Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Избиения, пытки и издевательства над обессиленными и измученными лесорубами




 

Действие происходит в Исаково на главной лесозаготовительной командировке, — это Штаб лесозаготовок.

Сюда я был сослан в наказание.

Зима. Февраль месяц. Мрачная приполярная ночь. С вечера началась снежная метель... Дул северо-восточный холодный, резкий пронизывающий ветер... После полуночи метель стала крепнуть и, разбушевавшись, перешла, в снежную бурю... По временам снежная буря проносилась по Соловецким лесам отдельными порывистыми снежными шквалами.

Несущийся шквал, пролетая с ревом по верхушкам деревьев, отражался в глубине леса многими разнообразными звуками и тонами... Очередной снежный шквал, пронесясь без задержки открытое пространство перед Исаковым, налетал с воем и свистом на Исаковский барак и уносился по верху лесного пространства. Здесь, в Исаковском бараке, спали глубоким сном лесорубы, истомленные тяжелыми работами предыдущего дня... Они спали в полном своем ветхом одеянии, тесно прижавшись друг к другу, так как барак неотапливаемый, и было холодно, несмотря на множество обитателей, согревающих его своей теплотой. Дневальный, убаюканный бурей, дремал у дверей... Буря свирепствовала... В эту суровую ночь очередная ночная смена была в лесу... В клокочущем, ревущем лесу... потрясаемом проносящимися снежными метелями. Что же они делали в лесу? Как себя чувствовали?

Не будем омрачать себя мнимыми предположениями о их состоянии в лесу, а обратимся лучше к тем лесорубам, которым предстоит скоро начать трудовой каторжный день, предстоит страдать и мучиться... Будем сопутствовать им...

 

* * *

 

Исаковская командировка крепко спит под шум и свист ночной бури...

В 4 часа утра раздаются свирепые крики команды дежурного и дневальных: «Вставай! Поднимайся, живо!». Лесорубы неохотно, кряхтя, приподнимаются на своих местах, отрываясь от согревающей группы.

Все они всклокочены, грязные... Многие не запомнят, когда умывались. Некоторые стонут при вставании, — это результат вчерашнего избиения на работах в лесу... Живые, подвижные из них быстро бегут на кухню, чтобы получить кипятку, так как котел небольшой и для всех кипятку недостаточно.

Все спешат подкрепиться пищей перед началом работ. А чем же? Просто едят черный хлеб, запивая кипятком, кто успел достать, а прозевавшие запивают обыкновенной холодной водой[11].

 

* * *

 

В 4 1/2 часа утра раздается новая команда: «Строиться на развод!».

Здесь нарядчики распределяют лесорубов на группы и передают их десятникам. В помощь десятникам назначаются обычно один или два чекиста из «надзора» для физического принуждения работающих.

В надзор на лесозаготовки избираются чекисты самые суровые и бесчеловечные. Для наблюдения за всеми конвоирами в других сменах и для руководства их работой назначается один руководитель, старший надзорный.

Это уже, в буквальном смысле слова, избирался из зверей. Такими, свирепствовавшими в мoe время и памятными для всех бывших соловчан, были особенно три ярых типа: Воронов, Смирнов и Воронин. Какие они применяли меры воздействия для принуждения к работам будет сказано дальше.

После распределения на группы инструментальщики выдают лесорубам пилы и топоры, как всегда плохо отточенные.

 

* * *

 

Развод кончился... Десятники ведут принятые партии на места работ. Партии, направляясь по разным дорожкам, входят в бушующий лес...

Снежная буря не утихает... Для согревания хлопают себя руками, делают бег на месте...

В лесу непроглядная тьма... Ветер бросает, как лопатой, снег в лицо, залепляя глаза...

Глубина леса представляет собой клокочущий котел... непрерывные — шум... гул... треск... свист... завывания.

