Внеконституционное правительство в законодательном собрании
⇐ ПредыдущаяСтр 32 из 32 I После того как партийные организации проникли в различные сферы публичной жизни с теми результатами, которые нам уже известны, они кончили тем, что укрепились даже в органах законодательной власти и достигли там кульминационного пункта в виде «законодательного кокуса» и «организации палаты». Законодательный кокус существует с давних пор. Напомним, что уже во времена федералистов многие члены конгресса, и в частности сенаторы федералистской партии, ввели в обычай устраивать частные собрания, чтобы заранее намечать линию своего поведения по наиболее важным вопросам, поставленным в конгрессе; решения, принятые на этих тайных собраниях, которые были обозначены фамильярным названием кокуса, рассматривались как обязательные для меньшинства. Этот обычай, введенный федералистами, несмотря на то, что он был яростно атакован оппозиционной прессой, был принят республиканцами (демократами). Один писатель начала XIX в, упоминает об этом в следующих выражениях: «Во время этой сессии конгресса (8-й) в дискуссии о мероприятиях, предлагаемых сторонниками правительства, было меньше свободы и независимости, чем раньше». Оказалось, что по наиболее важным вопросам линия поведения, принятая большинством, являлась результатом сделок, совершенных кокусом, или, иначе говоря, была установлена в частных собраниях членов-демократов. Таким образом, деятельность законодательства всегда руководствовалась партийными соображениями и решениями, принятыми заранее, вместо того чтобы исключительно направляться здравым смыслом и личными убеждениями. Вскоре кокус конгресса, как мы это уже знаем, взял на себя намечение кандидатов в президенты и вице-президенты Союза и выполнял эту функцию до тех пор, пока демократическое чувство, проявившееся во всей стране, не заставило его отказаться от этого. Тем не менее, народная буря не разрушила институт кокуса, и последний продолжал, при закрытых дверях, предопределять государственную деятельность конгресса всякий раз, когда затрагивались интересы партии. Когда вопрос о рабстве расколол партии, кокус не мог удержать своей власти. После гражданской войны, с появлением могучей и самодержавной партии, партии республиканцев, кокус вернулся к власти. При отсутствии в конгрессе регулярного управления лидеров, такого, какое создала английская парламентская эволюция, кокус, который стремился соединить различные элементы партии и обеспечить согласованную деятельность, отвечал действительной политической потребности. Но, избегая яркого света гласности и ответственности, этот тайный комитет был слишком склонен присвоить себе диктаторскую власть. Он ее дал почувствовать даже наиболее видным членам партии. Знаменитый государственный деятель Чарльз Самнер, испытав на себе тиранию кокуса, поднял по этому вопросу большие дебаты в сенате в 1867 г. Он протестовал против «присвоения кокусом не только святой, но и священной власти, которая торжественно обязывает каждого присутствующего члена... Мы должны здесь выполнить наш долг сенаторов. Мы не можем связать себе руки заранее... Вы нарушаете конституцию». Во время новых дебатов в 1871 г. Самнер (который за это время был снят по распоряжению кокуса со своей должности председателя комитета иностранных дел) объявил, что кокус является лишь «условностью», и отрицал, что его решения могут иметь в какой-либо степени обязательный характер.
Через тридцать пять лет, в 1906 г., подобного рода дебаты были подняты в сенате одним сенатором-демократом против демократического кокуса. Оратор указал на то, что кокус является вопиющим нарушением духа и содержания конституции Соединенных Штатов, что он противоречит равенству представительства штатов в сенате, так как под режимом кокуса сенатор голосует не как представитель своего штата, но как представитель других штатов, сенаторы которых заранее диктуют его поведение.
