Уровни культуры и культурности

В современной научной литературе ещё не завершилась дискуссия о том, по каким основаниям определять понятие «культура». Такое определение зависит от избранного ученым теоретико-методологического подхода к определению понятия. Если культуру воспринимать как исключительно положительную характеристику человека, выражаемую в антитезе «человек культурный – человек некультурный», то тогда культура становится показателем полноценности человека, а отсутствие культуры – его неполноценности. Такой подход возник в эпоху Западноевропейского Просвещения и имел соответствующие параллели: «человек просвещенный – человек непросвещенный», «образованный – необразованный», «цивилизованный – нецивилизованный (дикий)». Уже в этот период были осознаны новые параметры определения (измерения) человека в соответствии с его внутренним развитием, подготовленностью к существованию в обществе.

Само понятие «культура», как известно, восходит к определенной деятельности по целенаправленному, осознанно заданному формированию природных образований в направлении, обусловленном человеческими потребностями, например, в еде или одежде. Это понятие в Древнем Риме первоначально выражало исключительно особенности крестьянского, земледельческого труда, отделив от дикой, свободно развивающейся природы природу, подпавшую под власть человека, утратившую свободу развития, т.е. свою непредсказуемость, дикость, самодостаточность. В этом случае понятие «культура» выступило как разделитель двух форм жизни – зависимой от человека и независимой от него.

Эта разделительная черта вскоре была перенесена и на общественную жизнь, в которой выделялись люди и даже целые народы, жившие, казалось бы, свободно, без правил, и люди, целые народы, которые соблюдали определенные, выработанные от поколения к поколению правила человеческого общежития. В силу этого понятие «культура» определилось в двух основных своих значениях: первоначальном, указывающем на вмешательство человека в жизнь природы, и производном (вторичном), указывающем на вмешательство общества в жизнь составляющих его людей. Понятие «культура» как культура человека стало омонимом понятия «культура» как культура растений и животных, преобразованных (перевоссозданных) волею людей.

В новом значении понятие «культура» просуществовало приблизительно до середины XIX века, т.е. до той черты, когда возникло и стало набирать свою силу представление обо всех народах как живущих по правилам своего общества в соответствии со сложившимися в обществе традициями и законами, в конечном счете, утверждавшимися и шлифовавшимися от поколения к поколению. В этом случае понятие «культура» приобрело дополнительное значение – «система правил и навыков, которые от рождения сопровождают человека и определяют формы его поведения, сознания и мышления». В этом новом откорректированном значении культура оказалась присуща каждому человеку, вне зависимости от его принадлежности к тому или иному народу. Так слово «культура» получило возможность выступать не только в единственном числе, указывающем на степень развития человека в рамках конкретного общества, но и во множественном числе, указывающем на различия самих обществ, цивилизаций, законов и правил, а, соответственно, и людей в ходе их исторического развития в условиях различных социальных и природных систем. Поэтому возникло понятие «культуры», указывающее на различие параметров и самого содержания, направленности развития, а, соответственно, и на различия критериев оценки самих стадий развития в зависимости от особенности тех или иных социальных систем.

В соответствии с новым содержательным наполнением понятия «культура» как степени развития в современной науке стали искать универсальные критерии, которые поставили бы определение степеней развития человека в состояние независимости от различия неоднородных, не тождественных друг другу социальных и природных систем. Эта направленность поиска привела к необходимости обратиться к истокам человека, его происхождению, т.е. самой первой разделительной черте, указывающей на не тождественность животного, даже такого развитого как человекообразная обезьяна, и самого человека.

Отличительной особенностью бытия человека от бытия животного является социальный статус, возникающий у человека при разложении, распадении первоначальных форм стадной жизни, когда первичные формы социальной организации животных, опирающиеся прежде всего на инстинкты самосохранения, из внешних условий переходят во внутренние условия человека, становятся его социальной психикой и социальной формой развития. В этом случае не под давлением внешних природных обстоятельств, а в силу своей собственной новой природы, человек выстраивает своё поведение и отношение к окружающим, свою деятельность как индивид, как органическая частица общего – формирующейся общины.

