 |
Уважаемое слово, к лицу ли вам ваша форма.
|
|
|
|
Верь в звук слов: Смысл тайн в них.
В. Брюсов
СОДЕРЖАНИЕ И ФОРМА
Сначала запомните. В морской флажковой сигнализации некоторые буквы изображаются так:
Теперь начнем главу.
Слово представляет собою единство значения и звучания. Это значит, что в языке нет слов, которые имели бы значение, но не имели бы звучания, точно так же, как нет слов, имеющих звучание, но не имеющих значения. Значение слова — это его содержание, звучание — его форма. Содержание и форма в любом явлении действительности взаимодействуют вполне определенным образом, а именно — они всегда стремятся к взаимному соответствию. Рыбы имеют обтекаемую форму, и это обеспечивает им лучшую возможность двигаться в воде. Форма самолета не случайна, не произвольна, она не только соответствует назначению (содержанию) аппарата, но и непосредственно обеспечивает выполнение главной функции самолета — летать.
В двух предыдущих примерах форма жестко закреплена за содержанием: при других, неподходящих, не соответствующих содержанию формах рыба просто не сможет плавать, а самолет летать.
Могут наблюдаться и другие, более гибкие взаимоотношения между содержанием и формой явлений. Например, ясно, что печальным словам песни должна соответствовать минорная мелодия, а радостному, веселому содержанию подойдет живая, мажорная музыка. Но жесткой, однозначной связи здесь нет — все зависит от замысла, вкуса, таланта создателя песни. Здесь можно говорить о тенденции к взаимосоответствию между формой и содержанием.
Всякое явление развивается, и ведущую роль в развитии играет содержание. Оно подвижно, изменчиво, активно, форма же консервативна, статична. Поэтому содержание, развиваясь, часто уходит вперед, а форма остается прежней. Возникает несоответствие формы содержанию, которое заставляет форму изменяться, вновь приспосабливаясь к содержанию. В свою очередь, содержание тоже вынуждено считаться с формой, приспосабливаться к ней. В этом случае форма как бы ограничивает произвол в развитии содержания, стабилизирует это развитие, не дает ему совершаться хаотично.
|
|
|
Когда миллионы лет назад суша стала пригодна для жизни, прибрежные обитатели океана начали все чаще выходить на сушу. Меняющиеся условия жизни повлекли за собой изменение формы — из плавников постепенно развились лапы, вместо чешуи появилась шерсть, изменились внутренние органы.
Но вот тюлени, например, вернулись в воду, и вновь изменившиеся условия существования изменяют постепенно и форму животных — передние лапы превращаются в ласты, задние ноги срастаются, образуя хвост наподобие рыбьего.
Диалектическая закономерность стремления содержания и формы к взаимному соответствию действует всюду. Посмотрите, как различаются формы деревьев на Крайнем Севере, в средней полосе и в жаркой пустыне. Сравните, скажем, кедровый стланик, дуб и мексиканский кактус. Трудно даже отыскать в их формах что-либо общее. А ведь разнообразие форм не случайно, в каждом случае форма растения соответствует условиям его существования.
И человек, создавая свои творения, тоже не может обойти эту закономерность. Вот три летательных аппарата: воздушный шар, самолет и космический корабль. Разнообразие их форм обусловлено не прихотью конструкторов, а необходимостью приспособить формы аппаратов к их назначению и действиям в различных условиях.
Кстати сказать, если сам процесс приспособления форм растений и животных к условиям жизни мы непосредственно наблюдать чаще всего не можем, то формы самолета менялись буквально у нас на глазах, наглядно демонстрируя нам все нюансы диалектического действия закономерности во времени: формы самолетов-этажерок, приемлемые на малых скоростях, перестают соответствовать условиям полета с увеличением скоростей и постепенно изменяются, становясь все более обтекаемыми,— биплан превращается в моноплан, фюзеляж вытягивается, заостряется и округляется, как веретено, хвост становится тоньше, затем крылья приобретают стреловидную форму, на носу появляется игла и т. д.
|
|
|
Слово, разумеется, тоже должно подчиняться действию этой всеобщей диалектической закономерности. Иначе говоря, содержание и форма слова должны стремиться к взаимному соответствию. Такое соответствие называют мотивацией, а слово, для которого это стремление оказалось реализованным, т. е. содержание и форма которого находятся в соответствии, называют мотивированным.
Форма таких слов как бы подсказывает их содержание, а это очень важно для языка: в нашей памяти должно храниться огромное количество форм слов и их значений, причем мы должны мгновенно вспоминать значения любой словесной формы и форму любого значения, иначе мы просто не сможем оперировать языком. Конечно, бывают иногда заминки — мы помним, как звучит слово, но забыли его значение или мучительно вспоминаем название какого-то предмета. Ничего удивительного — язык предъявляет жесткие требования к работе всех отделов мышления, создавая для него значительные нагрузки. И в этой ситуации подсказка со стороны формы или содержания всегда кстати — она облегчает запоминание.
Не заглядывая на с. 37, скажите: как обозначается буква Т в морской флажковой сигнализации? Уверен, что все вспомнят. А теперь Ю? Едва ли хоть кто-нибудь ответит правильно. Почему? В первом случае форма знака соответствует содержанию: фигура сигнальщика напоминает букву Т. Поэтому всегда есть подсказка, и знак запоминается сразу и навсегда. А во втором случае стремление формы к соответствию с содержанием не реализовано, потому что букву Ю, пожалуй, невозможно изобразить фигурой человека. Знак поневоле становится немотивированным (произвольным). Запомнить его трудно, а забывается он легко, поскольку мотивировочной подсказки нет.
|
|
|
Итак, слову необходима мотивированность, поэтому язык развил несколько ее типов. Самая распространенная — морфологическая мотивированность, или грамматическое значение. Оно присуще каждому слову без исключения. И если мы даже не знаем значения слова, то по его морфологической форме можем все же высказать об этом значении кое-какие суждения. Академик Л. В. Щерба для иллюстрации своих лекций по грамматическому значению придумал смешную «фразу»: «Глокая куздра штеко_ будланула бокра и курдячит бокрёнка». Вы, конечно, читали об этом в «Слове о словах» Л. В. Успенского. «Слова» этой «фразы» лишены понятийного значения, но тем не менее мы, в общем, довольно хорошо представляем, о чем идет речь: некое существо женского рода как-то так что-то сделало с существом мужского рода и продолжает что-то вытворять с его детенышем. И эта информация поставляется нам только морфологическими формами «слов», в чем легко убедиться, если разрушить форму, убрав подчеркнутые морфологические оформители — вот теперь получившийся набор звуков действительно бессмыслен.
Морфологическая мотивировка помогает легко понимать значение даже неизвестного нам слова, если мы знаем, что означают составляющие этого слова (корни, приставки, суффиксы, окончания). Если известно, что такое стена и газета, то мы без дополнительных объяснений поймем, что такое стенгазета. Мы легко понимаем слова, построенные из известных нам морфологических «кирпичиков»: пар-о-ход, при-шел, пере-ход-и-ть и т. п.
Еще один тип мотивированности — смысловой. Зная, что такое нос собаки, мы сразу сообразим, что такое нос корабля, потому что в первом случае это передняя, заостренная часть морды животного, а во втором — тоже передняя и тоже заостренная часть судна. Вы говорите: «Я учусь в X классе. У нас просторный, светлый класс. Наш класс очень дружный». И едва ли замечаете, что одно и то же слово класс употребили в трех разных значениях: «ступень обучения», «комната для занятий в школе» и «группа учеников». Смысловая мотивировка здесь так сильна, что переносы значения кажутся совершенно естественными. И такими переносами наполнен весь язык. Ручка — это не только «маленькая рука», как подсказывает морфологическая мотивировка, это и любое приспособление, которое держат в руке или за которое берутся рукой: шариковая ручка, ручка двери. Человек идет, поезд идет, время идет, дождь идет — все это разные значения слова идет, но любое из них можно объяснить, исходя из первоначального «передвигаться пешком»: поезд движется, передвигается; время протекает, тоже как бы движется из прошлого в будущее; дождь выпадает, его капли движутся сверху вниз, как бы приходят на землю.
|
|
|
ЗНАЧЕНИЕ И ЗВУЧАНИЕ
То, что смысловая и морфологическая мотивированность существуют, очевидно. Тут не о чем спорить и нечего доказывать.