II Эта новая атака против кокуса в конгрессе, имевшая место значительно позднее больших дебатов, поднятых Чарльзом Самнером, доказывает, что кокус все еще жив, И действительно, он укоренился в привычках и взглядах американцев. Обязательность для каждого члена законодательного собрания согласовать свое политическое поведение с решениями кокуса своей партии приобрела характер неоспоримого правила, приказания этического характера. Для партий и их руководителей в палатах кокус являлся классическим и верным средством для того, чтобы сломить всякого члена, имеющего собственные убеждения, и заставить его подчиниться. Но, начиная с той эпохи, которая следовала за гражданской войной, сфера действий и влияния кокуса сузилась. Он оказался недостаточным, чтобы осуществлять управление лидеров в новых парламентских условиях. Новые политические и экономические проблемы все более усложняли деятельность конгресса. Чтобы преодолеть эти трудности в широком масштабе, развилась система постоянных парламентских комитетов. Деятельность и обязанности палат перешли вскоре к комитетам. Их число увеличивалось бесконечно. (В настоящее время существует больше пятидесяти комитетов при палате представителей.) Ввиду этого распыления законодательной деятельности все более и более чувствовалась необходимость в концентрированной власти, и эта власть появилась. Путь ей был проложен процессом централизации, который произошел одновременно также и в партийных организациях вне конгресса и который нашел свое наиболее законченное выражение в боссизме. Последний достиг Вашингтона наиболее прямым путем. Боссы, как мы это знаем, вошли в большом количестве в конгресс и принесли с собой не только свои методы, но также и власть, которой они пользовались над местными организациями партий, назначающими и увольняющими сенаторов и депутатов.
Тогда в той и другой палате конгресса образовались небольшие группы из нескольких лиц, которые управляли партией, как обыкновенный босс управляет своей машиной. В палате представителей, в частности, эта автократия оформилась в виде чрезвычайных полномочий «спикера» (председателя), окруженного небольшой группой боссов, так называемой «организацией палаты». Комитеты, которые сделались всемогущими, назначались спикером в силу регламента. Председатели наиболее важных комитетов со спикером во главе сделались диктаторами палаты*. Теперь уже нет более необходимости, по крайней мере, в такой же степени, как раньше, прибегать к кокусу для того, чтобы заставить следовать за собой членов большинства; достаточно приказания организации палаты. Депутатам остается лишь повиноваться. Сопротивляющийся обрекает себя на политическое уничтожение в конгрессе, а вслед за этим также в своем избирательном округе: он не будет назначен спикером и организацией палаты в один из тех комитетов, которые действительно имеют какое-либо значение, он будет сослан в комитет по акустике зала заседаний или в другой комитет того же рода, где не сможет иметь ни малейшего случая заставить с собой считаться; его проекты законов будут похоронены в комитетах; спикер не даст ему даже слова на заседании. Его избиратели скоро узнают ужасную правду о том, что он «не регулярный», местная же машина узнает об этом еще раньше; может быть, даже она будет об этом извещена из Вашингтона. Возможно, что он даже будет полностью оправдан в своей оппозиции к «организации палаты», но все равно на будущих выборах он будет отвергнут. Единственной прерогативой членов партии является выбор «короля», и это делается в кокусе. В начале сессии собирается кокус, чтобы наметить спикера и утвердить старый регламент палаты. Когда проявляется неудовольствие в рядах партии против господствующей олигархии и когда в некоторых важных случаях можно даже опасаться мятежа, собирается кокус в меньшей сте пени для того, чтобы умерить разногласия во мнениях, чем для того, чтобы заставить подчиниться малопокорных членов. Раз какой-либо член «пошел на кокус», он должен подчиниться решению большинства, чтобы не сделаться «раскольником» или, как теперь говорят, «инсургентом». Такие случаи встречаются время от времени. Но «раскольник» ставит этим на карту свою политическую жизнь*.