Прослеживая эволюцию поведения человека в системе социума, можно выделить три основных ступени не исторического развития, а человеческого становления или, иными словами, превращения человека внешнего, биологически заданного своим появлением на свет, в человека внутреннего, т.е. обладающего определенными формами доминантного целеполагания. В этом общем процессе становления человека нет различий между «цивилизованным» и «нецивилизованным», но есть различия между уровнями становления человека как уровнями его культуры, его социальной зрелости.

Первой необходимой потребностью родившегося человека является потребность в его собственной жизни, а, следовательно, в условиях, обеспечивающих его жизнь как простую форму бытия, существования. Первые формы сообщества людей возникали на основе стремления совместной деятельностью обеспечить эту форму бытия, т.е. создать коллективными усилиями, единой направленностью сознания необходимый и достаточный уровень существования. В начальных стадиях развития человечества он состоял из трех функций общины и каждого принадлежащего ей человека: обеспеченность а) в необходимом количестве качестве пищи; б) в необходимой защищенности от холода или жары в различных климатических условиях; в) в необходимой защищенности от нападения диких животных, а иногда и людей, посягающих на жизнь или ресурсы питания. Эти потребности, стоявшие в основе первичных форм организации общественной жизни, можно назвать витальными, т.е. термином, производным от латинского слова «vita», «жизнь».

Витальные потребности являются базовыми для любого человека, поскольку их содержание обусловливается потребностью в самой по себе жизни, побуждаются инстинктом и одновременно осознанным желанием жить. Но процесс развития человека не может ограничиваться этим состоянием, отделяющим его от животного только тонкой перегородкой первоначальной социальности, выражающейся первоначально только во внутренней установке каждого члена социума на создание и укрепление коллективного блага.

Само «коллективное благо» предполагает определенную соревновательность по отношению к окружающей природе, крупному животному и другому общинно-родовому или племенному сообществу. Эта соревновательность заставляет активизировать свои внутренние силы на то, чтобы переиграть соперника, как это происходит сегодня, например, в спорте. Данное «трудовое», «охотничье» и «игровое» напряжение является необходимым для того, чтобы именно ему, его социуму досталась добыча, а не сопернику, и чтобы самому не стать добычей другого, например, пещерного медведя или саблезубого тигра. Это напряжение развивает сообразительность, порождает новые, неожиданные действии, пробуждает и формирует новые внутренние силы и способности человека, которые со временем, в условиях благополучного сообщества, могут стать и самостоятельными ценностями.

Так формируется новая ступень в становлении человека. Член сообщества людей открывает для себя новый интерес к жизни, он узнает в себе новые возможности и способности и начинает получать удовольствие не только от самой жизни, но и от того, чем он её обогащает, что новое он в неё привносит. Он настойчив и подчас фанатически предан своему делу, он увлечен и в увлечении забывает обо всем на свете, он предан своему увлечению и чаще всего высоко продуктивен в своем увлечении. Для него уже не существуют ценности сытой жизни, плотские удовольствия, уют и покой. Он творчески одержим и в этой одержимости находит своё подлинное человеческое счастье. Так продвигается вперед наука упрямым стремлением выйти за грань познанного, заглянуть в будущее. Так продвигается вперед техника упрямым стремлением создать то, что за пределами известного, чего ещё никогда не было. Этим упрямством движется наука, философия, осуществляется социальный прогресс. Но эти одержимые, страстные люди по-своему эгоистичны, поскольку сосредоточены только на своем увлечении, на избранном деле, на любимом занятии, ничего не жалея для его успеха. Такой уровень становления человека и его культуры можно определить как уровень самореализации, ценной не только для человека, но и для социума, ибо его созидательная направленность обогащает общество новыми возможностями и ресурсами. Но эгоистическая составляющая самореализации может создавать определенный вакуум вокруг увлеченного человека, часто обрекает его на одиночество, лишает его простых жизненных радостей. Поэтому нельзя признать этот уровень культуры наивысшей формой развития человека.

