 |
То-ро-ром, ту-ру-рум, ту-ру-рам.
|
|
|
|
А теперь, девочки, вспомним наши прекрасные коммунистическо-социалистические речевки, кричалки, позывные Второго Дома Старческого Социального Обеспечения, которые мы приготовили к торжественному открытию трамвайных линий в Старгороде! Три-четыре!
СТАРУХИ ХОРОМ. Духовой оркестр - путь к коллективному творчеству! Пища - источник здоровья! Одно яйцо содержит столько же жиров, сколько пол фунта мяса! Тщательно следи за своими зубами! Тщательно пережевывая пищу, ты помогаешь обществу! Мясо – вредно! Мясо – вредно! Мясо – вредно! Мясо – вредно!
ОСТАП. Скажите, где здесь можно видеть товарища завхоза?
АЛЬХЕН. А в чем дело, товарищ?
ОСТАП. Песни народностей? Очень интересно. Я инспектор пожарной охраны.
АЛЬХЕН. Да, да, это как раз кстати. Я даже доклад собирался писать.
ОСТАП. Вам нечего беспокоиться, я сам напишу доклад. Ну, давайте смотреть помещение.
Альхен мановением руки распустил хор, но старухи не удалились, а мелкими радостными шажками стали следовать за Остапом и Альхеном.
АЛЬХЕН. Пожалуйте за мной.
ОСТАП. В этой комнате примусов не зажигают? Временные печи и тому подобное?
АЛЬХЕН. Нет, нет. Здесь у нас занимаются кружки: хоровой, драматический, изобразительные искусства, музыкальный кружок...
ОСТАП. Очень хорошо, комната для кружковых занятий никакой опасности в пожарном отношении не представляет. Перейдем дальше. Дымоходы прочищаются регулярно? Печи в порядке?
В спальне стояли койки, устланные ворсистыми, как собачья шерсть, одеялами, с одной стороны которых фабричным способом было выткано слово "Ноги". В поисках пожарной опасности инспектор попал на кухню. Там, в большом бельевом котле, варилась каша, запах которой великий комбинатор учуял еще в вестибюле. Остап покрутил носом и сказал:
|
|
|
Это что, у вас каша варится на машинном масле?
АЛЬХЕН. Ей-богу, на чистом сливочном! Мы на ферме покупаем.
ОСТАП. А! Впрочем, это пожарной опасности не представляет. Почему это у вас все наряды серого цвета, да и кисейка такая, что ею только окна вытирать?
АЛЬХЕН. Кредитов отпускают в недостаточном количестве.
ОСТАП. К пожарной охране, которую я в настоящий момент представляю, это не относится.
АЛЬХЕН. Против пожара, у нас все меры приняты. Есть даже огнетушитель "Эклер".
ОСТАП. На толкучке покупали?
Остап снял "Эклер" со ржавого гвоздя и быстро повернул конус кверху.
Конечно, на толкучке.
Старухи, неся впереди себя жестяные мисочки с кашей, выходили из кухни и садились обедать за общий стол. На кухне стояли Исидор Яковлевич, Афанасий Яковлевич, Кирилл Яковлевич, Олег Яковлевич и Паша Эмильевич и прямо руками выкапывали из бочки кислую капусту и обжирались ею. Ели они в молчании.
ПАША. Такую капусту грешно есть помимо водки.
ОСТАП. Новая партия старушек?
АЛЬХЕН. Это сироты.
ОСТАП. Дети Поволжья? Тяжелое наследье царского режима? Совместное воспитание обоих полов по комплексному методу?
АЛЬХЕН. Прошу отобедать инспектора, чем бог послал.
В этот день бог послал Александру Яковлевичу на обед бутылку зубровки, домашние грибки, форшмак из селедки, украинский борщ с мясом 1-го сорта, курицу с рисом и компот из сушеных яблок.
ОСТАП. Пью за ваше коммунальное хозяйство! Кстати, отчего, в вашем кефирном заведении такой скудный инвентарь?
АЛЬХЕН. Как же, а фисгармония?
ОСТАП. Знаю, знаю - вокс гуманум. Но посидеть у вас со вкусом абсолютно не на чем. Одни садовые лоханки. Апропендос.
АЛЬХЕН. В красном уголке есть стул, английский стул. Говорят, еще от старой обстановки остался.
ОСТАП. А я, кстати, не видел вашего красного уголка. Как он в смысле пожарной охраны? Не подкачает? Придется посмотреть.
|
|
|
АЛЬХЕН. Милости просим.
Они встали и прошли в красный уголок. «Сироты» и старухи следовали за ними.
ОСТАП. Ну что же, примусов тут не разводят, временных печей нет, дымоходы в исправности и прочищаются регулярно, но стула нет.
ПАША. Где же он может быть? Сегодня он был, я видел его собственными глазами. Смешно даже.
ОСТАП. Грустно, девицы. Хотя – нет: это просто смешно!
Все бросились искать стул. Заглядывали под кровати и под скамейки, отодвинули для чего-то фисгармонию, допытывались у старушек, которые опасливо поглядывали на Пашу Эмильевича, но стула не было. Старухи, оставшись с Остапом наедине без начальства, сейчас же стали заявлять претензии.
ПЕРВАЯ СТАРУХА. Брательников в доме поселил. Обжираются.
ВТОРАЯ. Поросят молоком кормит, а нам кашу сует.
ТРЕТЬЯ. Все из дому повыносил. Мясо вредно!
ОСТАП. Спокойно, девицы, это к вам из инспекции труда придут. Меня сенат не уполномочил.
ПЕРВАЯ СТАРУХА. Сейчас нажрутся, станут песни орать!
ВТОРАЯ. А Паша Эмильевич сегодня утром стул из красного уголка продал. С черного хода вынес перекупщику.
ТРЕТЬЯ. Посмотрите, пьяный сегодня придет...
ПЕРВАЯ СТАРУХА. Да, да, Пашка-то Мелентьевич, этот стул он сегодня унес и продал. Сама видела.
ОСТАП. Кому?
ПЕРВАЯ СТАРУХА. Продал и все. Мое одеяло продать хотел.
АЛЬХЕН (влетел в красный уголок). Хватит! Ступайте мыть пол!
Инспектор пожарной охраны пригнул голову и, слегка покачивая бедрами, подошел к Паше Эмильевичу.
ОСТАП. Один мой знакомый, тоже продавал государственную мебель. Теперь он пошел в монахи - сидит в допре.
ПАША. Мне ваши беспочвенные обвинения странны.
ОСТАП. Ты кому продал стул?
ПАША. Сейчас меня будут бить.
ОСТАП. Может быть, даже ногами.
ПАША. Перекупщику.
ОСТАП. Адрес?
ПАША. Я его в первый раз в жизни видел.
ОСТАП. Первый раз в жизни?
ПАША. Ей-богу.
ОСТАП. Набил бы я тебе рыло, только Заратустра не позволяет. Ну, пошел к чертовой матери!.. Ну, ты, жертва аборта, отдай концы, не отчаливай. Перекупщик что, блондин, брюнет? А впрочем, апропендокс: это, безусловно, к пожарной охране не относится.
В коридоре к уходящему Бендеру подошел застенчивый Альхен.
АЛЬХЕН. Возьмите червонец.
ОСТАП. Это 114 статья Уголовного кодекса, дача взятки должностному лицу при исполнении служебных обязанностей. Но деньги я возьму. Заседание продолжается, господа присяжные заседатели!
|
|
|
АЛЬХЕН. Встали, девочки! Споем инспектору на прощание! Три-четыре!
СТАРУХИ ХОРОМ. Духовой оркестр - путь к коллективному творчеству! Пища - источник здоровья! Одно яйцо содержит столько же жиров, сколько пол фунта мяса! Тщательно следи за своими зубами! Тщательно пережевывая пищу, ты помогаешь обществу! Мясо – вредно! Мясо – вредно! Мясо – вредно! Мясо – вредно!
Хор старух запел «Очаровательные глазки». Остап помахал всем рукой и скрылся.
Глава 4
В то время как Остап осматривал 2-й дом Старсобеса, Ипполит Матвеевич, выйдя из дворницкой и чувствуя холод в бритой голове, двинулся по улицам родного города, бормоча:
ВОРОБЬЯНИНОВ. Я прожил в России всю жизнь и революцию, я видел, как ломался, перелицовывался и менялся быт. И я привык к этому, но оказалось, что я привык к этому только в одной точке земного шара - в уездном городе N. Приехав в родной город, я увидел, что ничего не понимаю. Мне неловко и странно, как если бы я и впрямь был эмигрантом и сейчас только приехал из Парижа. В прежнее время, проезжая по городу в экипаже, я обязательно встречал знакомых или же известных мне с лица людей. Сейчас я прошел уже четыре квартала по улице Ленских событий, но знакомые не встречались. Они исчезли, а может быть, постарели так, что их нельзя узнать, а может быть, сделались неузнаваемыми, потому что носили другую одежду, другие шляпы. Может быть, они переменили походку. Во всяком случае, их не было.
Вдруг Воробьянинов столкнулся нос к носу с Полесовым.
Скажите, а где находится жилотдел?
ПОЛЕСОВ. Они трамвай решили запускать! При наличии отсутствия пропитанных шпал, это будет не трамвай, а одно горе, вы понимаете?!
ВОРОБЬЯНИНОВ. Я говорю, скажите, что здесь за учреждение раньше было, в этом здании?
ПОЛЕСОВ. Раньше здесь была женская гимназия, а потом жилотдел. А вам зачем?
ВОРОБЬЯНИНОВ. Спасибо.
ПОЛЕСОВ. Ипполит Матвеевич? Предводитель дворянства?! Я Полесов! Механик! Вы меня не помните?
|
|
|
ВОРОБЬЯНИНОВ. Не имею чести вас знать!
Воробьянинов рванул прочь, а Полесов остался посреди улицы. Улица кипела.
1 ТОРГОВЕЦ. Точить ножи-ножницы, бритвы править!
2 ТОРГОВЕЦ. Паять, пачинять!..
3 ТОРГОВЕЦ. Московская газета «Звестие»! Журнал «Смехач»! «Красная Нива»! «Старгородская правда»!
По мостовой бежала светлая весенняя вода. Стоял непрерывный треск и цокот от падающих с крыш бриллиантовых капель. Воробьи охотились за навозом. Солнце сидело на всех крышах.
1 ТОРГОВЕЦ. Обучаю игре на гитаре по цифровой системе!
2 ТОРГОВЕЦ. Даю уроки обществоведения для готовящихся в народную консерваторию!
3 ТОРГОВЕЦ. К первому маю в Старгороде собираются открыть две трамвайные линии: Вокзальную и Привозную! Читайте «Старгородскую правду»!
