 |
ФАРИД. МЕХ НА КАРНИЗЕ
|
|
|
|
ФАРИД
Потому что разбойники эти имели обыкновение поджидать путников на просёлочных дорогах да грабить деревни и города, нарушая покой мирных жителей. И каждый раз, когда они останавливали караван или нападали на деревню, добычу они несли в это отдалённое, неприметное место, скрытое от людских глаз.
Сказка про Али-Бабу и сорок разбойников
Фарид вглядывался во мрак до боли в глазах, но Сажерук не возвращался. Иногда Фариду казалось, что он видит в нависших ветвях его покрытое шрамами лицо. Порой ему слышался в сухих листьях шорох почти беззвучных шагов. Но это всякий раз оказывалось ошибкой. Фарид привык вслушиваться в темноту. Он провёл за этим занятием много ночей и приучился доверять ушам больше, чем глазам. Там, в другой жизни, где мир вокруг него был не зелёным, а жёлто-коричневым, глаза много раз подводили его, а на уши он всегда мог положиться.
И всё же в эту ночь, самую длинную из всех ночей на его веку, Фарид прислушивался напрасно. Сажерук не вернулся. Когда над холмами занялся рассвет, Фарид подошёл к пленникам, дал им воды, чёрствого хлеба из своих скудных запасов и несколько маслин.
– Послушай, Фарид, отвяжи нас! – сказал Волшебный Язык, когда мальчик засовывал хлеб ему в рот. – Сажерук давно должен был вернуться, сам понимаешь.
Фарид молчал. Он любил голос Волшебного Языка. Этот голос вывел его из той, горестной жизни. Но Сажерука он любил больше, сам не зная почему, а Сажерук велел ему сторожить пленников. Он не велел их отвязывать.
– Послушай, ты же умный мальчик, – сказала женщина. – Подумай своей головой. Ты собираешься сидеть здесь, пока не придут бандиты Каприкорна и не заберут нас? Мы будем отлично смотреться: мальчик, охраняющий двух привязанных взрослых, которые не смогут пошевелить рукой, чтобы ему помочь. Разбойники помрут со смеху.
|
|
|
Как же её звать? Элинор. Фариду не давалось это имя. Он с трудом ворочал его языком, как попавший в рот камешек. Оно звучало как имя волшебницы из далёкой-далёкой страны. Он боялся её, она глядела на него, как мужчина, без смущения, без страха, а голос у неё бывал временами очень громкий, сердитый, как рычание льва…
– Нам нужно спускаться в деревню, Фарид! – сказал Волшебный Язык. – Нужно выяснить, что случилось с Сажеруком и где моя дочь.
Ах да, эта девочка… Девочка с голубыми глазами – как лоскутки неба, окружённые тёмной изгородью ресниц. Фарид ковырял землю палочкой. Муравей тащил вдоль его ноги крошку хлеба величиной с себя самого.
– Может быть, он нас не понимает, – сказала Элинор.
Фарид поднял голову и сердито посмотрел на неё.
– Я все понимаю!
Он с первой минуты все понимал, будто никогда и не знал другого языка. Он вспомнил красную церковь. Сажерук объяснил ему, что это прежде была церковь, Фарид раньше никогда не видел такого здания. Он вспомнил человека с ножом. В прошлой его жизни таких людей было много. Они любили свои ножи и делали ими страшные вещи.
– Если я тебя отвяжу, ты сбежишь.
Фарид неуверенно посмотрел на Волшебного Языка.
– Не сбегу. Думаешь, я оставлю там мою дочь? У Басты и Каприкорна?
Баста и Каприкорн. Да, так их и звали. Человек с ножом и человек с глазами бледными, как вода. Грабитель, убийца… Фарид все о нём знал. Сажерук много рассказывал ему вечерами у костра. Они обменивались мрачными историями, хотя так тосковали по светлым…
И эта история с каждым днём становилась все мрачнее.
– Я лучше пойду один. – Фарид воткнул палочку в землю с такой силой, что она сломалась у него в руках. – Я привык прокрадываться в чужие деревни, в чужие дворцы, дома… Это была моя работа. Ты ведь знаешь.
|
|
|
Волшебный Язык кивнул.
– Они всегда посылали меня, – продолжал Фарид. – Кто станет опасаться тощего мальчишки? Я мог все разнюхать, ни у кого не вызывая подозрений. Когда сменяется охрана? По какой дороге легче всего скрыться? Где живёт самый богатый человек в городе? Если всё получалось удачно, они меня досыта кормили. А если не получалось, избивали, как собаку.
– Они? – спросила Элинор.
– Разбойники, – ответил Фарид.
Взрослые молчали. А Сажерук всё не возвращался. Фарид посмотрел в сторону деревни, наблюдая за первыми лучами солнца, озарившими крыши.
– Хорошо. Может быть, ты и прав, – сказал Волшебный Язык. – Ты пойдёшь туда один и разузнаешь всё, что нужно. Но сперва отвяжи нас. Иначе мы не сможем тебе помочь, если тебя всё же схватят. Кроме того, мне не хотелось бы сидеть тут привязанным, когда приползёт, например, змея.
У женщины был такой испуганный вид, будто она уже слышала шуршание змеи по сухим листьям. Фарид ещё раз внимательно посмотрел в лицо Волшебному Языку. Он пытался понять, доверяют ли его глаза этому человеку. Уши ему уже доверяли. Наконец он молча поднялся, вынул из-за пояса нож, который подарил ему Сажерук, и разрезал путы на пленниках.
– Боже мой, чтоб я ещё позволила так себя зашнуровать! – воскликнула Элинор, растирая себе руки и ноги. – У меня все занемело, будто я превратилась в тряпичную куклу. А как твои дела, Мортимер? Ты ещё чувствуешь свои ступни?
Фарид с любопытством посмотрел на неё.
– На его жену ты не похожа. Ты его мать? – Он кивком показал на Волшебного Языка.
Элинор пошла пятнами, как мухомор.
– Ещё чего не хватало! Как тебе могло взбрести такое в голову? Я что, уже выгляжу старухой? – Она посмотрела на свои ноги и кивнула: – Да, может быть, и выгляжу. Но я ему не мать. И не мать Мегги, если это следующее, что придёт тебе в голову. Все мои дети были из бумаги и чернил, и этот тип, – она показала туда, где сквозь листву виднелись крыши деревни Каприкорна, – убил многих из них. Он пожалеет об этом, можешь мне поверить.
Фарид посмотрел на неё с сомнением. Он не мог представить себе, чтобы Каприкорн испугался женщины, тем более такой, что задыхается, поднимаясь по склону, и боится змей. Нет, если человек с бледными глазами чего-то боялся, то того, чего боятся почти все, – смерти. А по Элинор было не похоже, чтоб она умела убивать. По Волшебному Языку тоже.
|
|
|
– А девочка… – несмело спросил его Фарид. – Где её мать?
Волшебный Язык подошёл к остывшему костру и взял ещё кусок хлеба из тех, что лежали между закопчённых камней.
– Она давно ушла, – сказал он. – Мегги было всего три года. А твоя мать где?
Фарид пожал плечами и посмотрел на небо. Оно сияло такой голубизной, как будто ночи никогда не было.
– Я, пожалуй, пойду, – сказал он, сложил нож и взял рюкзак Сажерука.
Гвин спал в нескольких шагах от них, свернувшись клубочком между корней дерева. Фарид поднял его и запихал в рюкзак. Куница сонно протестовала, но Фарид почесал зверька за ухом и затянул рюкзак.
– Зачем ты его берёшь? – спросила Элинор с удивлением. – Тебя выдаст его запах.
– Он может пригодиться, – ответил Фарид и затолкал в рюкзак высунувшийся кончик пушистого хвоста. – Он умный. Умнее собаки и, уж конечно, умнее верблюда. Он понимает, что ему говорят, и, может быть, сумеет найти Сажерука.
– Фарид! – Волшебный Язык рылся в карманах и наконец выудил оттуда клочок бумаги. – Может быть, ты и не найдёшь, где они прячут Мегги, – сказал он, быстро царапая по бумажке огрызком карандаша, – но, если представится такая возможность, постараешься передать ей эту записку?
Фарид взял листок и поглядел на него.
– Что здесь написано? – спросил он. Элинор вытянула записку из его пальцев.
– Чёрт возьми, Мортимер, что это такое? – поинтересовалась она.
Волшебный Язык улыбнулся:
– Это тайнопись. Мы с Мегги написали друг другу немало секретных писем с её помощью, Мегги владеет ею лучше меня. А ты не узнаёшь шрифт? Мы нашли его в одной книге. Здесь написано: «Мы совсем рядом. Не волнуйся. Мы скоро тебя заберём. Мо, Элинор и Фарид». Эту записку сможет прочесть только Мегги, а больше никто.
– Вот оно что, – пробормотала Элинор, возвращая Фариду записку. – Что ж, это, наверное, правильно. Если записка попадёт в руки этим поджигателям, может оказаться, что кто-нибудь из них всё же умеет читать.
|
|
|
Фарид сложил записку так, что она стала не больше монетки, и сунул её в карман штанов.
– Я вернусь не позже, чем солнце дойдёт вот до этого холма, – сказал он. – А если не вернусь…
– Я пойду тебя искать, – ответил за него Волшебный Язык.
– И я тоже, конечно, – добавила Элинор. Фариду эта идея не особенно понравилась, но он промолчал.
Он пошёл той же дорогой, по которой прошлой ночью исчез Сажерук, будто его сожрали поджидавшие в темноте духи.
МЕХ НА КАРНИЗЕ
Только язык защищает нас от страха перед тем, чему нет имени.
Тони Моррисон. Нобелевская лекция (1993)
Этим утром Плосконос принёс Мегги и Фенолио завтрак, причём не просто хлеб и несколько маслин. Он поставил им на стол ещё корзинку с фруктами и полную тарелку сладкого печенья. Но улыбка, которой он приправил угощение, очень не понравилась Мегги.
– Все для тебя, принцессочка! – ухмыльнулся он и ущипнул её своими толстыми пальцами за щеку. – Чтобы голосок у тебя окреп. Тут все в большом нетерпении с тех пор, как Баста рассказал о предстоящей казни. Я тоже всегда говорил: в жизни должно быть что-то, кроме дохлых петухов на окнах и стрельбы по кошкам.
Фенолио посмотрел на Плосконоса с таким отвращением, будто при всём желании не мог поверить, что эта мерзость вышла из-под его пера.
– Нет, правда. У нас жутко долго не было красивых казней! – продолжал Плосконос по дороге к двери. – Каждый раз говорили: «Не стоит привлекать внимания». А когда нужно кого-то убрать: «Тихо, незаметно! Изобразим несчастный случай». Какая в этом радость? Никакой. Не то что раньше – с угощением, выпивкой, танцами и музыкой, как оно следует. Но на этот раз всё будет как в добрые старые времена.
Фенолио подавился чёрным кофе, который принёс Плосконос.
– Ты что? Скажешь, тебе такие зрелища не по нраву, старик? – Плосконос смерил его насмешливым взглядом. – Можешь мне поверить, уж Каприкорн умеет устроить казнь, как никто!
– Нашёл кому рассказывать, – грустно пробормотал Фенолио.
В этот момент в дверь постучали. Плосконос прикрыл её неплотно, и Дариус, чтец Каприкорна, просунул голову в щель.
– Извините, – сказал он, с опаской глядя на Плосконоса, как птичка, которой нужно прошмыгнуть мимо голодной кошки. – Мне… м-м… велели послушать, как девочка читает. Распоряжение Каприкорна.
– Правда? Ну, авось она на этот раз вычитает что-нибудь полезное. Баста показывал мне эту фею. С неё даже пыльца не сыплется, как её ни тряси.
Во взгляде, который Плосконос бросил на Мегги, смешивались отвращение и почтение. Он, видимо, считал её чем-то вроде ведьмы.
|
|
|
– Постучи, когда тебя нужно будет выпустить, – пробурчал он, выходя и пропуская в дверь Дариуса.
Дариус кивнул и мгновение так и стоял неподвижно, а потом со смущённым видом присел за стол к Мегги и Фенолио. Он жадно смотрел на фрукты, пока Фенолио не пододвинул ему корзинку. Дариус несмело взял абрикос. Он положил маленький плод в рот так благоговейно, будто знал, что больше никогда в жизни ему уже не едать ничего подобного.
– Надо же, абрикос! – сказал Фенолио насмешливо. – Не самый редкостный фрукт в этих широтах.
Дариус смущённо выплюнул в ладонь косточку.
– Когда меня запирали в этой комнате, – произнёс он нерешительно, – мне всегда давали только чёрствый хлеб. Они и книги у меня отбирали, но я сумел припрятать несколько томиков, и каждый раз, когда голод становился нестерпимым, я разглядывал картинки в книжках. На самой красивой картинке были изображены абрикосы; иногда я сидел часами, смотрел на нарисованные плоды, и у меня текли слюнки. С тех пор я не могу удержаться, когда их вижу.
Мегги взяла из корзинки ещё абрикос и вложила в его худые пальцы.
– И часто они тебя запирали? – спросила она. Тощий человечек пожал плечами.
– Каждый раз, как я что-нибудь не очень удачно вычитывал, – ответил он уклончиво. – То есть просто каждый раз. Но со временем они перестали это делать, потому что заметили, что моё чтение от страха не становится лучше. А наоборот… Вот, например, Плосконос. – Он понизил голос и тревожно посмотрел на дверь. – Я вычитал его, когда рядом стоял Баста с ножом. Ну, и сами видите… – Он огорчённо пожал узкими плечами.
Мегги посмотрела на него с сочувствием. Потом спросила, помявшись:
– А женщин тебе тоже приходилось вычитывать?
– Конечно! – ответил Дариус. – Я вычитал Мортолу. Она уверяет, что я при этом сделал её старой развалиной, скрипящей, как расшатавшийся стул, но мне кажется, что в этом случае все как раз получилось правильно. К счастью, Каприкорн был того же мнения.
– А молодых женщин? – Мегги не глядела ни на Дариуса, ни на Фенолио, задавая этот вопрос. – Случалось тебе вычитывать молодых женщин?
– Ох, лучше не напоминай! – Дариус вздохнул. – Это было в тот же день, когда я вычитал Мортолу. Каприкорн обосновался тогда дальше к северу, в заброшенной, полуразвалившейся усадьбе в горах. Девушек в округе почти не было. Я жил неподалёку, в доме моей сестры. Работал учителем, а в свободное время иногда читал вслух – в библиотеках, школах, на детских праздниках, а случалось, тёплыми летними вечерами, даже где-нибудь на площади или в кафе. Мне очень нравилось читать вслух… – Он посмотрел в окно, словно мог кинуть оттуда взгляд на эти минувшие счастливые дни. – Баста заметил меня как-то на деревенском празднике. Я читал там «Доктора Дулиттла», и вдруг появилась птица. На обратном пути Баста поймал меня за шкирку, как бродячую собаку, и притащил к Каприкорну. Сперва я должен был вычитывать ему золото, как и твой отец. – Он печально посмотрел на Мегги. – Потом он велел вывести ему Мортолу, а потом заставил выманивать ему служанок. Это было ужасно. – Дариус поднял очки на лоб дрожащими пальцами. – Мне было так страшно! Как при этом можно хорошо читать? Он дал мне три попытки. Ах, мне было так их жалко, я не могу об этом говорить!
Он закрыл лицо костлявыми, как у старика, руками. Мегги показалось, что она слышит всхлип, и она минуту поколебалась, прежде чем задать следующий вопрос, – но всё же задала его.
– А та служанка, которую они называют Резой. – Сердце колотилось у неё прямо в горле. – Её тоже ты вычитал?
Дариус отвёл руки от лица.
– Да, она получилась вообще случайно, в книжке и имени её не было. Каприкорн требовал какую-то другую женщину, но вдруг перед нами очутилась Реза, и я сперва подумал: «Ну, наконец-то всё получилось правильно! » Она была так хороша, просто неправдоподобно хороша со своими золотыми волосами и грустными глазами. Но потом мы заметили, что она не умеет говорить. Ну, Каприкорну-то было всё равно, мне даже кажется, так ему больше нравилось… – Он долго рылся в кармане и наконец достал измятый носовой платок. – У меня правда раньше лучше получалось! – выговорил он с усилием. – Но этот вечный страх… Можно?
С печальной улыбкой он взял из корзинки ещё один абрикос и положил в рот. Потом вытер рукавом губы, откашлялся и поглядел на Мегги. Глаза его за стёклами очков казались неправдоподобно большими.
– На этом… м-м… празднестве, которое затевает Каприкорн, – сказал он, опустив глаза и смущённо водя пальцем по бортику стола, – ты должна, как тебе уже известно, читать вслух из «Чернильного сердца». Книга до самого последнего момента будет храниться в надёжном месте. Где – знает только Каприкорн. Поэтому ты её увидишь только на самом… м-м… мероприятии. А для испытания твоих способностей, которого требует Каприкорн, нам велели использовать другую книгу. К счастью, в этой деревне есть ещё несколько книг, немного, правда, но, во всяком случае, мне поручили выбрать подходящую. – Он снова поднял голову и тихо, незаметно улыбнулся Мегги. – На этот раз мне не нужно было искать золото и прочее в этом роде. Каприкорн хочет получить просто доказательство твоего мастерства, так что, – он выложил на стол небольшую книжку, – я выбрал вот это.
Мегги склонилась над обложкой.
– «Полное собрание сказок Ганса Христиана Андерсена», – прочла она. Потом взглянула на Дариуса. – Это очень хорошие сказки.
– Да! – выдохнул он. – Грустные, но очень, очень хорошие. – Он обошёл вокруг стола и раскрыл книжку для Мегги в том месте, где пожелтевшие страницы были заложены длинными травинками. – Сначала я думал о моей любимой сказке – про соловья. Ты, может быть, её знаешь?
Мегги кивнула.
– Да, но вот фее, которую ты вычитала вчера, плохо приходится в кувшине, куда её запер Баста, – продолжал Дариус, – и поэтому я подумал: может быть, лучше попробовать с оловянным солдатиком?
Оловянный солдатик… Мегги молчала. Храбрый оловянный солдатик в своём бумажном кораблике… Она вдруг представила себе, что он стоит возле корзинки с фруктами.
– Нет! – сказала она. – Нет. Я уже сказала Каприкорну. Я не буду ничего ему вычитывать, даже для пробы. Скажи ему, что я разучилась. Просто скажи ему, что я попробовала, но из книги ничего не появилось.
Дариус посмотрел на неё сочувственно.
– Я бы с удовольствием! – сказал он. – Правда. Но Сорока… – Он прижал руку к губам, будто его застали на месте преступления. – Простите, я хотел сказать, экономка, госпожа Мортола… Читать ты должна перед ней. Мне поручили только выбрать текст.
Сорока. Мегги так и видела её перед собой, её птичьи глаза. «А если я прикушу язык? – подумала она. – Очень сильно? » С ней такое уже случалось нечаянно, и один раз язык от этого так распух, что они с Мо два дня объяснялись знаками. Она оглянулась на Фенолио, ища поддержки.
– Соглашайся! – сказал он, к её удивлению. – Читай перед старухой, но поставь одно условие: чтобы тебе разрешили оставить себе оловянного солдатика. Придумай что-нибудь! Что тебе нужна игрушка, что ты до смерти скучаешь… А потом попроси ещё несколько листов бумаги и карандаш. Скажи, что хочешь порисовать. Поняла? Если она на это согласится, там посмотрим.
Мегги ничего не поняла, но не успела она спросить, что Фенолио собирается делать, как дверь отворилась и в комнату вошла Сорока.
Дариус вскочил при её появлении так поспешно, что столкнул со стола тарелку Мегги.
– О, извини, пожалуйста, – пролепетал он, собирая тощими пальцами осколки.
Последним осколком он так поранил себе большой палец, что на деревянные половицы закапала кровь.
– Да поднимайся же, остолоп! – прикрикнула на него Мортола. – Ты показал ей книжку, откуда она должна читать?
Дариус кивнул и печально посмотрел на порезанный палец.
– Отлично, тогда убирайся! Можешь помочь женщинам на кухне. Там нужно ощипывать кур.
У Дариуса лицо сморщилось от отвращения, но он молча поклонился и скрылся за дверью, бросив на Мегги последний сочувственный взгляд.
– Хорошо, – сказала Сорока и нетерпеливо кивнула Мегги: – Приступай к чтению, да смотри, старайся как следует!
Мегги вычитала оловянного солдатика. Впечатление было такое, будто он просто упал с одеяла. «И тут… наш солдатик полетел кувырком с третьего этажа. Вот страшно-то было! Он упал на голову, а его каска и штык застряли между булыжниками, и он так и остался стоять на голове, задрав ногу кверху».
Сорока схватила его, опередив Мегги. Она разглядывала его, как расписную деревяшку, а он таращился на неё испуганными глазами. Потом она сунула его в карман шерстяной кофты.
– Пожалуйста, отдай его мне, – пролепетала Мегги, когда Сорока была уже у дверей.
Фенолио встал у неё за спиной, как бы прикрывая тылы, но птичьи глаза Сороки смотрели только на Мегги.
– Вам… Вам ведь он не нужен, – продолжала запинаться Мегги. – А мне так скучно. Ну, пожалуйста!
Сорока глядела на неё без всякого выражения.
– Я покажу его Каприкорну, и, если он разрешит, ты его получишь, – сказала она и вышла.
– Бумага! – воскликнул Фенолио. – Ты забыла про бумагу и карандаш!
– Извини, – прошептала Мегги.
Она не забыла, у неё просто не хватило духу просить Сороку о чём-то ещё. У неё и так сердце колотилось в горле.
– Ладно, придётся раздобыть их как-нибудь иначе, – сказал Фенолио. – Спрашивается только – как.
Мегги подошла к окну, прижалась лбом к стеклу и посмотрела вниз, в сад, где несколько служанок Каприкорна подвязывали помидоры. «Что сказал бы Мо, если бы узнал, что я тоже умею? – думала она. – „Кого ты вычитала, Мегги? Бедняжку Динь-Динь и стойкого оловянного солдатика? “
– Да, – прошептала Мегги, чертя пальцем по стеклу невидимое М. Бедная фея, бедный оловянный солдатик, бедный Сажерук и… – Она снова подумала о той женщине, женщине с потемневшими волосами. – Реза, – прошептала она. – Тереза.
Так звали её мать.
Она уже хотела отойти от окна, но вдруг увидела краем глаза, как что-то высовывается из-за наружного карниза… Маленькая пушистая мордочка. Мегги испуганно отшатнулась. Разве крысы лазают по стенам? Да, бывает. Но это не крыса, мордочка слишком курносая. Она скорее снова прижалась к окну.
Гвин!
Куница сидела на узком карнизе и смотрела на неё сонными глазами.
– Баста! – проговорил Фенолио. – Да, бумагу мне добудет Баста. Это идея.
Мегги открыла окно очень осторожно, чтобы Гвин не испугался и не упал, чего доброго, вниз. С такой высоты даже куница переломала бы себе все кости, ударившись о булыжники мощёного двора. Медленно, осторожно девочка высунула из окна руку. Пальцы у неё дрожали, когда она гладила Гвина по спинке. Она схватила его так быстро, что он не успел вцепиться ей в руку зубами, и втащила в комнату. Она с тревогой взглянула вниз, но служанки ничего не заметили. Они пололи, не разгибаясь, платья у них промокли от пота на палившем в спину солнце.
Под ошейник Гвина была заткнута записка, грязная, сложенная в сто раз, заклеенная обрывком пластыря.
– Зачем ты открыла окно? На улице ещё жарче, чем тут! Мы…
Фенолио замолк на полуслове и ошарашенно посмотрел на зверька на плече у Мегги. Она поспешно приложила палец к губам. Потом прижала царапающегося Гвина к груди и вынула из-под его ошейника записку. Куница угрожающе затявкала и снова попыталась тяпнуть её за палец. Гвин терпеть не мог, когда его долго держали на руках. Он кусал за это даже Сажерука.
– Что это у тебя? Крыса?
Фенолио подошёл поближе. Мегги выпустила куницу, и она тут же вспрыгнула обратно на подоконник.
– Куница! – удивлённо воскликнул Фенолио. – Откуда она тут взялась?
Мегги испуганно посмотрела на дверь, но часовой, похоже, ничего не слышал.
Фенолио зажал себе рот рукой и рассматривал Гвина с таким изумлённым видом, что Мегги чуть не рассмеялась.
– У него рога! – прошептал он.
– Ну конечно! Таким ты его выдумал! – шепнула она в ответ.
Гвин всё ещё сидел на подоконнике. Он недовольно щурился на солнце. Вообще-то он не любил дневного света, днём он обычно спал. Как он сюда попал?
Мегги высунулась из окна, но во дворе по-прежнему никого не было видно, кроме служанок. Она поспешно отошла в глубь комнаты и развернула записку.
– Письмо? – Фенолио заглянул ей через плечо. – От твоего отца?
Мегги кивнула. Она сразу узнала почерк, хотя он был не таким ровным, как обычно. Сердце заплясало у неё в груди. Она так жадно вчитывалась в буквы, будто они сейчас приведут её прямо к Мо.
– Что за белиберда там написана? Я ни слова не могу разобрать! – пробурчал Фенолио.
Мегги улыбнулась.
– Это эльфийские руны, – прошептала она. – Мы с Мо использовали их как тайнопись с тех пор, как я прочла «Властелина колец». Заметно, что он давно не упражнялся. Он наделал ошибок.
– Но что же всё-таки там написано? Мегги прочла ему записку.
– А кто такой Фарид?
– Мальчик. Мо вычитал его из «Тысячи и одной ночи», но это отдельная история. Ты видел его, он был вместе с Сажеруком, когда тот от тебя убежал.
Мегги снова сложила записку и ещё раз выглянула в окно. Одна из служанок выпрямилась, обтёрла землю с ладоней и посмотрела на высокую стену, как будто мечтала перелететь через неё на волю. Кто принёс сюда Гвина? Мо? Или куница сама нашла дорогу? Этого всё же не могло быть. Уж конечно, Гвин не стал бы разгуливать тут средь бела дня сам по себе.
Мегги сунула записку в рукав. Гвин всё ещё сидел на карнизе. Сонно щурясь, он вытягивал шею и обнюхивал наружную стену. Может быть, она пахла голубями – они иногда садились на окно.
– Дай ему хлеба, чтобы он не сбежал, – прошептала Мегги, а сама подбежала к кровати и стащила свой рюкзак. Где же карандаш? У неё ведь был. А, вот он – жалкий огрызок. Где же взять бумагу? Она вытащила из-под матраца одну из книг Дариуса и осторожно вырвала форзац. В жизни она такого не делала, не вырывала листов из книги, но сейчас другого выхода не было.
Она опустилась на колени на полу и начала писать теми же тайными рунами. «У нас всё в порядке, и я тоже так умею, Мо! Я вычитала Динь-Динь и завтра, когда стемнеет, я должна вычитать Каприкорну Призрака из „Чернильного сердца“, чтобы он убил Сажерука». О Резе она писать не стала. Ни слова о том, что она, как ей кажется, видела свою мать и что той, если никто не помешает Каприкорну, осталось жить неполных два дня. Такие новости не помещались на лист бумаги, какого бы размера он ни был.
Гвин жадно схватил хлеб, протянутый Фенолио. Мегги сложила записку и засунула её за ошейник.
– Будь осторожен! – прошептала она Гвину, а потом бросила остатки хлеба вниз, во двор.
Куница сбежала вниз по стене, как по ровной дороге. Одна из служанок вскрикнула, когда Гвин проскочил у неё между ног. Она крикнула что-то остальным женщинам. Наверное, они испугались за кур Каприкорна, но зверёк уже скрылся за стеной.
– Отлично, значит, твой отец здесь! – прошептал Фенолио Мегги, становясь рядом с ней у открытого окна. – Где-то там, за стеной. Отлично. И оловянного солдатика ты получишь. Всё идёт отлично, я же говорил. – Он потрогал себя за кончик носа и сощурился на яркий солнечный свет. – А теперь, – пробормотал он, – воспользуемся суеверием Басты. Какое счастье, что я снабдил его этой маленькой слабостью! Это был хороший ход.
Мегги не понимала, о чём он говорит, но ей было всё равно. Она могла думать только об одном: Мо здесь.
|
|
|
