вот в 1506 г. супруг наследницы престола Филипп Красивый, сын Максимилиана, привел с собой в Испанию 3 000 ландскнехтов, и их пример сломил, вероятно, оппозицию окончательно.

Еще иначе, чем в Испании, сложились обстоятельства в Италии. В XIV и XV столетиях Италия была чрезвычайно воинственной страной. Эта эпоха породила великих кондотьеров, выработавших известную школу в военном искусстве. Различали по известным, хотя и не очень существенным отличительным расхождениям в стратегических принципах школу Сфорца и школу Браччио. Великие итальянские историки Макиавелли, Гюичиардини и Иовий единодушны в утверждении, что кондотьеры вели войну, как игру, а не как серьезное, кровавое дело, с своекорыстным расчетом возможно дольше протянуть войну и выжать возможно большую плату из своих нанимателей; они не искали решительного боя, а избегали его; когда же дело доходило до сражения, то и солдаты, смотревшие друг на друга как на товарищей, щадили друг друга и не проливали крови.

Передают, что в битве при Аншари (1440 г.) погиб только один человек, да и тот не был убит, а утонул в болоте. Позднее писатели, характеризуя этот род ведения войны, высказывали мнение о том, что кондотьеры подняли войну до степени произведения искусства, а именно - искусства маневрирования. Однако проверка сообщений современников доказала, что в этой характеристике, хотя она и исходит от трех великих авторитетов, нет истины. Правда - только то, что кондотьеры вели войну не с той жестокостью, которую Макиавелли и его современники наблюдали у швейцарцев, которым было запрещено брать пленных и которые избивали всех мужчин в городах, взятых штурмом. Бой кондотьеров походил на бой рыцарей, которые также, если это не противоречило цели войны, допускали пощаду и не только считали дозволенным выкуп пленных, но даже к этому стремились. Дальше этого не шли и кондотьеры, и их сражения нередко были чрезвычайно кровопролитны.19

Особенно высокой репутацией пользовались в течение всего XIV и XV столетий итальянские стрелки - генуэзцы и ломбардцы, игравшие значительную роль в армии Карла Смелого.

Войска кондотьеров, как вообще все средневековые войска, состояли по преимуществу из конницы. Это также являлось причиной, почему Макиавелли их ненавидел и презирал, ибо по примеру римлян он признавал в качестве решающего рода войск пехоту.

Когда же молва о славных делах швейцарцев и ландскнехтов распространилась и в Италии, нашлись вскоре проницательные военные, которые захотели перенести и в свою страну новую практику. Население Италии могло предоставить тогда гораздо лучший материал и в большем количестве, чем хотя бы Франция. Испанец, о котором мы упоминали выше, Гонсало ди Айора, изучил новое искусство в Милане, и знаменитая семья кондотьеров, три брата Вителли, владевшие в Романье небольшим княжеством Читта-ди-Кастелло, задались целью создать дотоле несуществовавшую итальянскую пехоту (1496 г.). Они стали вербовать солдат среди собственных подданных, смешали рекрутов с опытными ветеранами, вооружили их пиками на один фут длиннее немецких и обучили их, как картинно повествует Иовий, "следовать за знаменем, маршировать в такт барабанного боя, направлять и поворачивать колонны, строиться "улиткой" и в конце концов поражать врага с большим искусством, сохраняя в точности порядок в своих рядах" ("Signa sequi, tympanorum certis pulsibus scienter obtemperare, convertee dirigereque acien, in cocleam decurrere et denique multa arte hostem ferire exacteque ordines servare"). Действительно, Вителоццо удалось разбить под Сориано 800 ландскнехтов, состоявших на службе у папы Александра VI, отрядом в 1 000 человек (28 января 1497 г.). Но создатели ненамного пережили свое творение. Камилло Вителли умер уже в 1497 г. в Неаполе, находясь на службе у французов; Паоло отрубили голову флорентийцы в 1499 г., а Вителоццо был задушен в 1503 г. по приказанию Цезаря Борджиа.