Если обратиться к языку философии, то можно сказать, что витальный уровень и уровень самореализации предстают перед нами как противоположности в ходе развития. Витальный уровень – это стремление к сытости, плотскому наслаждению жизнью, а, следовательно, и к карьере, обогащению как средствам достижения избранных целей. Здесь мы можем встретить царство жестокости и цинизма, бездушия и беззастенчивого прагматизма, крайних форм эгоизма и все виды преступности, пренебрежение ко всем формам духовной жизни и надругательство над духовными ценностями общества. Вот мир, который, в конечном счете, создает для себя человек, вставший на путь оголтелого накопительства и соответственно этому остановившийся на первой ступени культурного развития, достигнув лишь одного отличия от животного - соревновательного превосходства в силе и наглости. Если в эпоху первобытности витальная в какой-то ранний период была нормой, ибо защищала внутренний мир общины от внешнего мира в конкурентной борьбе за средства выживания, то, выйдя за пределы раннего первобытного общества, она приобретает негативное значение, ибо уже стоит не на защите общины или племени, а обслуживает как правило конкретного индивида или его клан, направляя свою подавляющую разрушительную силу теперь непосредственно против общества как источника сдерживания и ограничения его скрытую или явную агрессию.

Уровень самореализации – это, во многом, безразличие к сытости и стремление к активной духовной жизни, начиная от простейших форм самораскрытия себя в спорте до более сложных процессов раскрытия себя в науке, искусстве и техническом изобретательстве. В данном случае самораскрытие, самореализация личности должны идти на пользу обществу как созидание, как обогащение новым опытом взаимоотношений с окружающим миром, новыми возможностями взаимодействия друг с другом и с природой. Культура самопроявления, самореализации в древнем обществе возникала как явление не защиты от внешнего мира, а защиты от застоя, от омертвения, когда возникали крупные объединения людей – племенные союзы, в которых накапливались ресурсы для поддержки творчества и созидания, пробуждая общество к развитию и накоплению внутренней силы, определению новых возможностей. Частично можно соглашаться с В.М.Межуевым, что культура – основа свободы, а открытие культуры было связано с возникшим пониманием независимости и свободы в развитии человека как от природы, так и от Бога. «Оно заключалось, видимо, в открытии особого рода бытия, обязанного своим существованием не Богу и не природе, а самому человеку как существу относительно свободному от того и другого, - рассуждает В.М.Межуев,- культура – всё, что существует в силу человеческой свободы в противоположность тому, что не зависит от человека, существует по собственным законам»[82].

Но у представителя культуры уровня самореализации оставался естественно возникший изъян, связанный с тем, что в своих увлечениях, в своем как правило бескорыстном стремлении к новому, к открытиям новых горизонтов духовного опыта человечества, он забывал о ближних своих, о реальных людях, становясь подчас безразличным и даже жестоким по отношению к их жизни, проблемам и судьбам. Здесь он выступал как человек эгоистического склада, не способный из-за своих увлечений видеть порой беды окружающих, даже очень близких людей. Это тяжелая плата за возможность погружаться в увлекшее человека дело. Человек самореализации творит, прежде всего, в силу внутренних своих порывов, не раздумывая всерьез о благе ближних, хотя он становится полезен обществу, сам не всегда осознавая это. А ведь бывает не только полезен, но и вреден, разрушителен. Самореализация человека может быть и враждебной культуре.

Высшим и полноценным уровнем культуры является уровень духовной элиты. Не следует с понятием «духовная элита» связывать снобизм, чванство и высокомерие богатых или знатных людей, представителей крупного капитала или высокопоставленных государственных чиновников. Духовная элита – это уровень культуры, когда не богатство или знатность, власть или сама по себе высокая образованность выделяют группы людей в какую-либо особую типологическую группу. Элитарная культура складывается, с одной стороны, из непрерывного творчества человека во всех формах его бытия, а, с другой стороны, его взгляд на мир тонко подмечает особенности той человеческой среды, с которой он себя идентифицирует, в которую он погружен. В этом случае он высвобождается от груза эгоистического неприятия окружающих людей, определенного отчуждения от их судеб, но в своем отношении к людям он проявляет знание жизни и осознанность, осмысленность любого поступка, продуманность и одновременно неизбежность в той или иной форме помощи и поддержки. Элитарная культура предполагает наличие взаимосвязи, гармонии внутреннего и внешнего мира человека, уравновешенность сил и взвешенность отношений. Это своеобразный предел духовной зрелости, который не закрывает путь дальнейшего развития, но, наоборот, на этом уровне открывает бесконечный простор жизни и творчеству.

Концепция уровней в культурологии может быть переведена на систему тестов, она может быть шкалирована и использоваться как своего рода измерительный прибор, определяющий уровни культуры. Но она может выступать и как теоретическая база прогнозирования в поведении и действиях человека, являющего собой тот или иной уровень культуры.

В основе выделения уровней культуры, и соответственно – культурности – разные доминирующие потребности человека или социальной группы. На низшем уровне – это потребности выживания и обеспечения собственной жизни. На втором – потребность в самопроявлении, самореализации, в жизни интересной и целенаправленной. На третьем – определяющими являются потребности в собственно духовном богатстве, накапливаемом и реализуемом в отношениях с окружающим миром, с другими людьми. Разумеется, речь идет о том, что в каждом случае доминирует, а не о том, что можно совсем обойтись без удовлетворения, скажем, витальных потребностей. Но ведь и их удовлетворение может быть близким к скотскому или более окультуренным, оформленным, облагороженным.

Конечно, между уровнями мы находим много промежуточных ступеней в восхождении к высокой полноценной культуре, и каждая ступень будет отличаться своим своеобразием и заслуживать самостоятельной характеристики. Но общая тенденция раскрытия доминант сознания в ходе целеполагания жизненного процесса и выработки определенных ценностных ориентаций в сфере культуры может дать основание для оценки культуры человека и прогнозирования его общих жизненных устремлений, поступков и действий.

Представления об уровнях культуры и культурности вполне согласуются с ценностно-гуманистическим видением культуры и ее развитием. То, что мы называем ценностями культуры видимо, по-разному осваивается людьми, в разной мере реализуется в жизни человека и человеческих сообществ. При этом, конечно, не безразлично, что же именно мы именуем ценностями культуры.

 

Ценности культуры

 

Опять-таки, неоднозначно трактуются содержание исходного понятия «ценность» и производного «ценность культуры». На смыслах этих понятий сказалось обыденное их употребление в очевидной, вроде бы, связи со словами «цена», «оценка». Даже когда речь идет о ценностях именно культуры, частенько проскальзывают представления о бытийности как вещности ценностей и о значимости как главном их признаке. Хотя уже в 80-е – 90-е годы Х1Х века философы-неокантианцы пришли к выводу, что мир делится на Бытие и Ценности, которые – вне и «над» Бытием, и, являются для человека сущностно значимыми, не существуя в обычной практике, но проявляясь в духе, в культуре.

И до и после этого ценность слишком часто отождествлялась со значимостью в узком понимании последней. В советской науке, например, ценность приравнивалась социальной значимости, трактуемой как общественная полезность. Впрочем, опираясь на классическую философскую традицию, на размышления о ценностях неокантианцев представителей «философии жизни», а в России – С.Л.Франка, Н.О.Лосского, - некоторые советские философы (И.С.Нарский, О.Г.Дробницкий, В.П.Тугаринов, М.С.Каган и др.) пытались преодолеть ограниченность как узкоутилитарного, так и чрезмерно абстрактного подходов к проблеме ценностей. В 90-е годы ХХ века в России начала как бы заново развиваться концепция ценностного постижения культуры.[83]

При этом ценность стала рассматриваться как отношение, в философском смысле термина «отношение». Не как «отношение к» (оценка), а как «отношение между», выражение глубинного уровня взаимодействий.[84] Ценности стали рассматривать в качестве проявлений, реализаций межчеловеческих отношений, которые, в отличие от субъектно-объектных отношений людей с миром, стали именовать «субъектно-субъектными» (М.С.Каган, Г.П.Выжлецов и мн. др.).

Думается, однако, что хотя человек – непременный участник любых ценностных отношений, сами эти отношения не обязательно – межчеловеческие. А выражение «субъект-субъектные отношения» представляется научно некорректным. Проявлением и реализацией отношений между людьми (межчеловеческих) являются, по-видимому, только нравственные ценности. А, скажем, эстетическое отношение – межчеловеческое разве что опосредованно, ибо это отношение как раз между человеком и любым предметом действительности, с которым человек по-человечески чувственно взаимодействует. Предмет, становясь объектом эстетического отношения, конечно, одухотворяется и воздействует на субъекта теми значениями, ценностными смыслами, которые выражены в его предметности, в форме в частности. Эти ценностные смыслы не принадлежат целиком субъекту отношения, не вносятся им в объект. Но они не принадлежат целиком и объекту, не превращают его в субъект. Ваза, которой любуется человек не субъект, а объект эстетического отношения. Ценностные смыслы, само отношение, порождаются в процессе взаимодействия человека, субъекта эстетического отношения и «предмета», ставшего объектом. Эстетическое отношение – субъектно-объектное, но специфическое, отличающееся от познавательных, преобразовательных отношений. Отличающееся тем, что в данном случае во взаимодействии человека с «предметом» (или объектом) в предмете этом воплощается ценностное содержание, носителем которого он становится в ходе взаимодействия. Да, он очеловечивается, но, повторяю, не превращается в субъект, не перестает быть, хотя и своеобразным, но объектом отношения. Если же, как считают, своеобразие его таково, что его уже нельзя называть объектом, тогда и второго участника отношения называть субъектом невозможно. Ведь субъект, оставшийся без объекта, - не субъект. Только в обыденном употреблении слово субъект обозначает просто человека с определенными свойствами (подозрительный субъект). В науке понятие «субъект» с ХУ11 века используется в как обозначение психолого-теоретико-познавательного Я, противопоставленного чему-то другому, не-Я, предмету, объекту.[85] Ничего принципиально не меняется и если мы рассматриваем субъект как активно-деятельное существо, практически, духовно-практически или духовно взаимодействующее с объектом. Нет никакого смысла в том, чтобы «оторвать» одно от другого и называть человека субъектом, а человеческое в отношениях – «субъектным». Отношения между людьми – просто межчеловеческие. И очеловечивать, к примеру, природу до такой степени и для того, чтобы называть ее субъектом, нет необходимости. Других же субъектов, кроме людей в их отношениях с объектами, мы пока что не знаем.

Другое дело, что ценностные отношения – это специфические отношения, реализуемые в ходе взаимодействий человека с «предметами», являющимися носителями отношений, ценностей. Это может быть и не предмет как таковой, не вещь, а другой человек. Главное помнить, что, скажем, не Храм сам по себе – ценность религиозной культуры, а Вера, воплощенная в Храме как носителе ценности. Чаще всего, когда мы говорим о ценностях культуры (памятниках), то упоминаем как раз о носителях ценностей. Храм ведь является носителем и религиозных, и нравственных, и эстетических ценностей, если есть люди, во взаимодействии с которыми это ценностное содержание может реализоваться. И именно, будучи носителем всего духовного богатства, храм и сам, в целом ценность. То же самое относится и к обряду, ритуалу, произведению искусства.

Ценности культуры всегда, так или иначе, воплощены, опредмечены в самых разнообразных носителях. В них воплощены духовные, ценностные смыслы.

В звуках слова «здравствуйте» нет вроде бы ничего от ценности. Но в этом слове, в обычае его употребления заключено глубокое содержание доброго отношения одного человека к другому, тому, кому желают здоровья. Слово это произносится уже давно, часто по привычке. Это – форма приветствия, и для здоровающегося человека она может быть пустой, бессодержательной, характеризующей лишь усвоение внешности культурного поведения. Человек ведь может поздороваться, подумав при этом: черт бы тебя побрал! Но в самом обычае здороваться духовное содержание есть, и оно может актуализироваться, возобновляться в полной или не полной мере при контактах между людьми. И даже чисто внешняя, порой вынужденная учтивость имеет некоторый культурно-содержательный смысл, вводя человека невоспитанного в поле ценностей культуры.

Помимо всего вышеотмеченного, представляется важным различаать не только «ценность» и «оценку», не только отличать ценности от их носителей, но и «ценности культуры» от иных ценностей. Ценность вообще часто определяют как термин, используемый для указания на социальное и культурное значение определенных явлений действительности. Вообще говоря, ценности – это то, что особо, сущностно, позитивно значимо в жизни человека и общества. В таком широком понимании ценностями являются, например: здоровье, семья, дети, имущество, некоторые ценимые людьми вещи, ванна для литейщика Ивана Козырева (Вл. Маяковский). Но в то же время, ценности – это и родина, и красота, и добро, и истина, честность, порядочность, другой человек, наконец. Драгоценности могут быть сущностно значимы, если вызывают эстетический восторг, если они – знаки любви, если хранят и будят память о предках.

Оценка, субъективное представление об особой значимости чего-либо, - момент ценностного отношения, не обязательный, кстати. Имущество человека, его здоровье, как ценности, несводимы к оценке. Здоровье сущностно значимо, даже если этот человек его не ценит, не бережет. Кроме того, то, что вроде бы очевидно ценно, может и не выступать в своей ценностной данности. Имущество в древних цивилизациях было одной из высших ценностей. В Древнем Египте отец писал сыну, что «с хорошо устроенным имуществом» ничто в мире не сравнится. Имущество и сейчас ценно. Но мы-то знаем, оно может стать обедняющим человека, который оказывается слишком зависимым от него, подчиненным ему, его рабом.

Такие ценности жизни как здоровье, богатство, вещи, комфорт – во многом обеспечиваются развитием цивилизации. Некоторые из них и называются не ценностями, а достижениями цивилизации. Их культурные смыслы зависимы от конкретных условий их создания и использования, от того, как они включены в отношения между людьми.

Автомат Калашникова – ценность высокого порядка, когда надо сохранять и защищать человечность, родину, жизнь, и не только свою. Но тот же автомат, как совершенное орудие убийства, если и ценность, то явно не в плане культуры.

Ценности жизни многообразны. Г.Риккерт справедливо отмечал, что их состав определяется еще и тем, какой смысл мы вкладываем в понятие «жизнь». Сам он употреблял его в узком значении. И поэтому заключил, что действительные ценности, культурные блага составляют «противоположность жизненности жизни». Думается все же, ценности культуры тоже относятся к ценностям жизни, при более широкой, чем у Риккерта, ее трактовке, включающей в понятие «жизнь» и жизнь духа (что, собственно, Риккерт понимал). Но это действительно ценности своеобразные: и потому что – духовные, и потому, что даже духовные – не все. Сфера духа очень разнообразна. Интеллект, если он – «убийца во мраке» (А.Бергсон), сомнительно ценностен в качестве момента культуры. Научная идея может быть ценностно-нейтральной. Когда говорят о духовности, позволительно спросить, о какой? Дух отрицанья, дух сомненья – это еще хорошо. А если дух дьявольский? Кто сказал, что духовное может быть только со знаком плюс? Если зло позитивно значимо для кого-то (не просто названо добром), то оно ценность чьей-то жизни. Но не ценность культуры. Правда, если не понимать под культурой просто все то, что не природа. Культура в принципе человечна. Она представляет собой развивающиеся формы человечности.

В общем, поэтому ценность культуры – это особая объективная положительная значимость чего-либо в духовной жизни конкретного человека, социальной группы, общества, воплощаемая в разнообразных носителях значимости и выражаемая в знаках и знаковых системах данной культуры.

Добро, скажем, – очевидная ценность жизни и культуры. И не надо говорить об относительности добра. Каждый знает, что такое добро, хотя бы в отношении к нему самому. Носители добра – разнообразны. И имущество может выступить в качестве добра. Недаром в русском языке слово «добро» означает и имущество. Добро же, которое считается одной из высших ценностей культуры – это ключевая нравственная ценность. Это одно из отношений между людьми, одно из выражений человечности человека, воплощенное в различных носителях, выступающее в разных модификациях. Честность – это добро (а нечестность – зло), так же как порядочность, милосердие, справедливость, деликатность и т.д. И все, что мы именуем общечеловеческими ценностями – таково же. Истина, как ценность культуры, - не безлична. Реализуемая истина – это жизнь «по правде» именно в отношениях с другими. Вера во что бы то ни было, в кого бы то ни было, если она ценность культуры (а не всякая вера – ценность культуры), реализуется тоже в человеческих отношениях, действиях. Свобода, ставшая культурной ценностью, - немыслима без ответственности и не разъединяет, а объединяет людей. Любовь – тем более. В наслаждении красотой светится человеческое отношение к одухотворенному миру.

То, что называется общечеловеческими ценностями, есть, конечно, некие абстракции. Нет в реальности добра вообще. Но Добро-то есть, реализуемое в его разных модификациях, воплощаемое в разнообразных формах, носителях. То же и с Истиной, и с Красотой, Верой, Свободой, Любовью. В этих предельных понятиях фиксированы разные грани человечности человека. Древние греки все их видели в единстве, как Благо. Нам более свойственно видеть в них проявления культуры – реализуемого умения и желания творить и ценить Добро, Истину жизни, Красоту, способности действительно веровать, любить, быть, а не казаться свободным.

Ценности культуры в их реальном бытии, действенности тесно связаны с тем, что назывеатся нормами и идеалами.

 

⇐ Предыдущая9101112131415161718Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: