Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Митрополит Агафангел (преображенский) и ярославская оппозиция 6 Глава




255

Что же касается архиепископа Серафима, то подозрения митрополита Елевферия о том, что у него «могло залечь нечто греховное» из-за того, что он был митрополитом Сергием освобожден от заместительства, — эти подозрения вообще ничем не обоснованы. Священномученик Серафим не был освобожден от своих полномочий, а сам передал их митрополиту Сергию, причем, как уже отмечалось, передал их с радостью. Причина того, что эта радость сменилась затем горечью, опять же лежала в неприятии взятого митрополитом Сергием курса церковной политики. «Раньше мы страдали и терпели молча, зная, что мы страдаем за Истину и что с нами несокрушимая никакими страданиями сила Божия, которая нас укрепляла и воодушевляла надеждою, что в срок, ведомый единому Богу, Истина Православия победит, ибо ей неложно обещана и, когда нужно, будет подана всесильная помощь Божия», — писал архиепископ Серафим митрополиту Сергию в письме от 6 февраля 1928 года и продолжал далее: «Своей декларацией и основанной на ней политикой Вы силитесь ввести нас в такую область, в которой мы уже лишаемся этой надежды, ибо отводите нас от служения Истине, а лжи Бог не помогает». Фактически святитель Серафим указывал на то, что путь Заместителя — это путь отступничества, и умолял его не идти самому и других не вести по этому пути. «Проявите мужество, сознайтесь в своей роковой ошибке», — писал он митрополиту Сергию1. Можно ли в свете таких писем говорить, что «откол от митрополита Сергия Ярославских иерархов не имел ничего принципиального, а всецело возник на личной почве»? Очевидно, нет.

Только в отношении епископа Евгения версия о том, что в основе его участия в оппозиции Заместителю преобладала личная подоплека, не лишена правдоподобности. Вынести такое суждение можно потому, что сам епископ Евгений эту версию о себе подтверждал. Так, во время допроса 28 августа 1934 года он показал: «Ввиду того, что в 1928 году он, Сергий, оскорбил меня, не назначив викарным епископом московской кафедры, я вступил в дружеские связи с митрополитом Агафангелом, Иосифом и другими, которые были в оппозиции к митрополиту Сергию. С группой Агафангела. в последующем Иосифа, я был в общении по 1932 год включительно. Примерно к году 1930—31 я осознал, что группа митрополита Иосифа в оппозииии к Сергию находится по чисто политическим причинам, что группа Иосифа по отношению к советской власти была не лояльна, но я продолжал оставаться среди нее не по политическим соображениям, а по

1 Акты... С. 571-572.


256

 


 


мотивам личного характера, не хотел первый обратиться к Сергию с просьбой о принятии в свое общение». Здесь, правда, следует иметь в виду, что в показаниях следствию епископ Евгений мог умышленно вывести на передний план тему личного оскорбления, чтобы не говорить о более принципиальных мотивах расхождения с митрополитом Сергием — мотивах, бывших преступными в глазах ОГПУ. В показаниях 1937 года, после того как епископ Евгений согласился (очевидно, в результате особых мер воздействия) «встать на путь откровенности», он уже не говорил о мотивах личного характера. На допросе 29 июля 1937 года он признал, что «состоял в контрреволюционной организации церковников». «К этой организации, — показал он далее, — примкнул я в феврале 1928 г., подписав вместе с Иосифом Петровых, Варлаамом Ряшенцевым, Серафимом Самойловичем и Кириллом Смирновым ярославскую декларацию протеста против позиции, занятой митр[ополитом] Сергием по отношению к соввласти. К этому меня привело то, что я под влиянием специального богословского образования сделал своим политическим кредо единство и независимость православной церкви по типу средневекового папства или допетровского патриаршества, тем самым встал на путь а/с. к/р. деятельности»2. Очевидно, что и в этих показаниях нельзя видеть исчерпывающий ответ на вопрос о мотивах участия епископа Евгения в оппозиции Заместителю. Показания писались следователем в угодном ему ключе (отсюда появление в них имени митрополита Кирилла, который, как известно, никакого отношения к Ярославской декларации не имел), и личные счеты епископа Евгения с митрополитом Сергием его не интересовали, как не относившиеся к фабрикуемому делу. Однако слова о средневековом папстве и допетровском патриаршестве, равно как и ссылка на специальное богословское образование, явно принадлежали не следователю, а самому епископу Евгению. Отсюда видно, что в основе протокола допроса действительно лежали его собственные показания. Установить же в точности соотношение личных и принципиальных мотивов его действий, по всей видимости, не удастся. Но ясно, что даже в случае с епископом Евгением нельзя рассматривать проблему так упрощенно, как это делал митрополит Елевферий.

Вообще, чтобы правильнее оценить версию Литовского митрополита о причинах выступления ярославцев, следует принять во

1 Архив УФСБ РФ по Вологодской обл. Д. П—15385. Л. 18. Подчеркивания даны в соответст
вии с источником.

2 Архив ДКНБ РК по Чимкентской обл. Ф. 1. Д. 02455. Л. 59—60. Выписки из дела предос
тавлены В. В. Королевой (Алма-Ата).

внимание, в какой конкретно ситуации в конце ноября — начале декабря 1928 года митрополит Сергий «выяснял» ему историю недавних событий. Митрополит Агафангел к тому времени уже скончался, по официальной версии полностью примирившись перед смертью с Патриархией. Любое акцентирование его роли в февральском выступлении было этой официальной версии явно не на пользу. Архиепископ Варлаам был единственным из подписавших обращение от 6 февраля, кто оставался тогда в Ярославле и вроде бы подчинился митрополиту Сергию и присланному им архиепископу Павлу. В распространении о нем какой-то негативной информации Заместитель также в тот момент не был заинтересован. В отношении высланных архиепископа Серафима и епископа Евгения ситуация тогда была не вполне определенной. Что же касается митрополита Иосифа, то он, напротив, в своем отмежевании от Заместителя продвинулся к тому времени уже столь далеко, что можно было без опасения повредить церковной дипломатии возложить основную ответственность за ярославский инцидент именно на него. Так утвердилась официальная версия о том, что инициатива выступления Ярославских иерархов принадлежала «обиженному» митрополиту Иосифу и, в меньшей степени, архиепископу Серафиму, а митрополит Агафангел лишь пассивно следовал за ними. Когда в 1932 году другой зарубежный апологет митрополита Сергия — И. А. Стратонов — выпустил книгу «Русская церковная смута (1921—1931)», он придерживался этой же версии (хотя и без деталей): «Противно всяким канонам епископы, проживающие в Ярославской епархии, отделились от митрополита Сергия и образовали самостоятельную церковную область. Это была новая форма церковного разделения. Увлечен был в это предприятие и митрополит Агафангел»1. Именно так, в страдательном залоге: «был увлечен».

1 Стратонов И. А. Русская церковная смута. С. 155.

В 1960-е годы архимандрит (впоследствии митрополит) Иоанн (Снычев) позволил себе несколько отойти от версии митрополитов Сергия-Елевферия и охарактеризовал положение с выступлением ярославцев так: «Ясно, конечно, что митрополит Агафангел, смотревший на церковные события под углом зрения синодального периода и народной психологии и видя возникавшее смущение среди своей паствы, не мог не смутиться и сам от предпринятой митрополитом Сергием церковной политики и не вызвать в своем сердце чувство самосохранения, самоограждения от влияния этой политики <... >. Вставши на этот путь, он расположил к этому и своих викариев, выразивших свое полное согласие с его мнением» (Церковные расколы... С. 149). Таким образом, по митрополиту Иоанну, инициатива ярославского выступления принадлежала самому митрополиту Агафангелу, убедившему викариев присоединиться к нему.

Точка зрения митрополита Иоанна, однако, не утвердилась, и в 1990-е годы проанализировавший ярославские события иеромонах Дамаскин (Орловский) вернулся к версии, изложенной в свое время митрополитом Елевферием, дополнив лишь ее сведениями из показаний протоиерея Димитрия Смирнова. Главным действующим лицом вновь оказался «оставшийся без

 


258

Нужно, однако, иметь в виду, что до кончины святителя Агафангела, когда ситуация была иной, митрополит Сергий в своих оценках Ярославского выступления расставлял акценты по-другому. В марте 1928 года, когда с митрополитом Агафангелом только еще велись переговоры о примирении и вопрос, казалось, мог упереться в позицию архиепископа Серафима, Заместитель писал Ярославскому святителю: «Я же позволяю себе думать, что архиепископ Серафим, подписавший заявление вслед за Вами, еще с большей готовностью последует за Вами в Вашем решении исправить допущенное». То есть, по логике этого рассуждения, не митрополит Агафангел следовал за викариями, а они за ним. Через полгода с небольшим митрополит Сергий «выяснял» митрополиту Елевферию, что все было наоборот.

Если же теперь обратиться к свидетельствам митрополита Иосифа, то можно увидеть, что и он интерпретировал ситуацию по-своему и также не всегда одинаково. Так, в своем обращении от 8 февраля 1928 года он писал: «Архипастыри Ярославской церковной области <...> особым актом объявили о своем ОТДЕЛЕНИИ от митрополита Сергия и о самостоятельном от него управлении вверенными им от Бога паствами. Акт, подписанный 24-го января <ст. ст.> с. г., настолько вызывается обстоятельствами времени и настроением верующих масс народа и настолько обстоятельно обосновывает означенное отделение, что и я, проживающий в Ярославской области, принял в нем участие и скрепил своею подписью. Таким образом, все распоряжения митрополита Сергия отныне для нас не имеют никакой силы»1. Как видно, согласно этому письму митрополита Иосифа, Ярославские архипастыри сами составили свой акт, а он лишь «принял в нем участие и скрепил своею подписью».

Существует и значительно более подробное свидетельство митрополита Иосифа об обстоятельствах появления Ярославского воззвания от 6 февраля 1928 года. Не имеющие точной датировки показания митрополита Иосифа «Об Ярославской декларации» содержатся в следственном деле «Всесоюзной организации ИПЦ» 1930—1931 годов. В этих показаниях митрополит Иосиф сообщал, что после заявления им протеста по поводу его перемещения в

___

кафедры, с неясной перспективой относительно своего места в церковной иерархии» митрополит Иосиф, который-де «готов был пойти на крайние действия» (Мученики, исповедники... Кн. 2. С. 393).

1 Акты... С. 604.

1 Архив УФСБ РФ по Санкт-Петербургу и Ленинградской обл. Д. П-83017. Т. 6. Л. 19. Копия, заверенная лично епископом Димитрием (Любимовым); ср.: Акты... С. 575, 585.

259

 

Одессу он, «с разрешения Москвы, отбыл в Ростов Ярославский, где жил зиму 1927 года, служа в Яковлевском монастыре и не проявляя близкого участия в церковных делах». Указав на свою отрешенность от церковных дел, митрополит Иосиф затем следующим образом изложил ход событий, предшествовавших обнародованию Ярославской декларации: «Мне известны следующие обстоятельства, сопровождавшие отложение Ярославля от Сергия. Вызвав однажды меня в Ярославль, митр[ополит] Агафангел сообщил мне, что деяния митр[ополита] Сергия и его произвол в управлении вызывают настолько серьезное против него возбуждение, что он (Агаф[ангел]) завален и телеграфными, и письменными просьбами и требованиями взять бразды правления в свои руки и избавить их, таким образом, от всякой зависимости от Сергия, каждому начавшего угрожать запрещениями и др. репрессиями. Далее, м[итрополит] Агафангел сообщил, что у него имеется также проект собственной декларации, которым он предполагает выступить против Сергия, что эта декларация одобряется всеми Ярославскими архиереями и что и я приглашаюсь присоединиться к ней, как проживающий в пределах Ярославской епархии и обязанный этим самым к единомыслию с местными иерархами, среди коих я нашел убежище в своем изгнании. Я попросил разрешения ознакомиться с текстом этой декларации, и м[итрополит] Агафангел обещал мне прислать ее с нарочным сразу, как только ее подпишет ар-xuenfucKonJВарлаам, который был в отлучке и к которому она была послана для подписи также с нарочным. Вернувшись в Ростов после этой беседы, я через несколько дней получил эту декларацию, уже подписанную тремя архиереями, и, найдя ее соответствующей требованию момента, также подписал ее. Затем подписал ее и Ростовский епископ Евгений. Всего было 5 подписейпроживавших в епархии архиереев. Кем составлена эта декларация, с кем она обсуждалась у м[итрополита] Агафангела, были ли у него какие собрания, я не знаю — в составлении ее я не принимал ни малейшего участия»1.

Как видно, согласно этим показаниям митрополита Иосифа, главную роль в отложении Ярославля сыграл вовсе не он, а именно митрополит Агафангел. В других своих показаниях (от 22 сентября 1930 года) митрополит Иосиф еще более подчеркивал значение Ярославского митрополита в антисергиевском движении: «Дело мое, по которому я привлекаюсь, как мне представляется, зиждется на мнении обо мне как лидере особого течения в нашей церкви, возникшего 4 года тому назад в связи с декларацией митрополита Сергия, грубо

1 «Я иду только за Христом...» С. 407—408.

 

 

нарушившего, по убеждению верующих, глубочайшие основы строя церковной жизни и управления. Это течение совершенно несправедливо окрещено "иосифлянами" <...>. Гораздо основательнее оно должно быть названо вообще "антисергианским ". А так как первый протест против Сергия был громко провозглашен не мною, а митроп[олитом] Агафангелом Ярославским, то справедливее было бы именовать это течение "агафангелизмом " или как-либо еще в этом роде, а уж никак не "иосифлянством "»'.

Можно сразу заметить, что первый протест против Сергия был громко провозглашен, конечно, не митрополитом Агафангелом (если только не брать за точку отсчета его выступление 1926 года, которое было попыткой вступить в управление Русской Церковью, а не протестом против политики Заместителя, ассоциируемой с июльской Декларацией). После издания Декларации митрополита Сергия первый громкий протест, сопровождавшийся отходом от него, был заявлен в Окружном послании Архиерейского Синода РПЦЗ от 9 сентября 1927 года. В России выступлению группы митрополита Агафангела предшествовал целый ряд заявлений архиереев об отделении от Заместителя: епископа Виктора (Островидова), двух Ленинградских викариев — епископов Димитрия (Любимова) и Сергия (Дружинина), епископа Алексия (Буя) и др. Ставить во главу «антисергианского течения» митрополита Агафангела, а тем более изобретать термины вроде «агафангелизм», конечно, некорректно. Сам же митрополит Иосиф в других своих показаниях (от 30 сентября 1930 года) свидетельствовал, что «связь <антисергианского течения> с митр[ополитами] Петром, Кириллом, Агафангелом и другими лицами вначале была совершенно неощутительна»2.

Показания митрополита Иосифа о митрополите Агафангеле становятся более понятными, если учесть обстановку, в которой они появились. Реальное руководство антисергиевским движением бывшему Ленинградскому митрополиту, действительно, не принадлежало. Гораздо более активную роль играл его викарий, епископ Димитрий, и органам ОГПУ это было хорошо известно. Однако лишний раз подчеркивать роль епископа Димитрия и тем самым осложнять его положение митрополиту Иосифу, проходившему с ним тогда по одному делу, очевидно, не хотелось. Показания же о митрополите Агафангеле повредить никому не могли, поскольку прошло уже два года, как он скончался. Оснований приуменьшать

1 Там же. С. 383—384. 'Тамже. С. 397.


261

его роль в оппозиции митрополиту Сергию (участие в которой расценивалась ОГПУ как преступление), с точки зрения подследственного, не было. Это, конечно, прямо влияло на характер этих показаний.

Сопоставляя время различных антисергиевских выступлений, митрополит Елевферий замечал о Ярославском обращении, что «последнее было не самодовлеющим церковным актом, а ответом на действия митрополита Сергия в отношении петроградских бесчинников, сторонников митрополита Иосифа. Оно стоит в связи с петроградскою смутою, исключительно вышедшею из личного чувства митрополита Иосифа»1. Что касается темы «личного чувства», то выше уже на этот счет было сказано достаточно. Однако следует согласиться с митрополитом Елевферием в том, что Ярославское выступление нельзя рассматривать в отрыве от ленинградских событий.

Акт отхода от митрополита Сергия двумя Ленинградскими викариями был подписан, как известно, 26 декабря 1927 года2. Практически сразу же после этого, а именно 30 декабря, епископы Димитрий и Сергий были запрещены Заместителем и его Синодом в священнослужении3. Спустя примерно еще неделю митрополит Иосиф наложил на докладе запрещенных викариев резолюцию, в которой полностью поддержал их действия. «Отмежевываясь от митрополита Сергия и его деяний, мы не отмежевываемся от нашего законного первосвятителя митрополита Петра», — писал он 5-го или 7-го (сведения разнятся) января 1928 года4. Обращает на себя внимание слово «мы». Можно говорить в связи с этим, что о своем отмежевании от митрополита Сергия митрополит Иосиф фактически заявил уже в начале января 1928 года. Сведения о его резолюции на докладе викариев довольно быстро дошли до самого Заместителя, который своим постановлением от 25 января 1928 года потребовал от митрополита Иосифа объяснений на этот счет5. За разъяснениями 2 февраля к нему в Ростов прибыли два члена Синода митрополита Сергия — архиепископы Сильвестр (Братановский) и Анатолий (Грисюк). Согласно постановлению Заместителя от 11 апреля 1928 года, митрополит Иосиф тогда ответил им, что он «решительно отходит и отмежевывается от митрополита Сергия,

1 Митрополит Елевферий (Богоявленский). Неделя в Патриархии. С. 298. 'См.: Акты... С. 544-545.

! См.: «Сов. секретно. Срочно. Лично. Тов. Тучкову». С. 369—370. Примеч. Акты... С. 552; ср.: Протопресвитер Михаил Польский. Новые мученики Российские. Кн. 2. С. 5.

'См.: Акты... С. 566.


262

игнорирует его распоряжения». В данном случае не имеет существенного значения, с буквальной ли точностью переданы в этом постановлении слова митрополита Иосифа. Ясно, что миссия членов Синода оказалась неудачной. После разговора с визитерами из Москвы митрополит Иосиф со дня на день мог ждать наложения на него прещений.

Все эти обстоятельства, конечно, следует иметь в виду при рассмотрении того, как назревало Ярославское выступление. Кажется, что сама сложившаяся ситуация требовала от митрополита Иосифа проявления особой активности. Трудно представить, что он выступал лишь в роли отстраненного наблюдателя подготовки Ярославских иерархов к заявлению об отходе от Заместителя и присоединился к ним только тогда, когда все уже было готово. Однако каких-либо достоверных (не основанных на одних предположениях) свидетельств о том, что он обращался к митрополиту Агафангелу и его викариям с инициативой вместе отделиться от митрополита Сергия, — таких свидетельств пока нет, и не исключено, что и не будет.

Можно резюмировать, что обе приведенные здесь версии — и изложенная митрополитом Елевферием версия митрополита Сергия, и версия митрополита Иосифа — нуждаются в корректировке (что касается архиепископа Серафима, то он, по сути дела, никакой версии не представил). Крайняя напряженность ситуации вокруг митрополита Иосифа и его ленинградских единомышленников, несомненно, накладывала свой отпечаток на действия Ярославских иерархов, катализировала процесс их размежевания с Заместителем. Однако из этого еще не следует, что митрополит Иосиф был инициатором их выступления. Что же касается составления самого обращения от 6 февраля, то оно, действительно, могло быть осуществлено без его непосредственного участия. В пользу этого говорит и порядок подписей под обращением. Понятно, что, в любом случае, первой под ним должна была стоять подпись митрополита Агафангела. Но если бы в его написании участвовал митрополит Иосиф, то было бы естественным вторым подписаться ему, а не архиепископу Серафиму, который был младше его во всех отношениях: и по хиротонии, и по сану, и по порядку получения прав на высшее управление Русской Церковью. Таким образом, не стоит как преувеличивать влияние митрополита Иосифа на ход дел в Ярославской епархии в конце 1927-го — начале 1928 года, так и преуменьшать его.

1 Там же. С. 607.

263

Вывод о том, какую роль мог играть в ярославских событиях митрополит Иосиф, конечно, следует иметь в виду. Однако здесь более важным представляется другое: митрополит Агафангел в составлении Ярославского воззвания, несомненно, участие принял, причем весьма активное. В этом можно убедиться путем анализа содержания этого документа — уже первых его слов.

Обращение Ярославских иерархов к митрополиту Сергию начиналось так: «Хотя ни церковные каноны, ни практика Кафолической Церкви Православной, ни постановления Всероссийского Церковного Собора 1917—1918 гг. далеко не оправдывают Вашего стояния у кормила высшего управления нашею отечественною Церковью, мы, нижеподписавшиеся епископы ярославской церковной области, ради блага и мира церковного считали долгом своей совести быть в единении и в иерархическом Вам подчинении».

Именно святитель Агафангел, а не его викарии, последовательно утверждал, что возглавление митрополитом Сергием Русской Церкви канонически не оправдано, и лишь ради мира церковного соглашался на подчинение ему. История событий 1926 года, подробно рассмотренная выше, подтверждает это вполне. Достаточно вспомнить письмо Ярославского митрополита от 24 мая 1926 года, в котором он свой отказ от местоблюстительства объяснял не чем иным, как заботой о мире церковном. Что же касается митрополита Иосифа и архиепископа Серафима, то трудно представить, что инициатива указать Заместителю на каноническую ущербность его правления исходила от них. Они не только не высказывали ранее никаких сомнений на этот счет, но и сами некоторое время управляли Русской Церковью на тех же основаниях, что и митрополит Сергий (причем святитель Серафим — на основаниях еще более, с формальной точки зрения, сомнительных). Если бы в составлении Ярославской декларации митрополит Агафангел не принял активное участие, едва ли в ней сразу же и столь сильно была бы так акцентирована неполноценность возглавления Церкви не Патриаршим Местоблюстителем, а его заместителем.

Митрополит Иосиф и архиепископ Серафим, подписывая составленное таким образом воззвание, давали другой стороне прекрасный повод обвинить их в противоречии самим себе, что, конечно, митрополитом Сергием и было сделано. В своем Деянии от 29 марта 1928 года он не без пафоса замечал: «Кстати, обратите внимание и на подписи под Ярославским заявлением. Один подписывается: "Серафим, архиепископ Угличский, викарий Ярославской епархии, бывший Заместитель Патриаршего Местоблюстителя ", а дру-

гой: "митрополит Иосиф, 3-й из указанных Патриаршим Местоблюстителем Заместителей ". Архиепископ Серафим восприял в свое время права от митрополита Иосифа, а Иосиф от митрополита Петра в таком порядке, как и митрополит Сергий. Так где же правда, где же совесть?»*

После указания на каноническую неоправданность стояния Заместителя у кормила высшего управления Церковью — указания, по мнению митрополита Сергия, столь «неправедного и бессовестного», — авторы Ярославского воззвания сочли необходимым дополнительно разъяснить, почему они до той поры все же считали долгом своей совести быть в единении и в иерархическом подчинении Заместителю: «Мы ободряли и утешали себя молитвенным упованием, что Вы, с Божией помощью и при содействии мудрейших и авторитетнейших из собратий наших во Христеепископов, охраните церковный корабль от грозящих ему со всех сторон в переживаемое нами трудное для Церкви время опасностей и приведете его неповрежденным к спасительной пристаниСобору, который уврачует живое и жизнеспособное Тело Церковное от постигших его, по попущению Промысла Божия, недугов и восстановит надлежащий канонический порядок церковной жизни и управления.

Но заветные чаяния и надежды наши не сбылись.» В этом объяснении уже может быть услышан голос митрополита Иосифа и особенно архиепископа Серафима. Они, действительно, ранее считали, что митрополит Сергий сумеет, быть может, лучше, чем кто-либо еще, охранить церковный корабль от грозящих ему со всех сторон опасностей. Что же касается святителя Агафангела, то он, как можно было увидеть из описания событий 1926 года, с самого начала никаких особых чаяний и надежд с митрополитом Сергием не связывал, потому и рекомендовал митрополиту Петру передать местоблюстительство либо митрополиту Кириллу, либо митрополиту Арсению.

В следующем абзаце обращения снова подхватывалась мысль, уже прозвучавшая в самом его начале: «Сознавая всю незаконность своего единоличного управления Церковью, управления, никаким соборным актом не санкционированного, Вы организуете при себе "Патриарший Синод "».

Надо отметить, что, вообще говоря, такая постановка вопроса для кругов «правой» оппозиции была не характерна. Так, например, в приписываемой протоиерею Феодору Андрееву и мученику Ми-

1 Там же. С. 590.

265

хаилу Новоселову брошюре «Беседа двух друзей» по этому поводу говорилось: «Спрашивается, с какого времени единоличное управление Русской Церкви стало неканоничным: с момента ли роспуска избранного Всероссийским Собором 1917 г. Синода при Патриархе, или с момента смерти Святейшего Патриарха Тихона и принятия власти Местоблюстителем митрополитом Петром Крутицким, или с момента принятия митрополитом Сергием прав и обязанностей заместителя Патриаршего местоблюстителя, т. е. с 6 декабря 1925 г.? Если считать неканоничность единоличного возглавления Русской Церкви с момента сих трех событий, то это неправильно, т. к. на это единоличное назначение и возглавление было закрытое постановление Всероссийского Собора, как это разъяснил в момент спора между митрополитом Сергием и архиепископом Григорием, председателем ВВЦС, за права Местоблюстителя в 1926 г. Василий (Зеленцов), епископ Прилуцкий, бывший на том закрытом заседании, на котором давалось Патриарху полномочие от собора: "в виду исключительности переживаемого времени, избрать себе единоличного заместителя ". Что Патриарх и исполнил в мае 1922 г., передав права и власть патриаршую митрополиту Агафангелу, а перед смертью актом от 25 декабря 1924 г. / 7 января 1925 г. единолично назначил себе трех местоблюстителей; митрополит Петр Крутицкий в свою очередь единолично актом от 6 декабря 1925 г. свои права и власть передал митрополиту Сергию. Точно так же поступил и митрополит Сергий в декабре 1926 г., и митрополит Иосиф, передавший власть архиепископу Серафиму Угличскому. Следовательно, с этого момента считать неканоничность митрополита Сергия не приходится, а если считать с момента освобождения митрополита Сергия, — это будет нелогично».

В связи с этим по поводу слов Ярославского обращения о неканоничности единоличного управления Церковью в «Беседе двух друзей» замечалось: «Это темное место заявления многих верующих привело в смущение и наступило минусом к выступлению ярославских архипастырей»1.

Есть все основания полагать, что и это, столь непопулярное («темное»), место в Ярославском заявлении появилось, прежде всего, благодаря митрополиту Агафангелу. Ничто не указывает на то, что митрополит Иосиф и архиепископ Серафим единоличное управление Церковью считали незаконным. Первый, едва став в конце 1926 года Заместителем Местоблюстителя, составил весьма развернутое

1 Протоиерей Феодор Андреев, Новоселов М. А. Беседа двух друзей // Православная жизнь. 1999. № 6. С. 16-17.


266

завещательное распоряжение о преемстве именно единоличной высшей церковной власти, в котором ни о каком Синоде не было и речи'. Второй после этого в течение трех месяцев сам управлял Церковью единолично. Митрополит Елевферий по этому поводу в своем разборе Ярославского обращения резонно замечал: «А архиепископ Серафим в пору своего заместительства, разве он управлял Церковью при существовании при нем указанных Московским Собором 1917—1918 гг. церковных учреждений, избранных Собором?»2 Напротив, представление митрополита Агафангела о том, что при Первоиерархе обязательно должен функционировать Синод, было прямо засвидетельствовано еще в его Пермском послании 1926 года. Тогда он призвал всех «объединиться вокруг восстанавливаемого <...> "Патриаршего Священного Синода ", получившего свое бытие от 1-го Всероссийского Поместного Собора (1917—1918 гг.) и, следовательно, власти законной и канонической»*. Более того, есть сведения (о них шла речь в предшествующем разделе), что вопрос о Синоде во время переговоров с Тучковым в апреле 1926 года митрополитом Агафангелом был поставлен первым (к немалому удивлению лубянского деятеля). При этом важно, что каноничным святитель Агафангел считал только тот Синод, который был сформирован Собором, а не как-то иначе. Отсюда логически вытекало продолжение мысли, выраженной в Ярославской декларации: «Но ни порядок организации этого "Синода ", Вами единолично учрежденного и от Вас получающего свои полномочия, ни личный состав его из людей случайных, доверием епископата не пользующихся <...>, не могут быть квалифицированы иначе, как только явления определенно противоканонические».

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...