Сам Цезарь Борджиа взял в свои руки и продолжил дело, которое начали Вителли, и после его падения многие солдаты из Романьи нанялись на службу к венецианцам и оказались весьма пригодными. Однако попытки эти делались в слишком небольшом масштабе, и за ними не стояла какая-либо могущественная политическая власть, которая могла бы их поддержать в период кризиса. Попытка Макиавелли организовать для Флорентийской республики отечественную боеспособную милицию была неудачна по своему замыслу и не увенчалась успехом. Казалось бы, что в наиболее благоприятных условиях находилась Венецианская республика, располагавшая многочисленным и преданным крестьянством. Но правительство опасалось военизировать собственных подданных и предпочитало производить вербовку за границей, а именно - в Романье. Эти отряды романьолов, которые могли бы сделаться родоначальниками национальной итальянской пехоты, были сперва разбиты швейцарцами под Ваилой (1509 г.), а затем и уничтожены испанцами и ландскнехтами под Ла-Моттой (1513 г.). С тех пор итальянская пехота, где бы она ни выступала, расценивалась столько же низко, если не ниже, сколько французская, хотя в одиночку итальянцы пользовались такой блестящей военной репутацией, что значительное число капитанов французских авантюрьеров были итальянцы.

После всего сказанного мы считаем возможным категорически утверждать, что если французы и итальянцы и остались далеко позади немцев и испанцев в новом военном искусстве, то причину этого явления надо искать не в особенностях национального характера, ибо французы проявили впоследствии выдающиеся боевые способности, а итальянцы до исхода эпохи Ренессанса пользовались репутацией превосходных воинов. В данном случае это скорее результат обстоятельств и хода исторических событий. Немцам пошло на пользу то, что они с самого начала служили вместе с швейцарцами под знаменами Максимилиана. Сами швейцарцы таким путем стали родоначальниками ландскнехтов, на которых они впоследствии, отделившись от них, глядели не только как на своих соперников, но и как на злейших врагов. Несколько выдающихся людей под руководством самого Максимилиана, теоретически осознав всю важность задачи, разрешили ее при помощи обучения и упражнений; когда же было создано известное ядро ландскнехтов, преисполненных новым духом и верой в свои силы, когда выдвинулось собственными силами известное число капитанов и полковников, пользовавшихся общим уважением и доверием, институт ландскнехтов стал непрерывно развиваться и множиться собственной внутренней силой.

Почему мы ничего подобного не видим у французов, не раз спрашивали себя уже и современники; одни приписывали это нежеланию сделать народ боеспособным, дабы этим легче держать его в повиновении. Такова была точка зрения дворянства, повлиявшая на самого короля20. Однако этому противоречат постоянно повторявшиеся попытки создать национальную французскую пехоту. Но они успехом не увенчались, так как никогда не могли довести солдат до той боеспособности и до той уверенности в своих силах, которыми отличались швейцарцы и ландскнехты; понятно, что французские короли предпочитали иметь вместо малоценных войск полноценные. Причина неудачи французов заключается в отсутствии исходной точки - контакта с швейцарцами. Правда, сами французские короли имели у себя на службе швейцарцев, но невозможно было перемешать в одной колонне с швейцарцами французские роты, как это делали швабы и тирольцы. Швейцарцы служили образцом для французов только теоретически. Французскую пехоту надо было вырастить из новых семян. Но в применении потребной для этого работы и энергии не ощущалось необходимости, ибо под рукой всегда имелся удобный исход - добыть при помощи вербовки первоклассных воинов из Швейцарии. Французским королям оказало громадную помощь именно то, что швейцарцы и ландскнехты враждовали между собой. Когда Людовик XII в 1509 г. поссорился с швейцарцами и они не дали ему солдат, он приказал вербовать ландскнехтов.

Совершенно иное положение было в Испании. Как только там усвоили себе значение нового военного искусства, крайняя необходимость заставила обучить ему собственных солдат. Где могли короли Арагонии и Кастилии (не говоря уже о географических затруднениях) достать столько денег, чтобы оплатить притязательных немецких наемников? Ведь к разработке источников благородных металлов в Америке только начали приступать. В отношении Италии надлежит отметить еще, как весьма существенное соображение, что образование более или менее постоянных войск, состоящих из пехоты, поставило бы республики и другие не слишком большие государства в крайне опасную зависимость от их вождей. Для королей крупных государств, которые сами являлись верховными вождями армии, эта опасность была не столь велика.