 |
Начало пути. Дом с чудовищами. 5 глава
|
|
|
|
У нее дальше нет памяти, поняла я. Она не умерла, у нее просто нет воспоминаний, человек не может жить без памяти, он теряет себя, свою сущность... Надо наполнить ее память, убрать эту дыру. Я так и не определила, когда случилось превращение, но на всякий случай начала представлять себе весну, потом лето, потом осень, очень стараясь не примешивать своих воспоминаний, а представлять пейзажи и птичек. Получалось с трудом: нахальные образы так и лезли в голову, особенно, тот момент, когда я обманывала народ с юродивым и мимолетно целовалась с Сергием...
Внезапно Клавдия согнулась пополам, тело ее сотрясал жесткий приступ рвоты. Черная кровь лилась на грубые широкие доски пола, впитывалась в них и бесследно исчезала. Клавдия кашляла, давилась, изрыгая из себя зло. Продолжалось сие действо некоторое время и закончилось так же внезапно, как и началось. Маленькие звездочки выскользнули из ее лба и вернулись к моему пальцу, у меня тряслись руки и подкашивались колени. Женщина подняла на меня огромные зеленые глаза и произнесла вполне человеческим голосом: «Спасибо!» Я кивнула и почувствовала совершенно не уместную в данной обстановке гордость за саму себя, но это было первое в моей жизни большое волшебство мага, которому запретили колдовать.
В это время маленькие упыри догадались, что произошло, и, почувствовав в своей матери еще одну жертву, начали обступать ее. Все, пора было звать на помощь. Я закричала во всю силу легких единственному трезвому участнику нашего похода:
– Виль! Виль! Помоги, Виль!
Перевертыш ворвался в дом с ужасным криком:
– Ася! Назад! Они все упыри!
– Женщину не трогай, – заорала я, – она человек!
Виль быстро сориентировался в сложившейся обстановке, ухмыльнулся и вытащил блестящий меч, уже скорее для острастки, чем для сражения.
|
|
|
– Эй, ребятня, по-хорошему сдадитесь или как?
– Не трогай, – прохрипел старший, и упырята превратились в детей с холодными мертвыми глазами и отступили к стене.
Я вздохнула спокойно:
– А где отец?
– Привязан к оглобле заговоренной веревкой. Ванечка так расстарался, что упырь никогда не выберется, – я бросила в сторону Виля удивленный взгляд. – Петушков хотел меня обезвредить и связать, чтобы я на него ночью не напал, – пояснил перевертыш, – да заснул в пьяном угаре, вот тут-то веревка и пригодилась. А что ты с ней сделала? – он кивнул на Клавдию, та без сил лежала на полу и не могла подняться.
– Вылечила.
– Как?
– Просто.
– Такого не бывает. Обращенных нельзя вылечить! – упрямился Виль.
– Слушай, умник, – рассердилась я, – я и сама знаю, что нельзя! Но ведь вылечила! Попробуй, предложи ей кровушки отведать, да она тебе скажет, что ты больной. Эта женщина сейчас живее и человечнее меня с тобой! – я подмигнула ему. – Ну, тебя уж точно!
Клавдия выслушала нас молча, краски возвращались на ее лицо, и спросила то, чего я боялась:
– А Данилушку моего вылечите? Лучше умереть, чем без него жить.
Виль с ухмылкой посмотрел на меня, я откашлялась. Да уж, повторить такой фокус я вряд ли смогла бы, да и не знала как. Я до сих пор не поняла, каким образом получилось первое сказочное исцеление. Кажется, это был просто акт защиты Анука и самой себя, а на заказ я вряд ли что-то смогу сделать. Именно это я им и заявила.
– Нет, Асенька, действуй, – давясь от смеха, выдавил вурдалак, – а я за нашими маленькими друзьями пригляжу.
Я выбралась на темный двор, крепко держа Анука за руку. И тут заметила тени, неслышные, они двигались с огромной скоростью по всему двору. Да здесь вся деревня была упырями, уж расстарался кто-то!
