Разрешенное участие в политической деятельности

Одним из важных аспектов политической реформы, начатой в 1976 г. после смерти Мао, было переформулирование того, что следует понимать под "допускаемым официально" участием в политической деятельности. Это этап политической либерализации, предпринимаемой в рамках системы, где доминирует компартия. Контуры нового подхода к процессу участия в политической деятельности наметились в трех категориях изменений, которые определили порядок этого участия и облегчили его бремя для рядовых граждан. Эти изменения отражают негативное отношение властей к деструктивным процессам, которыми характеризовалось массовое участие граждан в политической деятельности в эпоху Мао и особенно ярко проявилось в период "культурной революции", а также осознание, во-первых, того, что без порядка и стабильности невозможно достичь экономического роста, и, во-вторых, что перемены в системе экономических отношений требуют соответствующих преобразований и в системе отношений политических.

К первой категории изменений относятся те формы участия в политической деятельности, которые в 80-е и 90-е годы стали для рядовых граждан наиболее предпочтительными. На протяжении первых 30 лет коммунистического режима отказ граждан от участия в политической деятельности расценивался как оппозиция ему. Ныне политика значительно меньше затрагивает жизнь обычных людей - сократился масштаб, умерились требования. Символом подобных перемен можно считать произошедшую в 1979 г. официальную ликвидацию всех классовых и политических ярлыков. Впервые за 30 лет существования КНР ее граждан перестали различать по классовому признаку и по совершенным в прошлом "политическим ошибкам". Политика перестала доминировать не только в повседневной жизни, но и в узкой сфере собственно политической деятельности, политическое безразличие ничем больше не грозит рядовому гражданину КНР. Разумеется, руководители "на местах" продолжают мобилизовывать подопечных им жителей на всякого рода политические мероприятия (в первую очередь на выборы), но участие граждан в политической деятельности перестало быть принудительным и не связано с насилием.

Ко второй категории изменений относятся те, которые имеют отношение к упорному стремлению властей обойтись без "подъема народных масс" на реализацию проводимой правительством политики, тогда как при Мао квинтэссенцией участия граждан в политической деятельности были именно кампании по мобилизации масс - масштабные, интенсивные, разрушительные акции. "Большой скачок", начатый в 1958 г., и "культурная революция", объявленная в 1966 г., были прежде всего массовыми кампаниями, проводившимися с исполинским размахом (у каждой из них были, разумеется, черты, присущие только ей). Во время этих кампаний низовые партруководители, отвечая на сигналы политического центра, поднимали рядовых граждан на борьбу за достижение разнообразных целей, определяемых коммунистическим режимом. Часто все это направлялось против тех или иных групп "врагов народа": в 1950-1951 гг. это были "контрреволюционеры", в 1950-1952 гг. - "класс помещиков", в 1957 г. - "правые", а в 1962-1963 гг. - "грязные кадры". Методы массовых кампаний применялись и в неполитических целях, когда, например, в 1956 г. предпринимались непродуманные и экологически вредные попытки искоренить "четыре напасти" - воробьев, крыс, мух и комаров. Участие в этих акциях было совершенно обязательным. В крайне политизированной атмосфере, характерной для подобных кампаний, отсутствие активности и воодушевления расценивалось как нежелание поддерживать режим. Несмотря на то что для огромного большинства населения кампании были тяжким бременем, они предоставляли политически амбициозным людям возможность выдвинуться. Руководители низового звена получали шанс продемонстрировать вышестоящим начальникам свои способности мобилизовать людей и достичь необыкновенных результатов, кое-кто из "рядовых" - проявить свою активность и иные качества, которые делали их достойными приема в ряды коммунистической партии, а еще очень и очень многие - возможность свести личные счеты, представив это как политическую борьбу. Неудивительно, что кампании зачастую сопровождались насилием, оправдываемым высокопарной идеологической фразеологией. Но прошло лишь два года после смерти Мао, и китайские лидеры официально отказались от массовых кампаний как формы участия граждан в политической деятельности. Многие из тех руководителей, кто в конце 70-х годов оказался в высших эшелонах власти, сами в период "культурной революции" становились жертвами преследования и репрессий. Массовые кампании и тот социальный хаос, который был их неотъемлемым следствием, были отвергнуты как противоречащие новым задачам и, прежде всего, экономическому росту.

Третья категория изменений предусматривает отказ от мобилизации масс как основной формы участия в политической деятельности. Вместо этого руководители страны поощряют граждан к тому, чтобы те выражали свои мнения и участвовали в политической жизни по

многочисленным официальным каналам, часть которых возникла впервые, а другая часть восстановлена. Это разнообразные бюро жалоб, "горячие телефонные линии", центры, куда можно сообщить о злоупотреблении властей, а также письма в газету. Значительные перемены произошли и в области избирательной политики [13]. Поскольку выборы и выборная связь между гражданами и лидерами интегрированы в единую либерально-демократическую концепцию представительства, правительства и неправительственные организации в демократических странах обращают на эти перемены особое внимание. Многие из них оказали разнообразную поддержку (например, в подготовке нового персонала избирательных комиссий), и китайские власти эту поддержку приняли. В какой степени вписываются реформы избирательной системы в рамки коммунистического государства?

В эпоху правления Мао выборы в местные народные собрания (не предусматривавшие тайного голосования и безальтернативные) были политическими ритуалами. Напрямую избирались только депутаты районного звена; депутатов более высокого уровня избирали на конференциях и съездах. Подобные избирательные кампании становились средством легитимизации режима, политического просвещения и политической социализации граждан, но не выполняли своего основного предназначения, ибо не позволяли людям избирать своих представителей. Принятый в 1979 г. Закон о выборах ввел прямые выборы депутатов еще нескольких уровней (вплоть до окружного звена), заменил тайным голосованием публичные демонстрации в поддержку кандидатов и установил, что количество кандидатов должно в полтора раза превышать количество мандатов. Несмотря на то что местные партийные органы продолжают задавать тон в избирательных комиссиях (это проявляется прежде всего в возможности "заблокировать" нежелательного кандидата), одержать победу в изменившихся условиях могут не все "официальные кандидаты" - многие из тех, кто должен занять должности в государственных структурах (для этого сначала необходимо быть избранным в народное собрание того или иного уровня), терпят поражение, не выдерживая конкуренции со стороны беспартийных кандидатов, число которых постоянно увеличивается. Меньшую группу составляют кандидаты, выдвинутые депутатами по собственной инициативе (а не по "разнарядке" сверху) и одержавшие победу без поддержки властей. Победа на выборах означает, что население в определенной степени оказывает кандидату поддержку, тогда как поражение свидетельствует о том, что у него "не сложились отношения" с электоратом. Новые процедуры выборов как минимум позволяют партийным органам учитывать, насколько популярен тот или иной местный чиновник, а также разнообразить кадровый резерв, "отслеживая" появление местных лидеров. Надо признать, что новые правила не привели к радикальным переменам - они и невозможны без дальнейшей реформы избирательной системы:

пока не допускается участие в выборах кандидата, стоящего на платформе, оппозиционной КПК, и соперничество кандидатов возможно лишь на уровне районов и округов.

В 1997 и 1998 гг. Цзян Цзэминь и ВСНП заявили о том, что намерены поддерживать тенденцию к более массовому участию народа в выборах и выдвижению большего количества кандидатов на выборах в районные народные собрания. Эта идея была не нова и не позаимствована у режимов с давними либерально-демократическими традициями. Она возникла из десятилетнего практического опыта, связанного с одной из самых противоречивых политических реформ постмаоистской эпохи - "низовой" демократизации в китайской провинции. Эта реформа была официально одобрена в ноябре 1987 г., когда ВСНП после целого года обсуждений приняла временный вариант Закона о сельских комитетах. В ноябре 1998 г. был принят доработанный закон, определявший сельские комитеты как "автономные массовые организации самоуправления", которые формируются на выборной основе с обязательным участием двух и более кандидатов на трехлетний срок и подотчетны совету, состоящему из всех совершеннолетних жителей данного села.

Предпринятая в 1987 г. мера не свидетельствовала о приверженности китайских лидеров идеям демократии. Это было рискованное предприятие, цель которого заключалась в усилении роли государства и его способности справиться с ситуацией, возникшей после деколлективизации. В начале 80-х годов так называемые народные коммуны были распущены и заменены районными органами власти, земля и другие средства производства разделены между крестьянскими хозяйствами и переданы им в управление, появились свободные рынки, а система обязательных поставок сельхозпродукции государству по большей части была ликвидирована. Стало развиваться частное предпринимательство. Результаты этой реформы, оказавшейся в экономическом отношении весьма успешной, привели к катастрофическим последствиям для властей: по мере того как крестьяне обретали все большую экономическую независимость и инициативу, власть партийного государства и его способность добиваться послушания слабели и уменьшались. К середине 80-х годов они практически атрофировались. Местные руководители обогащались за счет сельских общин, а их жители сопротивлялись попыткам проводить непопулярную политику. Сопровождаемые насилием конфликты стали обычным явлением. Возрождение сельских комитетов, начавшееся в 1987 г., было средством сделать деревню более управляемой. Предполагалось, что крестьяне будут с большей охотой отчитываться перед руководителями, которых сами же избрали, чем перед теми, кого прислали "сверху".

Средняя китайская деревня - это примерно 1 200 человек, причем взрослые члены этой маленькой общины знают друг друга и трудятся вместе на протяжении десятков лет. На основании этого можно

было ожидать, что они изберут себе разумного и внушающего доверие руководителя, который и будет управлять делами деревни. Предполагалось также, что эти новоизбранные лидеры, служа опорой районных властей, станут проводниками политики партийного государства. Для успеха этого начинания требовалось, чтобы деревни управлялись руководителями, которых будут избирать на следующих обязательных условиях: широкого участия жителей, реальной возможности выбора из нескольких кандидатур и "прозрачности" процедур.

В 1997 и 1998 гг., после того как лидеры КНР утвердили положение о сельских выборах, почти во всех деревнях прошли по крайней мере три тура выборов, причем в зависимости от местных условий в весьма значительной степени отличавшиеся друг от друга. В очень многих деревнях местные первичные организации КПК контролировали выдвижение кандидатов, что делало невозможным альтернативные выборы на ключевую должность председателя сельского комитета. Кроме того, сами выборы зачастую проходили с нарушениями процедуры. Но даже в тех деревнях, где налицо был значительный прогресс (соперничество кандидатов, широкое участие народа в выдвижении кандидатов, пристальный контроль за соблюдением процедуры), реальные "бразды правления" не переходили к законно избранному комитету, а оставались в руках местной партийной ячейки. Со времени принятия закона в его первом (черновом) варианте минуло более десяти лет, но до сих пор у нас слишком мало данных, позволяющих судить о том, был ли достигнут прогресс в сельских выборах, а также и о том, каковы были характерные черты этого процесса и какие последствия он имел. Разумеется, когда практика "низовой демократии" привьется и устоится, постепенно, хотя и медленно, обретая силу обычной процедуры, когда сбудутся надежды, которые возлагают на нее почти 900 млн жителей 900 000 деревень, участие граждан в политической деятельности приобретет совсем иные черты. Однако принятый в 1998 г. вариант закона предостерегает от либерально-демократического толкования того, к чему может привести этот процесс. Новая статья закона отводит коммунистической партии (о чем не упоминалось в законопроекте 1987 г.) роль гаранта того, что сельские комитеты будут выполнять свои демократические функции.