Теория и эмпирический факт

Талкотт Парсонс.

О структуре социального действия

 

УДК 316.3 ББК 60.5 П18

Парсонс Т.

П 18 О структуре социального действия. — М.: Академический Проект, 2000. — 880 с.

ISBN 5-8291-0016-9

© Parsons Т., 1937,

© Академический Проект, оригинал-макет, оформление, 2000

 

 

Предисловие

Талкотт Парсонс, безусловно, один из самых крупных и интересных социологов-теоретиков XX столетия. Ко времени, когда появились на страницах научных журналов его первые статьи, в Европе, разоренной мировой войной и социальными катастрофами, стоящей на пороге еще более тяжелых соци­альных потрясений, сходит со сцены первое поколение вели­ких создателей социологической теории (Эмиль Дюркгейм умер в 1918 г., Макс Вебер — в 1921 г., В. Парето — в 1923 г.; Ф. Тен­нис еще писал свои работы, но был отстранен от преподава­ния, и связи его с международной научной общественностью были в значительной степени прерваны), а США, хотя быстро набирали научный потенциал, все-таки оставались еще пока окраиной научного мира. В1978 г., когда Т. Парсонс умер, США превратились в сильнейшую научную державу. Значение Пар-сонса как ученого не только в том, что он способствовал этому превращению (хотя, конечно, свой немалый вклад он вложил в этот процесс), но, что важнее для мировой социологии, он осу­ществил преемственность в развитии социологической теории. Глубоко вникнув в работы социологов-классиков (по преиму­ществу европейцев) и проникнувшись их идеями, он ассимили­ровал богатейший потенциал их теоретических разработок в свои концепции, которые по этой причине никогда не отлича­лись беспочвенностью и не страдали поверхностностью. Обра­щаясь к теоретическим работам Т. Парсонса, мы всегда ощу­щаем в них этот глубинный и богатейший пласт — бережно

сохраненное наследие классического периода социологии, не устаревающее и плодоносное и в наши дни.

Жизнь Т. Парсонса очень бедна внешними событиями. Родился он в 1902 г. в г. Колорадо-Спрингс (штат Колорадо) и всю жизнь проработал в Гарвардском университете. Был пред­седателем Американской социологической ассоциации (избран в 1949 г.), членом других социологических учреждений, в част­ности возглавлял в 60-х гг. комитет по связям с советскими со­циологами, был уважаемым профессором, пережил период ис­ключительной популярности в научных кругах, когда почти все вновь появляющиеся научные сочинения пестрели ссылками на его работы, и период сильнейшей критики, когда за его кон­цепциями отрицалось какое бы то ни было значение, и период забвения в 70-х гг., — но всегда оставался самим собой, очень простым в жизни и в поведении¹, интенсивно работающим уче­ным, выпускавшим книгу за книгой, даже когда интерес к его работам уже сильно упал. Предвидел ли Т. Парсонс новое оживление внимания к его концепциям, неизвестно, но он твер­до верил в то, что они имеют для науки определенную ценность. До новой волны интереса к концепциям того типа, разработке которых он посвятил свою жизнь, он не дожил, но работы его остались в науке и, по-видимому, дождутся своего часа.

Наиболее ранний интерес Т. Парсонса лежал в области по­литической экономии, о чем говорит одна из самых ранних его статей «Капитализм в современной немецкой литературе: Зомбарт и Вебер» (1928,1929)².

¹ Один из отечественных социологов, встречавшийся с Т. Парсонсом, сказал в беседе со мной: «У него было такое простое лицо, что если бы я случайно встретил его на улице, я бы ни за что не подумал, что этот человек занимается наукой». Любопытно, что такое впечатление производил ученый, писавший невероятно сложные работы и строивший очень глубокие и тщательнейшим образом разработанные концепции! В конце данного тома, в материалах «круглого стола* социологов, посвященного судьбе теории
Т. Парсонса в России, можно найти также воспоминания и о нем самом. Парсонс несколько раз приезжал в Россию, делал здесь доклады и встречался с социологами.

² Для удобства читателя мы перевели на русский язык названия статей Т. Парсонса 20-х—начала 30-х гг. (которые никогда не переводились на русский язык). Оригинальные названия читатель найдёт в «Библиографии работ Т. Парсонса» под соответствующим годом (см. Приложение).