И тут я увидела хозяина Данилу. Он шипел на меня, рычал, а потом прохрипел:
|
|
|
– Не подходи, ведьма!
Зря он это сказал, с приказами у меня проблема, не могу не ослушаться. Я злорадно ухмыльнулась, смело подошла к нему и прислонила ладонь к холодному лбу.
Когда все закончилось, звездочки еще раз ярко вспыхнули и вернулись к моему пальцу. Данила словно проснулся от долгого летаргического сна, часто заморгал и испуганным взглядом обвел двор, завидев, приближающихся к нам чудовищ заголосил страшным голосом и упал в обморок. У меня дрожали руки и подкашивались колени. Упыри, почувствовав нашу слабость, обступили нас плотным кольцом, от ужаса я зажмурилась и заорала, что было духу:
– Виль, Виль, спаси меня!
Вурдалак явно не слышал, но тут на зов из конюшни вылез совершенно пьяный Иван.
– Ванечка! – закричала я. – Осторожнее! Везде упыри, они сейчас нас с тобой растерзают, сделай же что-нибудь!
Ваня растерялся, услышав сие заявление, но тут же тоненько завизжал:
– Асенька, что делать? Ой, меня кто-то за руку схватил!
Он попытался найти висящий меч, но, видимо, во время пьянки оставил его в сарае:
– Где мой меч? – голосил он. – Ася, я потерял меч! Какой я адепт без моего бедного мечика?! Что делать, Асенька?
–Да, наколдуй чего-нибудь! – не долго думая, посоветовала я.
И Ваняшка наколдовал. Я почувствовала теплую волну магии, сладко пахнуло жасмином боевого заклинания, раздались сдавленные стоны, а потом тишина.
В этот момент из дома вылетел Виль с перекошенным от гнева лицом, на котором, словно два уголька, горели глаза.
– Где? – орал он. – Куда, вы, маги недоученные, всех дели? Куда дети исчезли?
Мы уставились на него:
– Как исчезли? – пролепетал Ваня.
–Леший знает, как исчезли, – голосил вурдалак, – их в Училище бы в Стольный град отвезти! Такие бы воины-перевертыши получились!
–И сожрали бы они тебя по дороге! – попыталась возразить я.
Ругался он долго, но потом все же сдался и признал, что из новообращенных упырей воинов-перевертышей воспитать все равно не получится, хотя бы потому, что первые не могут контролировать свои рефлексы и инстинкты, а последние их не примут в свое, заметьте, цивилизованное общество.
– Ваня, а что ты с ними сделал? – спросила я, когда мы успокоили Виля, развязали Данилу, и нашли адептов меч, кстати, валяющийся прямо у его ног.
|
|
|
– Да, не помню, чего я с перепугу наколдовал, – промямлил тот неразборчиво, – наверное, отправил туда... ну, куда-нибудь.
Мы с Вилем тревожно переглянулись. Здесь упыри жили своей деревней, стоящей на отшибе, которую все объезжают стороной, и только мы, путники чертовы, зарулили. Сейчас же, если они перенеслись в людный город, не дай бог, такое начнется!
– Ты, Ванюша, глупее нашей Аськи! – констатировал Виль. – Это ж надо додуматься! Мы почти добились, чтоб перевертышей признали цивилизованной расой, как он такой кульбит выделывает! Да нас теперь всех перебьют! Люди-то упырей от перевертышей не отличают! Мы для вас все – опасность вашей драгоценной жизни. Теперь же мор начнется! Они же от людского запаха все с ума сойдут!
Меня перекосило: так значит, все время, пока Виль находился в нашем с папашей доме, он облизывался на мою молодую кровушку?
– Ваня, немедленно вспоминай, куда ты их отправил! – потребовала я. – Тогда мы сможем предупредить власти.
Ваня долго чесал затылок, цокал языком, но все было тщетно, куда он отправил чудовищ, он так и не вспомнил.
