Гражданская война: до и после

Гражданская война (I860—1865), кровавая и разрушительная, явилась той скалой, о которую разбилось американское общество. Она явилась, кроме того, той пограничной чертой, которая разделила историю американского права на две части: до и после. Она представляет собой провозглашение конца эры «освобождения энергии» — периода бума в городском и сельском строительстве, периода западной экспансии и первых железных дорог, когда экономикой управляло сельское хозяйство. После войны наступила новая эра,—эра развития фабричного производства и больших городов, эра потомков иммигрантов из Восточной

Европы, эра машинных технологий и индустрии, эра, ознаменовавшаяся потерей доминирующей роли сельской Америки.

Война явилась водоразделом. Она покончила с рабством, хотя, конечно, не привела к золотой эре для чернокожего населения Америки, бывшего ранее в рабстве. Как только война была закончена, южные штаты приняли новые дискриминационные законы—так называемые черные кодексы—с целью сохранения на возможно длительный период старого образа жизни, удерживая чернокожее население на указанном ему месте, дав им столь мало прав, сколь это было возможно. Но Север не собирался с этим мириться, была произведена переброска войск, и под давлением присутствия вооруженной силы кодексы были отменены, и вскоре внесенные три новые поправки к Конституции (Тринадцатая, Четырнадцатая и Пятнадцатая) стали костью в горле Юга.

Тринадцатая поправка раз и навсегда ликвидировала рабство и «недобровольную службу».

Пятнадцатая поправка давала чернокожему населению право голоса: ни один штат не мог лишать человека права голоса «на основании расовых различий, отличия в цвете кожи или прежних условий службы».

Четырнадцатая поправка делала «всех лиц», рожденных в Соединенных Штатах (включая, конечно, и чернокожее население), полноправными гражданами штата и страны.

Другим ее положениям (особенно фразам «надлежащий прогресс» и «равная защита») была уготована судьба иметь богатую, сложную и в конце концов славную историю.

Менее благополучно складывалась история взаимоотношений черных и Конституции в 19 веке. В конце 1860-х и начале 1870-х годов чернокожие получили некоторую политическую власть на Юге страны. Но все это закончилось, когда к власти пришло правительство «белого большинства». К 1900 году не многие черные рисковали участвовать в голосовании на Юге. Федеративное правительство практически ничего не предприняло для предотвращения лишения части населения гражданских прав. Реальные изменения произошли только после принятия в 1965 году жесткого закона об избирательных правах граждан США.

Время, наступившее после окончания Гражданской войны, было временем, когда правительство в той или иной мере стало играть все большую и большую роль в экономической жизни, особенно северных штатов. Такое развитие событий было неизбежно предопределено вступлением Америки в новый век—век индустрии. Большой бизнес все больше сталкивался с растущим рабочим движением. Те вопросы, которые не могли быть решены за столом переговоров (иногда потому, что работодатели отказывались вести переговоры) или путем пикетов на улицах, выливались в дела, разбираемые судами и законодательными собраниями. Легислатуры штатов принимали сотни новых законов по вопросам, возникающим в индустриальном обществе: оплаты и продолжительности рабочего дня, имущества компаний, сертификатов, удостоверяющих, что продаваемый товар произведен членами профсоюза, потогонной системы, работы женщин и детей и т. д.

В этот период государственное регулирование бизнеса стало распространенным явлением и (впервые) приняло общенациональный масштаб. Это было время Междуштатного торгового акта (1887), который основал Междуштатную торговую комиссию, первое из национальных агентств по регулированию бизнеса. В 1890 году Конгресс принял Акт, Шермана. Этот закон практически создал новую отрасль права: антитрестовское, антимонопольное законодательство. Именно эта отрасль права имеет дело с положениями и другой деловой практикой, которая ограничивает торговлю или (в теории) наносит вред конкуренции. Административное право непрерывно развивалось с конца 19 века и сегодня достигло гигантских размеров, превышающих все остальные отрасли права.

Новый курс, взятый Франклином Д. Рузвельтом в 1930-х годах, был следую-

щим важным водоразделом в правовой жизни. Великая депрессия разрушила экономику, в некотором смысле Новый курс был вынужденным ответом на этот отчаянный кризис. В другом смысле Новый курс просто ускорил процессы, которые уже имели место, процессы регулирования, в которых размах государственного вмешательства возрастал непрерывно и постоянно. Закон вторгался все в новые и новые области жизни. Во времена Нового курса федеральная система драматически изменила свою направленность, и современное процветающее государство выросло на руинах, оставленных депрессией и войной.

СВОБОДА И ПРАВО

Практически в любом обзоре путей развития американского права легко можно проигнорировать (или принять как должное) то, что поражало в 19 веке практически каждого приезжающего в страну со страшной силой: да, да, наш удивительный уровень личностных свобод. В течение большей части своей истории американцы не уставали поздравлять себя с этим. Они могли и переусердствовать в этом. Каждая нация желает похлопать себя по плечу в знак одобрения;

Америка тут не была исключением.

В 1960-х годах возникло внезапное охлаждение «патриотических» чувств, особенно по отношению к школьным учебникам, в которых в розовых красках была расписана американская история. Историки вполне резонно отмечали, что история расовых взаимоотношений была кровавой и трагичной. Они ткнули нас лицом в некоторые факты, которые многие люди чрезвычайно хотели бы забыть. Они напомнили нам, что в 19 веке свобода и справедливость были отнюдь не для всех как с юридической, так и с социальной точек зрения. Чернокожее население не пользовалось американской свободой и благосостоянием в равной мере с белым. Женщины также (половина населения!) были юридически и социально ущемлены.

Были и другие позорные страницы в американском развитии. Обращение с коренным населением представляло собой гнусную и позорную историю. В лучшем случае оно обманывалось и лишалось собственности, в худшем—хладнокровно истреблялось. Бюро по делам индейцев никогда не понимало или не пыталось понять культуру этих «дикарей» и проводило преступную политику, — политику ассимиляции. Китайцы на Западном побережье были подвержены правовой и социальной дискриминации в конце 19 века. В течение второй мировой войны американцы японского происхождения по сфабрикованному обвинению в шпионаже были интернированы в специальные лагеря, находившиеся в пустынях.

В первой половине 20 века иммиграционное законодательство было расистским по своей сути, азиаты не допускались в страну или не могли стать ее гражданами. В Калифорнии они не могли даже владеть землей. Терпимость перестала быть достоинством большинства в 19 веке по отношению к мормонам..Федеральное правительство жестокими законами проводило преследование этой церкви и шло дорогой истребления этого вероизъявления. Одни лидеры церкви были брошены в тюрьмы, другие ушли в подполье. Преследования прекратились только после того, как мормоны отказались от проповедования полигамии (1890).

Это просто устрашающий список. И все же, несмотря на все это, строгий подсчет деяний перевешивает чашу, на которую положена Свобода.

Большую часть нашей истории мы действительно были одной из самых свободных, наиболее демократических, наиболее «равноправных» стран в мире. Если мы и были плохи в чем-то, то другие страны были (и есть) еще хуже. Америка никогда не была однотонной, она всегда представляла собой конгломерат добра и зла, плюсов и минусов. Она начиналась как эксперимент, позволяющий людям управлять их собственной страной. Не всем людям, но гораздо большему числу,

4—1188 49

чем это было дозволено в Англии или Франции или любой другой стране. Этот эксперимент работал. Но это также означало, что право отражало и должно было отражать вешние воды людских чувств. Оно никогда не могло слишком надолго отдаляться от середины. Оно могло выражать «идеалы», оно могло выражать «просвещенное мнение», но оно никогда не могло быть значительно лучше или хуже личности людей, выражающих в нем свои мысли. Это было его слабостью, но также и его силой.