Другая статья указывает на содер­жание этого интереса — «Желания и активность в учении Маршалла» (1931). Очевидно, что проблемы мотивации активности должны были привести его в социологию, ибо, начиная с конца XIX века, эта проблема «вербовала» в социологию ученых-эко­номистов. Именно в этот период экономисты, работавшие с теоретическими концепциями, находились в состоянии перма­нентного восстания против модели «экономического челове­ка», введенной в экономическую теорию еще Адамом Смитом. Их раздражали «бедность» и «одноплановость» этой абстрак­ции, и они вновь и вновь приходили к мысли, что ее нужно обо­гащать и развивать. За материалом, долженствующим послу­жить развитию модели «экономического человека», они обращались к психологическим теориям, но чаще— к социоло­гическим. Многие, заинтересовавшись проблемой мотивации деятельности, так и «оставались» в социологии, становились социологами, иногда крупными, обогащая ее своими работами (что прежде всего нужно сказать о Максе Вебере и Вильфредо Парето). Тема взаимодействия политической экономии и соци­ологии была уже ко времени Т. Парсонса, можно сказать, тра­диционной, особенно для экономистов.

Т. Парсонс идет здесь отчасти уже проторенным путем, о чем говорят его статьи начала 30-х гг. — «Экономика и социо­логия: Маршалл и образ мышления его времени» (1932), «Со­циологические элементы в экономической теории» (1934с— 1935а), «Некоторые размышления о природе и значении экономики» (1934а).

Затем интерес его все сильнее начинает переноситься в сферу социологии (статьи «Место основополагающих ценнос­тей в социологической теории», 1935в; «Г.М.Робертсон о Мак­се Вебере и его школе», 1935с; «Общая аналитическая концеп­ция Парето», 1936а). Наконец в 1937 году выходит первый монументальный труд Парсонса «Структура социального дей­ствия» (1937а). Он сразу выдвигает молодого ученого в ряды крупных социологов-теоретиков.

Ему было в это время 35 лет, а, по его собственному замечанию, ученый-гуманитарий (вклю­чая сюда и всю сферу социальных наук) по-настоящему скла­дывается только к 40 годам, в отличие, например, от математи­ка или физика, которые, если ничего не сделали выдающегося к 30 годам, то и в дальнейшем вряд ли что-то оригинальное и интересное создадут. Парсонс сократил срок, им же самим оп­ределенный для «созревания» ученого-теоретика в своей сфе­ре, — главным образом за счет своей колоссальной трудоспо­собности. За несколько лет он проделал огромную работу по освоению того, что было сделано теоретиками в социологии до него. Труд, который должен был бы стать просто обзором кон­цепций, выбранных «под проблему», отмечен печатью глуби­ны и оригинальности.

В своем предисловии к книге Т. Парсонс утверждает, что отбирал авторов для анализа по одному первоначально весьма простому и прагматичному основанию: «В основе лежал факт, что все они различным образом касались сферы экономичес­ких проблем, связанных с объяснением некоторых основопо­лагающих характеристик современного экономического поряд­ка: «капитализма», «свободного предпринимательства», «экономического индивидуализма», как их по-разному назы­вают»³. Тем не менее оказались и некоторые другие качества, объединяющие этих авторов: все они работали примерно в одно и то же время, в конце XIX в. и в первые десятилетия XX в., — более ранних классиков социологии Т. Парсонс не брал, хотя их концепции (имеются в виду концепции О. Конта и Г. Спен­сера) совсем еще недавно пользовались огромным успехом в обществе. Их охотно читали и горячо обсуждали не только уче­ные, но и люди, далекие от науки вообще: врачи, педагоги, бел­уг етристы, литературные критики, даже купцы и государствен­ные служащие, читающие новинки европейской мысли. Они были актуальны и интересны, так как представляли готовый ма­териал, который можно было прямо употреблять для выработ­ки собственного мировоззрения, в них были представление об эволюции (общества и мира вообще), понятие прогресса, схе­мы структуры обществ различного типа, что читающую публи­ку сильно привлекало. Однако ко времени Т. Парсонса эти тео­рии неожиданно быстро устарели. И Парсонс начинает свою книгу экскурсом на тему о том, почему теперь «не говорят боль­ше о Спенсере».

³ Parsons Т. Structura of Social Action. N.Y., London, Me Graw Hill, 1937, p. VI.

