 |
Современные технологии существуют в сложном взаимосвязанном единстве, включая в себя уровень обра- 6 глава
|
|
|
|
«Концентрация людских масс создавала массовое общество с его специфической ментальностью. В городах раз-
191
растались массивы искусственного и преобразованного трудом окружения. И если по отношению к естественной природе человек оставался свободен, то «вторая природа», созданная им самим, заставляла подчиняться заложенным в ее структуру программам поведения и деятельности.
Следствием технизации жизни стало утверждение рационалистического мышления (это, конечно, на мой взгляд технократическое мышление – А.М.), в котором анализ преобладал над синтезом, осязаемая объективность и практическая целесообразность стали универсальными критериями, ставящими под сомнение правомерность субъективного и иррационального. Разумность и четкое функционирование техники позволяли надеяться, что используемые ею методы управления могут обеспечить и эффективное функционирование общества. В повседневном труде, рассчитанном на производственные операции и циклы, конечная цель становилась неосязаемой» [51, c. 8], – описал академик А.В. Иконников сложившуюся в градостроительстве и архитектуре ситуацию. В приведенной выше цитате необходимо уточнить еще раз, что технократизм в мышлении – это доведенный до абсурда рационализм. Именно поэтому совершаются ошибки в планировании, подвергается мелочной регламентации повседневная жизнь, а потребности человека подменяются списком функций или техническими устройствами, например автомобилями. Облагодетельствовать городское население архитектурным проектированием не удается. Это не рационализм, а его пародия.
Американская исследовательница проблем урбанизма Дж. Джекобс считает, что наилучшие результаты достигаются населением, отстаивающим свои интересы перед лицом агрессивного архитектурного и планировочного давления [43]. Именно попытка предписать горожанам однозначные условия бытия, игнорируя при этом их потребности, является технократизмом. Учет потребностей
|
|
|
192
и нахождение баланса между разнообразными и часто противоречивыми требованиями и есть рационализм.
В Средние века готика воплощала в камне идеалы высокой схоластики [121], и таким образом духовная сфера определяла направление технического развития, архитекторы планировали все более высокие шпили соборов. В свою очередь, здания (техника) устремляли дух к небесам, формируя образ Божьего храма. В готике прослеживается первоначально рациональная тенденция к созданию пространства, способного объединить всех верующих данного города. Но по мере увеличения численности жителей готические соборы начинают обрастать аркбутанами и контрфорсами. Прежняя рациональность переходит в технократизм: здания получаются неустойчивыми и возводятся в течение неопределенно долгого времени.
В России Средние века отмечены шатровыми церквями: развивается национальная архитектура. На севере возникает оригинальная архитектура каменных крепостей. В их строительстве зодчие умело используют ландшафт. Крепостные стены изгибаются, не вступая в противоречия с природой и обеспечивая максимальный оборонительный эффект. И в светской, и в церковной архитектуре созданы образцы национальных символов: Псковский и Казанский кремли, Изборская крепость, Собор Покрова Пресвятой Богородицы на рву (более известный как Храм Василия Блаженного), Церковь Вознесения в селе Коломенском и многие другие сооружения. Технократизм проявляется в слепом копировании западных образцов, необоснованных формах крепостных стен, возведенных итальянскими архитекторами по логике чертежа, но не по логике местности. Кремли в Москве, Туле, Коломне – образцы чуждого технократизма, а финансирование их строительства – проявление технократизма отечественного, власть имущего.
|
|
|
Итальянское Возрождение наряду с традицией Средних веков, направленной на подчинение техники духу человека,
193
создает альтернативное направление. Если в рамках первого создаются шедевры Брунеллески и Микеланджело, то второе направление представлено Антонио Филарете и другими подчинившими свой дух геометрии, а потом и технике. В их творчестве геометрия представляла красоту вне потребностей человека. Если для одних архитекторов (К. Рен) инженерия и математика помогала решать архитектурные проблемы, то для других (Ж. Эйфель) возможности техники представляли самостоятельную ценность.
В XIX веке технократизм наиболее ярко проявился в создании Г. Эйфелем башни, прославившей его имя. Не имея практического назначения, его творение позволяло наглядно ощутить возможности нового строительного материала (железа) и способности передовой инженерной мысли. Но связи с человеком в этом творении не было. Был гимн математике, даже духу ученого и инженера, вновь бросавшего вызов небесам, но не человеку. Инженерия ради демонстрации самой возможности инженерии обретает сакральный смысл.
В России такого технократизма не получилось. Была попытка В.Е. Татлина создать Башню Третьего Интернационала, но при своей утопичности она несла в себе помещения для библиотеки, т.е. имела практический смысл. Другая башня, воздвигнутая великим В.Г. Шуховым на Шаболовке в Москве, изначально возводилась как радиоантенна. Технократизм проявился чуть позже, в эпоху безудержной индустриализации, когда заводы строились, а каналы прорывались вопреки необходимости и функциональной целесообразности.
Яркими примерами воздействия технической реальности на дух в архитектуре прошедшего XX века стали направления футуризма, конструктивизма, функционализма и Hi-Tech. Не техническое ли ради себя самого начало доминировать? Похоже, что в области архитектуры, но и не только в ней, техническое развитие стало определять ду-
194
ховное, а духовное, в свою очередь, усиливать техническое. От небес дух устремился к технике.
|
|
|
Давным-давно строители Вавилонской башни бросили вызов небесам. Необходимые знания были, а технологии достигли совершенства, техника (рабы, веревки и рычаги) присутствовала в должном количестве. По мере возведения множились сопутствующие эффекты. Из-за грандиозности осуществляемых работ проектировщики отдельных участков перестали понимать друг друга. Выдвигаемые ими требования к зданию были несовместимы, но каждое было здравым и осмысленным в локальном масштабе. Один ратовал за инсоляцию помещений и проектировал ленточное остекление, другой, не зная об этом, считал, что этажом ниже расположена несущая стена, третий… Впрочем, и этого достаточно, если учесть, что и прорабы на стройке также перестали понимать друг друга. Один возводил стены, другой их ломал ради прокладки коммуникаций… Каменщики отличились мастерством и проворностью: на одном участке клали северный аккадский кирпич, а на другом южный шумерский, отличавшийся по габаритам. Кладка получалась неоднородной, зияли пустоты, образовывались нахлесты, часть бригад перевыполняла план, другая не выполняла. Недостатки оправдывались тем, что дело новое, неизведанное. Итог был закономерен и сохранен в архивах.
Ошибки были повторены спустя тысячелетия. «Вместе с промышленной революцией возникло и стало развиваться мировоззрение, ориентированное на технику, ее возможности и человеческую деятельность, связанную с ее использованием. Обращенное, прежде всего на производство, оно восприняло программно-рационалистический характер принципов эффективной организации труда. По мере развития промышленной революции от организации производства во все большей степени зависела жизнедеятельность общества во всех его проявлениях. Расширяло круг своих
195
притязаний и технократическое мировоззрение – после того как оно сформировалось в мечтах – сначала медленно и фрагментарно – создавались научные предпосылки, в XIX в. была осуществлена их реализация, далеко оставившая за собой все самые смелые мечты» [196, c. 119], – писал К. Ясперс. Формировался и особый слой людей, управляющих техномиром. Сложность и разнообразие решаемых в связи с этим проблем порождали убеждение в универсальности используемых рациональных методов.
|
|
|
В архитектуре также происходили серьезные изменения. «Техника вторгалась во все области жизни, включая быт и жилище; она создавала новый уровень комфортности – процесс, который с 1860-х гг. стал приводить к качественным изменениям. Технизация быта не ограничивалась использованием новых устройств – водопровода, канализации, центрального отопления, газовых плит. Принципы организации производства стали проецировать на организацию быта» [51, c. 200]. С началом промышленной революции техника (промышленное производство), а затем, с переходом в постиндустриальную стадию, «сумма технологий» сделали мощь человечества сопоставимой со многими геологическими процессами.
Выяснение «первичности» социума с индивидуумами или инструмента с наукой и технологиями уведет нас в дебри высокой степени абстракции, тем более обоснование первичности инструмента нуждается в допущении инопланетян, а это для философии противопоказано. Обращу внимание читателей на то, что несмотря на это возможны оба варианта описания, в которых антропный или технический фактор могут оказывать доминирующее воздействие. Но свободой воли обладает только человек. Ему принимать решения, с него и будет за них спрошено.
В отсутствии инопланетян человеческая деятельность протекает не в безвоздушном пространстве. Преобразовательная деятельность осуществляется в географиче-
196
ском ландшафте и соответствующих ему климатических условиях. Благодаря своим знаниям, технике и организации коллективного труда осуществляется преобразование ландшафта, использование его свойств в создании подконтрольного человеку СТБГ-комплекса.
Первоначально в философии ландшафт рассматривался как фактор влияния на социум [92; 110; 149]. Эта точка зрения подтверждена для древних обществ[103], но с развитием Великой Триады ландшафт стал формироваться искусственно (в городских комплексах это особенно заметно). При технократическом мышлении возник идеал – ландшафт, полностью сформированный человеком. Ле Корбюзье и другие предлагали разнообразные концепции технотворного города-сада или «Лучезарного города». В их представлениях, ландшафт был исключительно рукотворным: это была искусственная система, ничем не отличающаяся от садов Семирамиды, заменяющая природу ее имитацией, «идентичной» натуральной. Частным проявлением этого идеала стал дом с искусственным климатом и даже лишенный окон [216, p. 133]. Человек оказывался в полностью замкнутом пространстве, которое технократами выдается за подлинную природу и естественную среду обитания. Ле Корбюзье считал, что придуманная им система кондиционирования «точный воздух» полностью удовлетворит жителей. Нет нужды упоминать, что эта система игнорировала такую характеристику воздуха, как влажность и другие характеристики.
|
|
|
197
Решение проблем виделось архитекторами в создании рукотворного бытия и, как следствие этого, в преобразовании общественного сознания. «Архитектура или революция?» – вопрошал Ле Корбюзье, предлагая архитектуру как способ изменения жизни и поведения людей.
«Техника стала и новым источником метафор архитектурной формы. Более того, влияя на мироощущение и видение мира, она стала продуцировать новые ценности и идеальные модели» [51, c. 8], – писал об этом времени А.В. Иконников. В моду входил технократизм, не только предложенный Т. Вебленом как политическое движение, но и реально отражающий тенденцию общественного развития.
В середине ушедшего столетия утвердилось представление архитектора Л. Миса ван дер Роэ: «Какие блага мы производим и какими орудиями мы пользуемся – это вопросы, не имеющие значения в духовном плане. Как решается вопрос о сравнительных преимуществах небоскребов и низких домов, строить ли нам здания из стали и стекла – все это не важно с духовной точки зрения» [107, c. 374]. Сегодня пришло время опять считать актуальным вопрос о соотношении орудий, материалов, целей и духовной сферы.
Развитие городского транспорта внесло ряд существенных изменений в поведение людей, изменило пространственные и временные представления. Первоначальная динамика радовала глаз: сокращалось время движения, доступными становились все большие расстояния для включения в повседневную и производственную деятельность. С течением времени ситуация в городах стала меняться. Время пути начало неумолимо увеличиваться. При уровне автомобилизации 20-25 % населения наступает транспортный кризис, связанный с исчерпанием возможностей коммуникаций, увеличением пропускной способности за счет строительства новых развязок, расширения дорог и т.п., дающими краткосрочный эффект [163, c. 4]. Дальнейшее расширение транспортных артерий, помимо тех-
198
нической составляющей (новые дороги, развязки и т.п.), нуждается в философии развития: в прогнозах, стратегии развития, оптимизации существующего транспортного потока, учете социологических данных и т.д. Важное место в решении этой проблемы занимает изучение мнения местного населения.
В 50-е годы прошлого века в США была осуществлена программа строительства хайвэев – скоростных автомагистралей. Для удешевления строительства и в полном соответствии с принципами Ле Корбюзье о градостроительной хирургии [74] она была осуществлена на территориях бедных кварталов и дешевых, малопригодных в хозяйственном отношении землях. Теперь Америка пожинает последствия этого решения как экологического, так и социального характера. Дороги прокладывались по болотам, ручьям, влияющим на биоценозы и водостоки окружающих территорий. Игнорирование сложившихся биогеоценозов привело к нарушению стока вод, дальнейшему заболачиванию территорий и другим негативным эффектам. В социальном плане транспортные артерии жестко отделили бедные районы от остальной части города, зафиксировав социальное расслоение. Закономерными, но непредвиденными последствиями стали усиление пространственной сегрегации, рост количества заболеваний, увеличение числа суицидов, нарушений закона и широкое распространение наркомании [163, c. 11-13].
Иллюстрацию воздействия элементов Великой Триады на социум можно приводить до бесконечности, но архитектура и градостроительство интегрируют в себе все социальные, культурные, научные и технико-технологические элементы, наиболее явно представляя все многообразие частных взаимодействий.
199
3.4. Воздействие общества на науку, технику и технологии
«В моей комнате английский рукомойник, а дверь не запирается.
Все-таки это поощрять надо – английский рукомойник, то есть прогресс!»
И.С. Тургенев «Отцы и дети»
«Накупили английских рукомойников с короткими кранами, а пробки в раковину не вставили,
ни руки помыть по-русски, ни умыться по-английски!»
Размышление в общественном туалете, г. Москва, XXI век
У человечества был и остается единственный рычаг управления Великой Триадой – собственные цели и ценности. Любой способ перенесения ответственности за происходящее на «объективные законы общественного развития» или «техно-детерминизм» является завуалированной формой отказа нести ответственность за собственные действия. Использование маскировки еще больше подчеркивает истинный смысл предпринимаемых усилий. Сокрытие истинных намерений оправдано во время военных действий. В остальных случаях это разные степени и формы обмана, прямой лжи, вовлечения добропорядочных граждан в аферу или инфантильная наивность, с которой недалекие люди пытаются добиться своих неблаговидных целей.
«Никакие, даже самые суперпрофессиональные специалисты, государственные или частные корпорации, государственные и межгосударственные органы не способны без мощного воздействия гражданского общества выбирать и реализовывать программы и проекты, адекватно отражающие интересы людей. Особенно в такой стране, как Россия» [63, С. 270-271], – справедливо утверждает
200
С.В. Кричевский. Угнетает то, что развитие возможно осуществлять, удовлетворяя потребности корпораций, а их интересы представлять как интересы общества. Особенно в такой стране, как Россия, это происходит постоянно. Было бы верхом наивности утверждать, что общество способно верно оценивать стратегические задачи государства или частные технические производственные решения. Но общество имеет право законно отстаивать собственные интересы, корректируя найденные технические решения, обсуждать предлагаемые проекты, а также способы их реализации. Баланс между техническими решениями и потребностями общества должен учитывать не только интересы корпораций, но и граждан своей страны.
Направление, в котором протекает развитие Великой Триады, определяется предъявляемыми к ней императивами. Мы снова сталкивается с различием этих трех элементов. Общество только в ограниченном количестве случаев влияет на развитие науки. Генная инженерия, поиск средств борьбы со СПИДом, раком и другими болезнями у всех на слуху. Но подавляющее число научных исследований вообще не привлекает внимание публики. Технологии волнуют нас уже гораздо больше: это методы организации производства, экологические проблемы, травматизм и прочие… Техника непосредственно вошла в соприкосновение с людьми: тут требований предъявляется намного больше, и они разнообразнее. Поэтому попытки выделить единые для всех элементов Великой Триады принципы, по которым должно протекать ее развитие, есть утопия и философская чехарда. Для всех элементов эти условия разные, а попытки выделить общее либо тривиальны, либо лишены конкретного содержания, например требование «экологичности».
Все надуманные философские проблемы технологического (технического или научного) детерминизма являются либо частными случаями, которые необходимо решать
201
по мере их возникновения, либо фальшивой, лишенной прагматической ценности спекуляцией. В действительности все однозначные ответы, требующие признать воздействие Великой Триады на социум как преимущественное, не могут ответить на вопрос о том, почему стало возможным получение, распространение и практическое использование знания. Соответственно, человек и общество лишены онтологической возможности изменить ситуацию, а это, очевидно, неправильно. Как уже указывалось ранее, технологии связаны с социальной организацией. Такая важная технология, как телевещание, не могла возникнуть раньше, чем были реализованы социальные условия для ее распространения – массовые развлечения и массовая информация [224, p. 377]. Технические возможности лишь позволили создать новую форму развлечения.
Элементы Великой Триады являются объектами восхваления в средствах массовой информации, символами достижения нации, предметами национальной гордости[104]. Благодаря СМИ к ним привлекается общественное внимание и обеспечивается социальный статус людей, занятых научной и производственной деятельностью. Хотя сами СМИ являются социальной технологией, общественное мнение отличается достаточной самостоятельностью. Им, естественно, можно управлять и манипулировать, но до-
202
биться однозначного результата пока удавалось только тоталитарным режимам.
Воздействие общества на науку, технику и технологии различно для этих трех компонентов. Обычно внимание было обращено на влияние, оказываемое обществом на науку, но воздействие на технику и технологии со стороны социума не менее интересно[105]. Г. Йонас рассматривал технологию как разновидность власти [218, p. 48]. Но взаимодействие более сложно, чем просто реализация властных проявлений. В технологиях произвол ограничен физическими, химическими, биологическими и геологическими законами. Невозможно волевым усилием заставить природу подчиниться политическим лозунгам или произвести над нею результативную серию идеологических одурманивающих манипуляций. Произвести серию, конечно, можно: сталинский период советской власти активно использовал военную терминологию там, где требовались образование, сознательный труд и высокоэффективная деятельность. Результат был страшен для человека, вовлеченного в шаманские танцы с природой, равно как и для общества.
Правила (законы, традиции и т.д.) организации общества влияют на саму возможность возникновения и распространения технологий [207, p. 64; 236, p. 1]. Дон Иде утверждает, что принятие западной системы ценностей или отказ от нее, в частности политического равноправия мужчин и женщин, влияет на процессы модернизации в Пакистане [217, p. 138]. Совершенно очевидно, что формальное равноправие еще не обеспечит ускоренных темпов модернизации. Только появление образованных женщин, занимающих никак не менее 30% рабочих мест в производственной или научной сфере, благотворно ска-
203
жется на темпах экономического развития страны. Стремление достигнуть 100% женского труда на укладке шпал и в любом другом труде низкой квалификации не произведет заметного улучшения экономических показателей. Подобный перекос занятости возможен при условиях тотальной войны, но не в мирное время. На начальном этапе, несомненно, важно ввести женщин в экономическую деятельность, дать им начальное образование. Но этот путь прошли за XX в. многочисленные страны, и на фоне достигнутых успехов этот робкий шаг уже не даст значимого эффекта, хотя без него невозможны и следующие шаги по достижению равноправия.
Еще одной причиной, по которой слепое копирование западных ценностей не может обеспечить экономических преимуществ, является культурное разнообразие народов. Когда М. Вебер противопоставлял в «Протестантской этике и духе капитализма» поведение католиков и протестантов, он добился впечатляющих результатов. Но развитие стран Юго-Восточной Азии, Японии, Китая и др. показало, что протестантская этика не является единственной причиной эффективной экономической деятельности. Г.Ю. Канарш указывает на национально-психологические особенности, которые влияют на модернизацию разных стран, в том числе и России [55]. Без учета такого изначального фактора, как традиции, любая попытка слепого копирования западных моделей или технологических отношений будет вести к развалу экономики и построению общества, в котором национальные производительные силы окажутся невостребованными и обреченными на вымирание.
Использование заимствованных новых технологий не способствует развитию науки. У руководителей формируется представление, что новых технологий не хватает и лишь их отсутствие тормозит модернизацию. Подобная ситуация уже была в истории человечества, когда элементы Великой Триады уже существовали, но были слабо свя-
204
заны друг с другом. Взаимоотношения между элементами Великой Триады мне представляются важным критерием оценки как уровня развития культуры самого общества, так и достигнутого технологического уровня. Можно сколько угодно говорить о политических и экономических процессах, влияющих на технологическое развитие[106], но уровень развития общества будет определяться его способностью модернизировать социальную структуру соответственно используемым технологиям. Процесс достижения симбиоза социума и технологий лучше описывать термином «техно-гуманитарный баланс» [112, c. 61-62]. В нем отсутствует неявное указание на различные формы технократического детерминизма и следующих из этого наивных ошибок предопределенности социального бытия.
Вопрос о власти, находящей свое проявление в технологиях, требует более внимательного рассмотрения, чем это было осуществлено до сих пор. Наиболее наглядным проявлением власти является система Ф.У. Тейлора, рационализировавшего производственный процесс и создавшего научное основание для организации конвейерного проиводства. Подчинение человека конвейеру демонстрирует властные способности технологий. Но в глубине технологического процесса конвейерного производства лежат властные отношения между людьми. Продолжительность рабочего дня, охрана труда, затраты времени на производство одного элемента и т.д. определяются и задаются людьми. Иным проявлением власти является формирование массовых потребностей под воздействием новых технологий через предлагаемые потребителям новые технические устройства[107]. Для общества потребности, разделяемые
205
массами людей, являются экономическим регулятором, задающим направление развития как технологий и техники, так и науки (в ее прикладных направлениях).
В мире сложных технологий необходим высокий уровень образования [229, p. 99], развлечения, потребления и социальной организации для их реализации[108]. В обществе с низкой ценой на рабочую силу невозможно появление машин, экономящих труд рабочих [210, p. 63], а в обществе с низким потреблением не возникнут экономические основания для внедрения научных разработок в производство [207, p. 64]. Это является необходимым, но недостаточным условием[109] для поддержания экономики и
206
производства в состоянии перманентной (непрерывной) модернизации, и соответственно, для обеспечения их потенциальной конкурентоспособности на мировом рынке. Мне представляется очевидным, что модернизация производства или закупка новых технологий создают только условия для развития, но не должны являться самоцелью и конечным результатом экономической политики. Важнейшим следствием для экономики от внедрения технологии является не она сама-по-себе, а результат ее использования – обученный персонал и конечный продукт. Перейдем к исследованию явлений, скрытых под широко растиражированным понятием «научно-технической революция» и следующей ей на смену состоянием, обозначенным мною как «научно-технологическая эволюция». Само явление относительно недавнее. Ее началу положило возникновение химической промышленности, объединившей и завязывающей в узел другие технологии; следующим шагом стало распространение электричества и внедрение его повсеместно в быту и на производстве; следующим – создание Интернета и облегчение с его помощью обмена и обработки информации. Эти шаги переводят отношения общества и элементов Великой триады в состояние, описываемое в терминах «постиндустриальное общество», «информационное общество» и других, выделяющих одну из особенностей современного общества. Я не исключение, ставить задачу интегрированного описания еще рано, но выделить и обратить внимание читателей на особенности, ускользавшие от других, считаю необходимым.
207
3.5. Научно-техническая революция и научно-технологическая эволюция
«– Почему так? – Загадка сия велика есть!»
«Разговоры с Александрой Бернадотт» А. Миронов
Развитие науки, техники и технологий определяется помимо непосредственно с ними связанными факторами[110] еще и внешними – социальными, культурными и экономическими реалиями. Рассматривать развитие элементов Великой Триады на основании только анализа внутренних условий будет крайне ошибочно. Необходимо рассмотреть аспект взаимодействия естествознания, технических наук и общества.
Аббревиатура НТР настолько вошла в лексикон любого образованного человека, что смысл ее уже почти неразличим. Все связанное с комплексом «наука-производство» уже однозначно ассоциируется с этими тремя буквами. Научно-техническая революция действительно была, но, как и всякая революция, она окончилась, перманентная революция была только вычурной революционной концепцией. НТР завершилась в тех странах, которые перешли в стадию постиндустриального общества. Теперь «термин «научно-техническая революция» стал архаизмом: темпы развития техники и технологий, а главное их внедрение в производство превратили техническую революцию в естественный процесс – она стала перманентной…» [108, c. 18] – писал академик Н.Н. Моисеев, подпав под
208
влияние политической риторики, но не изменив термин. Он уловил суть происходящего – то, что революционные (скачкообразные) изменения сменились непрерывными постоянными. Поэтому обоснованным является отказ от революционной тематики в описании. В технологиях, как и в развитии науки, наступил период накопления знания – «нормальное развитие» в терминологии Т.С. Куна. Для названия нового этапа развития более подходящим будет использование термина эволюция, а так как речь идет не о точечных инновациях, затрагивающих технику, а о более сложных технологических процессах, то оптимальным является термин «научно-технологическая эволюция» [94; 95 с. 31-33].
Напомню читателям, что речь идет не просто о названии, которое лучшим образом подходит к объекту; речь идет о явлении мирового масштаба, которое не диагностируется из-за устоявшегося термина (Идол театра), из-за привычной парадигмы в описании (Т.С.Кун). Использование старого термина для описания нового явления скрывает от исследователя новую реальность.
Для России переход от НТР к научно-технологической эволюции наиболее актуален. Растеряв множество технологий, утратив экономическую самостоятельность и почти утратив политическую независимость, наша страна нуждается в адекватная политике в сфере научно-технологического развития. Оперируя устаревшей терминологией, опираясь на неадекватные представления, нельзя двигаться вперед.
Россия все еще находится в состоянии, описываемом понятием НТР, но экономические отношения строит со странами, перешедшими на качественно более высокий уровень – научно-технической эволюции (НТЭ) [94]. Как и все страны, находящиеся в процессе становления новых отношений, в нашей стране в причудливых формах слились пошлое и будущее, определяя наше настоящее. Без рефлексии
|
|
|