Ипполит Матвеевич шел, с интересом посматривая на встречных. Прямо на него шел незнакомый гражданин с добрым лицом, держа на весу, как виолончель, стул.
ВОРОБЬЯНИНОВ. Стоять! Мой гамбсовский стул, мой ореховый стул с гнутыми ножками!
Ипполит Матвеевич леопардовым скоком приблизился к возмутительному незнакомцу и молча дернул стул к себе. Незнакомец дернул стул обратно. Тогда Ипполит Матвеевич, держась левой рукой за ножку, стал с силой отрывать толстые пальцы незнакомца от стула.
ОТЕЦ ФЁДОР. Грабят.
ВОРОБЬЯНИНОВ. Позвольте, позвольте.
Стала собираться толпа. Человека три уже стояло поблизости, с живейшим интересом следя за развитием конфликта.
ОТЕЦ ФЁДОР. Что же это такое?
Они шли все быстрее и, завидя в глухом переулке пустырь, засыпанный щебнем и строительными материалами, как по команде повернули туда. Здесь силы Ипполита Матвеевича учетверились.
ВОРОБЬЯНИНОВ. Позвольте же!
ОТЕЦ ФЁДОР. Ка-ра-ул! О, господи, царица небесная!
И так как руки у обоих были заняты стулом, они стали пинать друг друга ногами. Сапоги незнакомца были с подковами, и Ипполиту Матвеевичу сначала пришлось довольно плохо. В живот ему попасть не удалось, потому что мешал стул, но зато он угодил в коленную чашечку врага, после чего тот смог лягаться только левой ногой.
ВОРОБЬЯНИНОВ. Это что? Батюшка! Ведь вы - никто иной, как священник церкви Фрола и Лавра - отец Федор Востриков!
ОТЕЦ ФЁДОР. Это я. И что? Где же ваши усы, уважаемый Ипполит Матвеевич?
ВОРОБЬЯНИНОВ. А ваши локоны где? У вас ведь были локоны?
ОТЕЦ ФЁДОР. Нет, прошу вас!
ВОРОБЬЯНИНОВ. Так это вы, святой отец, охотитесь за моим имуществом?
С этими словами Ипполит Матвеевич лягнул святого отца ногой в бедро. Отец Федор изловчился, злобно пнул предводителя в пах так, что тот согнулся.
ОТЕЦ ФЁДОР. Это не ваше имущество!
|
|
|
ВОРОБЬЯНИНОВ. А чье же?
ОТЕЦ ФЁДОР. Не ваше.
ВОРОБЬЯНИНОВ. А чье же?
ОТЕЦ ФЁДОР. Не ваше, не ваше.
ВОРОБЬЯНИНОВ. А чье же, чье?
ОТЕЦ ФЁДОР. Не ваше.
ВОРОБЬЯНИНОВ. А чье же это имущество?
ОТЕЦ ФЁДОР. Это национализированное имущество.
ВОРОБЬЯНИНОВ. Национализированное?
ОТЕЦ ФЁДОР. Да-с, да-с, национализированное.
ВОРОБЬЯНИНОВ. Кем национализировано?
ОТЕЦ ФЁДОР. Советской властью! Советской властью.
ВОРОБЬЯНИНОВ. Какой властью? Какой властью?
ОТЕЦ ФЁДОР. Властью трудящихся.
ВОРОБЬЯНИНОВ. А-а-а!.. Властью рабочих и крестьян?
ОТЕЦ ФЁДОР. Да-а-а-с!..
ВОРОБЬЯНИНОВ. М-м-м... Так, может быть, вы, святой отец, партийный?
ОТЕЦ ФЁДОР. М-может быть!
ВОРОБЬЯНИНОВ. Может быть?!
ОТЕЦ ФЁДОР. Дьявол!
Тут Ипполит Матвеевич смачно плюнул в доброе лицо отца Федора. Отец Федор немедленно плюнул в лицо Ипполита Матвеевича и тоже попал. Стереть слюну было нечем - руки были заняты стулом. Ипполит Матвеевич изо всей мочи толкнул врага стулом. Враг упал, увлекая за собой задыхающегося Воробьянинова. Раздался треск - отломились сразу обе передние ножки. Кладоискатели рванули рогожу вместе с медными пуговичками. Через пять минут стул был обглодан. Ветер носил гнилую шерсть по пустырю. Бриллиантов не было.
ВОРОБЬЯНИНОВ. Ну что, нашли? Вы аферист, я вам морду побью, отец Федор.
ОТЕЦ ФЁДОР. Руки коротки.
ВОРОБЬЯНИНОВ. Куда же вы пойдете весь в пуху?
ОТЕЦ ФЁДОР. А вам какое дело?
ВОРОБЬЯНИНОВ. Стыдно, батюшка! Вы просто вор!
ОТЕЦ ФЁДОР. Я у вас ничего не украл!
ВОРОБЬЯНИНОВ. Как же вы узнали об этом? Понятно! Вы исповедовали Клавдию Ивановну и успели улизнуть до того, как я пришел из ЗАГСа! Использовали в своих интересах тайну исповеди? Очень хорошо! Очень красиво! Пфуй! Пфуй! Пфуй!
ОТЕЦ ФЁДОР. Сам ты дурак!
Мимо них, возвращаясь домой с первой весенней прогулки, с барабанным топаньем прошел отряд пионеров.
Глава 5.
В квартире Елены Станиславовны на окнах висели темные коричневые занавеси с блямбами, и в квартире преобладали темно-коричневые тона. В спальне, на железной кровати, сидела сама хозяйка и раскладывала карты. Перед нею сидела вдова Грицацуева в пушистой шали.
ЕЛЕНА СТАНИСЛАВОВНА. Должна вас предупредить, девушка, что я за сеанс меньше пятидесяти копеек не беру.
МАДАМ ГРИЦАЦУЕВА. Я не знаю преград в стремлении отыскать нового мужа, и я согласна платить установленную цену.
ЕЛЕНА СТАНИСЛАВОВНА. Договорились.
МАДАМ ГРИЦАЦУЕВА. Только вы, пожалуйста, будущее.
ЕЛЕНА СТАНИСЛАВОВНА. Вас надо гадать на даму треф.
МАДАМ ГРИЦАЦУЕВА. Я всегда была червонная дама.
Хозяйка равнодушно начала комбинировать карты.
ЕЛЕНА СТАНИСЛАВОВНА. Вас ждут большие и мелкие неприятности, на сердце у вас лежит трефовый король, с которым дружит бубновая дама.
МАДАМ ГРИЦАЦУЕВА. Правильно!
ЕЛЕНА СТАНИСЛАВОВНА. Погадаем набело по руке. Мадам Грицацуева, ваши линии на руке чисты, мощны и безукоризненны. Линия жизни простирается так далеко, что конец ее заехал в пульс, и если линия говорила правду, - вы должны дожить до мировой революции.
МАДАМ ГРИЦАЦУЕВА. Обязательно. Я должна это видеть. Одна? То есть, я доживу до мировой революции одна?
ЕЛЕНА СТАНИСЛАВОВНА. Все мы вместе доживем до мировой революции.
МАДАМ ГРИЦАЦУЕВА. С ним?
ЕЛЕНА СТАНИСЛАВОВНА. И с ним. Линии ума и искусства дают право надеяться, что если вы бросите торговлю бакалеей, то подарите человечеству непревзойденные шедевры в какой угодно области искусства, науки или обществоведения. Бугры Венеры у вас походят на маньчжурские сопки и обнаруживают чудесные запасы любви и нежности.
МАДАМ ГРИЦАЦУЕВА. Вот спасибо вам, мадамочка, уж я теперь знаю, кто трефовый король. И бубновая дама мне тоже очень известна. А король-то марьяжный?
ЕЛЕНА СТАНИСЛАВОВНА. Король? Марьяжный, девушка, марьяжный. Мне надо взять эмалевое ведро и сходить за водой. Я вас провожу. 50 копеек, да?
Окрыленная вдова зашагала домой, а гадалка по-кухарочьи вытерла руки о передник, взяла поколовшееся эмалевое ведро и вышла во двор за водой.
У колодца мадам Боур была приветствована соседом, Виктором Михайловичем Полесовым. У Полесова было лицо оперного дьявола, которого тщательно мазали сажей перед тем, как выпустить на сцену.
ПОЛЕСОВ. До чего дожились, вчера весь город обегал, плашек три восьмых дюйма достать не мог. Нету. Нет! А трамвай собираются пускать!..
ЕЛЕНА СТАНИСЛАВОВНА. Знаете, Виктор Михайлович, я имею о плашках в три восьмых дюйма такое же представление, какое имеет о сельском хозяйстве слушательница хореографических курсов имени Леонардо да Винчи, думающая, что творог добывается из вареников.
ПОЛЕСОВ. Но нельзя пускать трамвай при наличии отсутствия! В магазинах их нет, согласитесь?
ЕЛЕНА СТАНИСЛАВОВНА. Какие теперь магазины! Теперь только очереди, а магазинов нет. И названия у этих магазинов самые ужасные. Мир примусов. Мир дегтя. Мир стульев. Мир гвоздей. Сплошные «миры»...
ПОЛЕСОВ. Нет, знаете, Елена Станиславовна, это еще что! У них четыре мотора "Всеобщей Электрической Компании" остались. Ну, эти кое-как пойдут, хотя кузова та-акой хлам!.. Стекла не на резинах. Я сам видел. Дребезжать это все будет!.. Мрак! А остальные моторы - харьковская работа. Сплошной Госпромцветмет. Версты не протянут. Я на них смотрел...
ЕЛЕНА СТАНИСЛАВОВНА. Кипучий лентяй.
ПОЛЕСОВ (вдруг резко начал помогать заезжать лошади во двор). Кто же так заезжает? Заворачивай! Куда ж ты заворачиваешь, морда?! Надавали бы тебе в старое время пощечин, тогда бы заворачивал! При наличии отсутствия пропитанных шпал, это будет не трамвай, а одно горе!
ЕЛЕНА СТАНИСЛАВОВНА. Когда уже это все кончится, живем, как дикари.
ПОЛЕСОВ. Конца этому нет... Да! Знаете, кого я сегодня видел? Воробьянинова!
Елена Станиславовна прислонилась к колодцу, в изумлении продолжая держать на весу полное ведро с водой.
ЕЛЕНА СТАНИСЛАВОВНА. Что?
ПОЛЕСОВ. Шел я в Коммунхоз продлить договор на аренду мастерской, иду. Вдруг вижу. Я смотрю - что-то знакомое. Как будто воробьяниновское лицо. И спрашивает: "Скажите, что здесь за учреждение раньше было, в этом здании?" Я говорю, что раньше была здесь женская гимназия, а потом жилотдел. "А вам зачем?" - спрашиваю. А он говорит "спасибо" - и пошел дальше. Тут я ясно увидел, что это сам Воробьянинов. Откуда он здесь взялся? И тут я подумал...
ЕЛЕНА СТАНИСЛАВОВНА. Ах, ничего я не знаю, ничего я не знаю.
ПОЛЕСОВ. Куда ж ты заворачиваешь, морда?! Надавали бы тебе в старое время пощечин, тогда бы заворачивал! Сукины сыны, возомнили о себе. Хамы!
ЕЛЕНА СТАНИСЛАВОВНА. Будет вам, Виктор Михайлович! Зайдите ко мне на минуточку.
ПОЛЕСОВ. Да говорю же вам, что это он, без усов, но он, ну вот, знаю я его отлично! Воробьянинов, как вылитый!
ЕЛЕНА СТАНИСЛАВОВНА. Тише вы, господи! Зачем он сюда приехал, как вы думаете?
ПОЛЕСОВ. Ну, а вы как думаете? Уж, во всяком случае, не договоры с большевиками подписывать.
ЕЛЕНА СТАНИСЛАВОВНА. Вы думаете, что он подвергается опасности?
ПОЛЕСОВ. Кто в Советской России не подвергается опасности, тем более человек в таком положении, как Воробьянинов? Усы, Елена Станиславовна, даром не сбривают.
ЕЛЕНА СТАНИСЛАВОВНА. Он послан из-за границы?
ПОЛЕСОВ. Безусловно.
ЕЛЕНА СТАНИСЛАВОВНА. С какой же целью он здесь?
ПОЛЕСОВ. Не будьте ребенком.
ЕЛЕНА СТАНИСЛАВОВНА. Все равно. Мне надо его видеть.
ПОЛЕСОВ. А вы знаете, чем рискуете?
ЕЛЕНА СТАНИСЛАВОВНА. Ах, все равно! После десяти лет разлуки я не могу не увидеться с Ипполитом Матвеевичем. Умоляю вас, найдите его! Узнайте, где он! Вы всюду бываете! Вам будет нетрудно! Передайте, что я хочу его видеть. Слышите? Он меня не узнает! Он не узнает Елену Боур, про которую прокурор сказал: «Сама юность волнующая, Сама младость ликующая, К поцелуям зовущая, Вся такая воздушная!».
ПОЛЕСОВ. Да, я помню, что прокурор грешил стишками. Елена Станиславовна, я найду его и свяжусь с ним. Ради вас!
ЕЛЕНА СТАНИСЛАВОВНА. Может быть, вы хотите еще компоту?
ПОЛЕСОВ. Держите всё в секрете!
Глава 6.
Великий комбинатор лежал в постели, рассматривая повреждения в канареечных штиблетах.
ОСТАП. Кстати, прошу погасить задолженность.
Ипполит Матвеевич вынырнул из полотенца и посмотрел на компаньона выпуклыми глазами.
Апропендос! Что вы на меня смотрите, как солдат на вошь? Что вас удивило? Задолженность? Да! Вы мне должны деньги. Я вчера позабыл вам сказать, что за ордера мною уплачено, согласно ваших полномочий, семьдесят рублей. К сему прилагаю расписку. Перебросьте сюда тридцать пять рублей. Концессионеры, надеюсь, участвуют в расходах на равных основаниях?
ВОРОБЬЯНИНОВ. Рояль "Беккер", вазы китайские, гобелен "Пастушка", гобелен "Пастух", текинских ковров два, хорасанских ковров один, чучело медвежье одно, гарнитур ореховый, мастера Гамбса работы - двенадцать мест … А кому роздано?
ОСТАП. Апропендос! Это мы сейчас. Так-так-так. Сюда-сюда-сюда. Вот! Еще один стул товарищу Грицацуеву, как инвалиду империалистической войны. Десять стульев - в Москву, в Государственный музей мебели... Что вы плачете?
ВОРОБЬЯНИНОВ. Так... Воспоминания детства... Помню, игрывал я в гостиной, на ковре Хорасан, глядя на гобелен "Пастушка"... Хорошее было время - золотое детство!.. Ордер на гобелен "Пастушка", папа купил этот гобелен у петербургского антиквара.
ОСТАП. К черту пастушку!
ВОРОБЬЯНИНОВ. Остались два ордера. Один на 10 стульев, выданный Государственному музею мебели в Москве. Нескучный сад, 11. Другой - на один стул - тов. Грицацуеву, в Старгороде, по улице Плеханова, 15.
ОСТАП. Так вот, гостиным гарнитуром мы, папаша, и ограничимся.
ВОРОБЬЯНИНОВ. А что святой отец? Дурак дураком остался. Не видать ему стульев, как своей бороды.
ОСТАП. Думаю, ему достался гарнитур генеральши Поповой. Апропендос! Очень хороший. Тоже гамбсовская работа. Один к одному. Гарнитур замечательный. Пальчики оближете.
Воробьянинов и Остап вышли в коридор. Прямо навстречу им вышел отец Федор. Доброе его лицо расплывалось от счастия. В груди Ипполита Матвеевича кипел восторг. То же чувство одолевало и отца Федора. Наконец, Ипполит Матвеевич не выдержал:
ВОРОБЬЯНИНОВ. Здравствуйте, батюшка.