 

Это действительно интересный вопрос. Ведь концепции Спенсера и Конта выполняли весьма важную функцию: они выдвигали и оформляли первоначальные понятия социологии.

И некоторые из этих понятий остались в социологии как осно­вополагающие — достаточно указать хотя бы на понятие «со­циального института», впервые введенное Спенсером. И сам Парсонс утверждает, что высоко ценит это понятие и исполь­зует его в своих концепциях. Но вся концепция Спенсера не удостоилась его анализа. И дело даже не в том, что в основа­нии ее нет солидного фактического материала (какой мог быть фактический материал в то время, когда социология еще не выработала своих методов, только начиналось освоение соци­альной статистики, а об опросах вообще ничего не было слыш­но!), Спенсер и Конт пользуются только историческим мате­риалом в интерпретации историков. Но, повторяем, дело совсем не в этом. Концепция Ф. Тенниса, нисколько не солиднее обо­снованная фактическим материалом, тем не менее вызывает в настоящее время не только исторический интерес.

Т. Парсонс объясняет тот факт, что Спенсера «перестали читать» уже в его время, крушением основных посылок соци­альных философий, выработанных в середине XIX века. То, что было наиболее привлекательным элементом в этих философиях (и в теориях первых социологов-классиков), уже на переломе веков было поставлено под сомнение. Говоря словами самого Т. Парсонса: «Богом Спенсера была Эволюция, называемая так­же прогрессом. Спенсер был одним из самых последовательных приверженцев этого божества, хотя далеко не единственным его почитателем. Вместе со многими другими социальными мысли­телями он верил, что человек приближается к вершине долгого линейного процесса, непрерывно и неуклонно идущего из глу­бины веков, от времен возникновения первобытного человека. Более того, Спенсер верил, что к этому наивысшему пункту уже подходит индустриальное общество современной ему Западной Европы. Он и его единомышленники были убеждены в том, что этот процесс будет продолжаться до бесконечности. Позже мно­гие ученые стали сомневаться в этом»⁴.

⁴Наст, изд., с. 41.

 

Но крушение этой основной посылки самых первых соци­ологических теорий повело к радикальному пересмотру и ряда других представлений, на ней основанных. Изложим некото­рые из них также словами Т. Парсонса: «По крайней мере на высокой стадии развития экономической жизни общества мы имеем дело с автоматическим саморегулирующимся механиз­мом, который действует таким образом, что цель, преследуе­мая каждым индивидом в своих личных интересах, в результа­те оказывается средством для максимального удовлетворения желаний всех. Необходимо лишь убрать препятствия на пути действия этого механизма...». И когда указанное представле­ние было поставлено под сомнение, «пошатнулся еще один дог­мат веры в области социальных наук»⁵.

⁵ Наст. изд., с. 41.

 

Эти и ряд других идеологем, характерных для XIX века, к началу века XX стали все активнее изгоняться из научного употребления. И новое поколение социологов, хотя продол­жало в своих представлениях опираться на какие-то схемы развития общества в целом, тем не менее главное свое внима­ние сосредоточило на разработке концепций о различных сто­ронах и структурах общества, об отдельных его механизмах и отдельных процессах в нем. И вот к этим-то социологам об­ратился Парсонс за разрешением своего вопроса: чем же вы­зывается и как формируется активность человека в обществе (первоначально, как свидетельствует приведенное выше его собственное высказывание о выборе авторов, его интересо­вала прежде всего экономическая активность человека).

Выше мы уже касались того, что этот вопрос был «сквоз­ным» для экономистов-теоретиков, с конца XIX века активно «воевавших» с моделью «экономического человека». Одно вре­мя они пытались привлечь для решения своих проблем дости­жения психологии, используя выработанную психологами иерархию потребностей и даже понятие «антиципации» (кон­цепция предельной полезности, принадлежащая Венской шко­ле). Но иерархия потребностей была выработана в психологии для человека вообще, для столь обобщенного человека, опира­ясь на понятие о котором невозможно понять, например, фор­мирование и колебания рыночного спроса, модели потребле­ния, различные не только в разных странах, но и в разных социальных слоях и кругах одного и того же общества. Проис­ходит постепенное осознание того, что между чисто психоло­гическими или психофизиологическими состояниями человека и его логическими расчетами в ситуации рыночного обмена лежит огромный и влиятельный пласт культуры, формирую­щий социальные реакции личности посредством механизмов, которые в современной науке называют «социализацией мо­тивации», а также «социальным контролем».

Тогда еще в социологии не было концепций, относящихся к конкретным и более узким сферам деятельности индивида, в самом зачатке была индустриальная социология, не сформи­ровалась и энвиронменталистская концепция, и другие, появив­шиеся лишь впоследствии. Рассматривалось социальное дей­ствие человека вообще, но именно социального человека и именно под воздействием социальных и культурных механиз­мов. Поэтому и Парсонс, анализируя выбранные концепции, скрупулезно и детально прорабатывает все концептуальные блоки и схемы, задействованные в этих концепциях, с их мно­гочисленными разветвлениями.

И в конце этого анализа Т. Парсонс пришел к неожидан­ному выводу: он обнаружил в этом ворохе разнообразных схем, понятий, логических ходов поразительную общность, проявив­шуюся в концепциях всех выбранных им авторов. Она заклю­чалась в самом подходе к материалу. Короче говоря, Парсонс извлек из всего этого множества различным способом упоря­доченных понятийных конструкций то, что в 70-х гг. нашего века (т.е. примерно на 40 лет позже) было названо философа­ми, работавшими в сфере методологии, парадигмой. Т. Кун в своей работе «Структура научных революций» так определяет это понятие: парадигма — это «признанное всеми научное до­стижение, которое в течение определенного времени дает на­учному сообществу модель постановки проблем и их решений» ⁶. В то время, когда Парсонс писал свой первый труд, еще не было этого понятия, поэтому он назвал вскрытую им парадигму «тео­рия социального действия».

⁶ Кун Т. Структура научных революций. М., 1977, с. 11.

 

Чем же отличается эта «модель постановки проблем» в со­циологии, называемая «социальное действие»? Она предлага­ет в качестве исходной единицы анализа не общество в целом, не личность и не культуру — все это слишком крупные и слож­ные структуры, а отдельное действие. Но именно здесь, в этой ячейке, сходятся и замыкаются друг на друга воздействия, иду­щие от общества, от культуры и от личности. Здесь личност­ные импульсы и стремления обрабатываются социальными механизмами и в конечном счете отливаются в формы, предус­мотренные культурными эталонами. Начав с разбора мотива-ционных механизмов, действующих на уровне социализирован­ной культурной личности, мы неизбежно выйдем на социальные системы и ценностно-нормативные структуры культуры. Имен­но эти ходы проследил Парсонс во всех концепциях, вовлечен­ных в его анализ.

Эта парадигма постепенно, стихийно нащупывалась и складывалась в социологии. До Первой мировой войны меж­дународные связи социологов в Европе были весьма тесными, работы, появляющиеся в одной стране, довольно быстро пере­водились на другие языки и осваивались в других странах. По­этому действительно так много общих моментов в концепци­ях, например, М. Вебера и Э. Дюркгейма, да, по-видимому, и других социологов того времени, так как Дюркгейм, издавая свой социологический журнал в начале XX века, делал обзоры немецкой социологической литературы и не мог не знать ос­новные работы Макса Вебера, знакомясь с ними по мере их по­явления. Надо сказать, что в России работы Дюркгейма появ­лялись в русских переводах также по мере их выхода в свет, и уже перед самой мировой войной молодой русский социолог Питирим Сорокин представил читателям в русском переводе некоторые извлечения из только что вышедшего труда Дюрк­гейма «Элементарные формы религиозной жизни» (война пре­рвала этот процесс, и в целом этот серьезный труд французс­кого социолога так и остался непереведенным до сих пор; следует также отметить, что работы немецких социологов пе­реводились на русский язык значительно хуже, и мы до сих пор не имеем в переводе основного и всемирно известного труда Фердинанда Тенниса и многих работ Макса Вебера). И если бы социальная катастрофа, постигшая нашу страну, не нарушила развития нашей науки, мы, по-видимому, имели бы в русской социологии работы, использующие указанную парадигму «со­циального действия».

Правда, схема эта не у всех проанализированных Парсон-сом социологов была главной: для Макса Вебера, пожалуй, она

была весьма важна, а у Эмиля Дюркгейма (как и у Парето) она наблюдается как одна из нескольких, и главной для него была, пожалуй, модель взаимодействия личности с культурой непо­средственно, помимо схемы социального действия. Но Парсонс, с его систематизирующим мышлением, тщательно выбрал во всех концепциях именно элементы этой интересовавшей его парадигмы. И сразу же возымел намерение упорядочить ее, достроить, систематически развить.

