Современный пример: случай палимонии

Социальные силы постоянно создают и пересоздают право. Мы часто становимся свидетелями того, как это происходит буквально на наших глазах. Еще один пример такого рода представляет собой дело о «палимонии» Марвин против Марвина. Ли Марвин, актер кино, и певица Мишель Триола жили вместе в течение семи лет. Они никогда официально не состояли в браке. Но Мишель Триола называла себя Мишель Марвин, и они вели себя во всех отношениях как муж и жена. Потом их отношения прекратились. В 1970 году Мишель Марвин подала в суд на Ли Марвина, требуя половину заработанных им за эти семь лет денег — более миллиона долларов. Она утверждала, что он в свое время обещал ей эту долю дохода за ее обещание прийти к нему и жить с ним, что она и сделала.

Процессуальный суд Лос-Анджелеса не принял дело к рассмотрению. Он осно-

вывался на длинной череде прежних решений, которые отказывались подводить судебную основу под такого рода соглашения. Жить вместе вне брака в глазах закона считалось аморальным; и любой предполагаемый договор о такого рода поведении не должен был иметь юридической силы. Мишель Марвин апеллировала к высшему суду Калифорнии, и тот с соотношением голосов шесть к одному пересмотрел решение низшего суда. Процессуальный суд, гласило заключение, действовал слишком поспешно; Мишель вправе была ожидать лучшего обращения. Ей должно было быть разрешено отстаивать свой иск в суде. Суд отослал дело обратно в низший суд для слушания.

Мнение высшего суда Калифорнии было техническим и изобиловало юридическими нюансами. Эти тонкости, конечно, прошли мимо внимания миллионов людей, прочитавших о деле в газетах или услышавших о нем в вечерних новостях. Только горстка адвокатов читали настоящий текст. Общественность поняла, однако, одно: дело Мишель открыло дверь новому виду судебных тяжб. Статус совместного проживания больше не являлся внеправовым, стоящим на краю респектабельности и законности. Он являлся или мог создавать определенные правовые отношения, из него могли вытекать некоторые права и обязанности, и суд должен был придавать силу любым соглашениям, которые могли заключаться партнерами.

Высший суд Калифорнии придал юридической доктрине новое направление — но какое? Один момент кажется очевидным как простому обывателю, так и адвокату:

изменились представления о нравственности. Бюро переписи населения оценивало число пар, живущих вне брака в 1978 году, примерно в 2,2 миллиона человек. Их число резко возросло с 1970 года; совместное проживание становилось год за годом все более популярным.

Члены высшего суда Калифорнии живут в том же обществе, что и все мы. Судьи имеют глаза и уши, они читают газеты и смотрят телевизор. Они определенно знакомы с людьми — возможно, это их собственные дети, — которые живут вместе вне брака. Сожительство является образом жизни, как к нему ни относиться, и оно распространено во всех социальных слоях общества. Нет ничего удивительного в том, что, когда социальное устройство меняется, юридические права и обязанности тоже претерпевают изменения. Суд Калифорнии в каждом пункте своего решения утверждал, что дело Марвин против Марвина на самом деле не порывало с прежним правом. Суды вообще любят подчеркивать непрерывность права, даже в тех случаях, когда они создают новые доктрины. Но суд также честно сослался на изменившийся социальный контекст, на «радикальные» перемены, имеющие место в «общественных нравах».

Победа Мишель Марвин в высшем суде Калифорнии не удовлетворила ее иск. Теперь в судебном разбирательстве должны были быть оценены факты. Новый судебный процесс был долгим и жарким. Он украшал заголовки газет и сопровождался сплетнями и скандалами. С юридической точки зрения конечный продукт был в некотором роде мизерным. Мишель Марвин одержала весьма скромную победу, настолько скромную, что она была сродни поражению. Она выиграла что-то порядка 100 000 долларов. Это было мелочью по сравнению с размером ее иска. Вероятно, она не смогла выиграть больше, поскольку ее доказательства были слабы. Она настаивала на том, что она и Ли Марвин пришли к «соглашению», но она не имела никаких свидетельств этого. В конце концов обе стороны надеялись на победу. Один момент однако был ясен, хотя от этого Мишель Марвин не было ни тепло, ни холодно: закон изменился. Никакие моральные или юридические барьеры не стояли более на пути исков, подобных этому, по крайней мере в Калифорнии.

Социальная революция затронула одну область права, в одной точке пространства и времени. Система прав и обязанностей была перестроена. Но такая перестройка не проходила, насколько мы можем судить, с предписанной железной логикой. Распространение сожительства означало, что этот вопрос всплывет где-то на поверхности правовой системы. Юридические изменения должны были произой-

ти; но решение калифорнийского суда ни в коем случае не было неизбежным или предопределенным. Никто не может сказать, какую конкретно форму примет очередная правовая модель в данное время и что она будет отражать наилучший способ управления ситуацией. Мы можем только сказать, что ранее существовавшая схема была обязана принять новую лучшую форму, более подходящую новым фактам, чем прежняя.

Какое воздействие в свою очередь оказало дело Марвин против Маркина на общество? Дело было известным, точнее, пресловутым. «Нью-Йорк тайме» опубликовала семнадцать статей по этому делу в период с 1976 по 1979 год. Журнал «Тайм» отразил это все в рассказе, и то же сделал «Плейбой»; комики шутили по этому поводу по телевидению, в журналах появлялись карикатуры. Слово или по крайней мере некоторые слова получили распространение. Миллионы людей узнали, что закон изменился. Их знания были туманными и неточными, но они реально почувствовали, что нечто случилось.

