Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Спасение пруссии после поражения при Кунерсдорфе




Семилетнюю войну всегда рассматривают почти исключительно с точки зрения действий и стратегии короля Фридриха. Однако можно сказать как раз наоборот, что основная проблема этой войны заключается в следующем: как могло случиться, что Фридрих потерпел поражение при Кунерсдорфе? От этого вопроса не отделаешься ответом, что его спасли неспособность и несогласия - "divine впепе" (божественно ослиная глупость) - его противников. Столь неспособными людьми ни Салтыков, ни Даун отнюдь не были; они должны были иметь основания для своего поведения, и задача в том-то и заключается, чтобы понять эти основания.

Король Фридрих ожидал - а по нашим современным понятиям это бы само собой разумелось, - что противники, соединившись, будут его преследовать после победы, атакуют и уничтожат его армию, возьмут Берлин и тем положат конец войне. Этого требовал и венский Гофкригсрат. Дауну было предписано, чтобы он пристально следил за разбитой армией и не выпускал ее из рук, "а со всей энергией устремился на нее и полностью ее уничтожил".

Несмотря на тяжелое поражение, понесенное пруссаками, выполнить это задание все же было совсем не так уж легко и просто. В этом случае свидетельство Фридриха не является безусловно решающим. Хотя он действительно и думал, что все пропало, хотел отказаться от престола и передал верховное командование генералу Финку, но из этого следует лишь, что он обладал гораздо более впечатлительным характером, чем, например, Наполеон; субъективные впечатления оглушенного страшным ударом человека не могут служить объективным масштабом для суждения об обстановке и о мероприятиях противников.

На поле сражения под Кунерсдорфом прусская армия насчитывала около 50 000 человек, и если к вечеру этого дня у короля оставалось всего лишь 10 000 человек, то все же спаслась большая половина войска, и действительные потери ограничивались 19 000 человек и артиллерией. Кроме этих войск, у короля имелись еще две армии под начальством принца Генриха и Фуке, а также рассеянные кое-где мелкие отряды: всего около 70 000 человек. Следовательно, несмотря на понесенное им страшное поражение и тяжелые потери, у него было под ружьем еще очень сильное войско, вполне способное сражаться и маневрировать. Непосредственное преследование после сражения не имело места, и рассеявшиеся войска снова собрались в ближайшие дни в шести милях от поля сражения у Фюрстенвальде. В этом нет ничего удивительного, так как мы знаем, что преследование во все времена было делом очень трудным, в те времена мало практиковалось и пруссаками, а русские и австрийцы сами понесли очень тяжелые потери под Кунерсдорфом170 (17 000 человек).

Если бы по прошествии известного времени военные действия возобновились, то пришлось бы атаковать короля в занятых им позициях за рекой Шпрее, причем в тылу у себя союзники имели бы армию принца Генриха в Лузации. Несомненно, что это было вполне выполнимо при значительном превосходстве сил русско- австрийских армий, но лишь при условии, чтобы главнокомандующие действовали единодушно и решительно. Такое сотрудничество в союзных армиях, как показывает опыт, достигается с трудом: не только полководцы имеют разные взгляды, но за этими взглядами кроются и различные, весьма крупные интересы. Для русских война с прусским королем являлась исключительно кабинетной войной; форсировать ее ценою безграничных опасностей и потерь их не побуждало никакое внутреннее влечение. Им не хотелось жертвовать собою ради австрийцев. А наступательное сражение против короля Фридриха всегда было сопряжено с крупным риском.