Но с третьим типом мотивированности — фонетическим — все гораздо сложнее. Поскольку мы, как правило, не осознаем фонетической значимости, то, естественно, не можем сознавать и фонетической мотивированности слова. Нужны специальные доказательства того, что звучание и значение слова стремятся к взаимному соответствию. Такие доказательства как раз и можно получить, вычисляя фонетическую значимость слов по формуле F и сопоставляя затем полученные результаты с признаковым аспектом значения тех же слов.
Конечно, чтобы доказательства были убедительными, нужно «просчитать» многие тысячи слов, потому что в огромных лексических запасах языка всегда можно подобрать десяток-другой примеров для подтверждения любой гипотезы. Только большой материал выявит какие-то общеязыковые тенденции. И здесь на выручку приходит электронно-вычислительная техника, с помощью которой мы вычислили фонетическую значимость десятков тысяч слов (пока только существительных).
Давайте познакомимся поближе с работой компьютера. Слова для расчета берутся в «звукобуквенном» виде, т. е. из звуковых характеристик учитывается только мягкость согласных и ударение. Мягкость согласных компьютер определяет сам по простому правилу: согласные, которые могут быть мягкими и твердыми, смягчаются перед И, Е, Ё, Ю, Я и мягким знаком. А вот место ударения нужно каким-либо способом указать, например с помощью апострофа. Так что слова вводятся в компьютер в обычном печатном виде, только с отметкой об ударении.
Конечно, «звукобуквенная» форма слова отличается от звуковой.
Например, слово любовь мы произносим как [л'убоф'], но с такой формой записи нам почему-то трудно согласиться, не так ли? Все же нам кажется, что после Л' звучит не совсем У, а на конце слова — не совсем Ф'. Это происходит потому, что на восприятие этого слова в сознании влияет его буквенная форма. Ведь пишется Ю, а не У. И мы помним, что Ю оценивается по шкалам вовсе не так, как У. На конце слова пишется ВЬ, а в других его формах (любви, любовью) звучит вовсе не Ф', а В'. Поэтому нам покажется, пожалуй, более подходящей формой Л'ЮБОВ'. Именно в таком виде рассчитает это слово компьютер по формуле F.
|
|
|
«Лексикон» компьютера, его словарный запас — это хранящийся в памяти список шкал. Так что описать фонетическую значимость слова компьютер может только с помощью прилагательных, задающих шкалы. По каждой шкале он рассчитывает фонетическую значимость очередного слова и сам выбирает характеристики этой значимости.
Чтобы пояснить, как он это делает, вспомним, что означают показатели F. Если, например, после вычислений оказалось, что звуковая форма слова апельсин получила по шкале «большой — маленький» оценку 3,5 (т. е. F = 3,5), а слово арбуз — оценку 2,2, то это значит, что на шкале слова расположились так:
Мы условились считать, что нейтральная зона шкалы занимает расстояние от 2,5 до 3,5. Поэтому все величины F, которые попадают в зоны от 2,5 и меньше и от 3,5 и больше, считаются значимыми.
Оценка 2,2 меньше, чем 2,5, следовательно, она значима и обозначает, что звуковая форма слова арбуз построена в среднем из «больших» звуков. Другими словами, фонетическая значимость слова арбуз может быть охарактеризована по этой шкале признаком «большой».
Оценка 3,5 тоже значима, следовательно, для звуковой формы слова апельсин формула F дает признак «маленький».
Оценки для слов вальс, ива, лицо попадают в нейтральную зону (2,6; 3,0; 3,4), поэтому по данной шкале звуковым формам этих слов нельзя приписать никакого признака, они «никакие». Вы скажете, что между оценками 2,6 и 3,4 все же большое различие, почему же мы одинаково считаем звучание слов вальс и лицо по данной шкале «никаким»? Возможно, что различие оценок в этом случае и отражает какие-то тенденции. Но не будем забывать того, что и средние оценки звуков в таблице 1 и частотности звуков в таблице 2 — величины вероятностные, т. е. подверженные случайным колебаниям. Ведь если провести повторный эксперимент по измерению фонетической значимости звуков, то средние оценки не обязательно во всех случаях получатся точно такими же, как в таблице 1. Некоторые из них точно повторят прежние, другие окажутся близкими, но не точно такими же. То же и с частотностями. Какие бы большие объемы текстов мы ни брали для вычисления средних частотностей звуков, все же при каждом новом измерении будут получаться хотя и близкие, но не совпадающие с таблицей 2 результаты.
