 |
Рождения, смерти и женитьбы 20 глава
|
|
|
|
Это был Нимрод.
— Вас было очень нелегко найти, — сказал Нимрод, когда они возвращались под крышу своего пансиона.
По пути они сделали крюк, и Джерико похитил по случаю праздника бутылку шампанского.
— Я едва не нагнал вас в Халле, а потом снова потерял. Однако кое-кто в отеле запомнил вас. Мне сказали, что ты напился, Джерико. И тебя пришлось относить в постель. Верно?
— Может быть, — отозвался Джерико.
— Так или иначе, я здесь, и у меня потрясающие новости.
— Какие? — спросила Сюзанна.
— Мы возвращаемся домой. И очень скоро.
— Откуда ты знаешь?
— Так говорит Капра.
— Капра? — переспросил Джерико. Он даже оторвался от стакана. — Разве это возможно?
— Так говорит и пророк. Все уже решено. Капра разговаривает с ним…
— Погоди! — перебила Сюзанна. — Какой еще пророк?
— Он говорит, нам пора всех оповестить, — продолжал Нимрод с огромным энтузиазмом. — Отыскать тех, кто покинул Сотканный мир, рассказать им, что освобождение не за горами. Я где только не был, выполняя его задание. И совершенно случайно наткнулся на вас. Какая удача, верно? Никто не знал, где вы теперь…
— Но именно так и должно было быть, — сказала Сюзанна. — Я должна была появиться тогда, когда сама решу, что наши следы остыли.
— Они остыли, — заверил Нимрод. — Заледенели. Неужели вы этого не заметили?
Сюзанна ничего не ответила.
— Наши враги прекратили преследование, — настаивал он. — И пророк знает об этом. Он рассказывает нам то, что говорит Капра, а Капра говорит, наше изгнание заканчивается.
— Кто такой этот пророк?
Взволнованные излияния Нимрода стихли. Он нахмурился, глядя на Сюзанну.
— Пророк это пророк, — сказал он.
Кажется, он и правда считал, что дальнейших объяснений не требуется.
|
|
|
— Ты даже не знаешь его имени? — спросила Сюзанна.
— Он жил рядом с Вихрем, — ответил Нимрод. — Это все, что я знаю. Он был отшельником до создания ковра. И в ту ночь прошлым летом он услышал призыв Капры. Он покинул Сотканный мир, чтобы нести свое учение. Тирания чокнутых близится к концу…
— Я поверю, когда увижу все собственными глазами, — отозвалась Сюзанна.
— Увидишь, — пообещал Нимрод с неколебимой уверенностью ревностного служителя. — И на этот раз земля содрогнется. Так говорят в народе. Чокнутые натворили слишком много зла. Их эра подходит к концу.
— Что ж, звучит как песня.
— Ты можешь не верить… — начал Нимрод.
— Я верю.
— …но я видел пророка. Я слышал, его слова. Они исходят от Капры. — Его глаза сверкали фанатическим блеском. — Я был на самом дне, когда пророк отыскал меня. Превратился в настоящую развалину. В легкую добычу болезней чокнутых. А потом я услыхал голос пророка и пошел к нему. Посмотрите на меня теперь.
Сюзанне уже доводилось спорить с фанатиками — ее брат в двадцать три года переродился и решил посвятить жизнь Христу, — и она знала по опыту, что никакие доводы разума здесь не помогут. В глубине души ей хотелось приобщиться к восторгу верующих, подобных Нимроду, сбросить с себя тяжкий груз ответственности за ковер, позволить Фуге начать жизнь заново. Она устала бояться людских взглядов, устала вечно бежать куда-то. Всякое удовольствие от своей избранности, от обладания удивительной тайной давным-давно испарилось. Сюзанна хотела снова заняться своей глиной, снова встречаться с друзьями. Но каким бы соблазнительным это ни казалось, она не могла молча согласиться со словами Нимрода. От этого дурно пахло.