За всеми треволнениями мы даже не заметили, как забрезжил рассвет. Еще не утро, а какие-то непонятные грязные сумерки, позволили разглядеть и двор, и дом. Да, при дневном свете я бы сюда вряд ли заглянула, уж больно жуткими казались постройки.
– А где Пан? – спросила я, держа на руках вновь заснувшего Анука.
– Съели! – отозвался Ваня.
Не сговариваясь, мы с Вилем бросились в конюшню. Я ожидала увидеть едва ли не обглоданный скелет, подвешенный на крюк к потолку, но не представшую нашим глазам картину. Гном спал, подложив руку под щеку. Он храпел так, что сотрясалась земля, а из открытого рта, по подбородку стекала тягучая слюна.
– Пан! – позвала я. – Пан, проснись.
Гном не реагировал.
– Пан!
Не долго думая, вурдалак хорошенько пнул его ногой.
– Деньги в правом голенище зашиты, – вдруг запричитал пьяный приятель, – забирайте, только не бейте сапогами в живот!
– Просыпайся, алкаш! – пробурчал перевертыш.
|
|
|
Пан постарался разлепить глаза:
– О, ребята, – отозвался он радостно, – что-то случилось, а я где? – он огляделся вокруг и снова упал лицом в кучу грязной соломы, на которой спал.
– Да, случилось, – рявкнула я, – нас едва не съели, мы вылечили пару упырей и еще узнали, что нашему Ванечке нельзя пить, он дуреет!
– Всего-то, – протянул разочаровано гном, – а я-то думал, что и вправду что-то интересное пропустил!
– А что, этого тебе мало? – взвилась я.
– Да, ладно, милая, ты расстроена, расслабься. Хочешь, ко мне с мальцом ложись, а? У меня тепло, – примиряющее предложил Пан, открывая полу грязного кафтана.
– Да иди ты!
Я развернулась и пошла по направлению к выходу.
– А что я такого сказал? – донеслось до меня.
Через некоторое время Данила и Клавдия совершенно в себя и рассказали нам, что случилось пару месяцев назад.
Сначала в деревне начался повальный мор скотины. Животные заболевали и падали замертво всего за одну ночь. Люди, охваченные паникой, собирались в маленькой церквушке и просили Господа о помощи; но потом стали умирать и сами жители. Разозленные на весь и мир и Всевышнего, люди сходили с ума. Тогда-то кто-то и поджег церковь вместе с пастором.
В эту страшную ночь в семье у Данилы случилось горе – заболел самый младший из мальчиков – Коленька. Мучился малыш не долго, к утру отошел в мир иной. Все думали, что отошел в мир иной... а он превратился в упыря и все семейство обратил. Очевидно, зараза давно разошлась по деревне, но только, когда упыри сожгли храм, коснулась и семьи Клавдии и Данилы.
Нам надо было торопиться, и мы решили продолжить путь, не обращая внимания на стенания похмельного Петушкова. Жалуясь на прострел в спине, слабость во всем теле и больную голову, он пытался запрыгнуть на лошадь то с одной, то с другой стороны, но ее высота оказалась непреодолимым препятствием. В конце концов, Ваня зацепился одной ногой за стремя, со всего маха ударил лошадку. Та в свою очередь пошла, сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее, пока не помчалась в галоп. От неожиданности мы разинули рты, а Ваня с бешеной скоростью скользил по земле и орал диким голосом, пугая животное еще сильнее:
– Стой кобыла проклятая, стой, кому говорю! Ой, люди, помогите! Ой, нелюди, что ж вы ничего не делаете!
Последнее замечание, видимо, относилось к нам. Первым очнулся Виль, он поскакал за лошадью адепта, догнал, остановил, но было поздно: Ванятка сильно пострадал.
Судя по его словам, у него была вывернута нога, поломана рука, помяты ребра и выбит зуб, не считая огромных синяков на лице и теле.
– А зуб-то как вылетел? – заботливо ворковал гном, укладывая его в доме на кровать.
|
|
|
– Да, шерт, его знает, – мямлил помятый адепт, – камушек попал, ударил, он и вылетел.
– Что ж ты рот так широко открывал? – спросила я.
– Посмотрел бы я на тебя, – обиделся Ваня, роль помятого, но живого героя его вполне устраивала.
– Слушай, Ась, а вылечи его тоже, – вдруг предложил гном, – упырей лечишь, а ногу да руку, что не сможешь.
– Попробую, – согласно кивнула я.
Тут Ваня заголосил, напрочь забыв, что минуту назад жаловался на ушибы:
– Нет, не подпускайте ее ко мне, она меня так вылещит, что шивым до дома не доберушь! Я еще шить хошу! Я так много не шделал в этой шизни. У меня даже шенщины еще не было!
Тут он сконфузился, покраснел и замолчал потому, как вчера на пьяную голову хвастал перед друзьями своими любовными похождениями, а сегодня оказалось, что это просто плод его буйной фантазии.
– Знаешь, что, – отрезала я, – не хочешь и не надо. Дождешься здесь делегацию, выздоровеешь и поедешь вместе с ними в Солнечную Долину!
– Ну, уж, нет! – Ваня подскочил на кровати, ни рука, ни нога у него уже не болели. – Хошешь всю шлаву шебе?
– Эх, жаль, – стараясь сдержать торжество в голосе, усмехнулась я, – а я-то думала, что твою лошадь возьму, а то моя больше на корову похоже.
– Шо?! Во тебе! – Иван показал мне огромную дулю.
* * *
Ехали мы молча, сначала это доставляло удовольствие: за последнее восемь часов все так наорались, что говорить совсем не хотелось. Через два часа это стало меня утомлять. А еще через час, передумав обо всем, о чем было можно, мне опять захотелось или ругнуться, или хотя бы поскандалить с Ванечкой, но тот тихо посапывал верхом на лошади, около его глаза налился совершенно отвратительный фиолетовый синяк.
Виль пребывал в глубокой задумчивости, сосредоточенно глядея на раскисшую дорогу и изредка что-то бормоча. Я заметила, как на его смуглом лице ходят желваки.
–Виль, – позвала я, – что-то случилось?
Перевертыш отрицательно покачал головой и не ответил.
–Да, ладно тебе, братуха, – вступил в разговор гном, – видим же, что нервничаешь!
–Это упырь! – резко бросил Виль. – Я обязан его найти!
–Чего? – уставилась я на него, плохо понимая, о чем он здесь, собственно, толкует.
–Мор в деревне начался не случайно! Где-то по окрестностям бродит упырь. Они всегда так, сначала сжирают скот, а потом звереют и нападают на людей. Но если коровы погибают от его укусов, то люди-то становятся такими же, как и он.
–И что? – не унималась я.
–Я должен его обезвредить! – заявил Виль.
–Что-что?! – изумилась я. – О чем ты? Ты никого не должен искать, ты должен проводить нас с Ануком в Фатию, а с этим вурдалаком, прости, упырем пусть разбирается Совет!
–Я Совет! – вдруг заорал вурдалак. От неожиданности я моргнула и непонимающе уставилась на него. – Это моя работа вылавливать таких тварей, – уже спокойно пояснил Виль. – Люди ведь дураки, – я покраснела от злости, – не принимай на свой счет, Ася, – быстро оговорился он, – они не понимают, чем цивилизованный перевертыш отличается от дикого упыря.
–По-моему ничем, кроме магической печати, сдерживающей звериные порывы, – заметила я.
–Много ты знаешь! Мы вурдалаки – оборотни, перевертыши, а они ошибка природы! – фыркнул Виль. – На нас из-за этой нежити в любой момент начнут гонения, а нам и крыть будет нечем, вот тебе и цивилизованная раса. Я хочу его найти и уничтожить!
–Герой! – буркнула я. – Я тоже, к примеру, хочу обратно в Стольный град, но ведь никто не спрашивает о моих желаниях!
Во мне клокотала ярость, если Виль действительно оставит нас в самом начале пути, то я не ручаюсь, что мы доберемся до Солнечной Данийи. Из нас четверых он единственный воин. Мне колдовать страшно, Ване, мучающегося с постоянного похмелья, тем более, гном только языком трепать горазд; кто же нас защитит в случае нападения? Правильно, никто.
–Знаешь, – вдруг задумчиво произнес гном, – тебе все же стоит найти этого упыря.
–Да, что ты говоришь! – злобно рыкнула я. – Давайте, вообще, все разбредемся по Словении, наплевать, что Анука ждут, а на нас надеются!
Я перевела дыхание и уже хотела продолжить свою отповедь, как Виль резко развернул коня и направился обратно в деревню, до нас донеслось:
–Через сутки я вас догоню!
Я беззвучно открывала рот, потрясенная происходящим.
–Он в своем уме! – заголосила я, обращаясь к гному. – Да, Совет нас на кусочки искромсает, если с Ануком что-нибудь случится! Я требую, чтобы он вернулся обратно! Требую!
–Догони и скажи ему об этом, – спокойно предложил гном, прикуривая папироску и затягиваясь вонючим дымом.
Глава 4
Бесконечный путь
Шел мелкий холодный дождик, перемешанный с мокрым снегом. Порывы ветра кидали пригоршни капель и снежинок в лицо; я подняла ворот душегрейки и покрепче прижала к себе замерзшего мальчика.
Впереди замаячила тонкая прослойка голого леса, худенькие березки сиротливо жались по обочине, разграничивая дорогу и черные поля. В какой-то момент, я подумала, будто время побежало вспять, и я оказалась в конце ноября. В пути мы были только второй день, а тепло, идущее от Солнечной Данийи давало о себе знать. Петушков продрых в седле целый день, не замечая ни дождика, ни ветра.
– А где Виль? – первое, что спросил Ваня, когда проснулся.
– Нет больше Виля, – буркнула я, вымещая плохое настроение на Петушкова, – был и кончился весь.
– Его что, шъели? – перепугался он.
– Нет, переманили.
Ваня ничего не понял и поскреб затылок, я не выдержала:
– Вань, а ты знаешь, что дураки всегда затылок чешут, а умные лоб.
– Да? – ответил тот, почесывая уже шею. – Не шнал.
Гном расхохотался:
– Ох, и язва же ты, милая!
Впереди освещенными окнами замаячил постоялый двор, и мы прибавили ходу. Подъездная дорога, да и сам двор были растоптаны лошадиными копытами, грязная жижа доходила до щиколоток. Темные от воды, давно не крашенные стены двухэтажной гостиницы наводили на мысль, что она была построена еще до Тысячной битвы. На первом этаже разбитое окно заткнуто подушкой, из другого, приоткрытого, шел тяжелый запах тухлой рыбы.
Мы вошли в плохо освещенный холл, запах стал практически удушающим. Сюда из трапезной доносились приглушенные звуки лютни, смех и обрывки разговоров. За огромным столом всклокоченный мужичок в дамском байковым халате, завязанном пояском на плотном животике, читал газетный листок. Он окинул нас недружелюбным взглядом, видимо, компания из маленького мальчика, довольно грязной девочки, опухшего гнома-альбиноса, и избитого мужчины не вселяла доверия. Мы подошли к стойке.
– Откуда Вы такие? Деньги у вас есть? – пошел он в атаку.
– Есть, есть, – буркнула я, доставая и демонстрируя мешочек с золотыми.
– А чей это ребенок? – опять насторожился хозяин.
– Мой, – я покосилась на Анука, увлеченно сосущего палец.
– Ее, – подтвердил Пан, увидев недоверчивый взгляд хозяина.
– А отец где?
– Вон, – я ткнула пальцем в Ивана, понимая, что при всем моем желании гнома за отца не выдать.
– Чой-то не похож.
– Слушай, дядь, – не выдержал Пантелей, – с тобой родословной расплачиваться или деньгами? Золотые есть, что еще нужно? Если родословную, так давай лист, нарисую. У меня древо ветвистое, кого в роду только нет! Думаешь, почему я такой белый?
Мужик крякнул.