Поэтому и формула F дает величины не абсолютные, а вероятностные. В таком случае каждой из этих величин нужно обеспечить простор для возможных колебаний. Зоны шкалы и создают такой простор. Вот мы и считаем, что расстояние от 2,6 до 3,4 необходимо и достаточно для случайных колебаний «нейтральной точки» (3,0), а если отклонения выйдут за эти границы, они перестанут быть случайными — окажутся значимыми.
Отсюда легко вывести четкое правило для машины: если для некоторого слова по данной шкале F≤2,5, то для характеристики фонетической значимости слова выбирается первый антоним шкалы, если F≥3,5 — второй. По этому правилу машина отбирает из своего лексикона признаки и печатает их с указанием соответствующих величин F. Например, результат анализа фонетической значимости слова бык выглядит так: БЫК — большой (2,0), грубый (4,0), мужественный (4,0), темный (3,5), сильный (2,4), громкий (2,3), могучий (2,2).
Поскольку этот набор характеризует содержательность звуковой формы, а не значение слова, то нет надобности, скажем, согласовывать признаки со словами в роде или числе. И если для слова белка по шкале «быстрый — медленный» F=2,4, то соответствующий признак приписывается слову в форме «быстрый», а не «быстрая», потому что это признак звучания комплекса б' — е — л — к — а, но не зверька под названием «белка».
Однако понятно, что результаты такого «автоматического» анализа имеют смысл только в том случае, если полученные характеристики содержательности звучания слов сопоставляются с характеристиками признакового аспекта их значения.
Такую, казалось бы, «сознательную» часть работы тоже может выполнить электронно-вычислительная машина, если, конечно, мы дадим ей необходимую информацию о признаковых аспектах значений слов, причем информация должна быть выражена количественно. А для этого необходимо измерить признаковое значение слов. И желательно получить результаты измерения в тех же единицах, в которых уже измерена фонетическая значимость слов.
А что это за единицы? Во всех наших измерениях такими единицами являются деления шкал. Так, может быть, измерять признаковые значения слов на тех же признаковых шкалах? Оказывается, вполне возможно. Например, мы задаем информантам шкалу «хороший — плохой» в точно таком же виде, как для измерения значимости звуков (очень хороший — 1, хороший — 2, никакой — 3,
плохой — 4, очень плохой — 5), и предлагаем для оценки не звуки, а слова. Информанты, понятно, будут реагировать отнюдь не на звучание, а на значение слов, и мы измерим как раз то, что хотели,— признаковый аспект значения. Причем средние оценки будут получены в тех же единицах шкалы, что и для звуков!
Так, по ответам информантов средняя оценка для слова дом составляет 2,2. Значит, в коллективном сознании носителей языка со словом дом связано представление о чем-то хорошем. Показатель фонетической значимости звукового комплекса того же слова (F) оказывается равным 2,3, т. е. звучание слова тоже оценивается как «хорошее». Сопоставив две цифры (2,2 и 2,3), можно уверенно сказать, что по этому признаку звучание и значение слова дом находятся в соответствии.
Имея в своей памяти оценки признакового значения слов, компьютер легко сопоставляет их с вычисленными им оценками фонетической значимости тех же слов и делает вывод о сходстве или различии сравниваемых аспектов. Такой способ сопоставления точен и объективен.
Но в этой книжке у нас с вами несколько иная задача. Мы хотим обнаружить фонетическую мотивированность слов, проследить за взаимоотношениями между их звучаниями и значениями, и готовые «машинные» ответы мало нам в этом помогут. Будет гораздо нагляднее, если мы станем оперировать не цифрами, а непосредственно содержательными характеристиками звучания и значения.
Для этого достаточно взять выданные компьютером характеристики фонетической значимости и устанавливать их соответствие (или несоответствие) признаковому значению слов интуитивно, по своему разумению. Ведь в большинстве случаев мы достаточно ясно осознаем признаковые значения. Действительно, кто будет спорить, что дом — это, в общем-то, что-то хорошее, а хам — плохое, что мимоза — нежная, а гангстер — грубый, что птица — быстрая, а удав — медленный?
Здесь, конечно, есть определенная опасность. Например, слово бокс получило «хорошую» оценку звучания (F = 2,4). А как эта оценка соотносится с признаковым значением? Хороший это вид спорта или плохой? Мнения могут разделиться. Одним бокс нравится, другие смотреть не могут. В этом случае целесообразнее всего такую шкалу просто не учитывать, поскольку признаковое значение по ней выражено нечетко. Зато относительно шкал «женственный — мужественный» или «быстрый — медленный» разногласий, пожалуй, не будет, и то, что звуковая форма слова бокс получила по этим шкалам оценки «мужественный» (4,1) и «быстрый» (2,2), единодушно будет признано как свидетельство соответствия звучания и значения.
Может возникнуть еще и такая ситуация. Слово арбуз получило такие характеристики звучания: «большой» (2,2), «мужественный» (3,9), «сильный» (2,4), «громкий» (2,2), «могучий» (2,3). Но с
признаковым значением этого слова можно соотнести лишь первую характеристику: хотя арбузы бывают и большие, и маленькие, все же в нашем представлении арбуз — это скорее что-то большое, чем маленькое. Остальными характеристиками и противоположными им арбуз обладать не может. Он не может быть мужественным или женственным, сильным или слабым, громким или тихим, могучим или хилым. Поэтому здесь нет основания говорить ни о соответствиях, ни о противоречиях звучания и значения по этим признакам. Они просто безразличны для арбуза. Другими словами, совершенно неважно, какие оценки получит этот звуковой комплекс по таким признакам — получи он любые оценки, это все равно не будет свидетельствовать ни о противоречиях, ни о соответствиях звучания значению. В тех случаях, когда для значения слова выданные машиной признаки «безразличны», их также не следует учитывать, важно обратить внимание лишь на существенные для признакового значения характеристики.
Попробуем проанализировать таким способом отношения между звучаниями и значениями слов на простом и наглядном материале, а именно на словах, называющих какое-либо звучание или звучащий предмет: рык, шорох, писк, барабан, свирель и т. п. Ясно, что звуковая форма таких слов непременно должна соответствовать характеру называемого звучания. Машина просто «обязана» выдать для звуковой формы слова рев признак «громкий», а для слова тишь — «тихий». Иначе не может быть. И если бы вдруг получилось наоборот (рев — «тихий», а тишь — «громкий»), нам пришлось бы заключить, что или вся наша система анализа фонетической значимости неправильна, или звучания и значения слов не связаны между собой никакими отношениями.
Что ж, давайте посмотрим. Вот характеристики звучания слов, выданные компьютером по существенным для данных слов шкалам.
Аккорд — красивый, яркий, громкий.
Барабан — большой, грубый, активный, сильный, громкий.
Бас — мужественный,
сильный, громкий.
Ботало — громкий, подвижный.
Бубен — яркий, громкий.
Взрыв — большой, грубый, сильный, страшный, громкий.
Вой — громкий.
Вопль — сильный.
Гвалт — большой, грубый, сильный, громкий.
Гонг — сильный, быстрый, яркий.
Гром — грубый, сильный, злой.
Грохот — грубый, сильный, шероховатый, страшный.
Гудок — громкий.
Гул — большой, грубый, сильный, громкий.
Звон — громкий.
Лепет — хороший, маленький, нежный, слабый, тихий.
Набат — сильный, громкий.
Да, все так, как и должно было быть: и рев — «громкий», и тишь — «тихий». И во всех остальных случаях результаты весьма показательны. Не правда ли, когда читаешь признаки, полученные для этих слов, невольно создается иллюзия, что это признаки значений, а не звучаний? Настолько точно, настолько явно их звучания соответствуют значениям! Звуковая форма здесь, конечно, небезразлична к содержанию, не произвольна, напротив, она своим звучанием подчеркивает, поддерживает, буквально выражает содержание.
Интересно, что соответствия звучания и значения обнаруживаются не только по линии «звуковых» признаков типа «громкий — тихий», но и по другим признакам, которые описывают звучание образно. Например, звуковой комплекс треск получил характеристики «шероховатый» и «угловатый». И хотя звук не может иметь осязательных или линейных признаков, тем не менее согласитесь, что сухой, резкий, прерывистый треск не назовешь гладким, плавным, округлым, это действительно какой-то шершавый, ломаный звук. Или звучание слова свирель. Оно получило единственную характеристику — «светлый». И хотя это не «звуковой», а «зрительный» признак, все же звучание свирели действительно представляется нам светлым.
Итак, фонетическая мотивированность явно существует и вместе со смысловой и морфологической мотивированностью обеспечивает тесную взаимосвязь между содержанием и формой слова.
Правда, «звуковые» слова — это лишь небольшая и специфическая группа лексики. Собственно говоря, неудивительно, что на таком материале получены хорошие результаты. Так и должно было быть. А вот как поведут себя обычные слова? Обнаружится ли у них
Окрик — громкий.
Писк — маленький, слабый, тихий.
Рев — громкий.
Рокот — большой, грубый, активный, сильный, тяжелый, страшный, громкий.
Рык — грубый, сильный, страшный.
Свирель — светлый.
Скрежет — шероховатый.
Тишь — тихий.
Трель — хороший, радостный.
Треск — шероховатый, угловатый.
Фырчание — плохой, шероховатый, устрашающий, злой.
Храп — плохой, грубый, шероховатый.
Хрип — плохой, шероховатый, страшный, тихий.
Шелест — шероховатый, тихий.
Шепот —тихий.
Шептун — плохой, низменный, тихий.
Шипение — шероховатый, тихий.
Шорох — шероховатый, тихий.
Шуршание — шероховатый, тихий.
Эхо — громкий.
стремление звуковой формы и содержания к взаимосоответствию? Вот главный вопрос всей книжки и всей теории фонетической содержательности.
С чего начать анализ лексики этого типа? Видимо, с таких слов, которым фонетическая мотивированность нужнее всего. Обратим внимание на слова, вызывающие и обозначающие различные чувства. Таким словам необходима выразительность, яркость звучания, подчеркивающая, усиливающая их «чувственное», экспрессивное содержание. Рассмотрим некоторые характеристики звучания, выданные компьютером для такой лексики.
Ажиотаж — большой, громкий.
Ахииея — плохой, отталкивающий, низменный.
Балдеж — грубый.
Барыга — грубый, темный.
Военщина — страшный.
Восторг — сильный, величественный, яркий.
Грымза — грубый.
Дрын — большой, грубый, сильный.
Дылда — большой, грубый, медлительный.
Егоза —активный.
Жадина — отталкивающий.
Жлоб — большой грубый, отталкивающий.
Жратва — грубый.
Жуть — плохой, темный, страшный.
Забулдыга — грубый, страшный.
Изящество — нежный.
Карга — грубый,
страшный, угловатый.
Кошмар — темный,
страшный.
Кощей — страшный, угловатый.
Крах —- страшный.
Ласка — хороший, гладкий.
Любовь — хороший,
нежный, светлый.
Мелюзга — маленький.
Милашка — нежный, женственный.
Нега — гладкий, безопасный.
Нецензурщина— низменный.
Нытик — плохой, печальный.
Обуза — большой.
Очарование — хороший,
сильный, красивый.
Пакость — темный, тусклый, печальный.
Печаль — тусклый, печальный, тихий.
Пигалица — маленький, слабый.
Подонок — грубый.
Похабщина — темный,
страшный, низменный.
Прохиндей — плохой, отталкивающий, низменный.
Разбой — грубый, активный, страшный, громкий.
Ругань — грубый,громкий.
Смущение — тихий.
Спесь — низменный.
Страшилище — страшный.
Тихоня — слабый, тихий.
Увалень — большой, округлый, медлительный.
Удаль — мужественный, красивый.
Ужас — темный,
страшный.
Фанатик — плохой.
Фигляр — плохой, низменный.
Фитюлька — плохой, маленький.
Хам — плохой, грубый, темный, отталкивающий.
Харя — плохой,отталкивающий.
Хиляк — плохой, слабый, хилый, медлительный.
Хлюпик — слабый, медлительный.
Хрыч — плохой, грубый, отталкивающий, злой.
Цаца — плохой.
Чистюля — хороший, светлый.
Чудовище — страшный.
Чушь — низменный.
Шантрапа — плохой, грубый, темный, отталкивающий, низменный.
Щелкопер — низменный.
Экстаз — сильный, яркий.
Юмор — светлый, легкий, безопасный, радостный, добрый.
Как по-вашему, соответствуют ли эти характеристики признаковым значениям слов? Едва ли кто-нибудь ответит отрицательно. Звучание и значение во всех приведенных словах, несомненно, находятся во взаимном соответствии. Вот почему эти слова так выразительны и жизнеспособны. Они эмоционально окрашены и широко употребляются в речи, особенно разговорной, а также в художественных произведениях.
Интересно, что у слов такого типа гармония звучания и значения проявляется наиболее ярко по нескольким основным для признакового значения характеристикам, остальные признаки как бы игнорируются фонетической формой. Это происходит, очевидно, потому, что в признаковом значении таких слов очень сильно подчеркнута одна какая-либо сторона, один аспект. Например, хиляк или хлюпик — слабый, пассивный человек, но эти признаки так выделены в значении, что становятся буквально понятийными, и звучание слова всячески подчеркивает именно эти признаки, все другие характеристики отступают, они не важны. Иначе говоря, и звучание, и значение в этих случаях узконаправленны, но ярки. Звучание создает мощную поддержку признакового значения, еще более усиливая его. Отсюда можно сделать вывод, что между степенью
выразительности слова и степенью соответствия его звучания и значения существует прямая связь.
Судите сами. По шкале «безопасный — страшный» слова страх, ужас, жуть получили признак «страшный», но для слова страх по этой шкале F = 3,6; ужас — 3,7; жуть — 4,1. Другими словами, «устрашающий» характер звучания в этом ряду нарастает от слова страх к слову жуть. Но и экспрессивная окраска нарастает так же!
Случайно? Еще пример.
Шкала
красивый — отталкивающий
слова
лик
лицо
морда
рыло
харя
F
2,0
2,4
2,9
3,3
3,5
Смотрите, как точно звучание следует за экспрессивной окраской значения, изменяясь от «красивого» в красивом слове лик до «отталкивающего» в отталкивающем слове харя.
Вычислите самостоятельно F по шкале «нежный— грубый» для слов очи — глаза — буркалы, и вы увидите ту же закономерность — чем грубее значение слова, тем «грубее» его звучание.
Нет, это не игра случая, это мудрое устройство языка, использующего все возможности для того, чтобы выразить значение как можно более точно и ярко!
Продолжим поиск соответствий звучания и значения, обратившись теперь к словам, которым, казалось бы, нет необходимости иметь яркую и выразительную звуковую форму. Возьмем, скажем, названия растений, птиц, животных, явлений природы и т. п. Слова самые обычные. Мы их постоянно слышим и произносим и едва ли замечаем что-то особенное в их звучании.
Но послушайте, как твердо звучат слова дуб, бук, граб и как мягко — ива, липа. Баобаб звучит мощно, тяжело, мимоза — нежно, невесомо. Слово бамбук — крепкое и звонкое, а тюльпан — изысканное и красивое. И даже представить себе нельзя, чтобы было наоборот: могучее дерево назвали бы словом лилия, а нежный цветок — словом баобаб.
Или это все наши субъективные суждения? Фантазии, порожденные образами растений? Посмотрим на «машинные» характеристики звуковой формы таких слов.
Ананас — хороший.
Апельсин — хороший, маленький, светлый.
Арбуз — большой, гладкий.
Астра — яркий.
Баобаб — большой, величественный, могучий.
Береза — светлый, яркий.
Василек — светлый.
Гвоздика — яркий.
Дуб — большой, сильный, красивый, могучий.
Дубрава — большой, красивый, величественный.
Ель — красивый.
Ива — нежный, женственный, светлый, красивый.
Калина — красивый.
Лаванда — хороший, красивый.
Лавр — красивый, величественный.
Лен — нежный, красивый, яркий.
Лилия — нежный, женственный, светлый, красивый.
Лопух — грубый, темный.
Лотос — красивый, гладкий, величественный.
Лютик — светлый, красивый, гладкий.
Малина — хороший.
Маслина — гладкий, округлый.
Мимоза — нежный, женственный.
Миндаль — маленький, нежный.
Мята — нежный, гладкий.
Нива — хороший, безопасный, добрый.
Плющ — красивый.
Репей — маленький, шероховатый.
Рябина — яркий.
Семечко — маленький.
Сирень — нежный, светлый.
Тюльпан — нежный, красивый.
Хворост — шероховатый.
Чаща — темный, страшный.
Эвкалипт — большой, красивый, величественный.
Эдельвейс — светлый, красивый.
Яблоко — хороший, красивый, гладкий, округлый.
не ооманули нас наши впечатления, ьсе так и есть — звучания слов гармонично слиты с их значениями, что придает словам жизненную силу, обеспечивает широкЬе их употребление в прямом и в переносном значениях. Почему дуб — символ мощи, силы, мужественности, а ива или рябина — нежности и женственности? Конечно, в первую очередь потому, что дуб — мощное и могучее дерево, а ива — гибкое и трепетное, рябина — тонкое и красивое. Но и звучание, поддерживая именно эти характеристики, тоже помогает «одушевлению».
Или возьмите слово лилия. Оно стало женским именем не только благодаря красоте цветка, но, несомненно, благодаря красоте и женственности звучания. А вот из слова лопух имя никак не получится — звучит плохо. Зато в переносном значении грубость звучания используется точно: «Эх ты, лопух» — характеристика отнюдь не лестная, хотя в самом-то растении что же плохого?
Слова растительного мира не исключение. Вся окружающая человека природа давно отлилась, отпечаталась в словах, обкатанных, отшлифованных языком и временем.
Звучание слова весна получает очень подходящую к значению характеристику «нежный», а вулкан — «большой», «сильный», «величественный», «громкий» — опять-таки в полном соответствии со значением. Еще несколько примеров.
Буря — активный, сильный. Валун — большой, гладкий.
Водопад — активный, величественный, громкий.
Волна — активный, гладкий, округлый.
Гора — большой.
Гроза — активный, сильный, яркий, громкий, злой.
День — светлый.
Заря — светлый, яркий.
Засуха — страшный.
Звезда — яркий.
Лето — хороший, светлый, радостный.
Луна — округлый.
Море — большой, могучий.
Мороз — сильный.
Небосвод — красивый, величественный, яркий.
Облако — большой, округлый.
Огонь — светлый, яркий.
Осень — красивый, яркий.
Остров — округлый.
Пещера — тусклый, тихий.
Потемки — тусклый.
Пустыня — плохой, большой, печальный.
Пыль — плохой, тусклый.
Река — сильный, быстрый, подвижный.
Родник — активный, подвижный.
Росинка — яркий.
Ручей — активный, быстрый, громкий, подвижный.
Свет — светлый.
Стужа — страшный.
Сумерки — тусклый.
Туча — темный, страшный.
Тьма — темный.
Ураган — сильный, страшный.
Урочище — темный, страшный.
Холод — плохой.
Шквал — плохой, темный, страшный.
Штиль —тихий.
Шторм — страшный, могучий.
Поражает точная организация звуковой формы названий многих зверей, птиц и других существ. Послушайте, как «рычит» слово барс или рысь. И признаки звуковой формы соответствующие: барс — «грубый», «сильный», «быстрый»; рысь — «темный», «сильный», «страшный». Но сравните: лань, олень. Чувствуете контраст в звучании? Компьютер подтверждает наши впечатления, выдавая для этих слов совсем иные характеристики: «хороший», «быстрый», «красивый», «гладкий».
Другие примеры:
Аист — хороший, большой, светлый, красивый, легкий.
Акула — большой, гладкий, округлый, могучий.
Альбатрос — большой, активный, сильный, красивый, величественный.
Антилопа — красивый.
Бекас — быстрый, легкий, подвижный.
Буйвол — большой, сильный, могучий.
Бык — большой, грубый, сильный, страшный, могучий.
Волк — активный, сильный.
Воробей — быстрый, подвижный.
Вьюн — гладкий.
Галка — активный, громкий.
Горилла — сильный.
Грач — активный, громкий.
Зубр — большой, могучий.
Иволга — красивый, легкий, яркий.
Кабан — грубый, активный, быстрый.
Каракатица — быстрый, угловатый, тихий.
Касатка — быстрый, подвижный.
|
|
|