— Откуда ты знаешь, что он не действует вам во вред? — спросила Сюзанна.
— Вред? Какой вред в том, чтобы быть свободным? Ты должна вернуть Сотканный мир, Сюзанна. Я заберу его у тебя…
|
|
|
Нимрод взял ее за руку и говорил таким тоном, как будто уже забирал ковер. Сюзанна вырвала у него руку.
— А что такое? — удивился он.
— Я не собираюсь просто так отдавать ковер только потому, что ты услышал какое-то слово, — ответила она гневно.
— Ты должна! — воскликнул он.
В его голосе звучали недоверие и злость.
— Когда пророк будет говорить снова? — спросил Джерико.
— Послезавтра, — ответил Нимрод, не сводя глаз с Сюзанны. — Преследователей больше нет, — сказал он ей. — Ты должна вернуть ковер.
— А если я не послушаюсь, пророк явится и отберет его? — спросила Сюзанна. — Ты на это намекаешь?
— Вы, чокнутые… — Нимрод вздохнул. — Вечно вы все чертовски усложняете. Он пришел поделиться с нами мудростью Капры. Почему ты этого не понимаешь?
Он на миг замолчал. Потом заговорил снова, более мягким тоном.
— Я понимаю твои сомнения, — произнес он. — Но и ты должна понять, что ситуация переменилась.
— Полагаю, нам надо увидеть этого пророка своими глазами, — сказал Джерико. Он посмотрел на Сюзанну: — Верно?
Она кивнула.
— Ну конечно! — Нимрод просиял. — Конечно, он все вам разъяснит.
Сюзанна очень хотела, чтобы его слова сбылись.
— Послезавтра, — повторил Нимрод, — настанет конец всем опасениям.
II
Проблеск света
В ту ночь, когда Нимрод ушел, а Джерико заснул после выпитого шампанского, Сюзанна сделала кое-что такое, чего никогда не делала раньше. Она призвала менструум — просто для компании. Он показал ей столько разных видений за последние недели, он спасал ее от Хобарта и его злобных козней, однако она по-прежнему не доверяла его силе. Она до сих пор не могла понять, сама ли управляет менструумом, наоборот, — менструум ею.
Но этой ночью Сюзанна решила, что это способ мышления чокнутых — вечно отделять наблюдаемого от наблюдателя, персик от вкуса персика на языке. Подобные разграничения полезны только в качестве самозащиты. На определенном этапе от них пора отказаться. Плохо это или хорошо, но она и есть менструум, а менструум — это она. Они безраздельно слиты вместе.
Купаясь в серебристом свечении, Сюзанна мысленно обратилась к Мими, прожившей свою жизнь в ожидании. Годы проходили впустую, а она все надеялась на чудо, которое пришло слишком поздно. Вспомнив об этом, Сюзанна тихо заплакала.
|
|
|
Но все-таки недостаточно тихо, потому что разбудила Джерико. Она услышала за дверью его шаги, а потом он постучал в дверь ванной.
— Госпожа? — позвал он.
Так он называл ее, когда хотел извиниться.
— Со мной все в порядке, — произнесла Сюзанна.
Она не позаботилась о том чтобы запереть дверь, и Джерико распахнул ее. На нем была только длинная рубаха, в которой он обычно спал. При виде Сюзанны лицо у него вытянулось.
— Откуда такая печаль? — спросил он.
— Все идет не так. — Это были единственные слова, какими она смогла выразить свое смятение.
Джерико нашел взглядом остатки менструума, скользящие по полу между ними. Их яркое свечение угасало, когда капли теряли непосредственный контакт с Сюзанной. Джерико оставался на почтительном расстоянии.
— Я пойду к пророку вместе с Нимродом, — сказал он. — А ты останешься с Сотканным миром, хорошо?
— А если они потребуют его?