– Да мне то что. Это все наш священник бормочет, что женщина с ребенком и без мужа греховна, и что гномы рассадники всех болезней. Вот и спрашиваю, так для порядку, а то жена съест. А вы, кстати сказать, какой веры? – вдруг спросил он, уже принимая деньги, настолько неожиданно, что я едва не выпалила: «А какой надо?» Но вместо этого очень дипломатично спросила:
– А Вы?
– Я единому Богу поклоняюсь!
– Вот и мы ему! – обрадовался гном. – Ему родненькому молимся и днем, и ночью. Поклоны бьем, образа целуем.
– А я своему молюсь после обеда на заходящее солнце, поклоны не бью, и образов у него нет, – вдруг насторожился мужик, подозрительно посматривая на нас.
Тут голос подал Анук:
–Спать, мама, спать, – мальчик начал хныкать и тереть глазки.
– Вот, – укорил хозяина Пан, – довел дитятко до слез. Не стыдно, а еще верующий.
– Женщина с мужем и с ребенком в большие апартаменты, а ты, – он, брезгливо морщась, протянул Пану ключи, – в маленькую комнату.
Потом он кивнул на сохраняющего молчание, дабы никого не пугать черной дырой вместо переднего зуба, Ивана.
– А чой-то он молчит?
– Глухонемой, – нашлась я, вырывая ключ из рук гнома ключ.
– А откуда синяк?
– С лошади упал пьяный, – не покривила я душой.
– О, – последовала целая тирада, – так люди-то и погибают...
Но я уже ничего не слушала, а, неся на руках мальчика, поднялась по лестнице на второй этаж.
Очень хотелось помыться, уложить Анука спать, и прилечь самой, и даже соседство Ванечки меня сейчас мало смущало. К моему огромному разочарованию хозяин гостиницы громким словом «апартаменты» называл маленькую темную коморку с двумя узкими пружинными кроватями, колченогими стульями и круглым столом, накрытым яркой клетчатой скатертью. На подоконнике стояла полу завядшая пыльная герань, на окне дешевые занавески, на полу вытертый коврик. Слава богу, постельное белье оказалось свежим, чистым и накрахмаленным до хруста. Снизу доносились женский визг и громкий смех. Я уложила Анука, умылась еле теплой водой из кувшина и, едва коснувшись подушки, погрузилась в блаженный сон.
Мне казалось, я только что закрыла глаза, когда в комнату со страшным грохотом ввалился пьяный Иван. Он уселся на свою кровать, громко икнул, скинул на пол грязные сапоги, а потом, завалившись, громко захрапел, перекрывая шум из трапезной.
Охранничек, блин! С такой охраной только на эшафот подниматься! Вот если сейчас нападут, кто нас с Ануком будет защищать? Да я только и способна, что щит поставить, пусть и очень замысловатый. Кстати, о щитах. Такого, какой я сделала в доме у упырей, нет не в одном учебнике! Приятно, черт возьми!
Мои мысли перекинулись на гнома. Я лежала и думала, почему он альбинос, и тут поняла, что мне очень интересно, а где он, собственно, находится. Пьяный Ванятка уже в постельке, но чтобы Пан заходил в номер, я не слышала.
Я поднялась, натянула одежду. Надо срочно его найти. В конце концов, если и он натрескается крепкой, что мне тогда делать? Да, дело даже не в опасностях, грозящих Ануку, а в том, что я завтра их не подниму, и мы опять протянем время до обеда, а надо ехать.
Гном оказался в трапезной на первом этаже, отвечающей общему уровню гостиницы. В таком грязном и прокуренном помещении лично я бы есть побоялась. Маленькие замызганные столики, с застарелыми темными кругами от вина и прожженными язвами от сигарных окурков и низкие стульчики, на закопченном потолке давно немытые керосиновые лампы с налипшими мухами. В углу маленькая сцена, сколоченная из не струганных досок, здесь разместился ансамбль полупьяных эльфов, орущих пропитыми голосами песню и подыгрывающих себе на лютнях невнятный мотив. Публика собралась разношерстная, кутили здесь и люди, и гномы, и даже пара перевертышей, женщины во фривольных нарядах с ярко накрашенными губами, и ни одного трезвого лица. Картину завершал хозяин сего заведения, разливающий по стаканам мутную жидкость, в заляпанном фартуке, одетом на все тот же женский байковый халат. Свободных столиков здесь не оказалось, очевидно, постоялый двор был единственным пристанищем для оголодавших усталых путников на много миль вокруг.
Гнома я обнаружила за столом в самом углу трапезной. Он сидел с довольно неприятной компанией и остервенело играл в карты, ударяя ими со всей силы по столу. Вид у него был полусумасшедший, глаза алчно блестели, в зубах дымилась папироса.
– Пан, – позвала я, он не услышал. – Пан, – гном не реагировал. – Пан, мать твою! – громко выругалась я, потеряв терпение.
– О, – обратил он на меня мутный взгляд, и расплылся в широкой улыбке, – Аська, ты пришла принести мне удачу?
Все сидящие за столом повернули головы в мою сторону. Я остолбенела: компашка вокруг гнома подобралась отборная, мужички выглядели сплошь разбойниками с большой дороги, скорее всего, ими и являлись, ведь где-то недалеко проходил торговый путь в Стольный град. Одежонка у них потрепанная, сапоги изношенные, а вот мечи, свисающие с поясов, очень дорогие и явно у кого-то позаимствованные.
– Пан, – громыхнула я, перекрикивая кошачье завывание эльфов, – я не удача, я твоя совесть! Постыдись своего поведения, пойдем спать!
– Киска, моя, волнуется, – обратился он к собутыльникам, те понимающе покивали. – Ну, иди ко мне, моя крошка, Пантелей тебя согреет.
– Гном, чертов! – в ярости завизжала я, брызжа слюной. – Немедленно пошел спать!
– Ох, кисонька гневается, – опять обратился он к приятелям, – но я-то знаю, как ее успокоить.
Он схватил меня за место чуть пониже талии, от возмущения я охнула, а мужики захохотали.
– Да иди ты! – отбросила я его руку, а потом увидела в середине грязного стола золотые монеты и шепнула ему на ухо. – Пан, вы играете на деньги?
– Да не переживай ты, Аська, я держу ситуацию под контролем, уже три раза выиграл, вот дам им отыграться и пойду спать! – ответил он, шепот у него получился очень громкий, сидящие за столом услышали все до последнего звука. Один из собутыльников криво усмехнулся, и именно это меня насторожило.
– Слушай, – шепнула я опять, – они тебя надуют. Я слышала, шулеры специально дают выиграть, а потом до трусов раздевают.
– Да, нет, – махнул рукой гном, – я этих парней давно знаю.
Я тяжело вздохнула, уговорить его не проигрывать собственных денег я не могла, поэтому вернулась обратно в номер и от избытка переживаний и почти бессонных суток моментально заснула. Среди ночи мне показалось, что по комнате кто-то ходит. «Скорее всего, Ваня», – подумала и провалилась обратно в сон.
Солнце заливало маленькую комнатку, лучи падали на дощатый пол через небольшое оконце; солнечный зайчик скользнул по моему лицу, и я поморщилась и открыла глаза.
Иван зашевелился на соседней койке, потянулся всем телом до хруста в позвонках, ударился головой о железную дужку кровати, широко улыбнулся всей своей щербатостью и произнес:
–Доброе утро!
Я удивленно уставилась на него, я и не представляла, что Петушков знает нормальные человеческие слова:
–Вань, ты сейчас сильно башкой ударился? – на всякий случай уточнила я.
–Почему? – удивился он.
Петушков одним рывком встал с кровати, от резких движений голова у него закружилась, он с трудом устоял на ногах и оперся рукой о стену. Адепт умылся и деликатно вышел, давая мне возможность одеться.