Салтыков высказал курьезную мысль - он ничем больше рисковать не намерен (Труд Ген. штаба, XI, 82) или даже - он больше не хочет иметь никакого дела с неприятелем (там же, X, 305). Русские были так истощены своими двумя победами при Кайе и при Кунерсдорфе, что у них уже не оставалось моральных сил на крупные действия, а без их сотрудничества, хотя австрийцы и одни имели численный перевес, но все же они были недостаточно сильны, чтобы немедленный переход к наступательным операциям им не казался крайне опасным начинанием. Даун остался верен своему характеру и своим принципам, когда он сразу же отверг идею завершить войну несколькими быстрыми, мощными ударами. Правда, неоднократно обсуждался вопрос, атаковать ли принца Генриха либо короля, или же идти на Берлин, но от всех подобных дерзаний в конце концов отказались. Даже занятие Берлина, заявил австрийский полководец, не принесет существенной выгоды, так как в истощенной Марке нельзя будет расположиться на зимних квартирах. Таким образом, оба полководца сошлись на том, чтобы сперва подождать, пока имперская армия не займет очищенную пруссаками Саксонию и возьмет Дрезден (что и удалось выполнить), и потом пожать плоды великой победы, расположившись на зимних квартирах в Силезии.

Идея использовать победу под Кунерсдорфом до полного сокрушения Пруссии представляет известный параллелизм с идеей, что король Фридрих должен был бы привлечь для атаки русских армию принца Генриха. Ни та, ни другая идея не укладывались в рамки условий и мышления той эпохи. Тот, кто не ставит последнего требования Фридриху, не вправе требовать первого от Дауна. Тот и другой не совершили какой-либо бессмыслицы, но действовали в полном согласии со своими принципами, с которыми мы уже могли познакомиться. Под Кунерсдорфом потерпела поражение не вся прусская армия, а лишь половина ее. Если теперь удалось бы использовать победу в том направлении, что союзники удержали бы в своих руках Саксонию и Силезию, то они этим самым уже достигали бы огромных результатов и могли предполагать, что следующая кампания поставит Пруссию на колени.

Этот план не удалось выполнить потому, что между союзниками не было согласия, а король Фридрих так смело и энергично использовал оставшиеся у него силы, что его противники должны были вернуться на старые зимние квартиры, которые они занимали и в предыдущем году, за исключением Дрездена, который они удержали в своих руках. Современные теоретики, совершенно не понимающие сущности двухполюсной стратегии, обычно с глубоким пренебрежением говорят о маневрировании. Пусть они внимательно познакомятся с тем, как Пруссия была спасена при помощи маневрирования, один раз - после поражения при Гохкирхе и другой - после поражения при Кунерсдорфе. Когда через три недели после сражения дело действительно зашло так далеко, что австрийцы и русские решили пойти на остатки армии Фридриха и на Берлин, то принц Генрих не атаковал их с юга в тыл, а наоборот, еще более удалился от неприятеля, направившись дальше на юг, дабы броситься на его коммуникационную линию и захватить его магазины. Даун тотчас повернул вспять, отказавшись от задуманного похода на Берлин, и снова русские и австрийцы разошлись, отойдя далеко друг от друга.

Когда же приступили к выполнению плана относительно Силезии, главная австрийская армия была в Саксонии. Для того чтобы оставаться в Силезии, русским необходимо было по крайней мере овладеть Глогау; но раньше чем они успели появиться перед этой крепостью, король их опередил форсированными маршами и занял такую позицию, что им понадобилось бы его атаковать и отбросить, прежде чем приступить к осаде. Несмотря на значительное превосходство своих сил (Лаудон все еще оставался с ними), русские не склонны были дать наступательное сражение, тем более что на сам план занятия Силезии они согласились неохотно. Силезия была, по их мнению, слишком отдалена от их базы на нижнем течении Вислы и в Восточной Пруссии.

Австрийцам хотелось их сюда привлечь не столько потому, что они желали приобрести эту провинцию при заключении мира, сколько потому, что для их военных операций она, будучи наиболее близкой, представляла больше всего удобств и обеспечивала им ничем не угрожаемую коммуникационную линию. Между тем русские считали чрезмерным требовать от них такого движения, которое не только удаляло их от базы, но и подвергало их опасности фланговой атаки со стороны Марки и со стороны Померании; даже Восточную Пруссию они, по их словам, могли утратить, уйдя так далеко171. Таким образом, Салтыков с самого начала относился несерьезно к предложению австрийцев осадить Глогау, и если бы Фридрих не допустил неосторожности послать Финка австрийцам в тыл, что закончилось капитуляцией последнего при Максене, то поражение при Кунерсдорфе прошло бы почти бесследно172.