По временам по верху леса, проносятся порывистые снежные шквалы, отмечаемые разными звукоподражаниями... То несущийся вихрь вцепляется в верхушки многовековых сосен и завоет, как дикий голодный зверь... то порыв ветра со стремительностью влетает под куполы громадных елей и зарыдает, как истеричная женщина... то шквал, несясь равномерно, напоминает полет тяжелого снаряда, быстро удаляющийся и, как бы для иллюзии разрыва, вдали раздается страшный треск; — это повалило старое многовековое дерево...

Партии лесорубов, медленно продвигаясь лесом, целиной по глубокому снегу, гуськом один за другим, осыпаемые беспрестанно снежной пургой, добрались до места работ...

Десятники задают уроки по 13 шт. «баланов» («баланы» — соловецкая терминология — это большие бревна) на каждого лесоруба и указывают каждой паре район, где они должны сваливать все заклейменные деревья. В лecy крутится снежная пурга... У стволов деревьев нанесены сугробы снега толщиной более сажени. Обычно перед тем, как подпиливать дерево, лесорубы отгребают снег от ствола. За неимением лопат это делается ногами. Работа нудная и много отнимает времени, чем значительно затрудняется выполнение урока.

Получив все распоряжения десятника, лесорубы столпливаются в кучки и начинают держать совет, что же делать в такую ужасную погоду...

Известно, — всякий совет ни к чему определенному и обязательному для всех не приводит... Время летит; нужно приступать к работе и выполнять свой урок и тем согреть себя.

Здоровые, сильные, а главным образом предусмотрительные и осторожные, принимаются за работу.

Другие медлители, чтобы занять время, для успокоения себя начинают обзор участка, откуда лучше начать работу. Третьи — слабовольные, не энергичные, уже угнетенные и подавленные соловецким режимом, решают выждать рассвета, тогда, и начать работу; они забираются парочкой под густые ветви развесистой ели, усаживаются, прислонившись плотно друг к другу...

Часто такие пары превращаются в мерзлые трупы, — замерзают, покинув Соловецкую землю и избавив себя от мучений и страданий...

Когда десятник приходит для поверки на участок какой-нибудь пары и, не найдя работающих лесорубов, как человек опытный, ищет под елями и находит трупы замерзших... Думаю, что бывали случаи умышленного замерзания. Но кто может знать?.. Тайну сию они унесли с собой... В некоторых случаях, судя по обстановке замерзание было умышленное с целью избавить себя от мучений и страданий...

 

* * *

 

Время от времени десятник с чекистом из «надзора» обходят лесорубные участки, чтобы проверить, как успешно идет работа.

Во время этих обходов, особенно же в суровую погоду, как описываемая ночь, происходят трагические сцены, потрясающие душу и пронизывающие даже сейчас тело нервной дрожью...

 

* * *

 

Время от начала работ прошло уже четыре часа... Десятник с чекистом приходят на один участок... Смотрят, — пара лесорубов бегает вокруг выпиленного «балана». Всего они обделали лишь шесть баланов.

Десятник набрасывается на них с площадной бранью, почему мало сделали... Те говорят, что во время пилки замерзают у них ноги; они боятся отморозить ноги; на ногах у них лапти с мешочными портянками. Почему они, побегавши немного и согрев ноги, снова приступают к подпиливанию деревьев. Десятник с чекистом не верят этим доводам, приказывают взять инструменты и работать скорее, чтобы не затягивать урок и этим не задерживать их вместе с собой.

Tе возражают, что они не отогрели еще ноги; начинают убеждать, что, если они отморозят ноги, то не будут в состоянии работать, а таким порядком, чередуясь с отогреванием ног, они все-таки кое-что сделают. Их рассуждения вызывают лишь площадную брань со стороны десятника. Нужно учитывать психологию этих людей: уже измученные, угнетенные и подавленные, почему почти всегда безмолвные, но сейчас, когда, к ним предъявляют дикие требования, — хоть умирай, да пили; будучи нервно-возбуждены, начинают резко возражать, ругаться с десятником и чекистом, называя их «палачами», «кровопийцами»...