— Тогда и решим. Но сначала надо посмотреть на этого пророка. Может быть, он мошенник. — Джерико замолчал, глядя не на нее, а на пол между ними. — Среди нас их много, — добавил он через минуту. — Я, например.
Сюзанна взглянула на него, стоящего в дверном проеме. Ему мешало приблизиться вовсе не умирающее свечение менструума, вдруг поняла она. Она позвала Джерико по имени, очень тихо.
— Только не ты, — сказала она.
— О, как раз я, — отозвался он.
Затем он произнес:
— Прости меня, госпожа.
— Тебе не за что просить прощения.
— Я подвел тебя, — продолжал он. — Я хотел сделать для тебя так много, и посмотри, как я тебя подвел.
Сюзанна встала и подошла к нему. Горе его было так велико, что он не мог поднять голову под его весом. Она крепко сжала его руку.
— Я не пережила бы эти месяцы без тебя, — проговорила она. — Ты был мне самым лучшим другом.
— Другом, — повторил он едва слышно. — Я никогда не хотел быть тебе другом.
Сюзанна ощутила, как задрожали его пальцы, и это ощущение напомнило ей пережитое на Лорд-стрит, когда она держалась за Джерико в толпе и видела то, что видел он, разделяя его страхи. С тех пор они разделили и постель, что доставляло удовольствие, но не более того. Сюзанна была слишком занята тварями, шедшими за ними по пятам, чтобы думать о чем-то еще. Она была одновременно и слишком близко, и слишком далеко от него, она не замечала его страданий. Теперь она видела их, и это пугало ее.
|
|
|
— Я люблю тебя, госпожа, — глухо произнес Джерико.
Слова затихали едва ли не раньше, чем он выдавливал их из себя. Затем он высвободил руку из ее ладоней и отошел. Сюзанна пошла за ним. В комнате было темно, но света все-таки хватало, чтобы рассмотреть его взволнованное лицо и дрожащие пальцы.
— Я не понимала, — сказала она и протянула руку, чтобы коснуться его лица.
Когда они познакомились, Сюзанна сразу же перестала воспринимать его как представителя другого мира, а его желание окунуться в тривиальную жизнь Королевства еще больше заслоняло от нее этот факт. Но сейчас она вспомнила. Увидела перед собой иное существо, иную историю. От этой мысли сердце Сюзанны учащенно забилось. Джерико почувствовал — или увидел — произошедшую в ней перемену, и все его сомнения испарились. Он склонился к ней, провел языком по ее губам. Она раскрыла рот, чтобы ощутить его вкус, обнимая его. И тайна обняла ее в ответ.
Их прежние занятия любовью приносили радость, но были ничем не примечательными. Теперь же — словно признание в любви отпустило его на свободу — Джерико вел себя совсем иначе. Он раздевал Сюзанну почти ритуально, целуя снова и снова, а между поцелуями шептал слова на незнакомом языке. Он знал, что она его не понимает, но говорил с такой убежденностью, что она, не понимая, поняла. Он говорил о любви, произносил эротические стихи и клятвы, и в эти слова было облечено его желание.
Его фаллос — слово; его семя — слово; ее лоно, куда он вливал свои стихи, — дюжина слов или даже больше.
Сюзанна закрыла глаза и ощутила, как этот рассказ увлекает ее. Она ответила по-своему, вздохами и разными глупостями, которые нашли свое место в его магическом заклинании. Когда глаза ее снова открылись, она увидела, что от их диалога воспламенился даже воздух. Их слова — и чувства, передаваемые словами, — составили лексикон света, окутавшего обнаженные тела.
Ощущение было такое, будто комната вдруг наполнилась светильниками, сделанными из бумаги и дыма. Огни поднимались в волнах жара от тел их создателей, и в этом свете каждый уголок комнаты наполнялся собственной жизнью. Сюзанна видела, как тугие завитки кудрей Джерико на подушке вычерчивают собственный алфавит; как обычная складка простыни возносит им хвалу; как все вещи едва заметно тянутся друг к другу стены стремятся к заключенному между ними пространству, занавеска страстно льнет к окну, стул тяготеет к лежащему на нем пальто и стоящим внизу туфлям.
|
|
|
Но прежде всего Сюзанна видела Джерико, и он был чудом.
Она видела каждое неуловимое изменение в радужной оболочке его глаз, когда он переводил взгляд с ее волос на подушку, по которой они разметались; замечала биение пульса на его губах и на шее. Кожа его груди была почти идеально гладкой, но под ней бугрились мощные мышцы. Мускулистые руки Джерико ни на миг не отпускали Сюзанну, обнимая так же крепко, как она обнимала его. И это не было демонстрацией мужской силы, а лишь насущной необходимостью, которую испытывала и она.
За окном половину мира покрыла тьма, но они оба ярко светились.
И хотя Джерико не хватало дыхания, чтобы произносить слова, от его нежности рождались убаюкивавшие его и Сюзанну огоньки. Эти огни не тускнели, а эхом вторили любовникам: цвета менялись, сияние переливалось, пока вся комната не озарилась светом.
Они любили друг друга, засыпали, просыпались и снова любили, а слова несли вокруг них бессонную вахту, приглушив свое свечение до мягкого мерцания, когда сон сморил их во второй раз.
Когда Сюзанна проснулась на следующее утро и распахнула занавески навстречу новому суматошному дню, она помнила прошедшую ночь как исключительно духовное переживание.
— Я начал забывать, госпожа, — говорил он в тот день. — Ты ясно помнишь все, что нужно делать. А у меня это выпадает из головы. Королевство обладает большой силой. Оно запросто может лишить тебя разума.
— Ты не должен забывать, — отозвалась Сюзанна.
Он коснулся ее лица, провел кончиками пальцев по краю уха.
— Только не тебя.
Позже он сказал:
— Я бы хотел, чтобы ты пошла со мной посмотреть на пророка.
— Я бы тоже хотела, но это неразумно.
— Знаю.
— Я останусь здесь, Джерико.
— Это заставит меня поспешить обратно.
III
Искра божья
Нимрод ждал его на том месте, где они условились встретиться два дня назад. Как показалось Джерико, за прошедшее время энтузиазм Нимрода усилился.
— Это будет самое важное собрание из всех, — сказал он. — Число участников все время растет. День освобождения близок. Наши люди наготове и только ждут момента.
— Я поверю, когда увижу собственными глазами.
И он увидел.
Когда наступил вечер, Нимрод повел его замысловатым маршрутом к большому разрушенному зданию, стоящему в отдалении от человеческого жилья. Изначально здесь располагался литейный цех, но героическое прошлое места позабылось, настали суровые времена. Теперь в стенах бывшего цеха пылал жар совсем иного рода.
Когда Джерико и его провожатый подошли ближе, они увидели, что внутри горят огни. Не было ни шума, ни каких-либо еще признаков огромного собрания, о котором говорил Нимрод. Несколько одиноких фигур бродили среди развалин служебных зданий. Кроме них, никого не было, место казалось пустынным.
Однако за порогом здания цеха Джерико испытал первое потрясение этой ночи сплошных потрясений: огромное помещение от стены до стены заполнили сотни представителей народа Фуги. Здесь были члены всех семейств — Бабу, Йе-ме, Ло и Айя, старики, женщины, грудные младенцы. Одних он знал лично, они с самого начала оставались в Сотканном мире, а все прошедшее лето испытывали судьбу в Королевстве. Другие, догадался Джерико, являлись потомками тех, кто отказался прятаться в ковре; в родном краю они выглядели чужаками. Многие держались в стороне от остальных посвященных, как будто опасались, что их отвергнут.
Странно было смотреть на ясновидцев, разодетых и раскрашенных a la mode,[9]в джинсах и кожаных куртках, на высоких каблуках, в платьях с набивными рисунками. Судя по виду, они вполне прижились в Королевстве и, может быть, даже процветали. Однако они пришли сюда. Ветерок свободы настиг их в укромных норах страны чокнутых, и они явились на зов вместе со своими детьми и молитвами. Те, кто знал Фугу только по слухам и домыслам, надеялись увидеть землю, о которой помнили их сердца.
Несмотря на изначально циничный настрой, Джерико невольно проникся атмосферой молчаливого ожидания, царившей в этом огромном собрании.
— Я же тебе говорил, — шепнул Нимрод, проводя Джерико через толпу. — Давай подойдем как можно ближе.
В конце просторного помещения было устроено возвышение, украшенное цветами. Сверху висели огоньки — творение Бабу, — отбрасывавшие на сцену мерцающие блики.
— Он скоро будет, — сказал Нимрод.
Джерико в этом не сомневался. Уже сейчас в дальнем конце помещения началось какое-то движение. Несколько человек в одинаковых темно-синих одеждах приказали толпе отступить на несколько ярдов от возвышения. Посвященные без возражений подчинились приказу.
— Кто это такие? — спросил Джерико, кивая на темно-синих.
— Элитный отряд пророка, — ответил Нимрод. — Они сопровождают его день и ночь. Уберегают от опасностей.
Больше Джерико не успел ни о чем спросить. В голой кирпичной стене позади возвышения открылась дверь, и по залу прошла дрожь волнения. Паства стала тесниться к помосту. Волна чувств оказалась заразительной: как Джерико ни старался сохранить здравый критицизм, он ощутил, что сердце его сильнее забилось от волнения.
Стражник элитного отряда вышел из открытой двери и вынес оттуда простой деревянный стул. Установил его на возвышении. Толпа напирала на Джерико сзади, теснила его справа и слева. Все лица обратились к сцене. У некоторых на щеках блестели слезы: напряжение ожидания было слишком сильным. Другие беззвучно шептали молитвы.
Из двери появились еще два члена элитного отряда, они расступились в обе стороны, а за ними стоял человек в светло-желтой одежде. При виде его по толпе прокатилась звуковая волна. Это был не радостный крик приветствия, какого ожидал Джерико, а резко усилившееся бормотание, начавшееся уже давно. Негромкий тоскливый звук, от которого все внутри переворачивалось.
Парящие над сценой огоньки вспыхнули ярче. Бормотание становилось все громче, растекалось все шире. Джерико отчаянно боролся с собой, чтобы не присоединиться к нему.
Огни уже полыхали белым пламенем, но пророк не торопился окунуться в сияние славы. Он по-прежнему стоял на краю лужи света, дразня толпу, а она надрывалась, умоляя его показаться. Он не отзывался, а они продолжали призывать его, их бессловесная мольба достигла лихорадочного накала.
Только через три-четыре минуты пророк решил откликнуться и вышел на свет. Он оказался человеком внушительных размеров — тоже Бабу, как решил Джерико, — но в его медленных шагах чувствовалась некая неуверенность. Черты его лица были мягкие, даже слегка женственные, волосы тонкие, как у ребенка, и похожие на белую гриву.
Пророк дошел до стула, сел — ему было явно больно — и оглядел собрание. Бормотание понемногу стихало. Однако он молчал и ждал, пока шум окончательно не умолкнет. А когда заговорил, голос у него оказался совсем не таким, как представлял себе Джерико, — не хриплым и страстным. Голос был негромкий, мелодичный, интонации мягкие, даже неуверенные.
— Друзья мои, — начал пророк. — Мы собрались здесь во имя Капры…
— Капра! — прокатился по залу шепот.
— Я слышал слова Капры. Из них следует, что время уже близко.
Джерико казалось, что пророк говорит неохотно, словно он был вместилищем знания, которое вовсе не радовало его.
— Если среди вас есть сомневающиеся, — произнес пророк, — приготовьтесь развеять ваши сомнения.
Нимрод бросил на Джерико взгляд, словно хотел сказать: «Это он о тебе».
— Нас становится больше с каждым днем, — продолжал пророк. — Слово Капры находит путь и к забытым, и к забывчивым. Оно будит спящих. Оно заставляет мертвых танцевать. — Он говорил очень тихо, компенсируя слабость голоса красноречием. Паства слушала его внимательно, как дети. — Очень скоро мы будем дома, — говорил пророк. — Вернемся к любимым, пройдем теми путями, какими ходили наши отцы и матери. Нам больше не нужно будет скрываться. Так говорит Капра. Мы восстанем, друзья мои. Восстанем и воссияем.
По всему помещению прокатилась волна едва сдерживаемых рыданий. Пророк услышал их и остановил снисходительной улыбкой.
— Не надо плакать, — сказал он. — Я чувствую конец слез. И конец ожидания.
— Да, — выдохнула толпа как один человек. — Да. Да.
Джерико ощутил, как его наполняет общая убежденность. Он не хотел сопротивляться. Ведь он — часть этого народа. Их трагедия — его трагедия, их устремления — его устремления.
— Да… — услышал он собственный голос. — Да… Да…
А Нимрод спросил:
— Теперь-то ты веришь? — после чего сам присоединился к этой мантре.
Пророк вскинул руки в перчатках, чтобы успокоить собравшихся. На этот раз ему потребовалось больше времени, но, когда он заговорил снова, голос его сделался тверже, словно подпитанный единодушием соплеменников.
— Друзья мои. Капра любит вас, как все мы любим Капру. Но не будем обманывать себя. У нас имеются враги. Враги среди человечества, и, да-да, среди нашего народа тоже. Многие обманывали нас. Вступали в сговор с чокнутыми, чтобы и дальше держать наши земли в сонном оцепенении. Капра видит это своими собственными глазами. Предательство и ложь, друзья мои. Они повсюду. — Пророк на мгновение поник головой, как будто усилие, потребовавшееся для произнесения этих слов, вымотало его. — Так что же нам делать? — В голосе его звучало отчаяние.
— Веди нас! — выкрикнул кто-то.
При этих словах пророк поднял голову. На лице его отразилось беспокойство.
— Я могу лишь указать вам путь, — возразил он.
Но крик уже подхватили все в зале, он разрастался.
— Веди нас! — призывали ясновидцы. — Веди!
Пророк медленно поднялся со стула и снова вскинул руки, успокаивая паству, но на это раз они не собирались успокаиваться так легко.
— Прошу вас! — воскликнул пророк, впервые вынужденный повысить голос. — Прошу вас. Выслушайте меня!
— Мы пойдем за тобой! — надрывался Нимрод. — Мы пойдем!
Непонятно, почудилось ли Джерико, или огоньки над помостом действительно загорелись ярче, а волосы пророка поднялись нимбом над его добродушным лицом? Судя по всему, раздавшийся снизу призыв к оружию потряс его: народ хотел чего-то большего, чем неопределенные обещания.
— Слушайте меня, — воззвал пророк. — Если вы хотите, чтобы я возглавил вас…
— Да! — проревело в ответ пять сотен глоток.
— Если вы этого хотите, предупреждаю вас, это будет нелегко. Вам придется отринуть всякую мягкотелость. Мы должны стать твердыми как камень. Прольется кровь!
Его предостережения ни на йоту не утихомирили толпу. Наоборот, они еще больше подогрели энтузиазм.
— Мы должны действовать хитро, — продолжал пророк, — как действуют те, кто тайно вредит нам.
Вопли толпы сотрясали крышу, и Джерико вопил вместе со всеми:
— Фуга зовет нас домой!
— Домой! Домой!
— К ее голосу нельзя не прислушаться! Мы должны выступить!
Дверь позади возвышения была немного приоткрыта, наверное, для того, чтобы приближенные пророка тоже могли слушать его речь. И теперь движение за дверью привлекло внимание Джерико. Там стоял кто-то, чье спрятанное в тени лицо вроде бы было ему знакомо…
— Мы вместе отправимся в Фугу, — говорил пророк, и его голос наконец избавился от всякой мягкости и сдержанности.
Джерико смотрел мимо него, пытаясь отделить наблюдателя за дверью от скрывавшей его темноты.
— Мы вырвем Фугу из лап врагов во имя Капры!
Человек, за которым наблюдал Джерико, подвинулся на шаг, и луч света на мгновение осветил его. Внутри у Джерико все перевернулось, и он беззвучно произнес знакомое имя. Этот человек улыбался, но не от радости, потому что он не знал радости. Не знал любви, не знал милосердия…
— Громче, громче, мой народ!
Это был Хобарт.
— Пусть спящие услышат нас в своих снах. Услышат и убоятся нашего суда!
Сомнений не осталось. Время, проведенное в обществе инспектора, навеки запечатлелось в памяти Джерико. Это был Хобарт.
Голос пророка обретал новую силу с каждым произнесенным слогом. Даже его лицо неуловимо менялось. Добродушие исчезло, теперь он пылал праведным гневом.
— Разнесите весть! — восклицал он. — Изгнанники возвращаются!
Джерико смотрел на представление и продолжал изображать энтузиазм, а в его в голове вертелось множество вопросов.
И главный из них: кто этот человек, опьяняющий ясновидцев обещаниями освобождения? Отшельник, как говорил о нем Нимрод, святой человек, которого Хобарт использует в своих целях? Это самое лучшее, на что можно надеяться. Хуже всего, если они с Хобартом единомышленники. Заговор между ясновидцами и людьми может иметь одну-единственную цель: завоевание и уничтожение Фуги.
Крики толпы оглушали, но Джерико больше не плыл в звуковых волнах — он тонул в них. Эти люди — просто пешки, Хобарт одурачил их. От такой мысли Джерико сделалось дурно.
— Будьте наготове, — говорил теперь пророк. — Будьте наготове. Час уже близок.
После этого обещания огоньки над возвышением погасли. Когда они вспыхнули снова мгновение спустя, гласа Капры уже не было. Остались лишь пустой стул и паства, готовая следовать за вожаком, куда бы он ни повел их.
Люди стали умолять, чтобы пророк еще поговорил с ними, но дверь позади сцены была закрыта и больше не открылась. Публика поняла, что им не удастся убедить вожака выйти обратно, и толпа начала расходиться.
— Ну, что я тебе говорил? — спросил Нимрод. От него разило потом, как от всех остальных. — Разве я не говорил?
— Да, говорил.
Нимрод схватил Джерико за руку.
— Пойдем со мной! — Глаза его сияли. — Мы пойдем к пророку. Мы расскажем ему, где ковер.
— Прямо сейчас?
— Почему же нет? Зачем давать врагам лишнее время для подготовки к нашему приходу?
Джерико догадывался, что Нимрод предложит что-то подобное. И у него был наготове ответ.
— Необходимо убедить в разумности такого поступка Сюзанну, — ответил он. — Я сделаю все, что смогу. Она мне доверяет.
— Тогда я пойду с тобой.
— Нет. Мне лучше пойти одному.
Нимрод смотрел хмуро, почти подозрительно.
— Я присматривал за тобой, — напомнил ему Джерико, — когда ты был младенцем. — Это была его козырная карта. — Помнишь те времена?
Нимрод не смог сдержать улыбки.
— Какие были времена! — произнес он.
— Ты должен верить мне так же, как верил тогда, — сказал Джерико. Ему очень не хотелось идти на обман, но время было неподходящее, чтобы разбираться в этических тонкостях. — Дай мне поговорить с Сюзанной, и мы принесем сюда ковер. А потом все втроем пойдем к пророку.
— Да, — согласился Нимрод. — Кажется, это не лишено смысла.
Они вместе дошли до двери. Толпа посвященных уже растворилась в ночи. Джерико распрощался, повторив свое обещание, и зашагал прочь. Удалившись на достаточное расстояние в темноту, он по широкой дуге обошел здание и вернулся к нему обратно.
IV
Мужской разговор
Пока Джерико сидел в засаде на задворках литейного цеха, начал накрапывать дождь, но минут через двадцать его терпение было вознаграждено. Дверь отворилась, оттуда вышли два человека из элитного отряда пророка. Они так спешили укрыться от дождя в машине — рядом с цехом стояло несколько штук, — что оставили дверь приоткрытой. Джерико прятался за мокрыми кустами, пока они не отъехали, а затем устремился к двери и вошел внутрь.
Он оказался в грязном кирпичном коридоре, от которого отходило еще несколько коридоров поменьше. В конце первого прохода горела лампочка, но вокруг было темно.
Когда Джерико удалился от входной двери и шума дождя, он услышал голоса и двинулся в их сторону. Коридор становился все темнее, чем дальше он уходил от лампочки. Слова долетали до него и стихали.
— Ну и вонища, — произнес кто-то.
Раздался смех. Под прикрытием этого смеха Джерико быстро пошел на звук. Теперь его острый взгляд заметил другой огонек, хотя и тусклый.
— Они водят тебя за нос, — сказал второй голос.
Ему ответил Хобарт:
— Мы уже близко, точно тебе говорю. Я поймаю ее.
— Забудь о бабе, — последовал ответ. Этот голос как будто принадлежал пророку, но тембр несколько изменился. — Я хочу ковер. Все армии мира не стоят выеденного яйца, когда нечего завоевывать.
Эта речь была не такой осторожной, как слова, произнесенные перед ясновидцами. Притворная скромность исчезла, пророк был готов вести войска. Джерико прижался к двери, из-за которой звучали голоса.
— Снимите наконец с меня эту дрянь, — сказал пророк. — Она душит.
На этом разговор с другой стороны двери резко оборвался. Джерико задержал дыхание, чтобы не пропустить ни одного тихого слова. Но так ничего и не расслышал.
Затем пророк заговорил снова.
— У нас не должно быть секретов, — произнес он неожиданно. — Увидеть значит поверить.
После этих слов дверь широко распахнулась. Джерико не мог отступить, ввалился в комнату, и его тотчас схватил Хобарт. Он заворачивал руку жертвы за спину, пока не захрустели кости, одновременно вцепившись в волосы Джерико, так что тот не мог шевельнуть головой.
— Ты был прав, — сказал пророк.
Он стоял совершенно голый посреди комнаты, расставив ноги и широко раскинув руки. С него ручьями стекал пот. Лампочка без абажура заливала безжалостным светом его бледное тело, от которого поднимался пар.
— У меня на них нюх, — раздался новый голос.
Джерико узнал его, и инкантатрикс Иммаколата появилась в поле его зрения. Несмотря на свое плачевное положение, Джерико ощутил удовольствие при виде ее жутко изуродованного липа. Этой твари все-таки можно причинить вред. Есть повод радоваться.
— Давно ты уже подслушиваешь? — спросил его пророк. — Услышал что-нибудь интересное? Говори.
Джерико посмотрел на него. Три охранника из элитного отряда трудились над его телом, обтирали его полотенцами. Они стирали не только пот: куски плоти — с шеи и плеч, с кистей и предплечий — тоже сходили с него. Это и была та удушающая гадость, на которую он жаловался, она покрывала всего пророка. В воздухе стояла омерзительная вонь злобного заклятия, порочной магии инкантатрикс.
— Отвечай, когда тебя спрашивают, — приказал Хобарт, выкручивая Джерико руку, готовую сломаться.
— Я ничего не слышал, — выдохнул Джерико.
Дымящийся человек вырвал полотенце у одного из прислужников.
|
|
|