Во время работы над своей первой книгой «Структура социального действия» Парсонс сформировался как социолог, и именно как социолог-теоретик. Дальнейшей задачей всей его жизни была работа над построением общей теории социо­логии.

Труд, который Парсонс этим решением взвалил на свои плечи, был огромен, так как в отличие от парадигмы, представ­ляющей в принципе довольно компактную обобщенную схему, теория предполагает глубокую проработку, развертку этой схемы, наполнение ее конкретным содержанием. Выше мы уже упоминали, что в социальном действии, как оно задано рассма­триваемой концепцией, сходятся, как в точке, влияния трех огромных структур, две из которых даже выходят за пределы социологии как науки: личности, культуры и общества. Для того чтобы основательно разобраться со всеми механизмами, ока­зывающими влияние на действия социального и культурного человека, необходимо втянуть в сферу анализа колоссальный по объему, сложный по своей структуре и к тому же весьма разнохарактерный материал, ибо приходится иметь дело с че­ловеком, не просто реагирующим на ситуацию, но одаренным сознанием и мышлением: он ставит себе цели, планирует свои действия, предвидит будущее положение вещей. Он не просто стремится удовлетворить возникшую потребность, но хочет обеспечить себе источник удовлетворения данной потребнос­ти и впредь, а также не повредить при этом удовлетворению и иных потребностей. Для этого ему необходимы доброжелатель­ность и содействие других социальных субъектов, которые осу­ществляют свои собственные действия в тех же ситуациях, при­чем эти благожелательность и содействие также должны быть устойчивыми и длительными. Так в действие втягиваются не только потребности и интересы, но и отношения с другими

людьми и целыми группами, а в конечном счете — со всем об­ществом, упорядочивающим все эти отношения и создающим возможность коллективных действий.

Исходное звено — социальное действие — оказалось бес­конечно расширяющимся конструктом, постепенно вбирающим в себя все многообразие социологических понятий и концеп­туальных схем, а вслед за ними — также понятий и схем куль­турологических, социально-психологических и чисто психоло­гических. Их нужно либо вводить в социологическую теорию, что весьма затруднительно, потому что, происходя из другой системы, они несут в себе все ее связи; либо создавать их соци­ологические аналоги, что чревато другими сложностями, по­скольку тогда возникают параллельные концептуальные ряды, близкие по содержанию, но с различными оттенками, что по­рождает путаницу в их употреблении и смешение понятий.

Парсонс пошел другим путем: он представил понятие «со­циальное действие» как единицу, «сквозную» для всех соци­альных наук, которые в этой точке должны прийти к единству и организоваться наконец в систему, оставаясь при своих кон­цептуальных схемах. Вся задача тогда заключается в нахожде­нии способа соотнесения этих своеобразных, исторически сло­жившихся схем между собой.

Под этим представлением о возможности объединения всех социальных наук у Парсонса лежит понятийный конст­рукт, включающий три глобальные сферы, каждая из кото­рых является для двух других частью их «окружения», или среды: общество, личность и культура. По существу сферы эти — концептуальные системы различных наук, изучающих одно большое поле — человека, с его сознанием, представле­ниями, социальной организацией. Но поскольку исторически они сложились как разные научные дисциплины, имеющие в свою очередь собственные подразделения и разветвления, то на уровне общей теории мы имеем теперь три различных пред­мета изучения (не считая более конкретных уровней, где су­ществуют свои предметы). Однако при ближайшем рассмо­трении предметы эти пересекаются и частично накладываются друг на друга: так, существуют большие общие секторы, изу­чаемые, например, социологией и психологией (та же сфера мотивации личности, которую социологи и экономисты изу-

чают с точки зрения своих проблем, а именно: стимулирова­ния труда, объяснения колебаний спроса на рынке и др.; пси­хологи же — с точки зрения своих проблем; причем те и дру­гие стремятся воспользоваться понятиями, выработанными науками о культуре), социологией и культурологией и т. д. В этих сферах соприкосновения разных наук происходит столк­новение различных систем понятий, но одновременно — и процесс взаимодействия наук.

В первой главе своей книги «Социальная система» (1951 а) Т. Парсонс попытался дать схему соотнесения концептуаль­ных систем различных наук, с разных сторон изучающих со­циальное действие. При этом характерно, что Парсонс не предлагает создавать концептуальные конструкты социаль­ного действия заново, игнорируя все, что было сделано на­уками до сих пор; он просто пытается отрефлектировать и очертить сферы пересечения концептуальных космосов раз­ных наук, располагая понятия, описывающие социальное дей­ствие, по «осям» тех наук, которые в этом описании должны участвовать. Естественно, конструкт получился очень слож­ный и громоздкий, трудный для восприятия. Взаимопонима­ние ученых различных наук гораздо легче достигалось на «ближних подступах» к объекту изучения, т.е. на более конк­ретных уровнях теоретизирования. На том же абстрактном уровне, на котором попытался проделать эту работу Парсонс, процесс теоретизирования казался сложным и неудобным — и особого отклика не получил.

И тем не менее Парсонс продолжает работать над пробле­мой соотнесения концептуальных схем различных наук. В 1950 г. вышла его статья «Психоанализ и социальные науки» (1950 в), в которой он показывает, как конструкт «социальное действие» работает в сфере психоаналитических исследований. В 1954 г. в сборнике «Вклад в науку о социальном человеке» появляется статья Парсонса «Психология и социология» (1954 с). В 1959 г. в томе «Психология» — статья «Подход к психологической теории с точки зрения теории действия» (1959 а). А в 1964 г. появился фундаментальный труд «Соци­альная структура и личность» (1964 в).

В 1958 г. Парсонс пишет вместе с крупным антропологом Кребером статью «Понятия культуры и социальной системы»

(1958 i), где разводит эти понятия, граница между которыми до сих пор оставалась весьма неясной. В статье Парсонса и Кре-бера «культура» предстает как самостоятельный предмет, опи­сываемый через систематизированный комплекс понятий, со­держание которого развивается автономно от предмета, описываемого как «общество». Такое разграничение позволя­ет проследить взаимное влияние этих систем друг на друга, по­скольку понятия одного предмета для другого являются в ис­следованиях независимыми переменными.

Еще в середине 40-х годов Парсонс исследовал роль наук о праве в социальных науках, посвятив этой проблеме две ста­тьи — «Наука о праве и социальные науки» (1947 а) и «Наука о праве и роль социальной науки» (1946 а), а также место этики в комплексе наук об обществе — «Некоторые аспекты соотно­шения социальной науки и этики» (1946 а).

Но, конечно, более всего внимание Парсонса привлекало соотношение социологической и экономической теории, по­скольку главный импульс к его собственным занятиям социо­логией исходил именно из экономических проблем. В своей статье о мотивации экономической деятельности⁷, вышедшей в 1940 г. (1940 в), Парсонс как бы подводит итоги почти полуве­ковым спорам экономистов о понятии «экономического чело­века» и попыткам «обогатить» это понятие, введя в мотивацию человека, действующего на рынке, социальные элементы. Он приходит к выводу, что, по-видимому, радикально «развить» абстрактную модель, положенную Адамом Смитом в основа­ние экономической теории, не представляется возможным, поскольку введение новых элементов в эту специально упро­щенную схему нарушило бы равновесие в системе понятий эко­номической теории и привело бы к ее развалу. Он рассматри­вает эти элементы человеческой мотивации, действующие в любом социальном поступке и акте, прежде всего в том плане, в котором анализировал Макс Вебер в своей последней, неза­вершенной статье «Класс, статус (сословие) и партия»⁸.

⁷ См. наст, изд., с. 262-280.

⁸ См.: ВеберМ. Класс, статус и партия// Социальная стратификация, вып. 1. М., 1992, с. 19-38.

 

У Вебера человек мотивируется социальной структурой: он не толь­ко получает материальное вознаграждение, зависящее от его места в процессе производства⁹; человек получает вознаграж­дение также и за свой образ жизни, и выражается оно в пре­стиже, которым он пользуется в обществе, а это обеспечивает ему ряд возможностей и льгот, не зависящих от его места в про­изводственных отношениях¹⁰.