То, что произошло потом, вряд ли может вызвать удивление. Уже другие разочаровавшиеся любовники стали брать свои реплики из дела Марвин против Марвина. За два года, следующих за калифорнийским делом, около 100 судебных процессов подобного рода было зарегистрировано. Во многих штатах дела доходили до высших судов по аппеляции. Здесь конечный продукт был разным. Некоторые штаты хватались за свои ружья; другие — Орегон, Миннесота, Нью-Джерси и Аляска — взбирались на новую лошадь и следовали курсом, проложенным прецедентом решения по делу Марвин против Марвина. Эти дела и определили общую тенденцию.

Изменилось ли что-то, помимо права, после дела Марвинов? В некотором смысле да. Некоторые богатые люди, имеющие «сожителей», несомненно, стали более осторожными в своих поступках и словах. Дело побудило ряд людей проконсультироваться со своими адвокатами; некоторые пары, проживающие вместе, составили контракты, в которых оговаривались права и обязанности каждой стороны и претензии, которые каждая сторона, возможно, могла бы предъявить на денежные доходы партнера. В который раз мы можем обратиться к метафоре места. Социальные силы направляют закон в одном направлении, но раз уж закон изменился, то новые силы и новые построения вступают в игру, право само начинает влиять на поведение людей. Высший суд Калифорнии отреагировал на социальные перемены;

он формализовал и по-новому заявил о проблеме, вновь определил вопрос и (в свете гласности) вызвал новые ожидания. Это дело также, вероятно, помогло, хоть и в меньшей степени, придать законность образу жизни, который в прошлом возмущал всех респектабельных людей. Конечно, многие люди продолжают думать, что сожительство аморально. Без всякого сомнения, они не одобряют того, что сделал высший суд Калифорнии. Но суд не изобретал и не способствовал распространению сожительства.

Изменения в морали, нравственности, образе жизни — изменения в культуре и ожиданиях — создают новые потребности, которые оказывают давление на правовые институты, включая суды. Эти институты затем также изменяют свое поведение согласно тому, куда их тянут и толкают соперничающие социальные силы. Правовые нормы, процессы и способы поведения перемещаются вправо или влево, вверх или вниз. Новая юридическая ситуация придает обычаям более жесткие формы, усиливает определенные ожидания, несет в себе новые идеи, тонко изменяет культуру. Она меняет образ мышления и взгляды на жизнь, как призма изменяет направление световых лучей. Этот процесс непрерывно происходит в обществе.

Рассмотрим еще один пример. Законодательство по вопросам окружающей среды является целой новой областью, расцветшей в последние годы. Оно зародилось в основном вместе с движением в защиту окружающей среды. Это движение появилось не внутри правовой системы. Оно началось вовне, в обществе. Оно зародилось в умах и вылилось в закон. Но сегодня эта область права представляет

большую, важную и осязаемую реальность. Адвокаты и общественность говорят об «официальных отчетах о воздействии на среду», «списках видов, находящихся под угрозой», «поправках о чистом воздухе» и так далее. Законодательство по окружающей среде в свою очередь дает механизмы в руки групп, выступающих в защиту окружающей среды, которые эти группы могут использовать для того, чтобы оказывать давление на общество, подвигая его еще дальше в выбранном ими направлении.

Дорога социальных перемен не является ровной и безболезненной. В лучшем случае она просто ухабиста. Движение в защиту окружающей среды, например, постоянно вызывает споры. Многие люди полагают, что «дела зашли слишком далеко». Они считают, что «экстремисты нанесли вред экономике, и все это ради нескольких деревьев или рыб. В 1970-е годы стало заметным важное контрдвижение. Некоторые из его лидеров получили политическую власть. Джеймс Ватт, министр внутренних дел при президенте Рейгане до конца 1983 года, вышел из этого движения. Споры бушевали и бушуют вокруг выдачи лицензий нефтяным компаниям на добычу нефти в прибрежных водах Калифорнии, вокруг добычи угля на общественных землях, вокруг ядерных отходов, вокруг строительства каналов и так далее. Обе стороны тянут и толкают — в судах, законодательных органах, во время предвыборных кампаний. Они борются за доктрины и нормы, сырой материал законодательства. Область права, касающаяся окружающей среды, находится в постоянном движении.

Каждая крупная перемена в социальном поведении оказывает влияние на закон. И каждая крупная перемена в области права имеет свои корни в изменениях, происходящих вне ее, в социальном поведении. «Кризис недобросовестной медицинской практики» на поверку выглядит как чисто юридический кризис. Вдруг возник всплеск судебных тяжб против докторов и больниц, это побудило или напугало страховые компании, взметнувшие ставки страхования для докторов на небывалую высоту; доктора обратились к законодателям, чтобы те обуздали процессы по деликтам. Но в целом кризис был бы немыслим без глубоких изменений в организации медицины. Взаимодействие докторов и пациентов, структура медицинской практики, рост специализации, развитие современной хирургии и фармакологии совместными усилиями изменили взаимоотношения докторов и пациентов; и юридические нормы этих сумасшедших дней неизбежно должны были быть сметены.

Борьба вокруг смертной казни также демонстрирует то, как суды и право подвергаются воздействию внешнего давления. В сражениях вокруг высшей меры наказания суды часто оказывались в самом центре внимания в качестве главного действующего лица. Но они на самом деле не являлись центральными персонажами в этом сражении. Уровень преступности, его влияние на общественное мнение, далеко идущие изменения в расстановке политических сил — вот что определяет исход этой борьбы.

Однако в любом случае видимая масса, объем права, продолжает расти. Куда это ведет нас? И можем ли мы сказать что-нибудь о тенденциях?