К тому времени, как я разбудила Анука и привела себя в относительный порядок, в комнату с подносом в руках зашла маленькая быстрая старушка. Увидев счастливо улыбающегося Анука, она запричитала:
–Ой, девка, сыночек у тебя красивый. И в кого? Отец страшен, как смерть моя, ты тоже так себе, а мальчик ясно солнышко.
У меня отвисла челюсть от такого комплимента.
–Не родной, что ли? – покосилась она на меня. У меня полезли на лоб глаза, я откашлялась и с трудом выдавила из себя:
–Кто? Сын?
–Отец, – всплеснула руками старуха, усаживая себе на колени мальчика.
–Родной, – соврала я, глядя на то, как бабка ловко кормит малыша кашей, – он в деда весь.
–А как тебя звать красавец? – сюсюкала бабка.
От неожиданности я прикусила язык. «Эх, бабка, лучше тебе не знать его имя!» – пронеслось в голове.
–Анук Бертлау, – отчеканил тоненький детский голос.
«Ну, все приехали! Давай, родной, еще и место проживания скажи!» – я едва не подавилась от раздражения. Старуха посерела, сняла малыша с колен и пересадила на соседний стул, вручив большую ложку в детские ручки.
–Слушай, девка, – откашлялась она, – а имя-то у него данийское какое-то, они всех своих Властителей на "А" зовут.
–А это я его в честь крылатого Властителя и назвала, – бодро соврала я, молясь, чтобы бабка не поняла, какую я говорю чушь, – они все красивые, вот и сын красавцем вышел.
–Ясно, – протянула бабка, – все-то вас, молодежь, на экзотику тянет. – Она помолчала, – а муж-то твой, что ли пьет?
–Бывает, – осторожно отозвалась я. – Сейчас время такое, с кем не бывает.
–Обманывает он тебя.
Я снова поперхнулась и сделала внушительный глоток молока из кружки.
–Не глухонемой он, – продолжала бабка тем же располагающим тоном, – вчера как напился, так песни орал с такой бабой, прости господи мою душу, – она поспешно перекрестилась.
Очевидно, в этом месте я должна была показать праведный гнев. В это время в комнату вошел Ванятка, страшный синяк делал его похожим на бродягу, никто бы и не подумал, что перед вами маг пятой ступени.
–Ах, ты гад! – заорала я на него, вскакивая и грозя кулаком. Петушков без лишних слов шарахнулся обратно в коридор, хлопнув дверью. У бабки в предвкушении скандала загорелись глаза.
–Ладно, – кивнула я, – вы идите, я с ним сейчас поговорю, – я помолчала и добавила, – по-семейному.
Сгорая от любопытства, старуха покинула комнату. Через пару минут в дверях показалась Ванина башка.
–Ась, – позвал он, – ты уже пришла в себя?
Я махнула рукой:
–Извини, это все старуха.
Петушков старался ко мне не приближаться, подозревая меня в буйном помешательстве, вид у него был задумчивый и очень расстроенный.
–Что-то случилось? – поинтересовалась я, собирая сумку.
–У Пана спроси, – буркнул он.
Провожали нас все служащие гостиницы, они с жадностью всматривались в Ванино лицо, ища в нем следы свежих синяков. Разочарование их было всепоглощающим, когда ни у него, ни у меня новых побоев не обнаружилось.
Погода радовала: дождь прекратил и весело сияло солнце. Гном казался чернее тучи, все время молчал. Помалкивал и Ваня, лишь изредка кидал на Пантелея недобрые взгляды.
–Что случилось? – не выдержала я. – Быстро отвечайте, алкоголики проклятые!
Приятели переглянулись, но промолчали.
–Я требую! – настаивала я. – Что это за тайны Совета Магов? Пан, что ты успел натворить?
Гном откашлялся:
–Ну, э-э-э, вчера, – промямлил он и замолк.
–Что было вчера? – насторожилась я.
–Ну, в общем, ты была права насчет этих парней, они меня до нитки обобрали.
–Молодец! – пожала я плечами, чувствуя внутри подобие удовлетворения. – Я тебя предупреждала.
|
|
|
