Музыка в человеческом обществе как средство овладевания «слабым полом»; ее отличие от музыки животных

Человек унаследовал от антропоморфных обезьян все дости­жения их в области музыки. Дает ли это основание утверждать, что человек унаследовал от животных музыку как искусство?

По этому вопросу мы, с одной стороны, встречаем авторов, утверждающих, что музыки, как искусства, нет даже у дикарей, а с другой, что птичьи песни представляют подлинное искусст­во, которым певцы доставляют удовольствие и себе и слуша­телям.

Обе эти точки зрения одинаково неправильны. Музыка жи­вотных представляет собою разряд не потребленной на произ­водительную работу энергии; она носит не индивидуальный, а видовой характер; тогда как дикарь может издавать музыкаль­ные звуки, индивидуализируя их по своему вкусу. Другими словами, музыка дикаря представляет собою индивидуальное, а музыка животных — видовое творчество. Музыка же, как и дру­гие роды искусства, становится таковым лишь с момента, когда она является продуктом индивидуального творчества.

Музыка у человека, как и у животных, обслуживала половые инстинкты, а сверх того служила и выражением удовольствия в связи с инстинктом питания и самосохранения; дикари поют (и пляшут) по случаю удачной охоты, поют воинственные пес­ни, представляющие собой репетицию тех криков, которыми они оглашают места воинственных столкновений с врагами; у них, как и у животных, эти крики играют роль устрашающего фактора, с той разницей, что у животных они шаблонны и не целепонимательны, т. е. инстинктивны, а дикари понимают их роль и значение.

С этого началась музыка как искусство; она шла по старым, унаследованным путям многие тысячелетия, главным образом обслуживая запросы эротики. В Европе, даже в Средние века, когда официальной музыкой считалась только музыка религи­озная, когда «дудыри и лютники» преследовались церковью, когда их лишали причастия, не признавали за ними, как за шу­тами и скоморохами, никаких прав, музыка этих «дудырей» пользовалась широким распространением, и первое место в ней занимали «любовные песни». Королевские указы запрещали монахам их записывать, из чего мы получаем основание полагать, что песни эти записывались даже в монастырях. За их стена­ми епископы в своих проповедях упрекали крестьянских де­вушек за то, что они «петь псалмов не научились, а любовные песни поют», а песни эти не только пелись, но певцы любви приглашались на придворные празднества и являлись учите­лями музыки в рыцарских замках.

Таким образом, первичный фактор музыкального творче­ства — обслуживание полового чувства — от бесконечно дале­ких времен сохранился до наших дней.

Штук, этот великий толкователь полового чувства, дает це­лый ряд картин, изображающих притягательную силу музыки, которой мужчина привлекает женщин, а женщина — мужчин, вызывая друг у друга чувства животной похоти. Дикари своей музыкой оказывают такое же воздействие на своих красавиц, как сатиры на картинах Штука и Бёклина.

Наряду с такой музыкой мы, однако, во все времена, на всех уровнях культуры встречаем и такую, которая никакого отно­шения к эротике не имеет и служит выявлением индивидуаль­ных и общественных переживаний, о которых здесь говорить не приходится и которых творцами последних столетий явля­ются Бетховен, Шопен, Григ и др., у нас Глинка, Мусоргский, Бородин и др.

О них говорить здесь, разумеется, не приходится.

В заключение о музыке как искусстве у человека и ее прогрес­сивной эволюции остается сказать несколько слов о том, какую роль в ней играет женщина и играет ли она эту роль вообще.

Говоря о животных, я привел мнение Дарвина и многочислен­ных его последователей, полагающих, что прогрессивное развитие птичьих песен и песен зверей, где они имеются, получило место благодаря способностям самок, которые сами хотя и не поют, но умеют различать хороших певцов от плохих, предпочи­тая первых последним. Я указал те основания, вследствие кото­рых эту точку зрения не считаю правильной и не могу признать за самками той роли, которую за ними предполагают авторы.

В ином виде представляется мне решение этого вопроса у человека.

Музыка человека, как я сказал уже, явление не видовое, а индивидуальное. Сделавшись искусством, она из биологическо­го процесса превратилась в процесс психологический. Отсюда уже само собою следует, что прогрессивное ее развитие могла совершиться лишь при условии, если авторы музыкальных про­изведений, какими бы они нам ни казались, принимались или отвергались теми, для которых создавались. Творцом их явил­ся мужчина, как и в царстве животных, обладающий более силь­ным половым чувством, чем женщина; он оказался в роли сто­роны предлагающей, а женщина — в роли стороны принимаю­щей или устраняющей предложение.

