 |
Проблематика романа У. Эко «Имя розы»
|
|
|
|
События в романе наталкивают нас на мысль, что перед нами детектив. Автор с подозрительной настойчивостью предлагает именно такое истолкование.
Лотман Ю. пишет, что «уже то, что отличающийся замечательной проницательностью францисканский монах XIV века, англичанин Вильгельм Баскервильский, отсылает читателя своим именем к рассказу о самом знаменитом сыщицком подвиге Шерлока Холмса, а летописец его носит имя Адсона (прозрачный намек на Ватсона у Конан Дойля), достаточно ясно ориентирует читателя. Такова же роль упоминаний о наркотических средствах, которые употребляет Шерлок Холмс XIV века для поддержания интеллектуальной активности. Как и у его английского двойника, периоды безразличия и прострации в его умственной деятельности перемежаются с периодами возбуждения, связанного с жеванием таинственных трав. Именно в эти последние периоды во всем блеске проявляются его логические способности и интеллектуальная сила. Первые же сцены, знакомящие нас с Вильгельмом Баскервильским, кажутся пародийными цитатами из эпоса о Шерлоке Холмсе: монах безошибочно описывает внешность убежавшей лошади, которую он никогда не видел, и столь же точно "вычисляет", где ее следует искать, а затем восстанавливает картину убийства - первого из происшедших в стенах злополучного монастыря, в котором развертывается сюжет романа,- хотя также не был его свидетелем» [4,469].
Лотман Ю. предполагает, что это средневековый детектив, а герой его - бывший инквизитор (латинское inquisitor - следователь и исследователь одновременно, inquistor rerom naturae - исследователь природы, так что Вильгельм не изменил профессии, а только сменил сферу приложения своих логических способностей) - это Шерлок Холмс в рясе францисканца, который призван распутать некоторое чрезвычайно хитроумное преступление, обезвредить замыслы и как карающий меч упасть на головы преступников. Ведь Шерлок Холмс не только логик - он еще и полицейский граф Монте-Кристо - меч в руках Высшей Силы (Монте-Кристо - Провидения, Шерлок Холмс - Закона). Он настигает Зло и не дает ему восторжествовать [4,469].
|
|
|
Однако в романе У. Эко события развиваются совсем не по канонам детектива, и бывший инквизитор, францисканец Вильгельм Баскервильский, оказывается очень странным Шерлоком Холмсом. Надежды, которые возлагают на него настоятель монастыря и читатели, самым решительным образом не сбываются: он всегда приходит слишком поздно. Его остроумные силлогизмы и глубокомысленные умозаключения не предотвращают ни одного из всей цепи преступлений, составляющих детективный слой сюжета романа, а таинственная рукопись, поискам которой он отдал столько усилий, энергии и ума, погибает в самый последний момент, так и ускользая навсегда из его рук.
Ю. Лотман пишет: «В конце концов вся "детективная" линия этого странного детектива оказывается совершенно заслоненной другими сюжетами. Интерес читателя переключается на иные события, и он начинает сознавать, что его попросту одурачили, что, вызвав в его памяти тени героя "Баскервильской собаки" и его верного спутника-летописца, автор предложил нам принять участие в одной игре, а сам играет в совершенно другую. Читателю естественно пытаться выяснить, в какую же игру с ним играют и каковы правила этой игры. Он сам оказывается в положении сыщика, но традиционные вопросы, которые всегда тревожат всех шерлоков Холмсов, мегрэ и пуаро: кто и почему совершил (совершает) убийство (убийства), дополняются гораздо более сложным: зачем и почему нам рассказывает об этих убийствах хитроумный семиотик из Милана, появляющийся в тройной маске: бенедиктинского монаха захолустного немецкого монастыря XIV века, знаменитого историка этого ордена отца Ж. Мабийона и его мифического французского переводчика аббата Валле? [4, 652]
|
|
|
По мнению Лотмана, автор как бы открывает перед читателем сразу две двери, ведущие в противоположных направлениях. На одной написано: детектив, на другой: исторический роман. Мистификация с рассказом о якобы найденном, а затем утраченном библиографическом раритете столь же пародийно-откровенно отсылает нас к стереотипным зачинам исторических романов, как первые главы - к детективу.
Скрытым сюжетным стержнем романа является борьба за вторую книгу "Поэтики" Аристотеля. Стремление Вильгельма разыскать скрытую в лабиринте библиотеки монастыря рукопись и стремление Хорхе не допустить ее обнаружения лежат в основе того интеллектуального поединка между этими персонажами, смысл которого открывается читателю лишь на последних страницах романа. Это борьба за смех. Во второй день своего пребывания в монастыре Вильгельм "вытягивает" из Бенция содержание важного разговора, который произошел недавно в скриптории. "Хорхе заявил, что невместно уснащать смехотворными рисунками книги, содержащие истины. А Венанций сказал, что даже у Аристотеля говорится о шутках и словесных играх как о средствах наилучшего познания истин и что, следовательно, смех не может быть дурным делом, если способствует откровению истин <...> Венанций, который прекрасно знает... прекрасно знал греческий, сказал, что Аристотель нарочно посвятил смеху книгу, вторую книгу своей "Поэтики", и что если философ столь величайший отводит смеху целую книгу, смех, должно быть,- серьезная вещь" [4,558].
Смех для Вильгельма связан с миром подвижным, творческим, с миром, открытым свободе суждений. Карнавал освобождает мысль. Но у карнавала есть еще одно лицо - лицо мятежа.
Келарь Ремигий объясняет Вильгельму, почему он примкнул к мятежу Дольчино: "...Я не могу понять даже, ради чего я делал то, что делал тогда. Видишь ли, в случае с Сальвадором все вполне объяснимо. Он из крепостных, его детство - убожество, голодный мор... Дольчин для него олицетворял борьбу, уничтожение власти господ... Но у меня-то все было иначе! Мои родители-горожане, голода я не видал! Для меня это было вроде... не знаю, как сказать... Что-то похожее на громадный праздник, на карнавал. У Дольчина на горах, пока мы не начали есть мясо товарищей, погибших в схватке... Пока от голода не перемерло столько, что стало далее уже и не съесть, и мы сбрасывали трупы с откосов Ребелло на потраву стервятникам и волкам... А может быть, даже и тогда... мы дышали воздухом... как бы сказать? Свободы.
|
|
|
До тех пор я не ведал, что такое свобода". "Это был буйный карнавал, а на карнавалах все всегда вверх тормашками".
Умберто Эко, как считает Ю. Лотман, прекрасно знает теорию карнавала М. М. Бахтина и тот глубокий след, который она оставила не только в науке, но и в общественной мысли Европы середины XX века. Знает и учитывает он и работы Хейзинги, и книги вроде "Праздника шутов" X. Г. Кокса. Но его толкование смеха и карнавала, который все ставит "вверх тормашками", не полностью совпадает с бахтинским. Смех не всегда служит свободе.
По мнению Лютмана Ю., роман Эко - конечно, создание сегодняшней мысли и не мог бы быть создан даже четверть века назад. В нем заметны воздействия исторических исследований, подвергших за последние десятилетия пересмотру многие глубоко укоренившиеся представления о средних веках. После работы французского историка Ле Гоффа, демонстративно названной "За новое средневековье", отношение к этой эпохе подверглось широкому переосмыслению. В работах историков Филиппа Ариеса, Жака Делюмо (Франция), Карло Гинзбурга (Италия), А. Я. Гуревича (СССР) и многих других на первый план выдвинулся интерес к течению жизни, к "неисторическим личностям", "менталитету", т. е. к тем чертам исторического мировоззрения, которые сами люди считают настолько естественными, что просто не замечают, к ересям как отражению этого народного менталитета. Это коренным образом изменило соотношение историка и исторического романиста, принадлежащего к той, художественно наиболее значимой традиции, которая пошла от Вальтера Скотта и к которой принадлежали и Мандзони, и Пушкин, и Лев Толстой (исторические романы о "великих людях" редко приводили к художественным удачам, зато часто пользовались популярностью у самого неразборчивого читателя). Если прежде романист мог сказать: меня интересует то, чем не занимаются историки,- то теперь историк вводит читателя в те уголки прошлого, которые прежде посещали только романисты.
|
|
|
Умберто Эко замыкает этот круг: историк и романист одновременно, он пишет роман, но смотрит глазами историка, чья научная позиция сформирована идеями наших дней. Осведомленный читатель улавливает в романе и отзвуки дискуссий о средневековой утопии "страны Кокань" (Куканы) и обширной литературы о перевернутом мире (интерес к текстам, "вывернутым наизнанку", в последние два десятилетия приобрел прямо-таки эпидемический характер). Но не только современный взгляд на эпоху средних веков - в романе Умберто Эко читатель постоянно сталкивается с обсуждением вопросов, которые задевают не только исторические, но и злободневные интересы читателей. Мы сразу обнаружим и проблему наркомании, и споры о гомосексуализме, и размышления над природой левого и правого экстремизма, и рассуждения о бессознательном партнерстве жертвы и палача, а также о психологии пытки - все это в равной мере принадлежит как XIV, так и XX веку.
В романе настойчиво звучит сквозной мотив: утопия, реализуемая с помощью потоков крови (Дольчино), и служение истине с помощью лжи (инквизитор). Это мечта о справедливости, апостолы которой не щадят ни своей, ни чужой жизни. Сломленный пыткой Ремигий кричит своим преследователям: "Мы хотели лучшего мира, покоя и благости для всех. Мы хотели убить войну, ту войну, которую приносите в мир вы. Все войны из- за вашей скаредности! А вы теперь колете нам глаза тем, что ради справедливости и счастья мы пролили немного крови! В том и вся беда! В том, что мы слишком мало ее пролили! А надо было так, чтобы стала алой вся вода в Карнаско, вся вода в тот день в Ставелло".
Но опасна не только утопия, опасна всякая истина, исключающая сомнения. Так, даже ученик Вильгельма в какую-то минуту готов воскликнуть: "Хорошо хоть инквизиция вовремя подоспела", ибо им "овладела жажда истины". Истина без сомнения рождает фанатизм. Истина вне сомнения, мир без смеха, вера без иронии - это не только идеал средневекового аскетизма, это и программа современного тоталитаризма. И когда в конце романа противники стоят лицом к лицу, перед нами образы не только XIV, но и XX столетия. "Ты дьявол",- говорит Вильгельм Хорхе.
|
|
|
Эко не рядит современность в одежды средних веков и не заставляет францисканца и бенедиктинца обсуждать проблемы всеобщего разоружения или прав человека. Он просто обнаружил, что и время Вильгельма Баскервильского, и время его автора - одна эпоха, что от средних веков до наших дней мы бьемся над одними и теми же вопросами и что, следовательно, можно, не нарушая исторического правдоподобия, создать злободневный роман из жизни XIV столетия [4,668].
Верность этой мысли подтверждается одним существенным соображением. Действие романа происходит в монастыре, библиотека которого хранит богатейшее собрание Апокалипсисов, некогда привезенное Хорхе из Испании. Хорхе полон эсхатологических ожиданий и заражает ими весь монастырь. Он проповедует мощь Антихриста, который уже подчинил себе весь мир, оплел его своим заговором, стал князем мира сего: "Напряжен он и в речах своих и в трудах, и в городах и в усадьбах, в спесивых своих университетах и в кафедральных соборах". Мощь Антихриста превосходит мощь Бога, сила Зла сильнее силы Добра. Проповедь эта сеет страх, но она и порождена страхом. В эпохи, когда почва у людей уходит из-под ног, прошедшее утрачивает доверие, а будущее рисуется в трагических тонах, людей охватывает эпидемия страха. Под властью страха люди превращаются в толпу, обуянную атавистическими мифами. Им рисуется ужасная картина победного шествия дьявола, мерещатся таинственные и могущественные заговоры его служителей, начинается охота на ведьм, поиски опасных, но невидимых врагов. Создается атмосфера массовой истерии, когда отменяются все юридические гарантии и все завоевания цивилизации. Достаточно сказать про человека "колдун", "ведьма", "враг народа", "масон", "интеллигент" или любое другое слово, которое в данной исторической ситуации является знаком обреченности, и судьба его решена: он автоматически перемещается на место "виновника всех бед, участника невидимого заговора", любая защита которого равносильна признанию в собственной причастности к коварному сонму.
Роман Умберто Эко начинается цитатой из Евангелия от Иоанна: "В начале было Слово" - и кончается латинской цитатой, меланхолически сообщающей, что роза увяла, а слово "роза", имя "роза" пребыло. Подлинным героем романа является Слово. По-разному ему служат Вильгельм и Хорхе. Люди создают слова, но слова управляют людьми. И наука, которая изучает место слова в культуре, отношение слова и человека, называется семиотика. "Имя розы" - роман о слове и человеке - это семиотический роман.
Можно предположить, что действие романа происходит в средневековом монастыре не случайно. Учитывая пристрастие Эко к осмыслению истоков, лучше представляешь, что побудило его написать роман «Имя розы» в конце 70-х. В те годы казалось, что у Европы осталось всего несколько «минут» до апокалипсической «полуночи» в виде военного и идеологического противостояния двух систем, бурления различных движений от ультра до «зеленых» и сексменьшинств в одном общем котле взаимопереплетенных понятий, жарких речей, опасных действий. Эко бросил вызов [6,13].
Описывая предысторию современных идей и движений, он тем самым пробовал охладить их пыл. В общем, известная практика искусства - убийства или отравления вымышленных героев в назидание живущим.
Эко прямо пишет, что в «Средневековье корни всех наших современных «горячих» проблем», а распри монахов разных орденов мало чем отличаются от схваток троцкистов и сталинистов [7,13].
З аключение
Книга - превосходная демонстрация схоластического <http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D1%85%D0%BE%D0%BB%D0%B0%D1%81%D1%82%D0%B8%D0%BA%D0%B0> метода, который был очень популярен в XIV столетии <http://ru.wikipedia.org/wiki/XIV>. Уильям показывает мощь дедуктивного <http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%94%D0%B5%D0%B4%D1%83%D0%BA%D1%86%D0%B8%D1%8F> рассуждения. Решение центральной тайны убийства зависит от содержания таинственной книги (книги Аристотеля <http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%90%D1%80%D0%B8%D1%81%D1%82%D0%BE%D1%82%D0%B5%D0%BB%D1%8C> о комедии <http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9A%D0%BE%D0%BC%D0%B5%D0%B4%D0%B8%D1%8F>, единственный экземпляр которой сохранился в монастырской библиотеке).
Роман представляет собой воплощение на практике теоретических идей Умберто Эко о постмодернистском <http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9F%D0%BE%D1%81%D1%82%D0%BC%D0%BE%D0%B4%D0%B5%D1%80%D0%BD%D0%B8%D0%B7%D0%BC> произведении. Он включает несколько смысловых пластов, доступных разной читательской аудитории. Для относительно широкой аудитории «Имя розы» - сложно построенный детектив <http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%94%D0%B5%D1%82%D0%B5%D0%BA%D1%82%D0%B8%D0%B2> в исторических декорациях, для несколько более узкой - исторический роман <http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%98%D1%81%D1%82%D0%BE%D1%80%D0%B8%D1%87%D0%B5%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9_%D1%80%D0%BE%D0%BC%D0%B0%D0%BD> со множеством уникальных сведений об эпохе и отчасти декоративным детективным сюжетом, для ещё более узкой - философско-культурологическое размышление об отличии средневекового мировоззрения от современного, о природе и назначении литературы <http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A5%D1%83%D0%B4%D0%BE%D0%B6%D0%B5%D1%81%D1%82%D0%B2%D0%B5%D0%BD%D0%BD%D0%B0%D1%8F_%D0%BB%D0%B8%D1%82%D0%B5%D1%80%D0%B0%D1%82%D1%83%D1%80%D0%B0>, ее соотношении с религией <http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A0%D0%B5%D0%BB%D0%B8%D0%B3%D0%B8%D1%8F>, месте того и другого в истории человечества и тому подобных проблемах.
Круг содержащихся в романе аллюзий <http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%90%D0%BB%D0%BB%D1%8E%D0%B7%D0%B8%D1%8F> исключительно широк и ранжирован от общедоступных до понятных лишь специалистам. Главный герой книги Вильгельм Баскервильский, с одной стороны, некоторыми своими чертами указывает отчасти на Уильяма Оккама <http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9E%D0%BA%D0%BA%D0%B0%D0%BC,_%D0%A3%D0%B8%D0%BB%D1%8C%D1%8F%D0%BC>, отчасти на Ансельма Кентерберийского, с другой - явно отсылает к Шерлоку Холмсу <http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A8%D0%B5%D1%80%D0%BB%D0%BE%D0%BA_%D0%A5%D0%BE%D0%BB%D0%BC%D1%81> (пользуется его дедуктивным методом, прозван по названию одного из наиболее известных текстов холмсианы, кроме того очевидна параллель между спутниками - Адсон и Ватсон). Его главный противник, слепой монастырский библиотекарь Хорхе - сложно устроенная пародия <http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9F%D0%B0%D1%80%D0%BE%D0%B4%D0%B8%D1%8F> на образ классика постмодернистской литературы Хорхе Луиса Борхеса <http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%91%D0%BE%D1%80%D1%85%D0%B5%D1%81,_%D0%A5%D0%BE%D1%80%D1%85%D0%B5_%D0%9B%D1%83%D0%B8%D1%81>, который был директором национальной библиотеки Аргентины <http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%90%D1%80%D0%B3%D0%B5%D0%BD%D1%82%D0%B8%D0%BD%D0%B0>, а к старости ослеп (кроме того, Борхесу принадлежит впечатляющий образ цивилизации как «вавилонской библиотеки» <http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%92%D0%B0%D0%B2%D0%B8%D0%BB%D0%BE%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F_%D0%B1%D0%B8%D0%B1%D0%BB%D0%B8%D0%BE%D1%82%D0%B5%D0%BA%D0%B0>, из которого, возможно, и вырос весь роман Умберто Эко).
итальянский литература эко герой роман
|
|
|