Так как вследствие этого многие члены не хотят «идти на кокус», олигархия созывает иногда вместо кокуса «конференцию», которая рассматривается как не влекущая за собой обязательств. Разница является скорее теоретической. Во всяком случае, олигархия использует конференцию так же, как и кокус, для того чтобы зондировать почву. Чтобы быть уверенной в том, что ей подчинятся, она должна узнать намерения палаты и взвесить относительную силу различных мнений, точно так же, как босс города или штата распознает народное мнение, чтобы знать, до какого предела он может идти. В сенате, члены которого пользуются большим престижем, чем члены конгресса, и, разумеется, должны относиться друг к другу как власть к власти, подчинение сенаторов приказу партии и ее руководителей не проявляется с такой примитивностью. Но там установились такие же внеконституционные органы, как и в палате, функционирующие с таким же успехом. Это прежде всего партийные кокусы. С точки зрения достоинства сенаторов, кокусы, рассматриваемые как свободные собрания, созываются в сенате чаще, чем в палате, но решения, которые на них принимаются, не менее обязательны для сенаторов. В сенате партии осуществляют также свою олигархию под видом комитета, называемого руководящим комитетом, комитетом, держащим руль. Этот комитет назначается кокусом. Официальные комитеты сената фактически также назначаются кокусом. Решения кокуса в сенате и в палате представителей, будучи навязаны в порядке морального принуждения, сами по себе не являются обязательно скверными. Иногда случается, что они бывают разумными и полезными для того, чтобы проводить необходимые законы. Но они являются также большой поддержкой частных интересов, которые стремятся взять верх над законодательством. Последние имеют в кокусе своих представителей, которые могут спокойно за закрытыми дверями кокуса обрабатывать его в их пользу. II В законодательных собраниях штатов партийный кокус также давно существовал под видом регулярного учреждения и прошел через те же превратности, как и в конгрессе. Менее возвышенный характер этих собраний и коррупция, которая так часто царила среди многих из них, привели к тому, что в один прекрасный день выявились злоупотребления, причиной которых явилась деятельность этого орудия партии. Кокусы теперь в законодательных собраниях штатов гораздо менее часты. Прежде всего это происходит вследствие слабо развитого партийного духа в этих собраниях. Разделение партий, подобно существующему в конгрессе, здесь выражено слабее; большинство мероприятий принимается единогласно, и лишь немногие вопросы становятся партийными вопросами. Второй причиной является так же, как и в конгрессе, централизация, происходящая в партийном управлении. Приказание босса или господствующей олигархии не менее или даже более действительно в собраниях штата, так что в большинстве случаев нет необходимости пускать в ход механизм кокуса. Действительно, спикер и организация палаты не менее могущественны в законодательных собраниях штатов при решении судьбы какого-либо билля, и они используют свою власть с не меньшим произволом; приказаниям «руководящего комитета» подчиняются не менее, чем в Вашингтоне. Благонамеренные члены партии жалуются на то, что кокус не был созван, так как кокус прежде всего означает борьбу. Наконец, в штатах, где господствует машина, организации соперничающих партий очень часто действуют согласованно; между ними существует борьба, которая начинается в первичных собраниях, но которая кончается в законодательных. Босс или организация палаты не имеют надобности прибегать к кокусу, чтобы взять верх над оппозицией честных членов своей партии, так как они всегда могут найти достаточно коррумпированных членов другой партии, чтобы собрать большинство в пользу своих зловредных мероприятий.
Партийные кокусы в законодательных собраниях штатов обычно существуют для намечения кандидатов на пост спикера или на другие должности палаты, а также на посты сенаторов Соединенных Штатов (сенаторы, как известно, избираются законодательными собраниями штатов). Решения господствующего партийного кокуса равнозначны выборам законодательного собрания. Точно так же все усилия и все влияние переносятся с собрания на кокус. Борьба часто бывает очень оживленной, и средства, употребляемые в этих случаях, не особенно чисты. «ЬоЬЬуз1'ы», агенты корпораций, действуют энергично, чтобы провести спикера, благоприятного частным интересам, которые они представляют. При этом предлагаются и даются обязательства, в результате чего заранее создаются комитеты и заранее определяется ход законодательного собрания. Случается, но очень редко, что несогласное меньшинство изменяет кокусу и голосует на заседании против его кандидатов. Последние не могут собрать большинства голосов, баллотировки следуют одна за другой, и создается безвыходное положение. Иногда раскольникам и удается утомить большинство партии и заставить его выставить других, более приемлемых для них, кандидатов, иногда же они соединяются с оппозицией и проводят своих собственных кандидатов. Время от времени кокусы созываются для обсуждения законодательных мероприятий. Редко случается, чтобы члены кокуса не явились на зов. Обычно они «идут на кокус», но иногда, чтобы не быть связанными решением, которого они не одобряют, они уходят до голосования: они «выходят из кокуса». Настоящая дискуссия, настоящая борьба по поводу оспариваемых мер происходит в кокусе; это там произносятся большие речи. Дискуссия в палате ведется только для виду. «Расколы» происходят по поводу законодательных мер точно так же, как по поводу кандидатур. «Раскольниками» бывают иногда люди возвышенного ума, иногда же они не стоят большего, чем те люди машины, против которых они борются. IV Несмотря на то что в конгрессе и в законодательных собраниях штатов кокус уступил место олигархии, он остается высшим выражением и сокращенным отображением режима партийных организаций. Дисциплина партии доведена до абсурда: делом чести является обязанность голосовать против своих убеждений; «регулярность» вынуждает отрешиться от долга и освобождает от ответственности за действия, которых нельзя оправдать. Управление большинства, являющееся притязанием и оправданием кокуса, сведено к управлению меньшинства; не только меньшинство партии уничтожено, но и большинство законодательного собрания лишено своей воли и своей власти. Коррумпированное меньшинство может диктовать законы. Свобода слова не более реальна, чем свобода голосования; публичная дискуссия заменена тайными собраниями. Избавленный от всякой ответственности, кокус освобождает от нее представителей народа; самое скандальнее голосование находит готовое оправдание: «это была мера кокуса», ничего нельзя было сделать. Трусливые и раболепные в отношении вождей партии, эти законодатели могут не бояться общественного мнения, которое само дало им эту власть, усвоив ложное понятие, приписывающее решениям кокуса священное значение. В то время как кокус исключает гласность и ответственность, он широко открывает двери тайным влияниям и коррупции. Компаниям, падким на прибыль, частным интересам, которые добиваются получить привилегии на то, чтобы грабить публику под прикрытием законов, изданных под их влиянием, остается только протянуть руку. Сосредоточив свои усилия на ограниченном числе членов, они овладевают кокусом, и этот последний предает им законодательство, которое, в свою очередь, предает им интересы народа. Таким образом, власть конституционного управления извращена и отдана на позор внеконституционному корпусу, которому она дала возможность развиться под своей сенью. То, что ролью кокуса в широкой мере овладели организация палаты или боссы, ничего не меняет: и те и другие являются лишь двумя сторонами одной и той же медали. Глава девятая БОРЬБА ЗА ЭМАНСИПАЦИЮ Неужели американская демократия навсегда обречена на такое состояние вещей, которое мы только что описали? Разве нет выхода? Многие добрые граждане уже с давних пор потеряли надежду найти такой выход. В действительности последние тридцать или сорок лет, которые были отмечены высшей степенью политической коррупции, были также ознаменованы многочисленными и разнообразными попытками вырвать американскую демократию из того положения, до которого довели ее управление машины и влияние финансовых предприятий. Чтобы закончить наше описание, рассмотрим эти попытки. Они начались вскоре после гражданской войны. Они были вызваны коррупцией партии, находящейся у власти, республиканской партии: поддерживаемые дисциплиной партии, ее продажные элементы эксплуатировали без зазрения совести государственную власть, в то время как под их покровительством образовывались монополии в пользу крупных промышленных и финансовых интересов. Движение возмущения проявилось в двух направлениях: в экономическом и политическом. Экономическое возмущение разразилось одновременно в первобытных районах Запада среди фермеров, которые себя считали обиженными произвольными тарифами железных дорог, и на Востоке, где оно было направлено против излишнего протекционизма фабрикантам, начавшегося с момента гражданской войны. Движение фермеров создало на Западе очаг социального неудовольствия, которое сделалось постоянной угрозой политической устойчивости, воплощенной в традиционных партиях. Антипротекционистское движение приняло форму пропаганды в пользу идей свободной торговли и, в свою очередь, сделалось очагом свободной мысли по политическим вопросам; оно привлекло к себе лучших людей и независимые умы той и другой партии, и там образовалась наиболее крупная группа руководящего штаба, которая должна была повести за собой, в течение следующей четверти века, все кампании за реформы и свободу. Первое крупное восстание произошло, во всяком случае, на политической почве, по поводу президентских выборов в 1872 г. Тогдашний президент генерал Грант, который, помимо своего желания, проводил режим деспотизма и коррупции партии, являлся кандидатом на перевыборы. Перспектива увидеть, что этот режим получит новое подтверждение, подняла многих достойных членов республиканской партии. Во главе движения находился натурализованный немец — Карл Шюрц. Почти юношей он принял довольно романтическое участие в революционных событиях в 1848 г. в Германии. Убежав из тюрьмы, он, пройдя несколько этапов, прибыл в Соединенные Штаты. Вскормленный отважной силой чувств, которые воодушевляли людей 1848 г., Шюрц126 отдал свою полную сил юность американской демократии. После сравнительно короткого времени он сделался политиком, дипломатом, генералом Северной армии во время гражданской войны, сенатором, замечательным оратором и блестящим писателем. Возмужав в республиканской партии и выросши вместе с нею, он теперь поднял против нее оружие, чтобы лучше служить американской демократии, и с тех пор его можно было всегда встретить в первых рядах во всякой борьбе за свободу, руководимой независимыми. Республиканцы-сецессионисты, названные «либеральными республиканцами», решили противопоставить Гранту независимого кандидата. Чтобы его выбрать, не нашли ничего лучшего, как собрать национальный конвент, по всем установленным правилам. Он собрался в Цинциннати в 1872г. Профессиональные политики не зевали, но большинство конвента было охвачено чистыми чувствами. Тем не менее интриги и маневры, жертвой которых так легко делаются национальные конвенты, имели место также и в этом собрании. Кандидат, который был выбран, не был знаменитым, это был неожиданный кандидат — Хорас Грили. Замечательный журналист, но не очень твердых убеждений, не имея совершенно опыта государственного человека и будучи эксцентричного поведения, он не мог серьезно рассматриваться в качестве будущего руководителя государства. Будучи бешеным протекционистом, он принужден был, главным образом, опираться на сторонников свободной торговли. С подобным знаменем движение независимых было, конечно, обречено на гибель. На национальном конвенте демократической партии, в свою очередь, была также выдвинута кандидатура Грили 1*1, но последний и там оказался не в лучшем положении. Хозяином Белого дома остался Грант. Очень бурная избирательная кампания, которая сопровождала конвент, лишь привела к тому, что лучше выявила политическую и моральную антиномию между системой стереотипных партий и потребностями жизни. Либеральные республиканцы были «отмечены стигматами, как вероотступники», которые отрекались от своей аболиционистской веры; но рабство, возражали раскольники, исчезло навсегда... «Их называли мятежниками, но война была окончена семь с половиной лет тому назад...» «Их обвиняли в быстрой смене политических убеждений, но изменить убеждения заставили их обстоятельства, так как старые проблемы уступили место новым». Заключенный в таких условиях союз либеральных республиканцев и демократов противопоставил озлобленным «регулярным» республиканцам не только моральный урок, но также и новый метод политических действий, который давал возможность разрешить противоречивость выдвинутого вопроса. Этот метод ставил действительность выше условностей и, вместо того, чтобы оставлять людей при их старых расхождениях и враждебности, сближал их в соответствии с условиями нового положения. Союз людей для одной политической цели, людей, которые глубоко расходились по поводу другой проблемы, являлся до такой степени новым фактом, что либеральные республиканцы были удивлены и растроганы, «обнаружив, что люди, на которых они в течение такого долгого времени нападали с таким бешенством и негодованием, были прежде всего такими же людьми, как и все». 11 Разочарованные жалким исходом движения 1872 г., независимые республиканцы изменили тактику. Их число возросло благодаря скандалам второго президентства Гранта, но они отказались от мысли организовать «третью партию», партию независимых. Они считали более благоразумным и более целесообразным качаться на качелях между двумя партиями, становясь на сторону той, которая предложит лучших кандидатов и лучшие мероприятия. Уклонившись от президентских выборов 1876 г., так как кандидаты, принятые национальными конвентами партий, Гейс Тильден, как тот, так и другой оба казались им подходящими, независимые вернулись на сцену, чтобы воспрепятствовать кандидатуре Гранта на третий период, предложенной накануне выборов 1880 г, Эта кандидатура, совершенно противоречащая прецеденту, созданному Вашингтоном, который не разрешал одному и тому же лицу оставаться президентом больше двух периодов, была выдвинута несколькими боссами сената. Такая кандидатура угрожала не только возвратом политической коррупции, которой были отмечены оба периода президентства генерала; это была дерзкая попытка наложить руку машины на национальное правительство; машина выходила из границ местной сферы, которая являлась театром ее подвигов. Благодаря соперничеству политиков Грант потерпел поражение на конвенте так же, как его главный соперник «политик» Ж.Г.Блайн, и уступил место «темной лошади», Гарфилду. Независимым не нужно было больше осуществлять своих воинственных намерений. Но через четыре года, в 1884 г., явилась необходимость нового вмешательства. Ж.Г.Блайн, который уже долгое время караулил президентство, как жертву, казалось, на этот раз должен был его получить. Он был наиболее видным и наиболее способным политическим деятелем республиканской партии. Но его политическая честность была слишком спорной, он обвинялся во многих взятках, не имея возможности в них оправдаться, и в том, что он использовал занимаемое им официальное положение, чтобы обогатиться. Национальный конвент республиканцев не обратил на это никакого внимания и наметил его значительным большинством на президентство. На следующий день независимые выступили с открытым возмущением. Доверие, оказанное Блайну национальным конвентом, обязывало каждого верного партии голосовать за него без возражений. Неужели обязательство перед партией выше моральной обязанности каждого гражданина отстранить от власти недостойного человека? Должна ли индивидуальная совесть гражданина капитулировать перед решением какого-либо объединения? Такова была почва, на которой независимые построили борьбу. Они провозгласили «связанное право раскола», объявили себя готовыми голосовать за демократического кандидата, если намеченный для этого человек явится уважаемой личностью. Когда демократический национальный конвент принял кандидатуру человека, который сумел заслужить враждебность профессиональных политиков, — Гровера Кливленда, независимые республиканцы поспешили демонстративно присоединиться к нему не для того, чтобы перейти навсегда на сторону демократической партии, но единственно для того, чтобы обеспечить, в данном случае, лучший выбор. Кампания отличалась необычайной стойкостью, несмотря на очень неблагоприятные условия, в которых независимые должны были бороться. Они были лишены всякой местной организации, на них нападали с ожесточением, позорили их и поднимали на смех. Их заклеймили насмешливым прозвищем тисртипре. Это слово, заимствованное из индейского языка, имело большое будущее, так же как и другое слово того же языка — кокус, — однако более почтенное будущее, Слово тидтипрз, которое означает у индейцев «начальник», «лучший человек», было применено к независимым, чтобы подчеркнуть моральное превосходство, которое они себе присвоили, но вскоре независимые сами согласились называться этим именем, и это последнее вошло в политический язык, чтобы обозначать гражданина, который не делает из партии фетиша, для которого партия не является целью, а только средством и который сохраняет свободу ума и совести в своем политическом поведении. Произошло действительное пробуждение тех умов, которые когда-то вели великую борьбу за аболиционизм. Молодые люди, горя энтузиазмом, делались миссионерами и шли большими дорогами, чтобы завоевать сердца. Чисто моральная почва, на которой пшсгтяпрн повели борьбу за президентство, привлекла к ним служителей церкви. Шюрц не щадил себя, переезжал из города в город и из штата в штат, произнося свои могучие речи. Число розданных «политических документов» было также очень значительно. Наступил день битвы, и Кливленд был избран президентом. Результат был в высшей степени замечательным, он натурализовал ггшдтнпр и дал ему права гражданства в американской политической жизни с властью арбитра между партиями. . III Двенадцать лет спустя после раскола, произведенного тидтипрз, произошел еще более сильный раскол в среде демократической партии. Демократическая организация нашла возможным встать за идею свободной чеканки серебра. Наиболее культурный и богатый класс демократической партии отказался этому следовать, напутанный перспективой финансовой катастрофы, которую могло повлечь за собой установление обесцененной денежной единицы, а также напуганный социалистически-революционными тенденциями некоторых элементов, присоединившихся к биметаллистам. Число раскольников было очень значительно, никогда еще не видели подобного раскола. Часто, движимые личными соображениями или соображениями класса, золотые демократы, как называли раскольников, были вынуждены провозгласить основную идею автономии избирателей. И никогда еще эта идея не была так удачно выдвинута и так широко принята, даже теми, по вине кого произошел раскол. Личность кандидата, который, благодаря обстоятельствам, внезапно оказался представителем золотой единицы, Мак-Кинли, сподвижника протекционизма, не внушала большого энтузиазма демократам -~ сторонникам золота. Но большинство из них забыло о своих расхождениях с ним по другим вопросам, не касающимся денежной единицы, и благодаря их поддержке он был избран. Он был избран не потому, что был Мак-Кинли, но несмотря на то, что был Мак-Кинли. Республиканцы не восторжествовали в качестве республиканцев, противников демократов. Эта победа не была победой какого-либо человека или какой-либо партии. Впервые, по крайней мере после столкновения по поводу рабства, борьба развернулась по частному, совершенно определенному вопросу. К тому же наличие такого нового факта, что борьба происходила уже не между двумя партиями, вооруженными своими воспоминаниями и традициями, своими симпатиями и антипатиями, а между двумя решениями одной и той же проблемы, вызвало и укоренило новый способ действия посредством специальных организаций, группирующихся, борющихся на единственной базе — оспариваемой специальной проблемы. Чтобы вести борьбу за золотую единицу, была создана «Лига звонкой монеты» с многочисленными разветвлениями в стране, которая объединила совместные действия всех противников свободной чеканки серебра, вне зависимости от их взглядов по другим политическим вопросам. Эта лига в значительной степени способствовала поражению биметаллистов. Когда вскоре после этого, в связи с войной с Испанией, страна была взволнована проблемой «империализма», политикой территориальных завоеваний, в которую была втянута республика, оппозиция этой политике оформилась в виде «Антиимпериалистической лиги», в которой встретились биметаллисты и сторонники золота, республиканцы, которые никогда не покидали своей партии, и независимые. IV «Регулярность партии», в которой была пробита брешь изнутри отдельных партий, была также подорвана независимыми партиями или «третьими партиями», которые мы уже видели на политической сцене под видом «либеральных республиканцев». Другие «третьи партии» в большинстве случаев были организованы для того, чтобы бороться против существующего экономического порядка; они являлись выражением социального неудовольствия, которое появилось на другой день после гражданской войны, в особенности на земледельческом Западе, на что я вкратце указал в начале этой главы. В поисках экономической панацеи возникал целый ряд новых партий, которые после кратковременного существования исчезали, чтобы вскоре возродиться под другим названием и снова выдвинуть более или менее аналогичные требования. Наиболее значительной из них явилась «Народная партия» или «Партия популистов», партия полусоциалистическая, развившаяся в последнее десятилетие XIX в. Популистам удалось захватить места в конгрессе и даже в сенате Соединенных Штатов. Но этими успехами они были часто обязаны тем соглашениям, которые они заключали со старыми ненавистными им партиями, то с партией республиканцев, то с партией Демократов, всегда заключая союз с партией, находящейся в меньшинстве, против партии у власти. В этих условиях разрушающее действие, которое они могли произвести в отношении старых партий, оказывалось в значительной степени нейтрализованным. Оно было также затруднено утопическим характером излюбленных лечебных средств этих новых партий или