⁹ Эти позиции внутри производственных отношений формируют в обществе классы, которые Вебер назвал экономическими; структура экономических классов у Вебера почти аналогична марксистскому представлению о классовой дифференциации, но все дело в том, что Вебер не выводит социальную структуру из этой экономически-классовой, как это происходит у Маркса, где образ жизни и сознание человека определяются его положением в системе производственных отношений; у Вебера структура социальных классов или сословий (статусов) в значительной степени автономна от экономических классов и определяется образом жизни человека.

¹⁰ Исследование Уорнера, проведенное в 30-х гг. в США показало, что в социальной структуре общины (Уорнер исследовал города различного типа) рабочие, занимающие в целом довольно близкие позиции в системе производственных отношений, в системе социальных классов распределились до­ вольно широко: вплоть до верхнего среднего класса включительно. Хотя, согласно ожиданиям самого исследователя, их экономическое положение должно было определять их место в социальной стратификации, первые же замеры показали, что по критерию социального престижа, связанного с образом жизни, между ними оказалась очень большая дистанция: часть рабочих попала в средние классы вместе с мелкими и средними предпринимателями. Фактически исследование Уорнера подтвердило теорию Макса Вебера об автономности экономической и социальной стратификации, хотя в это время в США работы Вебера были почти неизвестны и сам Уорнер их не знал.

 

Эти две темы, намеченные в статье о мотивации экономи­ческой деятельности, получили дальнейшее развитие в работах Парсонса. В 1949 г. он возвращается к вопросу о судьбе модели «экономического человека» в экономической науке — «Возвы­шение и падение экономического человека» (1949 в), а в 50-х гг. предлагает социологическую модель экономического развития в двух статьях: «Социологическая модель экономического раз­вития» (1956 е), и «Замечания об институциональной схеме эко­номического развития» (1958 f); в 1956 г. выходит первое изда­ние труда, написанного в соавторстве с Н.Смелзером, — «Экономика и общество» (1956 а), переизданного в 1965 году. В этих трудах как бы отрабатываются переходные звенья между двумя науками, те пути, которыми достижения социологичес­кой науки могут быть использованы для объяснения различных феноменов, имеющих значение в экономических процессах. Ос­новное значение, естественно, уделяется социальному действию, которое представляет собою как бы «сквозной» понятийный конструкт, позволяющий осуществлять этот переход и трансакцию знаний и понятийных схем из одной науки в другую. Так что можно сказать, что на протяжении многих лет Парсонс ра­ботал на развитие экономической теории.

Развитие же второй темы разбираемой нами здесь статьи Т. Парсонса о мотивации экономической деятельности приве­ло автора в дальнейшем к выработке основных аналитических элементов для теории социального действия, которые, соглас­но принятому им структурно-функциональному принципу, сле­довало положить в основание схемы, чтобы теория приобрела содержательный характер. Оформлению этих аналитических переменных и их пропаганде Парсонс посвятил много времени и сил, но результат не оправдал его ожиданий. И причина здесь была не в качестве заданных переменных, а в общем состоянии науки социологии на период их оформления.

Огюст Конт, декларируя в свое время возникновение но­вой науки социологии — одной из важных ее характеристик назвал позитивизм, т.е. построение по типу естественных наук, с обязательным усвоением принятых в этих науках принципов: методы должны быть точными и объективными, теории — до­казательными, а устанавливаемые закономерности — общезна­чимыми (Конт был убежден, что обществом правят объектив­ные законы, являющиеся продолжением законов природы). В принципе ничего плохого не было для науки в том, чтобы та­ких критериев придерживаться; вся беда была, однако, в том, что, собственно, никаких методов, могущих быть точными и объективными, у только что народившейся науки не было. Правда, в 1835 г. вышел труд А. Кетле, основанный на исполь­зовании социальной статистики, но сама эта статистика в те времена была еще весьма узка по своим показателям и прими­тивна. Так оказалось, что социологи занялись в первую очередь построением теорий. А как обеспечить доказательность тео­риям, основанным на исторических примерах и иллюстраци­ях? Выход был найден в том, чтобы придать им форму теорий естественных наук, а также по возможности использовать тер­минологию этих наук, тогда создавалось впечатление неразрыв­ной связи с ними и преемственности.

Так появляются теории об обществе, построенные по ана­логии с теориями естественных наук и как бы под них загримированные. Сам О. Конт назвал две части своего труда «Соци­альной статикой» и «Социальной динамикой», Кетле назвал свою работу «О человеке и развитии его способностей. Опыт социальной физики». Возникли школы: механистическая (счи­тавшая, что в основе общества лежат законы механики, — Г. Кэри, Г. Скотт), географическая (считавшая, что все определяет­ся в обществе географической средой его существования, — Г. Бокль), организмическая (описывавшая общество в терминах анатомии и физиологии — П. Лилиенфельд, А. Шефле, Р. Вормс); наконец, уже в конце XIX — начале XX века этот ряд «обогатился» социальным дарвинизмом (борьба за существо­вание и естественный отбор как главные законы общественно­го развития — Г. Спенсер, У. Самнер, А. Смолл, Л. Гумплович). Конечно, молодая наука ничем не могла себя так скомпроме­тировать, как подобного рода теориями.

Положение осложнилось также тем, что позитивизм по­стоянно как бы «давал подпитку» сциентизму, который, беря м. свое начало в сильнейшей традиции европейского Просвещения, в качестве основной своей ценности имел рационализм (поскольку главным содержанием традиции Просвещения был культ человеческого разума), а в качестве центральных идей в социальной сфере — прогрессизм и связанное с ним постоян­ное устремление к модернизации, инновации, технократизму. Прогрессистский пафос просвещения масс постоянно взывал к борьбе с традициями, ниспровержению всего оформившего­ся в устойчивые структуры, в особенности если структуры эти не были сугубо рационалистически обоснованными. В науке сциентизм порождал направленность к ее инструментализации, стремясь использовать научные теории и концепции в целях борьбы за какие-то идеи переустройства общества на новых основаниях. Нетрудно представить, какие идеи о переустрой­стве общества можно было выдвинуть на основании тех тео­рий, которые выше мы бегло перечислили!

Эти претензии не могли, конечно, не вызвать решительно­го протеста серьезных ученых. В конце XIX века в социологии сформировалось направление антипозитивизма (нацеленное одновременно и против сциентизма). Во главе его оказался Макс Вебер, воспользовавшись идеями Виндельбанда, Дильтея и в особенности Риккерта, с которым он сотрудничал в методологических вопросах, выдвинул тезис о необходи­мости работать с сознанием субъекта (поскольку, будучи глав­ным разработчиком в социологии концепта социального дей­ствия, пристальный интерес проявлял к проблеме мотивации этого действия), а следовательно, о необходимости гуманита­ризации социологии как науки. Макс Вебер создал концепцию «понимающей социологии», чем заложил основание нового типа методик в социологических исследованиях, продвигав­шихся в сторону того, что мы в наше время называем качествен­ными методами. Но одновременно Вебер отстаивал принцип свободы от оценочных суждений как основу объективности со­циологических исследований.

В русле этого течения сформировался как ученый и Т. Парсонс. Но направление это отличалось большим недоверием ко всякого рода теориям. Сформировавшись в борьбе со всеми эти­ми «органицизмами» и «механицизмами», представители анти­позитивизма как бы страдали некоторым комплексом теорети­ческой неполноценности. Отказавшись от прямого переноса в социологию концепций и методов естественных наук, они про­должали считать эти науки образцом в деле организации иссле­дований, оформления их результатов, построения теорий, од­нако идеал этот представлялся им недостижимым на том уровне развития социологии, на котором им приходилось работать.

Поэтому первое же сопротивление своим попыткам за­няться построением общей социологической теории Парсонс испытал внутри своего научного окружения, в лагере собствен­ных единомышленников.

Первые замечания о роли и месте теории в социологичес­ких исследованиях включены были Парсонсом в «Структуру социального действия» ¹¹.

¹¹ См. в особенности помещенные в настоящем издании главы I, II, XVIII и XlX. ¹² См. наст, изд., с. 301-326.

 

Затем появилась статья «Роль теории в социальном исследовании» (1938 а). В 1945 г. в материалах симпозиума «Социология двадцатого века» появляется доклад Парсонса «Современное состояние и перспективы системати­ческой теории в социологии», вошедший затем в качестве ста­тьи в его сборник «Очерки по социологической теории чистой и прикладной» (1949 а)¹². Тот же предмет трактуется и в статье 1948 г. «Состояние социологической теории» (1948 в) и еще в одной статье этого же периода — «Перспективы социологи­ческой теории» (1950 а). Во всех этих работах с различными вариациями предлагается подход к построению общей теории социологии.

Отрицательную реакцию вызвало уже са

12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: