Дракон против волчьей стаи

Великая Степь дремала долгих четыре столетия: с рубежа VI до середины III века. В ее молчании чувствовалось скрытое напряже­ние, как чувствуется напряжение в дрожащем воздухе раскаленного солончака. В знойной тишине плавились неведомые народы, слива­лись и растекались роды и племена, чтобы однажды, в День Гнева, брызнуть во все стороны раскаленными струями.

В III веке степь породила гуннов, страшное племя, прозванное в Европе «бичом божьим». Рыжебородые скифы перемешались с широ­колицыми восточными монголоидами и дали начало жестокосердному Народу Стрельца. Подобно кентаврам, эти люди были неотделимы от своих коней. Мальчики с детства привыкали к коню и луку: основным занятием мужчин были война, грабеж и охота на рабов. «Могущие владеть луком все поступают в латную конницу, — сообщает китай­ский историк. — Каждый занимается воинскими упражнениями, чтобы производить набеги». Жизнь гуннов была подобна жизни всех степ­ных племен. Породнившись с конем, гунны перешли от оседлой жизни ариев к постоянному кочеванию; они были неуловимы для врагов и после стремительных набегов, точно призраки, растворялись в прос­торах степей. За многие сотни ли от степной границы крестьяне со страхом ожидали появления конных призраков, секущих свистящими стрелами. Мужчин убивали, женщин и детей ловили арканами и прикручивали поперек седла. Многие тысячи пленных угонялись ежегодно в Великую Степь, одних обращали в рабство, других приносили в жертву духам.

В 213 году Цинь воздвигла поперек континента Великую Стену и отгородилась от гуннов. Северные области на время обрели покой, но вслед за падением империи набеги возобновились. Великая Стена была прорвана во многих местах, и ослабевшая пограничная стража не справлялась с ее охраной. Вдобавок ко всем бедам, давление в степи повышалось, и на темном горизонте все четче вырисовывались контуры надвигающейся Волны.

После того, как Мэн Тянь отбросил варваров в степь, 24 гунских рода объединились и, взяв за образец Цинь, создали огромную степ­ную империю. Это было предвозвестием бури: воинственные кочевни­ки объединяются только для войны. Энергия, растрачивавшаяся ра­нее в междоусобных войнах, теперь должна была вылиться во всесо­крушающую Волну. Кровавый отцеубийца, шаньюй Модэ, возглавил 300-тысячную конную лаву, устремившуюся на запад. Хань повезло:

Волна прошла мимо ее границ, далеко на западе гунны обрушились на тохаров-юэджи и породили лавину. Не выдержав страшного уда­ра, орды юэджи покатились на юго-запад, в Бактрию, в долину Ин­да, и остановились только на берегах Ганга и Нармады. На западе лавина сдвинула с места сарматов, на юге — парфян, гунны завла­дели всей восточной половиной Великой Степи — от Маньчжурии до соленого Балхаша.

Завоевание новых территорий вызвало понижение давления в степи, и гунны позволили себе несколько десятилетий отдыха. На­беги на северный Китай продолжались, вся приграничная полоса была опустошена, но эти набеги были несравнимы с Волной. Гунны отдыхали, однако давление в степи медленно повышалось, и отдель­ные роды переходили за линию Стены, отторгая обширные куски ки­тайской территории. Разъезды разведчиков доходили до Ханьской столицы и, ожидая худшего, императоры откупались от варваров ог­ромной данью.

Основатель второй империи, У-ди, готовясь к решительной схват­ке, также продолжал платить дань кочевникам. Необходимо было выиграть время, подготовить армию и найти союзников. В 138 году император послал к юэджи чиновника Чжан Цяня. Чжан Цянь дол­жен был пройти многие тысячи ли по степям и пустыням, пробраться мимо гуннских кочевий и достичь мест, где заходит солнце. Это была почти неисполнимая задача, Чжан Цянь был вскоре захвачен в плен гуннами, обращен в раба и десять лет доил коз для своих хозяев. От юэджи не было никаких известий, и Империи оставалось надеять­ся только на собственные силы. В Китае была введена всеобщая воинская повинность, новобранцы проходили месячное обучение в своем уезде и затем служили два года в регулярных войсках в по­граничной охране. Армия перевооружалась по степному образцу; сын рабыни, генерал Вэй Цин, обучал бригады латной кавалерии новой тактике. Выучка и конский состав этих частей уступали знаме­нитой степной коннице, но на стороне китайцев было большое числен­ное преимущество.

В 129 году до н. э. началась Великая Война. Так же, как и при Цинь, китайцы пытались вытеснить гуннов в степь и отгородиться от них Великой Стеной. Ценой больших усилий им удалось изгнать ко­чевников из излучины Хуанхэ и восстановить западный участок Сте­ны. Однако вскоре обнаружилось, что Стена не является неодолимым препятствием. В 125 году гунны овладели узловой крепостью Шофан и снова опустошили пограничные территории. Тогда полко­водцы У-ди перешли к гуннской тактике: стали использовать внезап­ные набеги на степные кочевья и уводить население в полон. Против­ники отказались от обороны, отбросили свои щиты и сошлись в реши­тельной кровавой схватке.

В это время, в 125 году до н. э., с запада прибыл Чжан Цянь, кото­рого давно считали погибшим. Он бежал из гуннского плена и

обошел западные страны Давань, Кангюй и Анси. Он открыл огром­ный мир по ту сторону Луковых Гор, и восхищенная столица с изумле­нием внимала его рассказам. Да! Поднебесная оказалась не одинокой на белом свете, и мир не замыкался четырьмя морями: Южным, Вос­точным, Песчаным и Скалистым! Там, Далеко на западе, были другие страны, большие города и могучие государства. Там были большие реки, текущие в неведомые моря, там росли невиданные деревья и — главное! — там выращивали великолепных коней, столь необходимых для борьбы с гуннами.

Император У-ди распорядился пробить коридор между двумя ми­рами, и в 121 году полководец Хо Цюй-бин выступил на запад. Ки­тайские войска разгромили западные кочевья гуннов и очистили до­рогу вдоль предгорий Кунь-Луня до озера Лобнор. Для прикрытия дороги Великая Стена была продолжена на запад более чем на тыся­чу ли, ее замыкала знаменитая Застава Яшмовых Ворот, «Юймынь-гуань». В 115—114 годах из Яшмовых Ворот выступили первые тор­говые караваны, они шли через Западный Край, между Тибетом и страшной пустыней Такла-Макан. Летом здесь палило солнце Саха­ры, а зимой весь край превращался в ледяную пустыню. Правители оазисов враждебно относились к пришельцам, с севера налетали гун­ны, с юга — жуны и цяны, так что лишь счастливцам удавалось доб­раться до Луковых Гор, заснеженного Памира. Но Империя упорно шла к намеченной цели. В то время, как на севере Хо Цюй-бин и Вэй Цин со своими конными армиями перемалывали живую силу гуннов, на западе Ли Гуан-ли пробивал дорогу в Фергану. В 102 году столица Ферганы была осаждена ханьскими войсками, осадные мастера от­вели от нее воду и проломили таранами стены. Ферганцы сдались и приняли условия китайцев. Ли Гуан-ли получил столь необходимых Хань «небесных коней», в крепостях Западного Края разместились китайские гарнизоны, дорога на запад была открыта.

С этого времени на Великом Пути «один караван не выпускал из виду другого». На запад шли верблюды, груженные шелком, желе­зом, лаковыми изделиями, на восток везли стекло, пряности, космети­ку и гнали породистых лошадей. «Небесные кони», преумножившиеся на конских заводах Империи, позволили отбросить гуннов далеко от Великой Стены, и северные области Поднебесной превратились в цветущий край, новую родину для сотен тысяч переселенцев. На юге войска Империи тоже одерживали победы. Вернувшийся с запада Чжань Цянь принес известие о существовании таинственного южного пути в Индию. Посланные в джунгли экспедиции пропадали бесслед­но или возвращались ни с чем, южный путь так и не был найден, однако ханьским генералам удалось вновь покорить племена юэ и достичь Тонкинского залива. Голова верховного правителя юэ была вывешена в клетке у северных ворот императорского дворца. Так же, как и во времена Цинь, на юг были выведены военные поселения, и завоеван­ная страна дала приют беднякам из центральных районов.

Ханьские знамена развевались повсюду: от хмурых утесов Кореи до цветущих долин Вьетнама. Могущество Левиафана, казалось, не знало границ: полмира лежало у его ног, а остальная половина при­сылала посольства с дарами. Сын Неба У-ди принимал послов в пыш­ном одеянии, облокотясь о нефритовый столик. Дворцовые фонтаны наполнялись вином, а на деревьях развешивали куски жареного мяса. Для развлечения послов был вырыт огромный пруд Кунминчи, посе­редине пруда находился каменный кит, который ревел и бил о воду хвостом. Картина величия и могущества дополнялась сказочными де­талями и врастала в память потомков как блестящая феерия Вели­кого Прошлого. Память снова и снова возвращалась к этому прош­лому в тягостном и томном раздумьи.

Пруд Кунминчи — подвиг ханьских времен...

Знамена и штандарты У-ди обращены на восток...

— вспоминал десять веков спустя великий поэт Ду Фу. Память о бы­лой славе воодушевляла поэтов и в то же время навевала на мысли о бренности этой славы — ибо расцвет не вечен, и за временами побед всегда приходят времена упадка.