Серьезно проверяя свою деятельность, король осенью 1759 г. поставил перед собою вопрос, не сбился ли он с правильного пути под влиянием своей склонности к решительным сражениям. Он задумался над судьбою Карла XII и записал соображения о том, что король во многих случаях мог бы побережливее относиться к человеческой крови. "Конечно, бывают положения, когда приходится давать сражение; но идти на это надо лишь тогда, когда неприятель, будь то на стоянке, будь то в походе, проявляет небрежность или когда решительным ударом его можно принудить к миру. Впрочем, бесспорно установлено, что большинство генералов, которые легко вступают в бой, лишь потому прибегают к этому исходу, что они не умеют ничего другого предпринять. Далеко не ставя им этого в заслугу, скорее усматриваем в этом признак недостатка гениальности". Храбрость - ничто без ума, и в конечном итоге расчетливый ум одерживает победу над дерзкой отвагой.

Поэтому Фридрих с этого времени уклонялся от сражений с русскими даже тогда, когда к тому представлялся чрезвычайно благоприятный случай. С тех пор он лишь настойчиво и упорно старался уловить промах австрийцев, но в последующие пять лет войны он дал лишь одно действительно генеральное сражение - под Торгау. Перед этим, в сражении под Лигницем, инициатива исходила не от него, а от противника.

Год ЛИГНИЦ. ТОРГАУ

Под давлением венского правительства и по приказу своей императрицы Даун теперь действительно решился атаковать прусскую армию. Австрийцы вступили в Нижнюю Силезию с одной стороны, русские - с другой, и их отделял только Одер.

У Фридриха имелось уже только 30 000 человек; у австрийцев - 90 000; 74 000 русских сдерживал своими 37 000 принц Генрих. Фридрих считал, что он слишком слаб, чтобы дать сражение; он хотел ограничиться одним маневрированием, прикрывая Бреславль и Швейдниц от осады, чтобы таким образом протянуть время до конца лета. Наступательный план австрийцев принес ему избавление.

Подгоняемый из Вены, Даун составил план не только наступательного сражения, но сражения на полное уничтожение неприятеля.

Австрийские корпуса должны были двинуться одновременно с трех сторон, ночным переходом окружить армию короля и ее раздавить. Но так как прусские войска со своей стороны совершали ночной марш, то они повстречались с одним из этих корпусов в 24 000 человек, которым командовал Лаудон, опрокинули его еще на заре, раньше чем главные силы австрийцев успели подойти, а последние, прибыв на место, уже не решились продолжить и довести до конца задуманное предприятие. Из этого мы видим, насколько неправилен взгляд, будто Дауну мысль о сражении на полное сокрушение противника была вообще чужда. Принять такое решение было не трудно, но Дауну лучше, чем его насмешливым критикам, было известно, как трудно было его выполнить, имея своим противником прусского короля.

Успех, достигнутый Фридрихом под Лигницем, спас его из того крайне тяжелого положения, в котором он находился в данную минуту, и вот к концу года он снова сделал попытку бросить вызов судьбе могучим ударом и атаковал Дауна на его позиции под Торгау (3 ноября 1760 г.). Ему во что бы то ни стало было необходимо снова вырвать из рук противника Саксонию. Как бы извиняясь, говорит он в своих мемуарах, что ему снова пришлось вверить судьбу Пруссии боевому счастью потому, что ему не удалось маневрированием заставить Дауна бросить его позицию под Торгау. Дорого обошлась ему эта победа, а достигнутый ею результат оказался весьма умеренным: австрийцы отошли на расстояние лишь трех переходов и удержали за собою Дрезден.

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...