Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Сцена первая. Сцены из трагедии «оуланею. Сцена вторая. 506 тетрадь стихов, посвященная отцу. Оуланем. Спасибо, незнакомец, но боюсь я, не слишком ли ты ценишь нас.




СЦЕНА ПЕРВАЯ

Улица. Оуланем, Лючиндо. Пертини перед своим

домом.

Пертини.   Синьоры! Полнят толпы чужеземцев Наш город, воспеваемый молвой, Их наши чудеса к себе влекут. Вас приглашаю я к себе — нигде Гостиницы свободной нет у нас, И все, что только в силах предложить, Я предоставлю вам — приязни чувство, Вас увидав, я сразу испытал.

Оуланем. Спасибо, незнакомец, но боюсь я, Не слишком ли ты ценишь нас.


СЦЕНЫ ИЗ ТРАГЕДИИ «ОУЛАНЕЮ



П е р т и н и.                                                           Нисколько.

Вам не к чему так скромничать, синьоры.

О у л а н е м.   Но мы хотим подольше здесь побыть.

П е р т и н и.   Тот день, когда решите вы уехать, Печален будет для меня.

О у л а н е м.                                                Спасибо.

П е р т и н и.   (Зовет мальчика. )

Эй, мальчик! В залу отведи господ, Им после странствий нужно отдохнуть, Побыть одним и поменять, конечно, Тяжелую дорожную одежду.

О у л а н е м.   Идем. Но скоро мы назад вернемся.

(Оуланем и Лючиндо уходят вместе с мальчиком. )

П е р т и н и.   (Один, настороженно оглядывается. ) Да, это он, и день тот наступил! Я друга старого не мог забыть, И память мне отнюдь не изменяет; Но вот теперь я думаю иначе... Да, это он, тот самый Оуланем, А память прекратит меня терзать. Была ты ночью у моей постели, Со мной спала ты, память, и вставала, — Да, с человеком этим я знаком, И есть еще другое, что я знаю, И все — лишь Оуланем, Оуланем! То имя — словно смерть, но пусть звучит, Пока еще живет его носитель. Да! Это встало из моей души, Как воздух ясно и как кости крепко, Я эту клятву вижу пред собой, Да, я нашел — пусть он теперь отыщет! Мой план готов, а сердцевина плана И жизнь его — ты это, Оуланем, Судьбу, как куклу, хочешь за веревку Тянуть и с небом в камешки играть? Богов из ребер создавать своих? Мой маленький божок, брось роль свою... Но только реплики моей дождись! (Входит Лючиндо. )

СЦЕНА ВТОРАЯ

Л е р m и н и, Лючиндо.

П е р т и н и.   Что вы одни, мой юный господин? Лючиндо. Я любопытен, старику все старо!


506                         ТЕТРАДЬ СТИХОВ, ПОСВЯЩЕННАЯ ОТЦУ

П е р т и н и.   Ах! Ваш старик!

Л ю ч и н д о.                               Нет, нет. Когда душа моя,

Хотя б одну глубокую мечту, Стремленье затаенное питала — То было лишь — назвать его отцом, Такой глубокий, вдохновенный ум, В себя готовый все миры вобрать, И сердце, полное теплом небесным — Я думал, нет таких на свете, но Его узнал я...

П е р т и н и.                           Как звучит прекрасно,

Когда уста горячие, младые, Похвалят старших страстно-горячо. В той похвале — библейская мораль, История о старцах и Сусанне, О блудном сыне притча; но позвольте — Известен вам тот господин, с кем вас Связал, как кажется, союз сердечный?

Л ю ч и н д о. Как «кажется»? Ведь кажимость — лишь сон. Вы человеконенавистник?

П е р т и н и.                                            Нет,

Я человек.

Л ю ч и н д о.                    Простите, коль обидел!

Вы дружбу проявили к чужеземцу. Кто к страннику с любовью подойдет, Тот, значит, не собой лишь ограничен! — Но нужен вам ответ. Так вот ответ — Нас связывает с ним союз особый, Что в глуби сердца нашего был выткан, Вот так огни двух факелов, сливаясь, Сиянием сердца их озаряют, Как будто демоны благие света Нас выбрали навеки друг для друга. Его давно, давно уже я знаю, С тех пор, как есть во мне воспоминанье, Но как нашли друг друга мы, клянусь я, Не знаю.

П е р т и н и.                  Романтично все звучит,

Но это только звук, синьор мой юный, Звук, что поможет в просьбе отказать...

Лючиндо. Я вам клянусь.

П е р т и н и.                             Но в чем же вы клянетесь?

Лючиндо.       Его не знаю я и все же знаю,

Он прячет тайну глубоко в груди,


СЦЕНЫ ИЗ ТРАГЕДИИ «ОУЛАНЕМ»



Да я ее и знать бы не хотел, Сегодня — но она влечет меня, Ведь я себя не знаю.

П е р т и н и.                                          Это плохо.

Л ю ч и н д о. Так одинок я, так от всех далек.

Любой бедняк — и он похвастать может Родителями с праздничной ухмылкой; Его вскормивших помнит он и все Былое сберегает. У меня ж Лишь имя есть — Лючиндо, но я мог бы И деревом иль виселицей зваться!

П е р т и н и.    Чего ж хотите? С виселицей дружбы? Я вам скажу, как с нею породниться.

Лючиндо.   (Серьезно. ) Зачем пустыми звуками играть, Коль грудь моя горит?

П е р т и н и.                                             Пускай горит,

Пока не выгорит!

Лючиндо.             (Вспылив. ) Зачем?

П е р т и н и.                                               Да так!

Но я всего лишь скромный обыватель,

Что каждый час так часом и зовет.

По вечерам зовет, чтобы проснуться,

И утром вновь начать считать часы,

Пока совсем не прекратится время,

Не станут черви стрелками часов,

И это вплоть до страшного суда,

Когда Иисус Христос и Гавриил

Всех наших прегрешений список длинный

Прочтут под страшный рев могучих труб,

Поставят нас направо иль налево

И шкуру божьим кулаком проверят —

Чтобы узнать, мы агнцы или волки.

Лючиндо. Меня не вызвать им — я безымянный.

П е р т и н и.   Что ж, это рад услышать я от вас! Но так как я простецкий обыватель, То мыслями простецкими я полон, Простыми, словно камень иль песок: Кто племени не знает своего И вместе с племенем другим живет — Он лишь бастард!

Лючиндо.                               Что ты сказал, опомнись!

Скажи, что солнце черно, месяц — плосок, И что лучей они не посылают, За то, что говоришь ты, платят жизнью!


508           •        ТЕТРАДЬ СТИХОВ, ПОСВЯЩЕННАЯ ОТЦУ

П е р т и н и.   Не нужно, милый друг, импровизаций! Я судорогой нервной не страдаю! К тому ж бастарды часто столь пышны, И столь могучей силой расцветают, И гордо поднимаются до неба, Как будто знают — создало их счастье, А не союз безрадостный и рабский! Бастарды — пасквили, сказал бы я, Природа — автор; брак сидит на кресле, С чепцом и атрибутами другими, В заботах глупое его лицо, У ног его лежит сухой пергамент С начертанным проклятием попов, Глухие залы церкви — перспектива, На заднем плане — лишь толпа разинь, И я хвалю бастардов!

Л ю ч и н д о.                   (Вспылив. ) Хватит, хватит!

Что значит это? Выскажись ясней! Но и мои слова услышишь ты! А впрочем, что мне спрашивать тебя? Не ад ли развернул свои картины, Не встал ли предо мной сухой скелет, Уставясь на меня с проклятьем злобным? Но знай — не безнаказанно ты бросил Своей бесовской лапою огонь И грудь мою зажег гореньем грозным. Не думай, что играешь ты с ребенком И на головку детскую бросаешь Победоносно кости. Нет, со мной, Со мной ты опрометчиво играешь, Пустился рано ты на откровенность, Змеиный яд излил свой слишком рано — И злобу и позор свой ощутив, Я это все тебе назад швырну, Глотай свой яд, тогда с тобой сыграю, А ныне говори — я так хочу!

П е р т и н и.   Не Фауст вы, а я не Мефистофель,

Хоть, может быть, вы так вообразили, Со мной вам эта штука не удастся, Иду наперекор я вашей воле.

Л ю ч и н д о. Ты пожалей себя, не раздувай Огонь, иначе вспыхнет он, Да и тебя сожжет.

П е р т и н и.                                  Все это фразы,


СЦЕНЫ ИЗ ТРАГЕДИИ «ОУЛАНЕМ»



Он только вас одних сожжет, поверьте.

Л ю ч и н д о. Меня? Пускай! Ведь кто я для себя? Но вот тебя я обхвачу руками И как клещами грудь твою сожму, Перед двоими пропасть распахнется, Ты упадешь, а за тобою я, И прошепчу смеясь — пошли, приятель!

П е р т и н и.   Фантазией одарены вы. Видно,

Немало вы мечтали в вашей жизни?

Л ю ч и н д о.   Вы угадали, я мечтатель, да!

И правда — что от вас я мог узнать?

Вы видите нас только в первый раз

И все ж меня готовы оскорбить.

Чего же ждать? Чего от вас просить?

Нет ничего у вас, а я зато

Готов теперь за стыд вам отомстить.

Круг очертили вы, и для двоих

В нем тесно — попытайтесь убежать!

Но пусть судьба свой скажет приговор.

П е р т и н и.   Читали вы учителю ту сцену, Из старой взяв трагедии ее?

Л ю ч и н д о. Да, правда, мы трагедию играем.

Ну что ж, пойдем — куда вы захотите!

П е р т и н и.   Куда, когда, зачем я захочу? Увольте!

Л ю ч и н д о.                    Баба! Дразнишь ты меня —

Но я тебе в лицо скажу — ты баба. По улицам я это прокричу, При всех я изобью тебя, коль только Ты не пойдешь за мной, пытаясь шуткой Отделаться, где кровь моя бурлит. Ни слова больше, хоть иди, хоть нет — Но приговор твой вынесен, мерзавец!

П е р т и н и.   (Вспылив. ) Еще раз это повтори, мальчишка!

Л ю ч и н д о. Хоть тысячу, когда хотите вы,

Чтоб растревожить вашу желчь, чтоб кровь Из ваших глаз струилась, повторю я. Да, баба ты, мерзавец — повторил я!

П е р т и н и.   Что ж, мы поговорим, вы так и знайте! Есть место, что связало нас двоих, И это — ад, не для меня, для вас!

Л ю ч и н д о. Что принялись вы мямлить здесь? На месте Мы все решим сейчас — и в ад слетев, Скажите бесам там — я вас послал!


510            '        ТЕТРАДЬ СТИХОВ, ПОСВЯЩЕННАЯ ОТЦУ

П е р т и н и.   Одно лишь слово!

Л ю ч и н д о.                                   Для чего слова?

Я вас не слышу, ваше слово — ветер. Кривляйтесь, как хотите, все равно, Не вижу я. Оружье принесите, Пусть говорит оно; мое в нем сердце, А коль не разобьется...

П е р т и н и.   (Прерывая его. )

Дерзить не нужно, брось ребячество,

мальчишка! Что можешь потерять ты? Ничего! Ты просто камень, что с луны упал, РГа нем три слога кто-то написал? Ты знаешь их, они звучат «Лючиндо». Я против звуков тех пустых и звонких Не стану ставить честь свою и жизнь. Иль кровь мою ты хочешь сделать краской И мной, как кистью, хочешь ты водить? Нет, наше положение неравно, И в нашем столкновенье есть ли смысл? Я есмь, я знаю кто я есмь, а ты кто? Себя не знаешь ты — тебя и нет! Хотел бы честь отдать ты мне в залог, Которой ты, бастард, не ведал даже? И против полноценной ставки ты Поставить захотел свою пустышку? Пусть имя будет у тебя, и честь, И жизнь — тогда лишь только имя, И честь и жизнь против тебя поставлю!

Лючиндо. Так вот чем захотел спастись ты, баба, Так тонко ум твой косный рассчитал? Как твой расчет хитер, неправда ль, баба? Но знай, что я итог твой зачеркну И напишу в итоге слово «баба», Я покажу, что ты глупей скотины, Тебя я перед всеми обесславлю, Рассказывай потом, и объясняй Всем дядям, тетям, детям и мужчинам — Лючиндо я, и так себя зову, Пусть так меня зовут, а не иначе, Пусть я таков, а мог бы быть иным, Пусть даже это «я» не существует В обычном смысле бытия — пускай. Зато ты будешь лишь собою — бабой!


СЦЕНЫ ИЗ ТРАГЕДИИ «ОУЛАНЕМ»



П е р т и н и.   Отлично. Ну, а что б скажи, случилось,

Когда б тебе я имя дал, да, имя? Л ю ч и н д о.   Без имени ты сам — как дашь ты имя,

Ты, только что увидевший меня?

К тому же зренье — лишь обман, лишь стыд,

Что гонится за нами... Пустота... П е р т и н и.   А если б кто-то больше знал, чем видит? Л ю ч и н д о. Во всех ты видишь подлеца — себя. П е р т и н и.   Да, не обманет первый взгляд меня,

Но я тебя не первым взглядом вижу!

Мой взгляд изведал многие глубины...

А вдруг знакомы мы?
Л ю ч и н д о.                                         Не может быть!

П е р т и н и.   Не правда ли, чудесный есть поэт,

Который любит в жмурки поиграть.

Фантазиями редкими наполнен,

Из жизни рифму хочет сделать он —

А вдруг и жизнь свою он сочинил? Лючиндо.  Я вижу здесь какую-то случайность! П е р т и н и.   Случайность — так философ говорит,

Когда ему служить не хочет разум.

Случайность — это вымолвить легко.

Ведь имя — тоже случай: Оуланем —

Так может зваться всякий, коль иного

Нет имени... Да, имя то — случайность! Лючиндо. Вы знаете его? Тогда скажите! П е р т и н и.   За что детишек хвалят? За молчанье! Лючиндо. Противно мне просить вас, — все же я

Вас заклинаю, чем вы дорожите. П е р т и н и.   Отделаться хотите медяками?

Я баба, что же заклинать меня? Лючиндо. Коль бабой не хотите вы прослыть,

Противное вы делом докажите! П е р т и н и. Мне наплевать, что б вы ни говорили,

Мне наплевать на вашу доброту. Лючиндо. На крайности меня вы не толкайте,

Туда, где нет границ, всему конец. П е р т и н и.   Ну что ж, давайте испытаем крайность,

Пускай мой жребий вытянет судьба! Лючиндо. Так что же, значит, нет нигде спасенья?

Стальная грудь тверда и непреклонна,

Душа насмешкой опустошена.

Она, словно бальзам, впивает яд

И улыбается в последний час,


Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...