некоторых из этих средств. Этот характер вселил даже недоверие к «третьим партиям», каковы бы они ни были, и способствовал распространению идеи, что «третьи партии» всегда утопичны и что человек здравого смысла всегда присоединится к той или другой регулярной партии. Недоверие в отношении к «третьим партиям» не было рассеяно даже наиболее старой из них «Партией прохибиционистов», которая требовала запрещения законом производства и торговли спиртными напитками. Она стремилась овладеть властью, чтобы осуществить целительную реформу, и, начиная с 1872 г., регулярно выставляла кандидатов на президентство и вице-президентство республики со скромным, но все возрастающим успехом. Сочувствием к своей партии прохибиционисты были обязаны тем опасениям, которые внушало развитие алкоголизма, но в значительной мере также отвращению к старым партиям, которое захватывало честных людей. Со времен президентских выборов 1896 г. голоса прохибиционистов уменьшаются, хотя принцип борьбы с алкоголизмом сделал большие успехи в стране. В течение последних лет ее сторонникам удалось добиться проведения законов против алкоголизма в большинстве штатов, и в особенности на юге. Таким результатом она в широкой мере обязана усилиям одной организации, создавшейся вне партий, Антисалунной лиге. Самой молодой «третьей партией», имеющей действительно большое значение, является социалистическая партия. Она собрала на президентских выборах 1904 г. 408 000 голосов и на выборах 1908 г. 424 000 голосов. Сфера местной политики, политики штатов, еще чаще является театром борьбы против дисциплины партии и режима машины; но эта борьба имела меньшее значение потому, что она часто соединялась с соперничеством национальных партий и местными ссорами тех, кто был у власти, и тех, которые стремились ее завоевать. Даже когда борьба была искренней, слабые попытки к местной независимости быстро угасали, задушенные заботами о судьбе партии в сфере национальной политики; эти заботы неизбежно оживляли любовь к партии и возвращали восставших в их овчарню. Несколько легче осуществлялось в сознании отделение муниципальных интересов от забот о национальной политике. Также и борьба, направленная против машины, на муниципальной почве могла легче освободиться от традиций партии. С этой точки зрения некоторые возмущения против машины в больших городах отметили собою даты в эволюции американских политических методов подобно тому, как и национальные движения, которые мы только что рассмотрели. Первое из этих муниципальных восстаний было вызвано в 1871 г. в Нью-Йорке злоупотреблениями знаменитого ринга Твида. Люди доброй воли, без формальных мандатов с печатью кокуса или партийного конвента, предложили свои услуги для того, чтобы руководить восстанием против коррупции. Они по собственной инициативе сорганизовались в комитет, сделавшийся знаменитым под названием «Комитета 70», в котором объединились люди различных политических убеждений и профессий — адвокаты, банкиры, негоцианты, профессора, писатели и священники. Комитет обследовал злоупотребления, освещенные прессой, собрал улики и заставил предстать пред правосудием членов ринга. Потом он организовал выборную кампанию, перенеся центр борьбы исключительно на вопрос о честной администрации. Ринг был низвергнут, злоупотребления были частично исправлены, но городского управления, лишенного партийного разложения, установить не удалось. Граждане вскоре погрузились в свою привычную летаргию, и город Нью-Йорк, как мы это уже знаем, снова подпал под власть Таммани холл. Во всяком случае, «Комитет 70», который не замедлил исчезнуть, существовал не без пользы, и его деятельность прошла не бесследно; раньше, чем началась борьба против тирании партии в сфере национальной политики, он в некотором роде наметил новые принципы государственной деятельности, которые с трудом прокладывали себе путь, то на почве национальной борьбы, то на почве местной борьбы: свободную группировку людей без различия партии ради определенной цели, вместо стереотипной организации, и управление лидеров, возникшее благодаря их собственному достоинству и свободно принятое, вместо чисто формального управления лидеров, установленного путем механического процесса. Борьба против коррупции и тирании партии увенчалась успехом, по крайней мере моральным успехом, как раз в той мере, в какой пользовались этими новыми методами свободы и гражданского долга. Городской ринг, наиболее знаменитый после Таммани, Газ-ринг Филадельфии, был низвергнут теми же приемами, как и кабала Твида. Но и этот эффект был кратковременным, и гражданская апатия одних и низменный эгоизм других вступили вновь в св<
Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...
|