ОТЕЦ ФЕДОР. Доброе утро, Ипполит Матвеевич.
ВОРОБЬЯНИНОВ. Не ушиб ли я вас во время последней встречи?
ОТЕЦ ФЕДОР. Нет, отчего же, очень приятно было встретиться.
ВОРОБЬЯНИНОВ. Обедню, небось, уже не служите?
ОТЕЦ ФЕДОР. Где там служить! Прихожане по городам разбежались - сокровища ищут.
ВОРОБЬЯНИНОВ. Заметьте, свои сокровища! Свои!
ОТЕЦ ФЕДОР. Мне неизвестно чьи, а только ищут.
ОСТАП. Покупаете старые вещи? Стулья? Потроха? Коробочки от ваксы?
ОТЕЦ ФЕДОР. Что вам угодно?
ОСТАП. Апропендос! Мне угодно продать вам старые брюки. Что ж вы молчите, как архиерей на приеме? Старые вещи покупаем, новые крадем! Как же насчет штанов, многоуважаемый служитель культа? Берете? Есть еще от жилетки рукава, круг от бублика и от мертвого осла уши. Оптом всю партию - дешевле будет. И в стульях они не лежат, искать не надо?! А?!
Дверь за служителем культа захлопнулась, отец Федор высунул голову за дверь и пискнул:
ОТЕЦ ФЕДОР. Сам ты дурак!
ОСТАП. Почем опиум для народа? Папаша, вы пошлый человек! Апропендос! И враг бежит, бежит, бежит! Готовьте деньги, предводитель команчей, в Москву придется ехать.
ВОРОБЬЯНИНОВ. Но у нас нет денег.
ОСТАП. Шик модерн. Что делать? Не волнуйтесь, председатель, беру операцию на себя. Перед этими ботиночками ни один стул не устоит. Не волнуйтесь, гражданин Михельсон.
ВОРОБЬЯНИНОВ. Его нужно выкрасть ночью у мадам Грицацуевой! Ей-богу, выкрасть!
ОСТАП. Апропендос! Это типичное пижонство, грабить бедную вдову. Я женюсь на ней.
ВОРОБЬЯНИНОВ. На ком?!
ОСТАП. На мадам Грицацуевой.
ВОРОБЬЯНИНОВ. Когда же свадьба?
ОСТАП. Послезавтра. Завтра нельзя, 1-e мая - все закрыто.
ВОРОБЬЯНИНОВ. Как же будет с нашим делом? Вы женитесь... Может быть, придется ехать в Москву...
ОСТАП. Ну, чего вы беспокоитесь? Заседание продолжается.
ВОРОБЬЯНИНОВ. А жена?
ОСТАП. Апропендос! Жена? Бриллиантовая вдовушка? Последний вопрос. Внезапный отъезд по вызову из центра. Небольшой доклад в Малом Совнаркоме. Прощальная слеза и цыпленок на дорогу. Поедем с комфортом!
Глава 7.
На пуск первого трамвая собрался весь Старгород. Новое здание депо обвивали хвойные дуги, хлопали флаги, ветер бегал по лозунгам. Между двумя воротами депо высилась трибуна с микрофоном-усилителем. К трибуне подходили делегаты.
В утро первого мая Виктор Михайлович Полесов, тоэе снедаемый обычной жаждой деятельности, выскочил на улицу и помчался к центру.
ПОЛЕСОВ. Где ваш распорядитель? Вам разве по Красноармейской?! Не видите, влезли и создали пробку! Конечно же, вам сюда в переулок нужно сворачивать! Праздника даже не могут организовать! Сюда! Сюда! Удивительное безобразие!
Стучали пионерские барабаны. Было тесно, шумно и жарко. Чтобы скоротать время в заторе, качали старичков и активистов. Активисты летали молча, с серьезными лицами.
Это варварство! Денег нет? А переплачивать на извозопромышленников, на гужевую доставку на станцию товаров есть деньги?
1 ТОРГОВЕЦ. Старгородские извозчики дерут с живого и мертвого! Конечно!
2 ТОРГОВЕЦ. Монополия мародеров!
3 ТОРГОВЕЦ. Попробуй пешком с вещами за пять верст на вокзал пройтись?!
ПОЛЕСОВ. Трамвай окупится в шесть лет!.. Товарищ Гаврилин, нам надо двенадцать линий!
ГАВРИЛИН. Черт с ними, с двенадцатью. Потерпят.
ПОЛЕСОВ. Но три, три линии! Без них Старгород задохнется.Без них ничего не выйдет. Ни строить на окраинах нельзя будет, ни до вокзала добраться...
ГАВРИЛИН. Азия!
1 ТОРГОВЕЦ. Ну, а тебе-то что? Чего ты орешь? Жалованья тебе ни убавят, ни прибавят. Посмотри, на кого ты перевелся!..
ПОЛЕСОВ. Я за народ переживаю!
ГАВРИЛИН. А вот в Самарканде никакого трамвая не надо. Там все на ешаках ездют. Ешак три рубля стоит - дешевка. А подымает пудов десять!.. Маленький такой ешачок, даже удивительно!
ПОЛЕСОВ. Вот это и есть Азия! Ишак три рубля стоит, а скормить ему нужно тридцать рублей в год.
1 ТОРГОВЕЦ. А на трамвае вашем вы много на тридцать рублей наездите?