Десятник и чекист набрасываются избивать несчастных продрогших лесорубов. Один бьет палкой, а другой прикладом. После нескольких сильных ударов замерзшие жалкие работники берут пилу, идут, садятся к дереву и начинают подпиливать, часто с плачем и с окровавленными от побоев лицами. Десятник с чекистом стоят некоторое время около них, наблюдая за их работой.

 

* * *

 

На одном участке десятник с чекистом находят полную остановку в работе. Пара лесорубов сделала лишь три «балана». Сами забрались под густую ель для защиты от бурана...

Из расспросов выяснилось, что один лесоруб болен инфлюенцией в сильной степени; сейчас у него параксизм. Он совершенно ослаб, не может и отказывается работать. По его лицу видно, что он тяжело болен и еле-еле стоит на ногах... Однако, начальство не верит его заявлениям, начинает ругать отборной площадной бранью, называя его симулянтом, лодырем, и заставляя работать. «Ну, а ты что не работаешь?» обращается десятник к здоровому. Один. «Возьми палку, бей его! гав, гав, гав», говорит десятник, подавая здоровому палку для избиения. «Не буду». «Бей! тебе говорят, гав-гав-гав». «Не буду». «А не будешь, гав-гав-гав», набрасывается чекист и ударяет здорового прикладом по спине. Тот берет палку, ударяет слегка своего товарища. «Бей сильней! гав-гав-гав», кричит чекист. Тот ударяет покрепче. «Шибче бей, гав-гав-гав», кричит чекист и ударяет здорового по голове.

Тогда этот с силой ударяет своего товарища. Бедный больной и так еле стоящий на ногах, дико зарыдав, бросается головой вниз в глубокий сугроб, как бы ища укрытия от побоев...

 

* * *

 

Подобные кошмарные сцены происходят и на других участках.

Страшно жуткие избиения и издевательства обычно случаются в скверную погоду, как в описываемом случае.

Причина одна и та же: изнуренные, истощенные, часто больные лесорубы, не в состоянии выполнить урок, а в холодную погоду, будучи одетыми в жалкие отрепья на ногах лапти и портянки из старых мешков, замерзают и должны думать о том, чтобы не замерзнуть совсем или же не отморозить себе руки или ноги. Случаев отмораживания бывает множество...

 

* * *

 

Прошел и короткий зимний соловецкий день... Наступила ночь... в 3 с половиной часа уже темно... Рабочий день кончается в 7 часов вечера. Следовательно, для вышедших лесорубов это вторая ночь в лесу. Снежная метель, ослабевшая было днем, к ночи опять разбушевалась...

Самые трагические сцены происходят в конце работы. Дело в том, что по установленному порядку, все, неокончившие свой урок до гудка, остаются в лесу. Бывает так, что слабосильные пары успевают сделать лишь половину урока и им предстоит работать столько же времени, или до следующего рабочего дня. Тогда получают новый урок, который выполняют опять до следующего дня.

Случалось, что пары лесорубов, медленно работающие, держали в лесу по трое суток. Представляю каждому судить, что с ними сталось...

Само собой, в течение трех суток была среди них естественная на Соловецких лесозаготовках убыль: замерзшими, отморозившими конечности и самоувечниками (это отрубающие сами себе или кисть руки, или ступню ноги), но и уцелевшие после трех дней непрерывной работы нуждаются в отдыхе и в усиленном питании. Но этого нет, и не будет до конца; а конец же этим слабосильникам один, — или смерть или превращение в калеку...

 

* * *

 

Наш рабочий день приблизился уж к концу...

Десятник и чекист отправились в последний обход, чтобы принять работу от тех, кто выполнил урок, а невыполнивших, сделав им строжайшую накалку с подобающими угрозами и даже применив побои, оставить для окончания урока.

В такую суровую погоду выполняют урок обычно немногие пары, состоящие из молодых, сильных и здоровых, а большинство же пар не успевают окончить урок... Некоторые пары сделали лишь половину работы. Перед ними стоит страшно жуткая перспектива, — провести еще ночь в такую суровую, бурную, холодную погоду, и быть в ожидании замерзнуть на смерть... Они нервничают, в сильно возбужденном состоянии... Приходят к ним десятник и чекист. Лесорубы начинают умолять их, заверяя, что они устали, измучились, продрогли и все равно не выполнят урок, а рискуют лишь замерзнуть или отморозить себе ноги, и слезно просят освободить их, клятвенно обещая, что они доделают урок в хорошую погоду. Конечно, никакие мольбы и слезные просьбы не трогают жестоких бесчеловечных чекистов. Один лесоруб, особенно сильно возбужденный, заявляет: «Я все равно работать не буду...» «Врешь, будешь... заставим... гав-гав-гав!» говорит чекист. «Посмотрим», говорит взбешенный лесоруб; отбегает от них к «балану»; моментально кладет левую руку на бревно и со словами: «Вот вам!» отрубает кисть руки. Таких случаев было множество. Для самоувечников было установлено наказание: после излечения год заточения в штраф-изоляторе на горе Секирной... Но... мало кто из них был подвергнут такому наказанию... большинство из них не выздоравливало...

 

* * *

 

Мне рассказывали такой случай, кажется, единственный в жизни соловецких лесорубов.

Дело было на заготовке дров.

Один лесоруб, молодой парень, сильно заболел и категорически отказался работать.

Надсмотрщики начали избивать его; не помогает... Парень твердит одно: «Не буду работать, хоть убейте». Да фактически он и не мог по состоянию здоровья.

Надзирающие чекисты пригрозили ему, что подвесят к дереву.

Делается это так: несчастного крепко-накрепко привязывают к громадному толстому дереву, прислонив его спиной к дереву, притягивают веревками в двух местах — за руки и за ноги. Несчастный находится в висячем положении, как бы распятый. Держат его до той поры, пока он не обещает работать.

Чекисты из «надзора» послали уже за веревками, чтобы привести свою угрозу в исполнение.

Тогда несчастный бешено вырывается от них, бежит к поленнице, хватает толстое двухаршинное полено-чурбан, сбрасывает шапку, мигом прислоняет голову к стволу дерева и с сильным размахом ударяет себя чурбаном по голове и убивает наповал. Рассказчики говорили, что из его головы получилась «смятка», — насколько был силен удар...

 

* * *

 

Случалось, когда работы производились вблизи озера, что некоторые лесорубы, доведенные до бешенного исступления, как в только что приведенном случае, тайно убегали на озеро, там прорубали топором прорубь и топились.

 

* * *

 

Самые зверски-утонченные издевательства и пытки происходят обычно тогда, когда невыполнившие урок, остаются после рабочих часов доделывать свой урок и когда кто-нибудь из них, совершенно обессиленный, наотрез отказывается работать.

В этих случаях чекисты из надзора изощряются в применении своих мер принуждения к работам. Меры, придумываемые ими многочисленны и разнообразны, всех их не перечтешь. Расскажу лишь о наиболее оригинальных. Может быть это покажется некоторым мало правдоподобным, но я без колебаний заверяю, что сообщаемые ниже случаи общеизвестны среди соловчан; лично я слышал неоднократно.

Выше было сказано, что из числа служивших в надзоре на лесозаготовках особенно выделились своими жестокостью, зверством и изуверством трое чекистов: Воронов, Смирнов и Воронин.

Об их пытках рассказывали следующее:

Воронов применял прием замораживания. Если после обычных мер воздействия: ругань, угрозы и избиение; отказывающийся лесоруб упорствовал в своем нежелании работать, то Воронов приводил его на озеро, приказывал снять с него верхнее одеяние, оставив его в одном белье, ставил на лед и приказывал обливать его из ведра холодной водой...

 

* * *

 

Другой легендарный на лесозаготовках палач-циник был чекист Воронин, присланный на лесозаготовки для выслуги на предмет досрочного освобождения его с Соловков.

Время его палаческих подвигов относится к периоду наиболее интенсивной рубки леса и экспорта лесных материалов с Соловков.

Это было зимой 1926 года, когда как сказано уже раньше, было установлено приказом по УСЛОН право надсмотрщиков за выполнением лесорубных работ расстреливать на месте тех лесорубов, которые отказываются от выполнения урока, симулируют болезнь, увечат себя, или сделают попытку бежать с лесозаготовок.

Согласно этого приказа, если лесоруб, действительно, тяжело заболел и не может даже стоять на ногах, что при кошмарных антисанитарных и антигигиенических условиях бывало часто, то чекист из «надзора», как профан в медицине, подозревая симуляцию, имел право расстрелять заболевшего; или если лесоруб, доведенный глумлениями и издевательствами до бешенного исступления, отрубал себе ступню ноги, то надсмотрщик чекист имел право тут же расстрелять его; или если лесоруб бежал с работ в Кремль, пойманный особым оцеплением, окружавшим лесозаготовки, мог быть расстрелян при задержании.

По каждому из приведенных случаев были факты применения расстрелов по единоличному решению чекистов из «надзора». И вот в ту пору для точного выполнения этого «жестокого» приказа был сделан особый набор чекистов в «надзор» на лесозаготовки; был выделен самый махровый букет из Соловецкой чекистской корпорации, другими словами, отъявленнейшие мерзавцы с сатанинской душой и звериным сердцем...

В числе их и попал Воронин, уже ранее отличавшийся своими зверскими художествами.

Для принуждения отказывающегося лесоруба продолжать работу Воронин применял, изобретенный им особый прием в виде мерзко-циничного издевательства.

 

* * *

 

Предварительно сделаю пояснение слову «отказывающийся от работ». Этот термин в обиходе на Соловках у надсмотрщиков за работами (десятников, «надзора» и др.). В действительности, это не означает отказ от работ, как бы в форме капризного нежелания работать, при данных возможности работать.

Совершенно нет. В большинстве случаев отказывающийся от работы физически не в состоянии работать, — или тяжело болен, или сильно устал, утомлен и изнурен, или, что бывало часто, поморозил (ознобил) себе руки или ноги, а его все-таки принуждают работать.

 

* * *

 

Так вот, если кто-либо из лесорубов в партии Воронина отказывался работать при физической невозможности к этому, то Воронин пробовал сначала легкие меры принуждения (ругань, легкие побои) и, если отказывающийся упорствовал, то Воронин приказывал другому лесорубу выпустить свою мочу в кружку для воды (это часто делалось принудительно после двух-трех ударов палкой). Когда тот выполнял приказ, то Воронин приказывал отказывающемуся выпить мочу. Осыпая все время несчастного, может быть уже полузамерзшего лесоруба, отборной трехэтажной площадной бранью, Воронин предлагал ему на выбор одно из трех: или начать работу, или выпить мочу, или же, если не выполнит ни того, ни другого, то он расстреляет его.

Обычно, как передавали очевидцы, отказывающийся обещал как-нибудь работать. Никогда не было, чтобы кто-нибудь согласился пить мочу, и было, как говорят, два случая, когда, лесоруб заявил, что он все равно работать не может и не будет, и с бранью отказался пить мочу. Воронин в обоих случаях пристрелил тут же на месте...

Курьезнее всего суждения самих лесорубов об этом циничном издевательстве Воронина. Когда отправляли меня с Соловков в ссылку, то вместе со мной ехало несколько лесорубов. Дорогой они вспоминали часто о лесозаготовках, в том числе и о приеме Воронина. Они, отбывшие уже наказание и получившие скоро, некоторую свободу, рассуждая сейчас, усматривали в приеме Воронина как проявление сострадания с его стороны. Они рассуждали так:

«Некоторые лесорубы трусят сами себя искалечить и ждут, когда кто-нибудь изувечит их, или придавит деревом, чтобы был предлог попасть в лазарет.

Воронин хорошо учитывал психологию таких лесорубов, — почему избегал сильно избивать, чтобы не искалечить человека, а заставлял, пить мочу, тоже зная, что, никто не согласится, а будет как-нибудь работать. Оно так и было. Лесоруб понатужится, что-нибудь поработает... А там, смотришь, товарищи помогут. И человек остается здоров и невредим, а то мог бы быть калекой. Лишь в двух случаях лесорубы наотрез отказались работать, а также, конечно, и пить мочу... Ну, Воронин расстрелял их тут же на месте»[12].

 

* * *

 

В зимний период трупы расстреливаемых под шумок, самосудом, зарывают обычно в снег.

В конце весны, когда начинает таяние снегов в Соловецком лесу трупы эти оголяются в служат пищей для диких зверей.

Сказанные сейчас слова категорически подтверждаю, так как сам зарывал несколько раз трупы, открывшиеся после растаяния снега. Это происходило в такую пору. После освобождения меня из штраф-изолятора на горе Секирной я подлежал отправке в Кремль. Но у меня во время заточения на Секирной все вещи были разворованы. Я остался, буквально, в одном белье, в легком пальтишке, а на ногах летние сапожки. Предстояло идти пешком до Кремля 11 верст зимой, в декабре месяце, в сильный мороз. Администрация устыдилась, скорее убоялась, что мое появление в Кремле в таком виде вызовет разговоры среди заключенных. Вид у меня был ужасный; — как говорят, «краше в гроб кладут»... И как говорят, — «нет худа, без добра», — меня оставили на Секирной же вахтенным на Соловецком маяке. Служба самая «блатная» (легкая) на Соловках. И вот, будучи на Соловецком маяке, я мог свободно ходить в окрестностях в лесу.

Весною 1927 года я в компании с одним заключенным, анархистом Ломоносовым-Роланд, (видный активный анархист; был затем в ссылке и также, как я, бежал из Великого Устюга), обходили лес, разыскивали обтаявшие от снега человеческие трупы и зарывали их в землю. Конечно, зарывали неглубоко, лишь бы не могли разгрести дикие кошки.

Для подтверждения только что сказанного, могу указать вещественные доказательства (предлагаю самому ГПУ убедиться в этом). Доказательство вот какое. Если пойти по дороге, с Секирной в Кремль, (См. план Секирной горы) и пройдя 300 метров, свернуть по тропинке направо и в 200 метрах от поворота зарыты неглубоко под деревьями два трупа, в разных местах, недалеко один от другого.

Это закопали я и Ломоносов-Роланд. О других местах наших погребений невозможно точно ориентировать...

 

* * *

 

Все изложенное есть краткая иллюстрация той обстановки, при которой выполняются лесорубные работы на Соловках...

Если послушать бывших соловчан, то порасскажут и другие приемы глумлений и издевательств, и много разных подробностей.

Порою передают такие сатанински-утонченные издевательства, что даже видевшему виды покажутся сомнительными, почему я, не буду смущать читателей. Да, и в действительности, это фантастические исключения, как выходки озверевших садистов-чекистов...

 

* * *

 

Вот жуткая картина кошмарных условий работы лесорубов, заготовляющих лес для экспорта за границу с целью приобретения валюты для нужд Советского Правительства и на заграничные расходы Коминтерна, стремящегося насадить во всем мире коммунальный строй, или вернее, судя по примеру России, установить суровое рабство...

Может быть, примененное мною выражение «жуткая картина» будет истолковало некоторыми просвещенными иностранцами как утрировка с моей стороны. Если нам, бывшим соловчанам, видевшим многие виды и на самих себе испытавшим все, порою мерещатся жуткие сцены из прошлой соловецкой жизни, то, может быть, просвещенным иностранцам, которые впали в эгоистичный животный материализм, не покажется описываемое мною странным, жутким и бесчеловечным...

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...