Давление потребностей биологических

Поступки, продиктованные биологическими потребностями как таковыми, не нуждаются в логических обоснованиях и, следовательно, — в словесной аргументации вообще. Для удовлетворения биологических потребностей слова не нужны, и животные без них обходятся. Поэтому давление биологических потребностей влечет за собою боўльшую или меньшую небрежность в словесной аргументации: случайность, приблизительность, трафаретность формулировок, их безответственность, пренебрежение к логике, обилие логических погрешностей, пробелов, нелепостей.

Всякого рода пренебрежение к обоснованиям, представления о достаточности явно недостаточных аргументов, очевидно бессмысленные преувеличения и преуменьшения оснований, всевозможные словесные штампы в ругани, бранные и ласкательные слова и выражения, лишенные реального конкретного смысла, скверно­словие — во всем этом более или менее ясно и ярко обнаруживается давление биологических потребностей при удовлетворении (или попытках удовлетворения) сложных производных потребностей. Это бывает давление, характерное для отдельного человека или для определенной социальной среды, отражающееся на навыках отдельного человека (его культуре).

Так, скажем, разумный логический спор иногда делается постепенно — сначала с одной из борющихся сторон, а потом и с другой стороны — все менее логичным; сперва проявляется недостаточность слова как такового — недостаточная яркость выражений; возникают преувеличения и аргументация нелогичная, случайная, безответственная; за нею следует ругань все более откровенная и к предмету спора отношения не имеющая; а за руганью идет физическая драка, которая может сопровождаться криком и словами, совершенно бессмысленно произносимыми. Это значит, что давление биологических потребностей превратилось в их безраздельное господство. Человеческое уступило месту животному, чисто биологическому, и слова стали не нужны. Но даже и в таких случаях человек обычно все же остается человеком и потому какие-то слова произносит, пытаясь помочь ими даже там, где они явно и очевидно помочь не могут. Так, у Лермонтова Мцыри кричал в бою с барсом:

И я был страшен в этот миг;

Как барс пустынный, зол и дик,

Я пламенел, визжал, как он;

Как будто сам я был рожден

В семействе барсов и волков

Под свежим пологом лесов.

Казалось, что слова людей

Забыл я — и в груди моей

Родился тот ужасный крик,

Как будто с детства мой язык

К иному звуку не привык...

Не менее характерен и противоположный вариант выхода биологических потребностей на центральное место: от делового, логически стройного обмена соображениями переход к многозначным и многозначительным намекам, потом — к паузам, обменам взглядами и улыбками, к невразумительным междометиям и жестам; наконец, к объятиям и поцелуям.

Как только в аргументации можно увидеть небрежность, безответственность, случайность, нелепость, нелогичность — так можно констатировать давление биологических потребностей, учитывая при этом общую вооруженность и навыки наблюдаемого.

М. М. Бахтин обратил внимание на самостоятельное существование интонаций: «Наиболее существенные и устойчивые интонации образуют интонационный фонд определенной социальной группы (нации, класса, профессионального коллектива, кружка и т. п.). В известной мере можно говорить одними интонациями, сделав словесно выраженную часть речи относительной и заменимой, почти безразличной. Как часто мы употребляем ненужные нам по своему значению слова или повторяем одно и то же слово или фразу только для того, чтобы иметь материального носителя для нужной нам интонации» (19, с. 369).

Значит, речь может идти не о фактическом, объективном значении аргументов, не о словесном составе текста, а о тенденции в пользовании им как «материальным носителем» интонации. Самый веский и объективно сильный, убедительный аргумент может быть использован небрежно, как случайно подвернувшийся и лишенный его действительного смысла. И наоборот, самый нелепый, нелогичный или неуместный в данных обстоятельствах аргумент может быть использован в стремлении к строгим и логически безукоризненным обоснованиям. То и другое обнаруживается, следовательно, не столько в словесном составе аргументации, сколько в звучащей речи —
в способах употребления наличного «оружия».

Но на способах употребления словесной аргументации сказываются не только давления потребностей, но и отношение к самой этой аргументации, обусловленное общей вооруженностью и выработанными привычками к тому или иному роду «оружия». И. Бабель в «Одесских рассказах» заметил: «Человеку, обладающему знанием, приличествует важность» (15, с. 165). Осознающий свою чрезвычайную осведомленность обычно бывает скуп на слова. Невразумительность его аргументации может быть следствием не давления биологических потребностей, а представлений о своей социальной значительности. По словам С. Цвейга, «решительный перед жерлами пушек, Бонапарт всегда теряется, когда ему приходится привлекать людей на свою сторону словами: много лет привыкший командовать, он разучился уговаривать» (276, с. 230). Неуменье уговаривать в данном случае выражает не давление биологических потребностей, а вошедшее в привычку пренебрежение к словесной аргументации.

Люди, привыкшие уделять много времени и труда удовлетворению своих биологических потребностей — воспитанные в борьбе за физическое существование, — склонны ценить физическую вооруженность выше интеллектуальной. Их представления о значимости теоретических обоснований и вообще о логике и о формулировании аргументов в споре могут резко отличаться от представлений тех, кто не привык ценить физический труд и физическую силу. Этот вариант зависимости аргументации от вооруженности можно видеть в «Плодах просвещения» Л. Толстого в противопо­ставлении речей мужиков речам образованных господ. Давление биологических потребностей на поведение мужиков может быть меньше, а на поведение господ больше, чем можно бы заключить, руководствуясь только словесным составом и строем речей тех и других. Это давление проявляется здесь не в словаре, а главным образом — в тенденциях использования скудного словаря, а далее — в характере произнесения речей.

Тот, кто привык орудовать словами, часто употребляет их не по назначению; кто привык обходиться без слов, склонен избегать их, когда они необходимы.

Так, при значительной разности вооруженностей, вооруженность взаимодействующих сказывается преимущественно на словарном составе и строе аргументации, а ее зависимость от исходных потребностей — на тенденциях в использовании словарного состава.

Поэтому всякая пьеса оставляет, в сущности, значительную свободу видеть в авторском тексте то или другое давление той или другой исходной потребности, даже не упуская из вида, что все речи, произносимые действующими лицами, являются аргументацией во взаимодействиях.

Вероятно, воображение читателя строит и конструирует это произнесение, не минуя намеков, обнаруженных в словарном составе и грамматическом строе аргументации, употребленной данным лицом в данных обстоятельствах. Много хороших примеров того, как давление биологических потребностей обнаруживается в нелепости, алогичности и небрежности аргументации, можно видеть в «Ревизоре» и «Женитьбе» Гоголя. Юмор многих диалогов в этих комедиях заключается именно в наивной замаскированности примитивных биологических потребностей и вытекающей отсюда нелепости выражений, претендующих на категорическую и самую простую логическую убедительность.