Конвенциальная норма перевода

 

Конвенциональная норма перевода - требования, которым должен отвечать перевод в связи с общепринятыми в данный период взглядами на роль и задачи переводческой деятельности.

Среди переводоведов существует мнение, что в самом «конгениальном» переводе неизбежны информационные неточности и сдвиги по объективным и субъективным причинам. Переводящий язык (ПЯ) как иная система по сравнению с исходным языком (ИЯ) объективно не в состоянии передать всего содержания оригинала, что ведет к определенным потерям исходной информации. Случаи неполной переводимости и непереводимости обусловлены неодинаковой категоризацией действительности разными языками, что нередко не позволяет сохранить инвариантность смысла в переводе, существованием этнографических лакун — лексических единиц, обозначающих реалии носителей исходного языка и не имеющих соответствий в ПЯ. При этом вкусы коммуникантов можно связать с личностными смыслами и эффектом смысловых «ножниц» в случае их несовпадения. Анализируя проблему «тройного личностного смысла» применительно к переводу (личностного смысла автора оригинала, личностного смысла переводчика и личностного смысла адресата перевода), отметим, что расхождения между личностными смыслами участников переводной коммуникации можно значительно уменьшить за счет хорошей ориентации переводчика в ситуации действительности и невербальных семиотических системах, а также владения их тезаурусом, общим для автора оригинала и адресата перевода. Опираясь на положения теории отражения о невозможности исчерпывающего отражения одним объектом другого объекта, уместен вопрос: если таков характер процесса познания вообще, можем ли мы рассчитывать, что познание иноязычного произведения может быть исчерпывающим? Безусловно, нет. Как и любой предмет, подлинник признается лишь приблизительно, а не полностью, и воспроизведение подлинника — это приблизительный его образ. Следовательно, перевод всегда будет бесконечным приближением мысли переводчика к предмету отражения, т. е. к подлиннику. По мнению М. М. Бахтина, полностью переводимы лишь изолированные языковые единицы, ибо существует «общая логика знаковых систем», «потенциальный единый язык языков». Что же касается текстов, то они никогда не могут быть переведены до конца, так как нет потенциального единого текста текстов. Однако Ю. Д. Апресян приводит примеры «очень английских» и очень «русских» слов, словарный перевод которых до конца весьма затруднен, например перевод слова abandon («непринужденность», «развязность», «несдержанность», но где конец этой цепочки?). В составе словосочетаний и предложений для этого слова можно подыскать очень хорошие соответствия, переводящие его «до конца» в данном контексте: «to sing with abandon» — петь с чувством, «He spoke with complete abandon» — его словно прорвало». Лексикографы почти не имеют возможности пользоваться приемом компенсации потерь стилистической информации, поскольку его можно широко применять лишь при переводе текстов. Таким образом, в одних случаях текст может облегчать перевод языковых единиц, в других случаях — затруднять его.

В языке и речи существуют, как известно, асемантические образования. Например, формально дифференцированные отдельные типы склонений и спряжений не выражают никаких дифференцированных значений в современных языках. Значения грамматической категории рода русских существительных, обозначающих неодушевленные объекты, не имеют каких-либо соответствий во внеязыковой действительности. Различного рода признаки (качества, свойства, процессы и т. п.) реально не существуют отдельно от своих материальных носителей, но носителями русского и других языков они могут мыслиться как предметы и обозначаться существительными (бег, ходьба, белизна и т. д.) или какими-либо другими частями речи, представляющими их существующими отдельно от своих материальных носителей: бежать, белый, белеть и т. д.). Языки активного строя более прямолинейно, последовательно и адекватно «моделируют» существующие в действительности различия, чем это делают языки номинативного и эргативного строя. Конвенциональность, следовательно, присуща не только материи, но и части семантики языковых знаков. Во многом конвенциональны и правила их комбинаторики. Действительность, например, прямо не диктует нам, ставить ли прилагательное перед определяемыми существительными или после них. Английский и русский языки предпочитают употреблять прилагательные преимущественно в препозиции к определяемым существительным («атомная энергия», «atomic energy»). Ни внеязыковая действительность, ни сам язык не запрещает нам употреблять рядом разные части речи с одинаковой корневой морфемой («усилить усилия», «указанное указание» и т. п.), но мы обычно избегаем подобных словосочетаний, руководствуясь конвенциональным представлением о хорошем стиле. Если приемлем, например, перевод словосочетания to intensify our struggle как «усилить нашу борьбу», то перевод словосочетания to intensify our efforts как «усилить наши усилия» неприемлем стилистически и здесь необходима какая-либо замена («активизировать наши усилия», «повысить нашу активность» и т. п.). В других языках подобного рода запреты на сочетаемость могут отсутствовать. Опущение и смягчение ряда выражений при переводе свидетельствует не о непереводимости, а о несовпадении некоторых конвенциональностей в разных социумах. Выражение «естественный язык», употребление которого регулируется целой армией преподавателей и педагогов, писателей и ученых, комитетами по стандартизации терминов, редакторами и т. д., не следует поэтому понимать буквально.

Невозможность достижения устным переводчиком максимальной адекватности по чисто техническим причинам (однократность рецепции оригинала и большая нагрузка на кратковременную память переводчика, невозможность использования словарей и справочников в процессе перевода, невозможность учета последующих частей текста при переводе его начальных частей, жесткие сроки выдачи транслята, невнятность речи оратора и другие шумы в каналах связи) также никак не свидетельствует о непереводимости. Имея в виду преимущественно устный перевод, Р. К. Миньяр-Белоручев выделяет «кванты» непереданной и прибавочной ключевой (уникальной), дополнительной, уточняющей, повторной и нулевой информации различной коммуникативной ценности. В экстремальных условиях устного перевода важно обеспечить правильную передачу хотя бы такой ключевой информации, искажение которой Р. К. Миньяр-Белоручев считает более грубой ошибкой по сравнению с ее непередачей, а несоответствия в переводных текстах называет «зеркалом процесса перевода» и связывает с ними все переводческие ошибки, предлагая оценивать качество перевода в зависимости от характера несоответствий с учетом видов перевода.

Концепция Р. К. Миньяр-Белоручева пришла к разграничению текста и сообщения, а остальные концепции вплотную подошли к идее о нетождественности этих феноменов. При оценке качества перевода внимание обычно обращают на смысловые ошибки и нарушения языковых норм ПЯ, зачастую являющихся следствием прямой межъязыковой интерференции. Скрытый буквализм, как «меньше зло», критикуется в меньшей степени, хотя в принципе с ним надо бороться не менее решительно, чем с прямым буквализмом. Ряд авторов отмечает, что по мере сближения национальных культур необходимость в самых малых элементах национальной адаптации постепенно отпадает. Это сближение идет по линии освоения иноязычных моделей и жанров, но не по линии полного выравнивания грамматического строя, норм лексической сочетаемости и т.п., поэтому необходимость в небуквальном переводе никогда не отпадет целиком и полностью. На наш взгляд, единая норма для всех видов перевода устанавливается в самой дефиниции понятия перевода. Так, если к переводу предъявляется требование передачи исходного сообщения, то это требование и будет «единой нормой» для всех видов перевода. Эта единая норма может варьировать и в пределах допуска в зависимости от специфики конкретных видов и подвидов перевода. Коль скоро не существует общепринятых дефиниций понятия перевода и общепринятых дефиниций многих понятий, привлекаемых для формулирования самого понятия перевода (например, понятий сообщения, текста, информации, значения, смысла и т. д.), неизбежны разногласия среди переводоведов в трактовке понятия «единая норма перевода». В общем, вопреки мнению ряда авторов, любой переводной текст, в том числе исполненный талантливо, обладает достаточной «экзотичностью» в положительном смысле этого слова, когда экзотичность интродуцируется в транслят не ради экзотичности, а в той мере, в которой она необходима для освоения чужой культуры.

 

 

Заключение

В современных условиях, когда перевод является проводником столь масштабного влияния на родные язык и культуру, переводчик обязан здраво определять меру различных новшеств. Несмотря на то, что конвенциональная норма перевода ставится автором на первое место в ряду норм, она не является непререкаемой: требования общества изменчивы во времени. Следовательно, в формировании конвенциональной нормы перевода могут и должны принимать активное участие именно переводчики.

Конвенциональная норма перевода остается неизменной на протяжении длительного периода времени и определяет общий подход переводчика к своей работе, степень его стремления к достижению максимальной эквивалентности. Соблюдение данной нормы носит более общий характер и является чем-то само собой разумеющимся, а степень верности оригиналу оказывается той переменной величиной, которая в наибольшей степени определяет уровень профессиональной квалификации переводчика и оценку качества каждого отдельного перевода.

Список литературы

 

1. Алексеева И.С. Профессиональный тренинг переводчика. Спб. - 2001. – 256 с.

2. Алексеева И. С. Введение в переводоведение. СПб.: Изд. центр «Академия», 2004. – 352 с.

3. Бархударов Л. С. Язык и перевод (Вопросы общей и частной теории перевода). - М.: «Междунар. отношения», 1985. - 240 с.

4. Бахтин, М. М. Эстетика словесного творчества / М. М. Бахтин. — М.: Искусство, 1986. — 424 с.

5. Бреус Е.В. Основы теории и практики перевода с русского языка на английский. М. - 1998. – 104 с.

6. Дубинко С. А. Конвенциональная норма и категория трансляционной ценности исходной информации в переводе // Труды факультета международных отношений. Научный сборник. Выпуск I. – Минск: «Тесей», 2010. – 196 с.

7. Каширина, Н.А. Критерии оценки качества письменных переводов как методическая проблема // Лингводидактические основы преподавания языков и культур: сб. статей / под ред. И.А. Цатуровой. – Таганрог: Изд-во ТРТУ, 2005. – С. 48-56.

8. Комиссаров В.Н. Теория перевода (Лингвистические аспекты). - М.: Высш. шк., 1990. – 352 с.

9. Миньяр-Белоручев, Р. К. О функциях переводчика / Р. К. Миньяр-Белоручев // Информационно-коммуникативные аспекты перевода. — Горький, 1986.

10. Наумова В. С. Критика поэтического перевода с позиции адекватности // Вестник Московского университета. Серия 22. Теория перевода. - № 4 – 2009. - C. 75-82

11. Норма перевода - http://yazykoznanie.ru/content/view/30/218/

12. Паршин А. Теория и практика перевода. - [Электронный учебник] - http://teneta.rinet.ru/rus/pe/parshin-and_teoria-i-praktika-perevoda.htm

13. Пшихотижев И.Ш. Лингвистическая теория перевода. Краткие пояснения к узловым понятиям. – Нальчик: Каб.-Балк. ун-т, 2005. –

С. 6

14. Сдобников В.В. Теория перевода: [учебник для студентов лингвистических вузов и факультетов иностранных языков] / В.В. Сдобников, О.В. Петрова. — М.: ACT: Восток—Запад, 2007. — 448 с.

15. Тюленев С. В. Теория перевода: Учеб. пособие / С. В. Тюленев. М.: Гардарики, 2004. – 336 с.

16. Черкасский, Л. Е. Русская классика на Востоке. Экстра и социолингвистические аспекты перевода / Л. Е. Черкасский // Взаимодействие культур Востока и Запада. — М.: Наука, 1987. —

С. 146—163.

12	Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: