 |
Глава II. Открытое восстание раскола против власти церковной и гражданской: мятежи соловецкий и стрелецкий
|
|
|
|
Раскол, по самому существу своему, есть уже противление власти церковной, а иногда вместе и гражданской, действующей заодно с церковною. И наши раскольники, едва только появились, и еще прежде, нежели были осуждены соборами, уже противились власти церковной и гражданской: потому что не хотели принять новоисправленных книг, которые издаваемы были властью церковной и рассылались при указах царских. Но сначала предводители раскола воображали, что они восстают собственно против одного патр. Никона, которого считали вероотступником, замыслившим исказить старую веру, а отнюдь не вообще против власти церковной или гражданской: потому в челобитные свои направляли прямо на Никона и подавали их царю Алексею Михайловичу в той надежде, что он, с другими иерархами, осудит Никона, как развратителя старой веры, и отменит новые книги. Теперь же, когда оказалось, что собор русских святителей 1666 г., созванный царем Алексеем Михайловичем для рассмотрения раскола и его челобитных, осудил самыя челобитные и расколоучителей, напротив вполне одобрил новоисправленные книги; когда увидели, что и великий собор 1667 г., состоявший из иерархов не только русских, но и греческих, подтвердил то же самое определение и окончательно осудил раскол с его последователями: раскольники дерзнули открыто восстать против власти церковной и царской и действовать силою. Такие восстания обнаружились преимущественно в двух местах: на севере России – в Соловецком монастыре и потом в самой Москве.
I. Начало восстания в Соловецком монастыре восходит еще к 1656 г., когда присланы были в монастырь, при указе царском, первые новоисправленные богослужебные книги347. Увлекшись ложными слухами, какие распускали тогда повсюду сообщники Аввакума об испорченности этих книг, иноки Соловецкие решительно не хотели принять их, и потом, хотя приняли по убеждению своего настоятеля, архимандрита Илии, но, запечатав их в сундуках, поставили в монастырской оружейной палате, а сами продолжали совершать службы по старым книгам348. Так протекло около десяти лет, и эта первая искра раскола, может быть, мало-по-малу погасла бы сама собою и в Соловецком монастыре, как погасла она в некоторых других местах, если бы здесь не поблагоприятствовали ей особые обстоятельства. Сюда сосланы были в то время, частью в наказание, частью для увещания, до 150-ти лиц, противившихся разным гражданским преобразованиям царя Алексея Михайловича и исправлению книг церковных349: в числе сосланных находились князь Львов, бывший начальником печатного двора при п. Иосифе, главнейший единомышленник Аввакума с братиею, и старец Феоктист, который даже написал здесь, в пользу раскола, книгу о антихристе и его царстве350. Сюда же стекались и сами собою, как в более отдаленное и безопасное убежище, некоторые другие ученики Аввакума и Лазаря, каков был архимандрит Саввина монастыря Никанор, пришедший в обитель Соловецкую на покой, а между тем сделавшийся одним из ревностнейших участников в ее возмущении351. Здесь появились и собственные иноки, которые не только сочувствовали мыслям раскола, но даже писали в их защиту, каковы нам уже известные старцы – Герасим Фирсов и Епифаний352. Наконец, сюда же прибежали из Астрахани многие казаки из шайки злодея Стеньки Разина, скрываясь от преследований закона. Эти последние, как только вошли в обитель, отняли всю власть у братства, иноков и бельцев; поставили себе начальников Фаддея Кожевника Бородина да Ивана Сарафанова и, встретив между насельниками обители многих недовольных на царя и пропитанных мыслями раскола, «начаша быти во всем противны не только святой Церкви хулами, но и благочестивого Царя не восхотеша себе в Государя имети. Ревнуя, по-видимому, о старой отеческой вере, другим они льстиво говорили: «постойте, братие, за истинную веру и не креститесь тремя перстами»; а сами только выжидали случая, как бы перебить всю братию монастыря, завладеть его древними, богатыми сокровищами и убежать, кто куда может353. Вот какие люди, похитившие себе всю власть над Соловецкой обителью, были первыми и главными виновниками Соловецкого бунта. Из иноков пристали к ним только немногие; а прочие лишены были всякой возможности им сопротивляться.
|
|
|
|
|
|
Услышав о таких беспорядках в Соловецкой обители, царь Алексей Михайлович потребовал (в 1666 г. ) настоятеля ея, архимандрита Варфоломея в Москву, где происходил тогда собор на раскольников354: братия, или точнее, казаки, управлявшие всем в монастыре, отправили вместе с Варфоломеем и архимандрита Никанора, надеясь, что он, как бывший духовник царев, укротит справедливый гнев Монарха против обители и испросит жителям ее позволение держаться старых церковных книг и не принимать новых. Варфоломея в Москве назначили перевести в другую обитель (Свияжскую Богородицкую), а на его место поставили архимандритом из соловецких же постриженников строителя Иосифа, проживавшего в Москве на Соловецком подворье. Никанор сначала, действительно, будто бы ходатайствовал пред царем за Соловлян и о дозволении им не принимать новоисправленных книг; но вскоре, будучи потребован на происходивший тогда в царствующем граде собор патриархов и епископов, сам раскаялся пред ними в заблуждении и дал обещание впредь поборать по истине. Когда затем Варфоломея и Иосифа отправляли в Соловки, – одного, чтобы он сдал обитель, а другого, чтобы принял: Никанор упросил послать и его туда же, «во еже увещавати соловецкия отцы к покорению патриарха и приятию новопечатных книг». Что же оказалось? Едва только три архимандрита прибыли в Соловки (отправились из Москвы 10 июня 1667 г. ), и тамошние жители узнали, что новому настоятелю велено служить по новым служебникам: тотчас они выгнали из обители архимандритов Варфоломея и Иосифа, а Никанор, вместо того, чтобы увещевать непокорных к принятию новопечатных книг, как сам обещался, перешел на сторону раскола и стал во главе мятежников. Непринятые архимандриты должны были возвратиться в Москву; царь требовал указом в Москву и архимандрита Никанора: этот не захотел ехать, и Соловляне его не выдали царскому посланному355. В то же время приезжали в Соловецкий монастырь, по указу государеву и от имени священного собора, архимандрит Спасского ярославского монастыря Сергий356 и с ним священник московского собора Василий Федоров и некоторые другие, духовные и светские лица, для убеждения жителей принять новоисправленные книги; соловецкие возмутители не послушались и новых увещателей, – вследствие чего и взяты были из обители нарочно присланным стрелецким головою Иваном Лопатиным, для отправления в Москву, известный князь Михайло Львов да «в государеве деле» келарь Авраамий Абрютин, которых, вероятно, считали в Москве главными виновниками соловецкого возмущения. Отселе, по выражению местного летописца, «почала смута быть в Соловках больше прежняго». Отказавшись от повиновения власти не только церковной, но и царской, мятежники самовольно поставили на место Абрютина келарем монаха Азария, бывшего дотоле простым будильником, а казначеем иеромонаха Геронтия, и решились запереться в монастыре357. Новоизбранные самовольством келарь и казначей, с своими единомышленниками, поспешили написать, как бы от лица всей братии монастыря, челобитную к царю Алексею Михайловичу, в которой старались показать мнимые уклонения от истинной веры в новопечатных книгах; умоляли его не присылать к ним новых учителей и новых книг, и угрожали сопротивляться ему даже до смерти, если не будет исполнено их желание: эта челобитная, которую составлял собственно казначей Геронтий и читал по частям в собрании своих соумышленников, величавших его за нее вторым Златоустом, и прочей братии, присутствовавшей по неволе358, отправлена в Москву в 22 день сентября или октября 1668 г. с соборным старцем Кириллом и двумя служками359.
|
|
|
|
|
|
Прочитав челобитную и огорченный до глубины души упорством мятежников, царь Алексей Михайлович послал в Соловки следующую грамоту: «От Царя и великого князя Алексея Михайловича, всеа великия и малыя и белыя Росии самодержца, в Соловецкой монастырь, соборным и рядовым старцом, которые святей соборней и апостольской Церкви непротивны и нам великому Государю послушны. Ведомо нам великому Государю учинилось, что Соловецкаго монастыря нововыбранные самоволством, без нашего великого Государя указу, келарь Азарий и казначей и их единомышленники нашего великого Государя указу и по духу отец наших, во православии сияющих, святейших вселенских, кир Паисея, папы и патриарха александрийского и судии вселенского, и кир Макария, патриарха Божия града Антиохии и всего востока, и кир Иоасафа, патриарха московского и всеа Русии, благословения и изложения их и всего освященнаго собора не послушали, святей соборней и апостольской Церкви учинились противны, и архимандрита Иосифа, которой, по нашему великого Государя указу и по благословению их, святейших вселенских патриархов, послан из Москвы в тот монастырь, приняв в архимандритех в том монастыре быть ему не дали и прислали к Москве с заручною челобитною соборного старца Кирила да двух служек. И мы великий Государь указали: за противность нововыбранных своеволством келаря и казначея и их единомышленников ко святей соборней и апостольской Церкви, и за непослушание к нам великому Государю и ко святейшим вселенским патриархом, того Соловецкаго монастыря вотчинные села и деревни, и соляные всякие промыслы, и на Москве и в городех дворы, со всякими заводы и с запасы, и соль, отписать на нас великого государя, и из тех сел и из деревень и ото всяких промыслов денег, и хлебных и всяких запасов, и соли, и всяких покупок, с Москвы и из городов в тот монастырь пропускать не велели до нашего великого Государя указу. Да по нашему великого Государя указу послан в Соловецкой монастырь, к архимандриту Иосифу с братьею, с нашею великого Государя и святейших вселенских патриархов грамотами, о обращении тех же противников, сотник московских стрелцов Василий Чадуев, да с ним же отпущены с Москвы Соловецкого монастыря соборной старец Кирило да служек два человека, которые присланы были к Москве с заручною челобитною. И как они в Соловецкой монастырь с нашего великого Государя и святейших вселенских патриархов с грамотами приедут, и вы бе, памятуя свое иноческое обещание, Соловецкого монастыря новобранных самоволством келарю и казначею и их единомышленником говорили, чтоб они от противности недоумения своего и от непослушания отстали и у архимандрита были в послушании; а буде они от противности своей не отстанут и нашему великого Государя указу учинятся непослушны, и вы б их ни в чем не слушали, а им противником и непослушником келарю и казначею и их единомышленником наш великого Государя указ, за их непослушанье и противность, будет вскоре. Писан на Москве, лета 7176 декабря в 27 день»360. Мятежники и на этот раз не приняли архимандрита Иосифа; не послушались никаких увещаний; составили сказку, почему они не принимают новопечатных книг, и послали с сотником Василием Чадуевым краткую отписку царю Алексею Михайловичу, в которой извещали, что не принимают архимандрита потому, что ему велено служить по новым служебникам: просили оставить их при старой вере и присовокупляли: «аще ли ты, великий Государь наш, помазанник Божий, в прежней святыми отцы в преданней вере быти не благоизволишь, и книги переменить изволишь, милости у тебя Государя просим, помилуй нас, не вели, Государь, больши того к нам учителей присылати напрасно, понеже отнюдь не будем прежней своей православной веры изменити и предания апостольская и чину преподобных отец Зосимы и Саватия нарушить, но вели, Государь, на нас свой царской мечь прислать и от сего мятежного жития преселити нас на оное безмятежное и вечное житие»361. Были посылаемы в Соловки и еще многие увещатели от царя и особенно от новгородского митрополита Питирима, который приглашал даже самого казначея Геронтия к себе, обещая показать ему достоверные свидетельства из древних харатейных книг о кресте и других предметах спора: но Геронтия из монастыря не отпустили, и вообще все увещания оставались суетными362 (“*).
|
|
|
Тогда отправлен был из Москвы стряпчий Игнатий Волохов с некоторыми начальными людьми, чтобы он, взяв с собою отряд из ста двинских стрельцов, по крайней мере, страхом оружия расположил соловецких мятежников покориться воле царя и патриарха и принять в монастырь законного настоятеля, архимандрита Иосифа. Мятежники составили общий совет, на котором положили, чтобы немощные и боязливые заблаговременно удалились из обители (вследствие чего некоторые и удалились); а сами объявили Волохову, что ни за что не согласятся покориться его требованиям, и, надеясь на свое многолюдство, на крепкие стены монастыря, на великие запасы продовольствия, на множество пороха и 90 пушек, находившихся в обители, окончательно заключились в ней (в 1668 или в 1669 г. ), и открыли стрельбу по царскому войску. Зачинщиками бунта были келарь Азарий, архимандрит Никанор да служка Фаддей Кожевник Бородин с товарищи363. Надобно заметить, что в бунте этом не участвовали, кроме многих, как увидим, находившихся в монастыре, все черноризцы и послушники, которые проживали в монастырских вотчинах, – а таких людей находилось тогда – в Сумском остроге: соборный приказный старец, да келарь, да служебников шесть; в Кемском городке и в 22 усольях: старцев прикащиков 26, келарей 16, служек и служебников 181364. Царь Алексей Михайлович, услышав об открытом соловецком возмущении, повелел, чтобы архимандрит соловецкий Иосиф, временно проживавший (по указу от 20 марта 1668 г. ) в Вологде на соловецком подворье, переселился в Сумский острог и заведывал всеми вотчинами Соловецкого монастыря: Сумским острогом, Кемским городком, 22-мя усольями и всякими в них промыслами365. Повелел также указами воеводам на Двине, в Кольском остроге и в Вологде и на имя архимандрита Иосифа, чтобы никто ни из монастырских вотчин, ни из других окрестных мест в Соловецкий монастырь не ездил, даже под видом богомолья, и не доставлял мятежникам ни рыбы, ни соли, ни хлебных, ни каких-либо других припасов. А Волохову было предписано (от 1 сентября, 1669 г. ): «и ты б с полуголовами и с стрелцами над непослушниками промышлял, смотря по тамошнему делу, всякими мерами с Заецкого острова (отстоящего от Соловецкого монастыря в пяти верстах) а буде пристойно, и с того бы острова переехал совсем на Соловецкий остров; и которые старцы и мирские люди из Соловецкого монастыря учнут приходить к вам, и вы б их принимали по нашему великого Государя указу и распрашивали, кто имяны в том монастыре ныне пущие непослушники и их советники, и которые с ними в совете быть не хотят, и по сколку их человек на обе стороны, и в чом меж ими рознь, и есть ли у них хлебные и иные какие съестные запасы, и сколко и насколко им того будет, и от чего им чаять скудости и вскоре ль? И доведався от них про то допряма, приказывать в монастырь о обращении и обнадеживать их всякими мерами, чтоб они от непослушанья и от противности отстали, и святой, соборной и апостольской Церквы были не противны и нам великому Государю послушны»366.
Между тем, в самой обители происходили горестные события. Еще в начале осады некоторые, страшась быть непокорными власти предержащей, открыто восставали против мятежников, решившихся заключить обитель и стрелять по царскому войску; даже казначей Геронтий, писавший некогда соловецкую челобитную, написал теперь «приговор, чтобы против государевых ратных людей не биться и монастыря не запирать»: Геронтия и подобных ему заключили в темницы и мучили367. Другие, «священницы и старцы и служебники», не желая пристать к мятежу, просили выпустить их из монастыря: мятежники их не выпускали368. Некоторые пытались тайно бежать: их ловили и держали в неволе369. Келарь Азарий и служка Фаддей Бородин со товарищи, собрав множество печатных книг: евангелий, апостолов, псалтырей, часословов, служебников и других московского и киевского изданий, также греческих евангелий, апостолов, служебников и прочих книг – числом более двухсот, все это растерзали, потопили в море и частию пожгли370. В оставшихся, старописанных и печатных, книгах, за исключением немногих, сделали разные приписки в своем раскольническом духе и повреждения, которые видели и засвидетельствовали современники и доселе еще можно видеть в некоторых памятниках соловецкой библиотеки371. Служка Фаддей Кожевник со своими единомышленниками почему-то вооружился против древних крестов, имевших на себе «положенную титлу» или надпись, и множество их, какие только обрелись на Соловецком острове, посек и пожег. Иноки и старцы, которые дерзали обличать такие неистовства, заключаемы были в оковы и темницы372.
Волохов провел то в Сумском остроге во 120 верстах от Соловецкого монастыря, то на Заяцком острове, куда обыкновенно приезжал с стрельцами на три летних месяца, около четырех лет и почти без всякого успеха; а к самому монастырю, по малочисленности ли своей дружины и по недостатку больших орудий, или по беспечности и нерадению, все не приступал373. Только в декабре 1669 г. прибыли в Сумский острог бежавшие из Соловецкого монастыря одиннадцать человек чернецов да девять бельцов; в июле того же года высланы из монастыря в Сумский острог самими мятежниками двенадцать человек374, и в октябре 1670 г. пойманы были на море и заключены в Сумском остроге двое из главнейших мятежников – келарь Азарий да служка Фаддей Кожевник, с тринадцатью другими иноками и 23 бельцами, которые отважились было на вооруженных лодках отплыть из гавани для ловли рыбы375. Волохов, за свою безуспешность в исполнении поручения, за разные своевольства и злоупотребление монастырскою казною, особенно же за несправедливости и жестокости против архимандрита Иосифа, в конце 1672 г. вызван был в Москву376. Так кончилась первая попытка к усмирению соловецких мятежников!
Не менее неудачна была и вторая. На место Волохова прислан был в исходе 1672 г. голова московских стрельцов Клементий Иовлев. Ему дано было 600 двинских стрельцов, и он, присовокупив в ним еще 125 стрельцов сумских и кемских, тогда же отправился к Соловецкому монастырю. Прежде открытия военных действий, он хотел испытать меры убеждения. Для того послал к мятежникам стрелецкого сотника Никифора Порошина с письмом, уверяя их, что, если они покорятся государю и св. восточной Церкви, начнут совершать службы по новоисправленным печатным книгам и принесут государю и всему освященному собору раскаяние, то все вины их будут им прощены. Мятежники не верили и стояли упорно, говоря, что для удостоверения в этом они желали бы грамоты самого государя. Иовлев велел начать стрельбу: но вскоре у его служилых людей не стало пороху и свинцу, и он удалился с войском от монастыря в Сумский острог, где потом и проживал обыкновенно всю осень и зиму, отпуская до весны 500 двинских стрельцов на их родину. Из острога Иовлев поспешил известить (от 19 сент. 1673 г. ) государя о желании и требовании мятежников; а о себе писал, что на весну он идти к монастырю со всеми ратными людьми не в состоянии: потому что «пушек и пороху, и свинцу, и фителя, и для преступного дела гранатного мастера, и гранат нет»377 (5т). Царь (от 12 мая 1673 г. ) прислал свою грамоту к недостойным мятежникам, в которой торжественно удостоверял, что простит все вины их, если только они покорятся ему и освященному собору378. Между тем Иовлеву (от того же числа) дан был указ: буде мятежники не обратятся и начнут стоять, по прежнему, упорно, чинить им всякую тесноту, устроить вокруг монастыря самые крепкие заставы, чтобы отнюдь из монастыря никто ни с чем, также и в монастырь, тайно и явно не ездил; впрочем из пушек по ограде не стрелять и никакого воинского дела над монастырем не творить; разорить только всякое здание и промысел, от которых осажденные получают пользу. В том же указе царь писал Иовлеву, что пушки и гранаты, свинец и порох будут ему доставлены вскоре379 (379). Мятежники не послушались и царской грамоты, – и Иовлев истребил все их имущество, находившееся вне монастырской ограды: рабочий скот со скотным двором, строения, в которых помещались монастырские прислужники, и хижины рыболовов со всеми рыболовными снастями380. Вскоре своевольное вмешательство Иовлева в монастырские дела, управление которыми, по перемещении архимандрита Иосифа (в 1673 г. ) в казанский Спасо-преображенский монастырь, поручено было царским указом соборному старцу Иоилю, проживавшему в Сумском остроге, а также сильная цынготная болезнь, которой подвергся Иовлев, послужили поводом к тому, что к концу 1673 года и этот начальник отозван был в Москву381.
В сентябре следующего года назначен был для осады Соловецкого монастыря третий начальник, воевода князь Иван Мещеринов, которому предписано было находиться у Соловецкого монастыря неотступно, чтобы «мятеж искоренить вскоре». Мещеринов, как только прибыл на остров, имея в своем распоряжении около 700 стрельцов и стенобитные орудия, немедленно приступил к делу. Он окопал свое войско шанцами, устроил несколько городков или батарей и открыл с них пальбу против монастыря. Но с наступлением 1675 г. (не прежде впрочем октября) он самовольно снял осаду; сам разорил шанцы и городки и удалился в Сумский острог, к крайнему огорчению государя. Мещеринову посланы были новые и самые строгие указы, чтобы он находился у Соловецкого монастыря неотступно382. Между тем в монастыре дела шли своим чередом. Там, кроме архимандрита Никанора, главными предводителями мятежа были теперь – новый келарь Нафанаил Тугин да сотники Исачко Воронин и Кемлянин Самко с товарищи. Архим. Никанор беспрестанно ходил по монастырским башням, кадил пушки и кропил их водою, приговаривая: «матушки де мои галаночки, надежа де у нас на вас, вы де нас обороните». Прочие стреляли по царскому войску, делали вылазки и нередко разрушали разные его предприятия против обители. Не довольствуясь этим, мятежники вздумали выразить свое противление Монарху и другим образом: в 28 декабря 1674 г. они составили собор, на котором положили – впредь не молиться за царя с его фамилиею, и вообще «говорили про великого Государя такие слова, что не только написать, но и помыслить страшно». Казначей Геронтий, иеромонах Павел и другие прямо этому воспротивились и сказали, что они и в церкви и в кельях не перестанут молиться за Государя: их мучили, называли еретиками, томили голодом в тюрьме. Менее, нежели через год (16 сент. 1675 г. ), мятежники снова составили собор, на котором сотники Исачко и Самко с товарищи объявили келарю Нафанаилу, положив свои ружья на стену, что они более не станут служить монастырю: потому что «они за великого Государя священником Бога молить не велели, а священницы-де их не слушают и за великого Государя Бога молят» (значит, никто из священнослужителей обители, даже во время самой осады ея, не забыл своего долга молиться за своего царя! ). Нафанаил с трудом уговорил бунтовщиков продолжать свою службу, обещавшись исполнить их волю. Вследствие сего два иеромонаха Митрофан и Амвросий, не хотевшие изменить своему долгу государю, в ту же ночь ушли из монастыря, с бельцом Июдкою Рогуевым, и явились к Мещеринову; двух других иеромонахов, вполне верных тому же долгу, именно казначея Геронтия и Павла, с товарищами Варлаамом, Дионисием и Манасиею, выслали на другой день (17 сент. ) из монастыря сами мятежники; наконец, еще два иеромонаха Леонтий и Сильвестр, какие только оставались в монастыре (так, следовательно, мало было тогда священнослужителей в обители! ), решительно отказали в церковной службе, чтобы не исполнять воли мятежников. Архимандрит Никанор утешал соумышленников словами: «мы де и без священников проживем, а священницы де нам не нужны». И действительно, по показанию очевидцев, достойные сотоварищи сотников Исачка да Самки в церковь вовсе не ходили, к духовным лицам не обращались, всех священников проклинали, называя их еретиками и богоотступниками, исповедывались промеж собою у бельцов, жили содомски, умирали без покаяния и причастия, были погребаемы без отпевания священнического. Сам архимандрит Никанор, в продолжение уже пяти лет, не был ни разу у причастия св. Христовых тайн. В монастыре открылась смертоносная цынга, от которой умерло около тридцати человек; мятежники однакож не вразумлялись. Между осажденными образовались две партии: партия сильная, состоявшая преимущественно из бельцов (всех бельцов было тогда в монастыре 300 человек), которые сражались против царского войска, требовали, чтобы никто не молился за царя, и угрожали умертвить всякого, кто будет не согласен с нами, – и партия слабая, состоявшая преимущественно из иноков (их оставалось еще до 200), которые не хотели ни сражаться против царского войска, ни прекратить своих молитв за государя, и выжидали только случая, как бы удобнее перебить своих противников и освободиться из-под их власти.
Узнав обо всем этом от вышедших из монастыря в сентябре 1675г. 383, Мещеринов, как только наступила весна того же года, отправился (в 31 день мая), со 185 находившимися при нем стрельцами, из Сумского острога на Соловецкий остров, и начал осадные работы. В августе к нему пришли еще около 800 стрельцов двинских и холмогорских384, и он провел с ними у монастыря в трудах всю осень и начало зимы. Наконец, когда все было приготовлено, Мещеринов решился в 23 день декабря 1676 г. сделать общий приступ против обители, – к сожалению, не имевший успеха. Впрочем дня через два явился к воеводе из монастыря один инок, по имени Феоктист, из партии тех, которые не желали противиться государю, и объявил, что в монастырь можно войти чрез тайный проход, находившийся в стене и теперь только легко заваленный камнями. Тихие и светлые ночи долго препятствовали воинам воспользоваться этим указанием; наконец, в ночь на 22 января, когда случилась сильная буря и метель, несколько воинов вместе с проводником выломали камни, заграждавшие проход в стене, и вошли один за другим в ограду монастыря, незадолго пред рассветом, когда бунтовщики после ночной стражи разошлись все по келлиям для отдыха, оставив на башнях только по одному человеку. Немедленно замки на воротах были разбиты, ворота отперты, и сам воевода Мещеринов с ратниками вступил в обитель. Пробужденные шумом мятежники бросились было с оружием в руках к монастырским воротам; но многие из них тут же были порублены. Другие потом, самые главные и упорные виновники возмущения, как-то: сотник Самко и архимандрит Никанор. были казнены смертию; третьи, менее виновные, разосланы в Кольский и Пустозерский остроги. А все те, которые с раскаянием покорились власти государя и постановлениям св. православной Церкви, прощены и оставлены жить в Соловках385. Так кончилась осада Соловецкого монастыря, продолжавшаяся собственно не десять лет, а два последние года, потому что дотоле прямой осады вовсе не было, – и укрощено возмущение, в котором участвовали не столько иноки соловецкие, сколько разные насельники монастыря – бельцы, не столько из слепой привязанности к мнимой старой вере, сколько по личным страстям и упорнейшему сопротивлению царской власти. Правительство истощило с своей стороны все меры кротости, вразумления, убеждения; выжидало целые годы, чтобы мятежники раскаялись, и употребило против них силу уже тогда, когда не оставалось никакого другого средства. Тем, следовательно, виновнее были мятежники в своем противлении, и тем справедливее понесли они заслуженные казни.
Не так смотрят на это событие наши раскольники. Они с полным доверием читают и перечитывают сочинение одного из главных вождей своих, Симеона Денисова, под заглавием: «История о отцех и страдальцех соловецких, иже за благочестие и св. церковныя законы и предания великодушно пострадаша», хотя эта история, исполненная лжи и вообще исторических неверностей, не заслуживает никакой веры.
1. Желая, например, восхвалить ревность по вере иноков Соловецкого монастыря, Денисов говорит, что, когда новопечатные книги были рассылаемы п. Никоном по всем градам и весям, по всем монастырям и церквам, то «никтоже обретеся противу стоящ, никтоже оная новшества возражающ, ни един от великих монастырей и градов мало постоя, страху царского указа вся колеблющему..., но вси книги новопечатныя и нехотяще прияша, и службы по оным новодействующе совершаху... Одни только соловецкие отцы, вси совет сотворше, не хотеша сих отнюдь приятии (л. 19). А между тем – а) в житии старца Корнилия, которое составлено раскольником же, повествуется, что и в Ниловой пустыни долго не принимали новопечатных книг и дело доходило даже до возмущения386: б) из официальных актов известно, что и в некоторых селах священники долго не соглашались совершать службы по новопечатным книгам, а совершали по старым387; в) сам Денисов в другом своем сочинении «Винограде Российском» говорит: «новых книг прияти всюду не хотяху, старопечатных же держати запрещахуся частыми указами и посылками: но обыкшии народи и свяшенници много исперва ревноваху стояти и мужествовати в древлецерковнем благочестии: аще и не зело постоятелно, обаче держаху древлецерковныя законы: мнози же от священного чина и явственно сопротивишася Никону в новопременах, не токмо не приемлюще, но и обличающе его законопреступление и дерзость, яко предозначеннии, архиерей Павел с прочими, яко соловецтии отци, яко велиции пустыннии старци, и инии многочисленнии, иже крепко держахуся благочестия не уступающе в неуступаемых, и в постоятелных крепко стоятелно стояху»388. Чему же после этого верить?
2. Далее Денисов пишет, что когда царь Алексей Михайлович потребовал к себе соловецкого архимандрита Варфоломея, в это самое время, т. е. в 1666 г., соловецкие отцы отправили к царю свою челобитную через соборного старца Александра Стукалова (л. 21–24). А между тем – а) в самом заглавии этой челобитной, как она встречается в рукописях, сказано, что она послана к великому государю «во 176 г. (т. е. в 1668 году) сентября месяца в 22 день с соборным старцом Кирилом», или, как в печатных экземплярах, «во 176 году в октябре месяце»389; б) сам царь Алексей Михайлович в своей грамоте в Соловецкий монастырь свидетельствует, что челобитную к нему прислали соловецкие мятежники уже после того, как не приняли присланного к ним из Москвы, на место Варфоломея, нового архимандрита Иосифа, и прислали именно с старцем Кириллом390. Другая историческая неправда Денисова!
3. Третья еще гораздо важнее: он пишет, будто, не приняв архимандрита Иосифа, соловецкие отцы отправили в Москву старца Герасима Фирсова, мужа весьма искусного в писании, чтобы он умолил Самодержца, да оставит их жить в прежней вере; но «власти духовнии его (Фирсова) до Самодержца не допустиша; а на пути, яко известнии глаголют, задушиша» (л. 27). Между тем в подлинном деянии московского собора 1666 г. говорится о Герасиме Фирсове следующее: «точне случися Соловецкого монастыря старцу Герасиму Фирсову: сей бо, о прежних своих хулах о мятежах возрыдав горце, предста преосвященному собору в лето 7174-е месяца июля в 12 день, умоли слезами прощение и послася наставления ради в монастырь Иосифов, идеже в мире уснув и почи о Господе»391. Как же могли соловецкие отцы отправлять Фирсова в Москву в 1668 году, когда еще с июля 1666 г. он жил в Иосифовом монастыре? И не гнусная ли клевета, будто он задушен?
4. Денисов утверждает, что число запершихся в Соловецком монастыре иноков и бельцов «до тысячи и пяти сот восхождаше» (л. 30), – что потом, когда в обители случился великий мор от цынги, то из них «яко до седмих сот преставишася» (л. 39 об. ), и что, наконец, по взятии монастыря Мещериновым, число от него «пострадавших различными казньми вящше трех сот и к четырем стом приближашеся, или до пяти сот, яко неции глаголаша, дохождаше» (л. 65 об. ). Но люди, которые сами жили тогда в Соловецком монастыре по нескольку лет сряду и, освободившись из него, не имели побуждений ни увеличивать ни уменьшать числа осажденных, засвидетельствовали: «братьи де в монастыре двести человек, да бельцов триста человек; а в осаду де от цынги в Соловецком монастыре померло и на башнях и по городу от пушечныя и мушкетныя стрелбы побито тридцать три человека»392. След., и по взятии монастыря Мещериновым, никак не могло пострадать от него до 500 человек, когда, по свидетельству тех же очевидцев, там находились многие, которые не участвовали в бунте, не хотели противиться государю и потому естественно были пощажены Мещериновым, и когда сам же Денисов в своей истории не раз упоминает об отцах, оставшихся живыми или предавшихся Мещеринову (л. 65 об. и 68). Замечательно, что и в синодиках раскольничьих по именам упоминаются только до 33-х «страдальцев соловецких», и в числе их, кроме одного архимандрита (Никанора), ни одного иеромонаха или священника. ни одного иеродиакона, а только 16 простых иноков да 16 бельцов393. Вот какие были защитники мнимой старой веры!
5. Говоря о начальнике стрельцов Иовлеве, который только и сделал зла Соловецкой обители, что истребил вокруг нее разное ее имущество и потом подвергся тяжкой цинготной болезни, Денисов намеренно замечает, что это Бог наказал Иовлева за его жестокость (л. 37). А повествуя далее, как от той же страшной болезни в самом монастыре скончалось будто бы до 700 человек, не прибавляет, что это Бог наказал мятежников за их противление св. Церкви и законному государю и для возбуждения их к раскаянию (л. 39). Где же тут справедливость?
6. Утверждает, будто во время осады обители Мещериновым, находившиеся в ней тем только и занимались, что день и ночь молились в церкви Богу со слезами, служили молебны (л. 38), и потом превозносит всякими похвалами святость и благочестие этих мнимых страдальцев (л. 87–99). Но, по свидетельству очевидцев, как мы уже упоминали, мятежники, предводительствуемые сотниками Самкою и Исачкою, в церковь вовсе не ходили, духовных отцев знать не хотели, священников вообще называли еретиками и богоотступниками, жили содомски, грабили монастырскую казну и имущество, мучили, заключали в темницы, морили голодом тех, кто с ними не соглашался и им противоречил, умирали без покаяния и причастия св. Христовых тайн394. И это святость жизни? И таких-то людей, каковы сотник Самко и ему подобные, этих мятежников, справедливо казненных смертию, называть мучениками за веру?
7. Уверяет, будто Соловецкий монастырь взят Мещериновым 29 января в первый час мясопустныя субботы, а в осьмый час того же самого дня скончался царь Алексей Михайлович, как бы в наказание за обитель (л. 72–73). Но, по свидетельству современников, бывших иноков соловецких, обитель взята Мещериновым 22 января395, а царь Алексей Михайлович, как извещал в своей окружной грамоте сын и преемник его царь Феодор Алексеевич, скончался «во 184 (1676) году генваря против 30 числа в четвертом часу ночи»396.
8. Выдает за чудо то, что тела казненных Мещериновым оставались на льду в губе пред монастырем «от субботы мясопустныя всю якоже четыредесятницу, тако и пятидесятницу и вящшую часть поста св. Апостолов», и что не только тела сохранились во все это время, но и самый лед под ними не таял, пока они не были погребены (л. 76–80). Если бы даже это и было справедливо: чудного тут нет ничего. Петров пост в 1676 г. начался с 21 мая; а Беломорския губы обыкновенно начинают вскрываться ото льда только в конце мая или начале июня, и по свидетельству местного жителя: «Беломорское устье по большей части до конца июня, а иногда до начала июля заперто бывает наносимыми полосными льдами, с коих веющие ветры на всю страну наносят хлад и мраз». Потому-то иногда там и убитый медведь сохраняется цел до самого июля397.
Не упоминаем о разных откровениях, чудесах, пророчествах, которыми Денисов наполнил свою историю об отцех и страдальцех соловецких, и которые, как ни на чем не основанные, не заслуживают и опровержения.
III. Падение Соловецкого монастыря и справедливые казни, постигшие мятежников, сильно поразили последователей раскола, которые много надеялись на восстание этой обители, продолжавшееся несколько лет, и ожидали от него для себя добрых последствий. Впрочем суеверы не упали духом; напротив еще с большею злобою и ожесточением выжидали только случая, чтобы снова восстать против правительства и отстоять глаголемое старообрядство. Казнь самих расколоучителей: Аввакума, Лазаря, Феодора и Епифания, которые, хотя содержались в П
|
|
|