2 ТОРГОВЕЦ. Триста раз.
3 ТОРГОВЕЦ. Даже не каждый день в году.
ПОЛЕСОВ. Ну и выписывайте себе ваших ишаков!
1 ТОРГОВЕЦ. Ну как, будем выписывать ешаков или трамвай построим?
ГАВРИЛИН. Мне одно ясно, что денег нет, а трамвай не ешак - его за трешку не купишь.
2 ТОРГОВЕЦ. Трамвай через сколько лет должен окупиться?
ГАВРИЛИН. Товарищи! Торжественный митинг по случаю открытия старгородского трамвая позвольте считать открытым! Слово для доклада предоставляется товарищу Гаврилину, то есть, мне! Итак! Трамвай построить, это не ешака купить. И я так думаю, товарищи, что этот трамвай, который сейчас выйдет из депа, благодаря кого он выпущен? Конечно, товарищи, благодаря вот вам, благодаря всех рабочих, которые действительно поработали не за страх, а, товарищи, за совесть. А еще, товарищи, благодаря честного советского специалиста, главного инженера Треухова. Ему тоже спасибо!..
Ударили тоненькие звоночки, и первый вагон трамвая, которым управлял сам Треухов, выкатился из депо под оглушительные крики толпы и стоны оркестра.
ПОЛЕСОВ. А воздушный тормоз работает неважно, не всасывает.
ГАВРИЛИН. Тебя не спросили, авось без тебя засосет!
Треухова качали уже при полном блеске электрических ламп. Полесов долго крепился и, выждав, когда вокруг никого не было, подошел к Воробьянинову.
ПОЛЕСОВ. Добрый вечер, господин Ипполит Матвеевич!
ОСТАП. Апропендос! Дышите глубже. Вы взволнованы. Милочка! Идите отсюда! Привет от комсомола!.. Дышите глубже. Вы взволнованы...
ВОРОБЬЯНИНОВ. Не имею чести.
ОСТАП. Ну-ну, что вы хотите сказать моему другу?
ПОЛЕСОВ. Вам не надо беспокоиться. Я от Елены Станиславовны...
ВОРОБЬЯНИНОВ. Как? Она еще здесь?
ПОЛЕСОВ. Здесь. И очень хочет вас видеть.
ОСТАП. Зачем? А вы кто такой?
ПОЛЕСОВ. Я... Вы, Ипполит Матвеевич, не думайте ничего такого. Вы меня не знаете, но я вас очень хорошо помню. Я Полесов, механик!
ВОРОБЬЯНИНОВ. Я бы хотел зайти к Елене Станиславовне.
ПОЛЕСОВ. Она чрезвычайно просила вас прийти.
ВОРОБЬЯНИНОВ. Да, но откуда она узнала?..
ПОЛЕСОВ. Я вас встретил в коридоре Комхоза и долго думал, знакомое лицо. Потом вспомнил. Вы, Ипполит Матвеевич, ни о чем не волнуйтесь! Все будет совершенно тайно.
ОСТАП. Знакомая женщина?
ВОРОБЬЯНИНОВ. М-да, старая знакомая...
ОСТАП. Тогда, может быть, зайдем, поужинаем у старой знакомой? Я, например, безумно хочу жрать, а все закрыто.
ВОРОБЬЯНИНОВ. Пожалуй.
ОСТАП. Апропендос! Тогда идем. Ведите нас, таинственный незнакомец
ПОЛЕСОВ. Идите за мной!
И Виктор Михайлович проходными дворами, поминутно оглядываясь, повел компаньонов к дому гадалки, в Перелешинский переулок.
Глава 8.
Полесов постучал в дверь.
ЕЛЕНА СТАНИСЛАВОВНА. Кто там?
ПОЛЕСОВ. Мы.
Войдя в комнату, Ипполит Матвеевич увидел, что от прокурорши не осталось и следа.
ЕЛЕНА СТАНИСЛАВОВНА. О, моя любовь!
ВОРОБЬЯНИНОВ. Как вы изменились!
Старуха бросилась ему на шею.
ЕЛЕНА СТАНИСЛАВОВНА. Спасибо, я знаю, чем вы рисковали, придя ко мне. Вы тот же великодушный рыцарь. Я не спрашиваю вас, зачем вы приехали из Парижа. Видите, я не любопытна.
ВОРОБЬЯНИНОВ. Но я вовсе не приехал из Парижа.
ОСТАП. Мы с коллегой прибыли из Берлина, но об этом не рекомендуется говорить.
ЕЛЕНА СТАНИСЛАВОВНА. Ах, я так рада вас видеть! Войдите сюда, в эту комнату... А вы, Виктор Михайлович, простите, но не зайдете ли вы через полчаса?
ОСТАП. О! Первое свидание! Трудные минуты!..
ЕЛЕНА СТАНИСЛАВОВНА. А вы помните, Ипполит Матвеевич?
ВОРОБЬЯНИНОВ. А вы помните, Елена Станиславовна?
ОСТАП. Кажется, наступил психологический момент для ужина. В Берлине есть очень странный обычай - там едят так поздно, что нельзя понять, что это: ранний ужин или поздний обед!
ПОЛЕСОВ. Правда? Вы были в самом Берлине? А есть там шестеренки три восьмых и плашки с тремя дюймами?
Елена Станиславовна встрепенулась, отвела кроличий взгляд от Воробьянинова и потащилась в кухню.
ОСТАП. А теперь действовать, действовать и действовать! Старуха не подкачает? Надежная женщина?
ПОЛЕСОВ. Вполне.
ОСТАП. Ваше политическое кредо?
ПОЛЕСОВ. Всегда!
ОСТАП. Вы, надеюсь, кирилловец?
ПОЛЕСОВ. Так точно.
ОСТАП. Россия вас не забудет!
ВОРОБЬЯНИНОВ. Товарищ Бендер, вас понесло.
ОСТАП. Правильно. Остапа несло. Итак!
Великий комбинатор чувствовал вдохновение - упоительное состояние перед вышесредним шантажом. Елена Станиславовна тащила из кухни самовар. Остап галантно подскочил к ней, перенял на ходу самовар и поставил его на стол. Самовар свистнул.
Мадам, мы счастливы видеть в вашем лице... То есть, милостиво повелеть соизволил. Строгий секрет. Государственная тайна. Кто, по-вашему, этот мощный старик? Не говорите, вы не можете этого знать. Это - гигант мысли, отец русской демократии и особа, приближенная к императору.
В Полесове стоял, задрав подбородок к потолку, в позе человека, готовящегося пройти церемониальным маршем. Елена Станиславовна села на стул, в страхе глядя на Остапа.
Наших в городе много? Каково настроение в городе?
ПОЛЕСОВ. При наличии отсутствия.... Дворник дома номер 5, возомнивший о себе хам, и плашки в три восьмых дюйма, и трамвай, и прочее.
ОСТАП. Хорошо! Елена Станиславовна! С вашей помощью мы хотим связаться с лучшими людьми города, которых злая судьба загнала в подполье. Кого можно пригласить к вам?
ПОЛЕСОВ. Кого ж можно пригласить? Максим Петровича разве с женой?
ОСТАП. Без жены, без жен. Вы будете единственным приятным исключением. Еще кого?
ЕЛЕНА СТАНИСЛАВОВНА. Максима Петровича Чарушникова, бывшего гласного городской думы, а ныне чудесным образом сопричисленного к лику совработников.
ПОЛЕСОВ. Хозяина "Быстроупака" Дядьева, председателя "Одесской бубличной артели - "Московские баранки" Кислярского и двух молодых людей без фамилии, но вполне надежных.
ОСТАП. В таком случае прошу их пригласить сейчас же на маленькое совещание под величайшим секретом.
ПОЛЕСОВ. Я побегу к Максиму Петровичу, за Никешой и Владей, а уж вы, Елена Станиславовна, потрудитесь и сходите в "Быстроупак" и за Кислярским.
Полесов умчался. Гадалка с благоговением посмотрела на Ипполита Матвеевича и тоже ушла.
Глава 9.
Остап гулял по комнатам и всё трогал, складывая кой-какую мелочь в карманы.
ВОРОБЬЯНИНОВ. Что это значит?
ОСТАП. Апропендос! Это значит, что вы отсталый человек.
ВОРОБЬЯНИНОВ. Почему?
ОСТАП. Потому что. Простите за пошлый вопрос - сколько у вас есть денег?
ВОРОБЬЯНИНОВ. Каких денег?
ОСТАП. Всяких. Включая серебро и медь.
ВОРОБЬЯНИНОВ. Тридцать пять рублей.
ОСТАП. И с этими деньгами вы собирались окупить все расходы по нашему предприятию? Вот что, дорогой патрон. Мне сдается, что вы меня понимаете. Вам придется побыть часок гигантом мысли и особой, приближенной к императору.
ВОРОБЬЯНИНОВ. Зачем?
ОСТАП. Затем, что нам нужен оборотный капитал. Завтра моя свадьба. Я не нищий. Я хочу пировать в этот знаменательный день.
ВОРОБЬЯНИНОВ. Что же я должен делать?
ОСТАП. Вы должны молчать. Иногда для важности надувайте щеки.
ВОРОБЬЯНИНОВ. Но ведь это же... обман.
ОСТАП. Апропендос! Кто это говорит? Это говорит граф Толстой? Или Дарвин? Нет. Я слышу это из уст человека, который еще вчера собирался забраться ночью в квартиру Грицацуевой и украсть у бедной вдовы мебель. Молчите. И не забывайте надувать щеки.
ВОРОБЬЯНИНОВ. К чему ввязываться в такое опасное дело? Ведь могут донести.
ОСТАП. Об этом не беспокойтесь. На плохие шансы я не ловлю. Дело будет поведено так, что никто ничего не поймет. Давайте пить чай.
Пока концессионеры пили и ели, а попугай трещал скорлупой подсолнухов, в квартиру входили гости.
ПОЛЕСОВ. Все в сборе!
Никеша и Владя пришли вместе с Полесовым. Молодые люди засели в уголке и принялись наблюдать за тем, как отец русской демократии ест холодную телятину. Никеша и Владя были вполне созревшие недотепы. Каждому из них было лет под тридцать. Им, видно, очень нравилось, что их пригласили на заседание.
Бывший гласный городской думы Чарушников, тучный старик, долго тряс руку Ипполита Матвеевича и заглядывал ему в глаза. Под наблюдением Остапа старожилы города стали обмениваться воспоминаниями. Дав им разговориться, Остап обратился к Чарушникову:
ОСТАП. Вы в каком полку служили?
ЧАРУШНИКОВ. Я... я, так сказать, вообще не
|
|
|
