 |
В вихре революционных бурь
|
|
|
|
В 1917 г. населенные пункты, находящиеся рядом с Заречным, села Селикса, Чемодановка, деревня и разъезд Леонидовка, станция Селикса, входили в Чемодановскую волость Городищенского уезда.
После свержения царской власти в Пензенской губернии, как и в России в целом, наступило двоевластие. Власть находилась в руках губернского комиссара, полномочного представителя Временного правительства, и губернского совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Губернским комиссаром с марта по май 1917 г. был кадет князь Л.Н. Кугушев. В Совете власть принадлежала партии эсеров.
Жители Чемодановской волости были на стороне Совета[145]. Имевшие в нем власть эсеры выступали за ликвидацию частной собственности на землю, национализацию лесов, недр и угодий, имеющих общенародное значение. Это были требования крестьян и именно поэтому они поддерживали Совет. В мае 1917 г. руководитель пензенского отделения партии эсеров Ф.Ф.Федорович занял пост губернского комиссара Временного правительства. Эсеры находились у власти в большинстве уездов Пензенской губернии. Только в Мокшанском уезде уездным комиссаром был большевик И.М.Охлопков.
Основной движущей силой русской революции было крестьянство[146]. В Чемодановской волости, как и в других волостях губернии, осуществляя «черный передел», оно захватывало помещичью землю, производило несанкционированную рубку частновладельческого леса и самовольный вывоз заготовленных «господами» дров. Так в сентябре 1917 года крестьяне с.Леонидовки без какого-либо разрешения вывезли с пяти делянок близ деревни дрова, заготовленные «Торгово-промышленным товариществом на паях П.В.Сергеева». Были вывезены лучшие дрова, остальные разбросаны по лесу. «В случае дальнейшего расхищения дров правление Товарищества вынуждено будет остановить производство и распустить всех рабочих, - говорилось в заявлении его руководства, - что грозит большим бедствием для рабочих и кроме того лишит Пензу и прилегающие губернии бумаги, в которой и так уже ощущается большой недостаток»[147].
|
|
|
В это же время крестьяне Чемодановки разграбили склады с пиломатериалом на станции Селикса, принадлежавшие купцам Н.А.Скрябину и А.Е.Субботину[148], а в Мертовщине местные крестьяне разорили усадьбу В.Д.Молочниковой, вынеся из нее мебель, домашние вещи, продукты питания. Они же самовольно вели рубку принадлежавшего ей леса, в том числе и на территории Заречного, реквизировали складированные для продажи доски и брусья[149]. Не найдя защиты у местных властей, Молочникова, отчаявшись, написала письмо в Петроград, председателю Временного правительства А.Ф.Керенскому, имевшее некоторый успех. Часть имущества Молочниковой в октябре 1917 г. вернули.
Власть большевиков установилась в Чемодановской волости в феврале 1918 г. Монастырские и частновладельческие лесные дачи, располагавшиеся на территории Заречного, были национализированы и переданы в состав Засурского лесничества, находившегося в ведении Пензенского межрайлесхоза и одноименного леспромхоза треста «Средлес». В 1924 г. Засурское лесничество стало учебной базой Пензенского лесного техникума, а в 1939 г., в связи с образованием Пензенской области, вошло в Пензенский лесхоз. На момент передачи его площадь составляла 10803 га.
Годы гражданской войны (1917-1922) стали суровым испытанием для жителей губернии. Вот как, к примеру, отражалась ситуация в Пензенском крае и в Городищенском уезде в состав которого входила Чемодановская волость, в отдельных оперативных сводках губернской ЧК.
Июль 1919 г.: «Продовольственное состояние неудовлетворительное. В уездах введена карточная система. Свободная торговля нормированными продуктами не замечается. Общее настроение крестьян враждебное на почве реквизиции хлеба. Очень боятся учета хлебов на корню. По этому случаю в некоторых деревнях решили не скашивать луга. Кулаки и часть середняков озлоблены против своих коммунистов».
|
|
|
Сентябрь 1920 г.: «Отношение крестьян к Советской власти безразличное, но, в общем, крестьянин свыкся с новой властью и сознательно усвоил ее основные взгляды».
Март 1921 г.: «Настроение крестьянства уездов, где не ощущается острой голодовки и нет усиленного привлечения крестьян к трудовой повинности, вполне удовлетворительное. В других уездах в связи с проведением разверстки и повинностей настроение весьма тревожное, и можно ожидать волнений. Таковыми уездами являются Городищенский, в котором идет поголовная голодовка, при усиленной трудовой и гужевой повинности, Саранский и Керенский у., тоже голодающие, и Краснослободский у., положение которого тождественно с положением Городищенского у.».
Март 1922 г.: «Настроение населения с каждым днем ухудшается, голод усиливается. В Городищенском у. голодают 200 тыс. человек. На почве голода развивается эпидемия тифа. Отсутствие бараков, больниц и приемных пунктов, а также медикаментов тормозит борьбу с эпидемией» [150].
«Голод толкает на бандитизм», – отмечалось в оперсводках ЧК. Небольшие военные отряды по 5-10 человек, скрываясь в лесах, совершали набеги «на частных лиц и склады»[151]. В тоже время в некоторых уездах (Нижнеломовском, Саранском, Спасском) численность таких отрядов, состоявших преимущественно из крестьян, измерялась сотнями человек. Впрочем, оперативные сводки ЧК не зафиксировали ни одного случая действия подобных отрядов в Засурье, на месте нынешнего Заречного.
После революции, в соответствии с ленинским декретом о земле и подготовленном эсерами Законе о социализации земли от февраля 1919 г., крестьяне Чемодановской волости разделили землю по уравнительно-потребительской норме.
В апреле 1920 г. такой раздел провели «граждане села Селикса». На общем собрании было решено «разделить землю на 10 лет» «по 7 сажен на дом», а у «кого найдутся излишки, то отобрать». «Служащих на железной дороге граждан селиксенского общества» собрание постановило «удовлетворить наравне с гражданами села Селикса по норме»[152].
|
|
|
В марте 1922 г. в результате административно-территориальной реформы Чемодановская волость вошла в Пензенский уезд[153].
По статистическим данным 1923 г. на разъезде Селикса в 17 дворах проживало 74 человека; деревня Леонидовка состояла из 108 дворов, в них жило 605 человек; в Чемодановке в 532 дворах – 2971 человек; в Селиксе в 754 дворах – 4468 человек. На станции Леонидовка в 27 дворах проживало 139 человек[154]. В поселке Ахуны, что находился в 15 верстах от Чемодановки, жило 185 человек[155]. Ахуны и Чемодановка были связаны между собой проселочной дорогой, которая шла через территорию Заречного, и имела два оврага, весной заливавшихся водой, в связи с чем проехать по ней в это время года было невозможно[156].
В 30-е годы XX века на месте Заречного находились два лесных кордона. Один размещался в 131, другой в 132 кварталах Засурского лесничества. Кордон 131 квартала представлял собой одноквартирный дом, поостренный в 1937 г., с располагавшимися рядом с ним надворными постройками: конюшней, каретником, амбаром с погребом. На 132 квартале был двухквартирный дом, конюшня, каретник, амбар, курятник, погреб и баня.
Кордоны лесничества граничили с поселком у станции Селикса. Он состоял преимущественно из одноэтажных домов. По воспоминаниям жительницы Заречного Г.Ф.Дубовик, здание станция было деревянным, красно-коричневого цвета. Внутри здания постоянно находился дежурный и касса. Рядом располагался павильон овальной формы, где был буфет и скамейки. Напротив входа в здание станции был большой керосиновый фонарь. Он заправлялся керосином, который хранился в находившемся на станции сарайчике. Этот сарайчик («керосинку») зимой заметало снегом. С крыши его местная детвора каталась на санках и ледянках, сделанных из мерзлого навоза[157].
Идет война народная
Накануне войны (с 1939 г. по июнь 1941 г.) на станции Селикса дислоцировался 107-й отдельный батальон связи 61-й стрелковой дивизии. В конце мая – начале июня 1941 г. 61-я дивизия была пополнена 6 тыс. военнообязанными из Сурского края, призванными на 45-дневные сборы. Местом сбора являлись «Селиксинские лагеря». Уже в первые дни войны дивизия была направлена на фронт. В начале июля 1941 г. бойцы и командиры дивизии приняли боевое крещение на Днепре в районе Рогачёв-Жлобин, участвуя в наступательных действиях 63-го стрелкового корпуса 21-й армии Западного фронта. В дальнейшем, ведя кровопролитные бои с противником, дивизия попала в полное окружение, из которого в качестве самостоятельной боевой единицы уже не вышла[158]. Бывший помощник начальника штаба 66-го стрелкового полка 61-й стрелковой дивизии старший лейтенант Владимир Тихонович Пуганов позднее вспоминал: «Трагическая судьба постигла и нашу 61-ю Пензенскую дивизию. Пензенцы должны знать, что 61-я стрелковая дивизия была укомплектована до численности военного времени целиком и полностью из военнообязанных города Пензы и области, а поэтому она по праву называлась Пензенской дивизией. Она одна из первых была отправлена на Западный фронт, приняв на себя всю тяжесть борьбы с гитлеровцами, стремительно рвавшимися вглубь нашей страны, к Москве»[159].
|
|
|
С начала Великой Отечественной войны на территории Заречного располагались соединения 37 запасной стрелковой бригады (с 1944 г. – 37-й запасной стрелковой дивизии). Бригада была создана командованием Приволжского военного округа (ПРИВО) в соответствии с постановлением Государственного комитета обороны № 474сс от 13 августа 1941 г. «О запасных частях и маршевых батальонах». Местом дислокации бригады, согласно директиве Военного совета ПРИВО, определялся район «Селиксенских лагерей и Леонидовки»[160]. Выбор места был не случаен. «Селиксенские лагеря» (то есть лагеря, расположенные рядом с железнодорожной станцией Селикса), начиная с 20-х гг. XX в., были традиционным местом летних сборов воинских частей Красной Армии[161].
Тридцать седьмая бригада (дивизия) была самой большой воинской частью Пензенской области, готовившей пополнение для фронта. За годы Великой Отечественной войны она отправила на фронт более 400 тысяч бойцов[162]. В состав бригады на момент ее формирования в сентябре 1941 года входило три запасных стрелковых полка (85-й, 98-й и 103-й), 29-й запасной артиллерийский полк, 22-й отдельный запасной батальон связи, 49-й отдельный запасной санитарный батальон и военная прокуратура[163]. Общая численность бригады составляла 22085 человек. В последующем штат бригады (дивизии) неоднократно менялся. В 1943 г. в составе бригады, к примеру, был сформирован 20-й отдельный штрафной батальон. На момент расформирования дивизии, в октябре 1945 г., в ее состав входило три запасных полка (85-й, 98-й, 103-й) и 4-й запасной артиллерийский полк[164]. Пополнение, подготовленное в селиксенских лагерях, отправлялось в стрелковые, воздушно-десантные, минометные, танковые, артиллерийские части, а также в соединения, сформированные на пензенской земле: 10-ю армию, 61-ю и 354-ю стрелковые дивизии. В 1941 г., в период немецкого наступления на Москву и возможного прорыва частей вермахта к Пензе, 37-я запасная стрелковая бригада рассматривалась Городским комитетом обороны (ГКО) в качестве основного воинского соединения, призванного защитить Пензу от немецко-фашистских захватчиков[165]. Согласно указанию ГКО, командование бригады с 3 по 8 декабря 1941 г. проводило рекогносцировку передовой, промежуточной и основной позиций обороны Пензы[166]. Передовой рубеж обороны проходил по линии сел Валяевка – Панкратовка – Ардым – Борисовка. Промежуточный по селам Веселовка, Кривозерье, Терновка. Основной – через Черкасскую и Конную слободы, по улице Подгорной, дачного поселка Ахуны. Поражение немецко-фашистских войск под Москвой сняло угрозу вторжения вермахта в Пензу и задачу участия в обороне города 37-й запасной стрелковой бригады.
|
|
|
Территориально соединения бригады (дивизии) располагались вдоль линии Куйбышевской железной дороги: от сел Александровка и Васильевка до Чемодановки, Леонидовки и Ахун. Штаб бригады (дивизии) находился на станции Селикса. Лазарет (в 1941 г.) – в селе Чемодановка[167]. Штаб 379-го запасного стрелкового полка (в 1945 г.) – в Ахунах, в здании санатория имени Володарского[168].
Повседневная жизнь бригады (дивизии) мало чем отличалась от такой же жизни других запасных частей Красной Армии, типичный быт которых на примере 21-го запасного стрелкового полка, расквартированного под Новосибирском, показал в своем автобиографичном романе «Прокляты и убиты» Виктор Астафьев: занятия по боевой и политической подготовке, голод, воровство, дезертирство и общее желание быстрее попасть на фронт.
«Кормили плохо. Солдаты были голодные, рвались на фронт. Говорили: «На фронте хоть кормят, – вспоминала Надежда Лобанова, старшая медсестра полкового стационара 103 стрелкового полка, – все знали, что во фронтовом пайке есть мясо. А у нас давали головы рыбьи вместо мяса да перловку. Жиров мало давали. В основном картошка да капуста. А они же (солдаты) мужики, у них большие нагрузки! В Селиксе, помимо стрельб, было много физической работы. Солдаты таскали тяжелые бревна, делали накаты у землянок, расширяли лагерь»[169].
Еще одно воспоминание о селиксенских лагерях (только уже в поэтической форме) принадлежит белорусскому поэту Олесю Лойко, проходившему в них военную подготовку[170]:
Селикса, Селикса, глухое село,
Кто был здесь, тебя не забудет:
Топор и пила и пустой котелок,
В шинелях задымленных люди…
В угрюмых бараках тревожные сны
Небритых худых новобранцев,
Да эхо поваленной наземь сосны,
Учения, марши – наука войны,
Святое солдатское братство…
Селикса, Селикса…
Над лесом дымок,
Протяжные ноты тревоги,
Окоп, карабин и прощальный гудок –
Под голос охрипший: «До встречи, браток!»,-
Начало победной дороги.
Факт голода в частях 37-й запасной стрелковой бригады неоднократно фиксировался жителями близлежащих деревень и сел. «С бабушкой и дедом мы жили в землянке, сделанной на скорую руку, – вспоминает одна из жительниц Заречного, – рядом располагались огромные военные лагеря и самое тяжелое в моей памяти – это голодные разутые солдаты. Мороз зимой 41-го года был под сорок градусов, а они в шинелях, пилотках, многие в обмотках ходили куда-то на работу. Бабушке было всех очень жалко и когда забивали скот, она варила в большом чугуне требуху. После работы к нам забегали солдаты, сначала по два-три человека, а потом набивалась целая землянка и бабушка кормила их. Было им лет по восемнадцать –девятнадцать. Как-то зимой я шла из Селиксы вдоль железнодорожного полотна и увидела шесть замерзших солдатиков. Не помню, как добежала домой: ревела всю дорогу»[171].
Сравните у Астафьева: «Дисциплина в полку не просто пошатнулась – с каждым днем управлять людьми становилось все труднее. Парнишки в заношенной одежде, в обуви хрустящей, точнее по-собачьи визжащей, тявкающей на морозе, ничего уже не боялись, увиливали от занятий, шныряли по расположению полка в поисках хоть какой-нибудь еды. Утром их невозможно было поднять, вытолкать из казармы»[172].
Голод и связанные с ним потери в 37-й бригаде был предметом разбирательства московской комиссии во главе с маршалом
К.Е.Ворошиловым, приезжавшим в расположения лагерей в январе 1942 и в мае 1943 г. Проверив сведения о растрате имущества и денежного довольствия, приведшие к гибели солдат, комиссия очень жестко обошлась с виновными, расстреляв в расположении части зимой 1942 г. 23 человека и отдав под трибунал командира бригады[173].
Впрочем, столь жесткие меры не выправили ситуацию. И перебои со снабжением бригады (дивизии) продовольствием отмечались и дальше.
«С приближением периода распутицы доставка продовольствия из Пензы в лагерь Селиксу автогужевым транспортом будет совершенно не возможна, – писал интендант 37-й бригады секретарю пензенского обкома ВКП(б) в марте 1943 года, – бригадой своевременно полтора месяца тому назад ставился вопрос перед Облзаготзерно о завозе в Селиксу на время распутицы необходимого запаса муки и крупы. Однако, несмотря на наши неоднократные настойчивые требования, Облзаготзерно никакого запаса на распутицу не создало и отпускало муку и крупу лишь на текущее довольствие. Создалось чрезвычайное положение, питание большого контингента военнослужащих, а также обеспечение маршевых подразделений находится под реальной угрозой срыва. Прошу Вашего личного вмешательства, помочь бригаде выйти из этого положения, обязав Заготзерно в самом срочном порядке завести в Селиксу необходимое количество муки и крупяных изделий»[174].
И даже в сентябре 1945 г., когда шло расформирование дивизии, перебои со снабжением части продовольствием по-прежнему имели место. «По сообщению начальника склада НКО 347 Хейкина отоваривание фондов на мясо о колбасу, выделяемых воинским частям, проходит крайне неудовлетворительно, – отмечал председатель пензенского облсовета М.Захаров, – по этой причине особенно тяжелое положение создалось со снабжением воинских частей в Селиксе»[175].
Голод толкал людей к побегам. В январе – апреле 1943 г., согласно докладной заместителя командира по политической части 37-й бригады Гвоздовского,из бригады бежало 25 человек, в основном жители Пензенской области, призванные из Пензы, Кузнецкого, Мокшанского, Неверкинского, Сердобского, Шемышейского районов. «Красноармейцы уходят домой, – указывалось в докладной, – лишь потому, что их родные приглашают письмами, при появлении дома встречают и даже скрывают. Для ликвидации этого позора нужно создать такую обстановку в деревне, чтобы их родные и жены сами предупреждали недопустимость дезертирства, разоблачали эти факты и сообщали немедленно о дезертирах соответствующим организациям»[176].
Для поднятия боевого духа солдат и офицеров бригады (дивизии) в ее расположение периодически приезжали самодеятельные артисты из Пензы. Об одном из таких концертов, состоявшихся зимой 1942-1943 гг., рассказала жительница Заречного А.Н.Панкратова, являвшаяся в годы войны участницей художественной самодеятельности пензенского клуба имени Дзержинского: «однажды зимой нас повезли выступать перед бойцами, которые уходили на фронт. Приехали в лес. Выступали перед бойцами, по-моему, в блиндаже. Позднее я узнала, что это была станция Селикса, где размещались резервные части армии»[177].
37-я запасная стрелковая дивизия была расформирована осенью 1945 г. Командиром дивизии в это время был генерал-майор Василий Петрович Брынзов, участник первой мировой войны, георгиевский кавалер. В годы Великой Отечественной войны он командовал 158-й стрелковой и 106-й мотострелковой дивизиями. В боях под Ельней (август-сентябрь 1941 г.) был тяжело ранен, после лечения в госпиталях Москвы и Казани[178] принял командование 37-й запасной стрелковой дивизии.
Интересный факт. Руководителям гражданских организаций Пензы (в частности Пензенского лесхоза, пытавшегося упорядочить рубку леса в расположениях 37-й дивизии) В.П.Брынзов неоднократно заявлял: «Я здесь в селиксенских лесах хозяин, и никакие ваши распоряжения выполнять не буду»[179]. Для справки: согласно данным Пензенского лесхоза за время Великой Отечественной войны военными частями, расположенными между Селиксой, Леонидовкой и Ахунами, «самовольно срублено 33 тысячи кубометров древесины», что составило «40% от плановой рубки леса». Стоимость «самовольно срубленной древесины» определялась в 250 000 рублей[180].
После расформирования 37-й запасной стрелковой дивизии часть территории, где размещались ее части, в частности, напротив разъезда Селикса, вплоть до 1951 г.[181] числилась за наркоматом обороны и только потом перешла в ведение гражданских ведомств Советского Союза.
На заключительном этапе Великой Отечественной войны началось строительство автодороги Рязань – Пенза – Куйбышев, находившейся в ведении ГУШОСДОРа НКВД СССР. Строили ее немецкие военнопленные. Известный пензенский краевед, писатель, директор школы с.Степановки В.Е.Малязёв, изучавший эту проблему, писал, что дорога, проходившая по Пензенской области, была поделена на участки примерно тридцатикилометровой протяженности, где вели укладку полотна лагерные отделения, дислоцированные в крупных населенных пунктах, которых насчитывалось от 10 до 15 в разные периоды строительства автодороги. По утверждениям местных жителей, лагерные отделения находились в населенных пунктах: Нижний Ломов, Плес, Михайловка, Мокшан, Рамзай, Арбеково, Пенза (районы Тамбовской заставы и Согласия), Чемодановка, Селикса, Степановка, Русский Ишим, Городище, Чаадаевка, Кузнецк. Фактически же, военнопленные по дороге размещались более плотно, что диктовалось ускоренными темпами строительства. Лагерные отделения насчитывали примерно от 1-й до 2-х тысяч человек. Согласно документальным данным в строительстве Пензенского отрезка автодороги Рязань – Куйбышев принимало участие более 29 тыс. военнопленных. Одно из лагерных отделений (типовой проект лагеря был рассчитан на 600 человек) размещалось и на территории Заречного. После ухода из лагеря военнопленных в него были вселены заключенные ГУЛАГа, строившие город. Находился данный лагерь на месте современного Воскресенского молитвенного дома[182].
Начало массового использования военнопленных на строительстве дороги относится к концу 1944 г. Собственно дорожные работы, связанные с укладкой полотна, проводились в теплое время года. В зимнее и холодное весенне-осеннее время разрабатывались местные карьеры камня и песка, заготавливался круглый лес и пиломатериалы, которые по зимнему пути подвозились к полотну дороги. Основными инструментами в руках военнопленных были лом, кайло, лопата, носилки и тачка[183].
В.Е.Малязёв записал и рассказы жителей с.Степановки и окрестных населенных пунктов, свидетельствующие о быте немецких военнопленных и взаимоотношениях с местным населением. Кормили немцев в лагере плохо, и они должны были искать себе пропитание на стороне. «Пища попадала в руки военнопленных не только в результате милостыни, подаваемой местными жителями, в виде сырой или печеной картошки, молока (особо ценимого военнопленными), хлеба (очень редко), тыквы, тоже особо ценимой, которую пленные называли русским арбузом. Они меняли ее на кильку, нередко «ржавую», личные вещи (золотые кольца, перстни, цепочки, губные гармошки (в последнюю очередь), ножи, воинские знаки отличия и даже немецкие монеты, что было чисто символической меной, портсигары). К одной из жительниц села Степановки подошел военнопленный, когда она копала картошку. Встал на колени, протянул золотое обручальное кольцо, прося за него сто рублей. «Денег нет»,– ответила женщина. «Ну дай поесть, а то умру». Отодвинула руку с кольцом и отсыпала пол-ведра картошки. «Целовал руки, – вспоминала она, – помолился, поплакал и ушел»… Жалость местных жителей к пленным не отступала и тогда, когда в села приходили похоронки, пленным подавали и семьи, куда ворвалась беда. В одну из семей в селе Степановке пришла похоронка. Ее принесли в тот момент, когда из дома выходила сестра погибшего. Она несла печеную картошку ждущим на улице военнопленным. Очередным материнским воплем содрогнулось село. И ушли пленные, понимая, видимо, что сейчас им не должны давать шанса выжить. Но мать сквозь рыдания сказала дочери: «Отнеси, а то ведь тоже погибнут. У них ведь тоже матери есть». Военнопленные, прижимая к груди драгоценные картофелины, повернувшись к дому, где отныне поселилось неизбывное горе, долго кланялись и молились[184].
Автодорога Рязань – Пенза – Куйбышев, построенная немецкими военнопленными, стала важным фактором экономического развития региона.
С историей Засурья связана судьба героя-пограничника, легендарного защитника Брестской крепости Андрея Митрофановича Кижеватова. Он родился 7 (20) июля 1907 г. в мордовской крестьянской семье в с.Селиксе. Окончил 7 классов школы. В 1929 г. был призван в ряды РККА и остался на сверхсрочную службу. Член ВКП(б) с 1939 г. В 1941 г. лейтенант А.М.Кижеватов являлся начальником 9-й пограничной заставы 17-го Брестского погранотряда. 22 июня он возглавил оборону зданий пограничной заставы и комендатуры. Укрепившись в разрушенном здании заставы, пограничники под его командованием отбили за день несколько атак протитвника. В ночь на 23 июня с группой пограничников А.М.Кижеватов перешел в Брестскую крепость и возглавил оборону в районе казарм 333-го стрелкового полка и Тираспольских ворот. Через неделю обороны на партийном собрании было принято решение прорываться из окружения. 17 раненых бойцов во главе с уже тяжелораненым лейтенантом остались для прикрытия в крепости. А.М.Кижеватов погиб 29 июня 1941 г.[185] Осенью 1942 г. в деревне Великорита Малоритского района вся семья Кижеватова была расстреляна гитлеровцами: его мать, жена и дети – 15-летняя Нюра, 11-летний Ваня и двухлетняя Галя. В 1965 г. лейтенанту А.М.Кижеватову было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. Село Селикса, в котором он родился, было переименовано в Кижеватово.
В 1971 г. на заводе в г.Заречном, в Центральной заводской лаборатории, работал родной брат А.М.Кижеватова Степан Митрофанович. Об этом говорится в воспоминаниях Альбины Московцевой: «А на заводе, в цехах и отделах, выпускались свои стенгазеты. Газет ЦЗЛ называлась «Испытатель». Однажды, в начале мая 1971г., я получила задание: ко Дню победы для «Испытателя» взять интервью у Степана Митрофановича Кижеватова, который работал в ЦЗЛ а жил в селе Кижеватово. Степан Митрофанович пригласил меня к себе домой. Я листала его семейный альбом, слушала рассказ о семье, о судьбе его близких и, конечно, о войне, которая никак не забывается. Результатом поездки в село Кижеватово и встречи со Степаном Митрофановичем стала напечатанная в стенгазете «Испытатель» моя заметка «Во имя жизни»[186].
В память о воинах и тружениках тыла, завоевавших победу над немецко-фашистскими захватчиками, в Заречном в 1980 г. был торжественно открыт обелиск Победы. Обелиск выполнен в виде вертикальной стелы, символизирующей стилизованный меч. На уширенной части обелиска (стилизация эфеса меча) размещены орден Отечественной войны и тексты из объемных букв «Доблести воинов, разгромивших врага» и «Мужеству народа, ковавшего Победу»[187].
Обелиск напоминает и о жителях Заречного, принимавших участие в Великой Отечественной войне. Их «было немало» среди жителей города (более 1700 ветеранов Великой Отечественной войны и свыше 2500 тружеников тыла). Они, по словам А.С.Жукова, председателя Совета ветеранов Заречного, «составляли боевой, если можно так сказать, костяк будущего многотысячного коллектива заводчан и строителей»[188], а также других городских организаций.
Вплоть до конца 60 гг. XX в. в Заречном «не принято было носить ордена, медали», связанные с Великой Отечественной войной. И только после московского Парада Победы 1965 г. и вручения ветеранам войны юбилейного знака «Двадцать пять лет Победы» в мае 1970 г., «на груди ветеранов войны и труда засверкали боевые и трудовые награды»[189]. Тогда же 9 мая 1970 г. в городе впервые прошел парад Победы.
Одним из старожилов Заречного был Федор Петрович Паньшин (1915-2004), полный кавалер орденов Славы. С 1959 по 1988 г. он работал на Пензенском Приборостроительном заводе (ныне ПО «Старт») в цехе № 13[190]. В годы Великой Отечественной войны Ф.П.Паньшин был понтонером 99-го отдельного моторизированного понтонно-мостового батальона. Участник войны с 1941 г. Свой первый орден Славы (3-й степени) Паньшин получил в августе 1944 г., орден Славы 2-й степени – в марте 1945 г., а орден Славы 1-й степени – в победном мае 1945 г. за наведение переправы через реки Неман и Дзелда. «За исключительное мужество и отвагу, за настойчивость в выполнении порученного дела, бесстрашие и героизм рядовой Паньшин достоин правительственной награды ордена Славы 1-й степени», – говорилось в наградном листе, подписанном командиром батальона[191]. Сегодня на доме, где жил Ф.П. Паньшин, установлена памятная мемориальная доска.
С 1982 по 1992 г. в Заречном жил Герой Советского Союза Федор Филиппович Шабашов (1914-1992). Как и Ф.П.Паньшин, Ф.Ф.Шабашов воевал с 1941 г. В годы Великой Отечественной войны Шабашов был первым номером противотанкового ружья взвода противотанковых ружей стрелкового батальона 924-го стрелкового полка. В боях на переправе через реку Прут он подбил три вражеских орудия и три танка и «этим способствовал взятию переправы и окружению отходящих войск противника»[192], за что и был представлен к званию Герой Советского Союза. Фамилия Шабашова высечена в Зале Славы Центрального музея Великой Отечественной войны на Поклонной горе в Москве.
В 2005 г. в Заречном при поддержке городской администрации вышел из печати сборник воспоминаний горожан о Великой Отечественной войне. В сборнике также впервые были опубликованы списки ветеранов зареченцев, участников боевых действий и тружеников тыла[193].
[1]
Полесских М. Р. Древнее население Верхнего Посурья и Примокшанья. Пенза, 1977.
[2] Калмыкова В. А. Ахунское городище в Пензенской области // Вестник МГУ. М., 1971. № 1.
[3]
Белорыбкин Г.Н. Отчет об археологических исследованиях на территории города Заречного в 1999 году // Архив ИА РАН. Заречный, 2000.
[4] Гришаков В. В. О времени средневекового слоя Ахунского городища в Верхнем Присурье // Проблемы средневековой археологии волжских финнов. Археология и этнография марийского края. Йошкар-Ола, 1994. Вып. 23. С. 140-154.
[5] Культурный слой – слой земли, содержащий остатки жизнедеятельности человека. В культурном слое Ахунского городища содержались остатки жилых и хозяйственных сооружений, очаги, фрагменты глиняной посуды, кости животных, железные и бронзовые изделия (рис. 1). Находки хранятся в Пензенском областном краеведческом музее и Музейно-выставочном центре г. Заречного.
[6] Подсечное земледелие – примитивный метод земледелия, когда производилась зачистка участков леса от деревьев и кустарников. Очищенное место рыхлилось и засевалось семенами.
[7] Археологическая культура – это общность археологических памятников, расположенных на определенной территории, относящихся к одному времени и имеющих сходные вещественные источники.
[8] Брей У., Трамп Д. Археологический словарь. М., 1990. С. 105.
[9] Пряслице (прясло) – грузик, надеваемый на веретено для его утяжеления и равномерного вращения.
[10] Льячка – глиняный ковшик для разлива расплавленного металла.
[11] Сопло – глиняная трубка для дутья воздуха в плавильную печь.
[12] Тигель – глиняный сосуд с острым дном для плавки цветных металлов.
[13] Первушкин В. И., Прошкин В. Я. Мордва Пензенской области. Пенза, 2012. С. 14 – 16.
[14] Гришаков В. В. Указ. соч. С. 140 – 154.
[15] Винничек В. А. Находка древнего селища. Заречье. 1999. № 16. С. 3.
[16] Белорыбкин Г. Н. Археологические исследования на территории города Заречный в 1999 году // Археология Поволжья. Пенза, 2001. С. 51.
[17] Шамот – огнеупорная глина, обожженная до потери пластичности. В измельченном виде компонент при формировании посуды.
[18] Матвеева Г. И. Поселения VIII – IX вв. в Среднем Поволжье // Из археологии Поволжья и Приуралья. Казань, 2003. С. 105.
[19] Гришаков В. В. Керамика финно-угорских племен правобережья Волги в эпоху раннего средневековья. Йошкар-Ола, 1993. С. 38 – 45.
[20] Белорыбкин Г. Н. Археологические исследования на территории города Заречный в 1999 году… С. 51.
[21] Винничек В. А., Яньков В. В. Ахунское селище // Археология Поволжья. Пенза, 2001. С. 28.
[22] Гришаков В. В. О времени средневекового слоя Ахунского городища в Верхнем Присурье… С. 147.
[23] Винничек В. А., Сафронов П. И. Результаты исследований селища Васьканьсад в 2004 – 2006 гг. // Влияние природной среды на развитие древних сообществ. (IV Халиковские чтения). Материалы научной конференции, посвященной 50-летию Марийской археологической экспедиции (Юрино 5 – 10 августа 2006 г.). Йошкар-Ола, 2007. С. 204.
[24] Медведев А. Ф. Ручное метательное оружие (лук и стрелы, самострел) VIII – XIV вв. // САИ. М., 1966. С. 83. Тип 90.
[25] Винничек В. А., Яньков В. В. Ахунское селище…С. 26. С. 31. Рис. 2, 2.
[26] Павлихин А. В. Опыт классификации наконечников стрел Армиевского курганно-грунтового могильника // Археология Поволжья. Пенза, 2001. С. 81. Тип 16.
[27] Беляев Я. В. Погребальный памятник XI – XIV вв. у с. Старое Бадиково // Материалы по археологии Мордовии. Саранск, 1988. С. 113. Табл. V, 5.
[28] Беляев Я. В., Вихляев В. И., Зеленцова О. В., Шитов В. Н. Кельгининский могильник. Раскопки 1990-х гг. Саранск, 1998. С. 17. С. 81. Рис. 22, 8.
[29] Гришаков В. В. К истории населения правобережья Нижней Оки в конце I тысячелетия нашей эры // Материалы по археологии Мордовии. Саранск, 1988. С. 78. С. 92. Табл. VI. 33.
[30] Иванов А. Г. Погребения «ремесленников»: по материалам средневековых могильников Чепецкого поречья // Древние ремесленники Приуралья. Ижевск, 2001. С. 170. С. 178. Рис. 1, 14.
[31] Винничек В. А., Сафронов П. И. Васильевское селище // Записки краеведов. Пенза, 2004. Вып. 2. Ч. 1. С. 64. Рис. 8, 16,17.
[32] Смирнов И. Н. Мордва. Историко-этнографический очерк. Казань, 1895. С. 183.
[33] Вихляев В. И., Беговаткин А. А., Зеленцова О. В., Шитов В. Н. Хронология могильников населения I – XIV вв. западной части Среднего Поволжья. Саранск, 2008. С. 140 – 141. С. 208. Рис. 58, 4 (1Б3).
[34] Вихляев В. И., Беговаткин А. А., Зеленцова О. В., Шитов В. Н. Хронология могильников населения I – XIV вв. западной части Среднего Поволжья… С. 40. С. 217. Рис. 67, 3.
[35] Винничек В. А., Яньков В. В. Ахунское селище… С. 28.
[36] Об этом подробнее см.: Хвощев А.Л. Очерки по истории Пензенского края. Пенза, 1922. С.28-30; Лебедев В.И. Легенда или быль: По следам засечных сторожей. Саратов, 1986. С.15-18; Мясников Г.В. Город-крепость Пенза. Саратов, 1989. С.79-80.
[37] См.: Мясников Г.В. Город-крепость Пенза… С.81.
[38] Цит. по: Хвощев А.Л. Очерки по истории Пензенского края… С.38.
[39] О колонизации Пензенского края подробнее см.: Перетяткевич Г. Поволжье в XVII и начале XVIII века. Одесса, 1882; Хвощев А.Л. Очерки по истории Пензенского края. Пенза, 1922; Гераклитов А.А. История Саратовского края в XVI – XVIII вв. Саратов, 1923.
[40] Цит. по: Лебедев В.И. Легенда или быль: По следам засечных сторожей… С.6.
[41] ГАПО. Ф.2. Оп.1. Д.14. Л.18-18об.
[42] Гераклитов А.А. Саратовская мордва. К истории мордовской колонизации в Саратовском крае. Саратов, 1926. С.6-7.
[43] Гераклитов А.А. Саратовская мордва… С.4.
[44] Полубояров М.С. Заселение Пензенского края в XVII – начале XVIII в. // Земство. 1995. №2. С.174-175.
[45] Гераклитов А.А. Саратовская мордва… С.7-8; Полубояров М.С. Заселение Пензенского края в XVII – начале XVIII в. … С.176-177.
[46] Гераклитов А.А. Саратовская мордва… С.9-10.
[47] РГАДА. Ф.1209. Оп.2. Д.6492. Л.299-313; http://www.suslony.ru/.
[48] Белоусов С.В. Служилые люди 16-17 вв. // Пензенская энциклопедия. Пенза: Министерство культуры Пензенской области, М.: Большая Российская энциклопедия, 2001. С.561-562.
[49] РГАДА. Ф.1209. Оп.1. Д.6492. Л.591-596об; http://www.suslony.ru/.
[50] О поместье дворян Чемодановых подробнее см.: Мурашов Д.Ю. Заречный из глубины веков. Заречный, 2005. С.17-22.
[51] ГАПО. Ф. 171. Оп.1. Д. 258А.Л. 56.
[52] Энциклопедический словарь Ф.А.Брокгауза и И.А.Ефрона. Спб, 1903. Т.38А. Кн.76. С.484.
[53] Правящая элита русского государства IX – начала XVIII вв. Спб., 2006. С.335.
[54] Русский биографический словарь А.А.Половцева. Т.Чаадаев-Швитков. М., 2000. С.143.
[55] Акты служилых землевладельцев XV – начала XVII в. М., 2002. Т.3. С.393-394.
[56] Соловьев С.М. История России с древнейших времен в 15 кн. М., 1963. Кн. VI. С.542.
[57] Русский биографический словарь А.А.Половцева. Т.Чаадаев-Швитков… С.146.
[58] РГАДА. Ф.1209. Оп.1. Д.6502. Л.440-443; http://www.suslony.ru/.
[59] Холмогоровы В. и Г. Материалы для истории, археологии, статистики и колонизации Пензенского края в XVII и XVIII ст. // Сборник Пензенского губернского статистического комитета. Пенза, 1899. С.23-24.
[60] Русский биографический словарь А.А.Половцева. Т.Чаадаев-Швитков… С.147.
[61] ГАПО. Ф. 225. Оп.4. Д.3158.
[62] Там же. Ф.196. Оп.1. Д.112. Л.15об-16.
[63] Полубояров М.С. Заселение Пензенского края в XVII – начале XVIII в. … С.191-192.
[64] Белохвостиков Е. По монастырям Пензенского края. Пенза, 2010. С.6, 15.
[65] Самсонов В. Тайны пензенских подземелий. Пенза, 2012. С.24-25.
[66] Грандилевский Л. Пензенского Предтечева монастыря монах Варлаам Левин // Пензенские епархиальные ведомости. 1866. № 10. С.329-330.
[67] Грандилевский Л. Пензенского Предтече
|
|
|