Спрос этот, разумеется, не являлся произволом или капри­зом женщины. Будучи хранительницей традиций и вкусов, од­нажды установившихся, она одобряла то, что вытекало из этих установившихся вкусов, что с ними согласовалось, и отклоняла то, что расходилось с ними более или менее резко. Ее роль в эволюции музыки для той ее части, которая обслуживает по­ловое чувство, была решающей. Позднее, когда к музыке при­соединились новые, более сложные запросы индивидуальной общественной жизни, когда вследствие этого сложились но­вые пути творчества в области этих искусств, женщина силою вещей оказалась значительно отставшей в решении задач про­грессивной эволюции искусства. Она стояла (в массе) па том моменте эволюции этих искусств, когда они обслуживали по­ловое чувство. Факт этот, однако, ничего не говорит о том, что­бы женщина от природы была неспособна, понимать и оцени­вать искусства в их высших проявлениях. Напротив, мы зна­ем, что-то, что в музыке является отражением взволнованной речи, что в ней ведет к пониманию этой речи, не только усваи­вается ею, но ее лучшими представительницами передается с таким художественным чувством, с такою проникновенностью, которая является сама по себе величайшим творчеством. Так пела Виардо, так передавали лучшие места оперы «Фауст» Гуно — Нильсон и Лукка. Да иначе и не может быть. Если бы не было женщин, способных сочувствовать высшим формам искусства, то едва ли они могли бы удержаться в процессе сво­ей культурной эволюции.

 

 

Приемы для овладевания самками у животных

И «слабым полом» у человека

(Продолжение)

Б). Танцы самцов как прием овладевания самками

Танцы у животных

Танцы у животных, в качестве приема «пленения» самок, описываются авторами начиная с червей, более подробно у па­уков и насекомых.

Вот, например, что сообщают Л. Фаж и Р. Лежандр в ста­тье «Les danses nuptiales de quelques Nereidiens».

Группа самцов червей Perinercis cueirifa, Per. Dumerilii кружи­лась кольцом с возрастающей скоростью вокруг каждой самки, в свою очередь кружившейся в круге все более суживающем­ся, до тех пор пока наконец не начинала откладывать яйца. Воз­буждение самцов к этому времени достигает наибольшей силы; они проникают со всей доступной им быстротой через массу яиц и выбрасывают сперму. Вода становится молочного цвета от спермы и яиц; изолированные самки могут тогда танцевать и класть яйца в этом молоке.

Хотя автор и называет действия самцов и самок «брачны­ми танцами», злоупотребление термином, однако, здесь совер­шенно очевидно: движения червей ни в каком отношении не могут называться ни танцами, ни брачными уже по тому одно­му, что здесь не может быть и речи о стремлении самцов пле­нять самок, как не может быть речи о психологии в действиях самцов и самок, которые совершают те же движения, что и самцы. Здесь перед нами — простая физиология: разряд возбуж­денной процессом оплодотворения энергии.

То же придется сказать и о действиях, которые описывают­ся авторами, как танцы пауков.

Танцы у этих животных в качестве приема овладеваиия сам­ками описываются очень многими авторами, причем самое опи­сание сопровождается и соответствующими рисунками.

В своем месте я указал, однако, на невозможность такого объяснения описываемых у пауков явлений, и здесь повторять сказанного не буду; отмечу лишь, что такой точный исследо­ватель, как Мак-Кук, указал на сомнительность заключений, расходящихся с наблюдениями.

Танцы у пауков представляют собою разряд возбужденной половым чувством энергии, нашедший свое выражение в дви­жениях, получивших значение предупреждающих самку хищ­ника о том, что перед ней находится не обычная добыча, а са­мец. У пауков, ведущих такой образ жизни, при котором эти предупреждения получили характер своеобразных движений. У пауков, живущих в тенетах паутины, как Epeiridae, «пред­упреждающие движения» получили совершенно иной, не име­ющий никакого отношения к танцам характер; у третьих — там, где взаимоотношения полов не угрожают опасностями друг дру­гу, — ни «танцев», ни иных предупреждающих приспособле­ний не наблюдается вовсе.

«Танцы» у насекомых описываются многими авторами, как «ток» у птиц. Сходство между этими явлениями, однако, чис­то внешнее.

Ток описан у комариков, комаров, толкачиков (сем. Chiro-nomidae, Culicidae, Simuliidae), мух и других насекомых. Чис­ло принимающих в этом участие особей может быть иногда очень значительным. Мне приходится наблюдать эти полеты у такого числа особей, которое в своей совокупности образо­вало целое облачко. Обыкновенно с вечерней зарей, где-ни­будь над межой в поле, носится это облачко, постоянно меняя свою форму, все время, однако, сохраняя свое единство, свою целостность, хотя в нем самом происходит постоянное движение составляющих его особей. У других насекомых ток не яв­ляет собою такой цельности; у него есть ядро более или менее компактное, от которого во все стороны с чрезвычайной быст­ротой носятся входящие в состав особи; у третьих не наблюда­лось ни целостности, ни какой-либо организации; насекомые толкутся над каким-нибудь предметом, который как будто яв­ляется точкой отправления их движений, и т. д.

У рыб движения самцов во время нереста носят особый ха­рактер, который некоторыми авторами, однако, тоже прирав­нивается к «танцам». Так, у сазанов и подустов (Chondrostoma nasus) описываются более или менее длительные «любовные игры». Когда около самки находится один самец, он действи­тельно производит ряд необычных и странных движений, ино­гда напоминающих прыжки. Содействуют ли такие движения самца половому возбуждению самки — сказать трудно, принимая во внимание, что спаривания у них не бывает и кладка яиц опре­деляется физиологическими процессами, которые произойдут в свое время, независимо от ухаживания самцов. Правда, рыбы, держащиеся стаями, в период нереста производят особого рода движения. Мне приходилось наблюдать «хороводы» карасей. Стайка этих рыб от середины пруда плыла к берегу, делая кру­говые движения. Стая делала эти движения как одно органи­зованное целое, а в нем, этом целом, отдельные особи совершали свои движения «игр». По мере приближения к берегу круговые движения стаи делались все менее правильными, и «хоровод» в конце концов, распался.

Эти и другие им подобные движения у рыб имеют своим объяснением потребность самцов держаться возле самок вслед­ствие веления полового инстинкта оплодотворять икру при вы­делении ее самками.

У земноводных животных наблюдаются аналогичные явле­ния. Самцы тритонов, приобретая в период спаривания «брач­ный наряд», производят вокруг самки движения, которые по­тому лишь не называются танцами, что производятся медлен­но и неуклюже, — обстоятельство, разумеется, не изменяющее биологического смысла явления.

У пресмыкающихся пластические движения ухаживания за самками описываются у аллигаторов. Дарвин, со слов Бортрама, сообщает, как самец в период размножения «раздувался до того, что, кажется, был готов ежеминутно лопнуть, поднял хвост кверху, вертелся и носился по поверхности воды».

У птиц в качестве приемов овладевания самками тоже опи­сывают (кроме голосовых звуков) «танцы». В описании по­следних, к сожалению, много неточностей и обычного антро­поморфизма. Так, танцы самцов каменного петушка (Rupi-cola) в тропической Америке описываются так, как будто они производятся людьми; тут и зрители по краям площадки, на которой танцуется менуэт, и «чередование самцов, исполните­лей менуэта; иногда описывается бал под музыку»: одна птич­ка поет, другие танцуют. Дарвин цитирует описание «танцев» Одюбоном, по словам которого самец чепуры (Ardea herodias) «с большим достоинством прогуливался перед самками, как бы выжидая соперников», и т. п. Даже тогда, когда даются рисун­ки танцующих птиц и, вероятно, правильно передающие то, что видел наблюдатель, они вследствие подхода к оценке опи­сываемых явлений «от человека» вводят нас в заблуждение. Hudson, например, описывая танцы шпорцевых пиголиц, гово­рит даже, что «птицы эти во время танцев маршировали, изда­вая звуки в такт маршу».

Мои наблюдения дают мне основание утверждать, что чув­ства ритма в связи с пением птиц у них не существует. Неко­торые из них при пении совершают размеренные движения сво­им телом, но песня с этими движениями ни в какой связи не стоит: она идет сама по себе, а движения сами по себе.

Оставив в стороне антропоморфизм в описании танцев птиц, мы имеем в своем распоряжении многочисленный ряд конк­ретно существующих явлений, смысл которых заключается в том, что возбужденная половым чувством энергия у птиц-сам­цов находит одним из путей для своего разряда различного рода движения, первоначально не имеющие иного значения, как полезный физиологический процесс, но позднее получив­шие новое и очень важное в биологическом отношении при­способление, вызывающее в самках соответствующие половые реакции. Вызывают потому, что самцы производят их под дав­лением именно полового чувства, которое у самок по законам циклического процесса должно возбуждать те же чувства. Этим и объясняется, почему «танцы» (как и «любовные песни») вы­зывают реакции у самок только того вида, к которому принад­лежит самец.

У млекопитающих задача эта разрешается иными средства­ми, более простыми и требующими гораздо меньшей затраты энергии.

Интересно отметить, что у низших млекопитающих при­емы ухаживания близки к тому, что наблюдается у птиц. Так, ухаживание кенгуру, например, требует от него огромного рас­ходования энергии на «бестолковое блеяние» и прыгание, — тут мы имеем и по существу и по значению своего рода «музы­ку» и «танцы», как и у птиц.

Аналогичные явления наблюдаются и у низших этапов эво­люции других зверей. Водяные крысы во время «ухаживания за самкой» иногда так быстро кружатся на воде, что может показаться, «будто сильный водоворот вращает его». Хотя самка, по-видимо­му, довольно равнодушно взирает на эти аллюры, но все же ис­кусные упражнения самца, — говорит автор описания, — оказы­вают на нее соответствующее влияние, потому что, по окончании кружения, самец и самка приближаются, оба дружно плывут ря­дом, и затем почти всегда следует спаривание. Ясно, что мы име­ем здесь дело с явлениями, по своему происхождению и своей биологической задаче совершенно тожественными тому, что опи­сывается у птиц под термином «танцев»: переживания, испыты­ваемые особью и проявляемые у самцов в форме разрядов воз­бужденной энергии телесными движениями, вызывают у воспри­нимающих эти движения самок аналогичные чувствования.

 

⇐ Предыдущая78910111213141516Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: