2. Игры в амфитеатре

Бой гладиаторов появляется в Риме лишь пять веков спустя после основания города. До последних времен республики гладиаторы выступают лишь на богатых похоронах и ни разу еще не упоминаются в программах официальных праздников. В первый раз появляются они в 264 г. до Р. X., на похоронах Брута Перы, сыновья которого устроили на бычьем рынке бой трех пар гладиаторов. В 216 г. на похоронах М. Эмилия Лепида выступило уже 22 пары; в 200 г. в честь покойного М. Валерия Левина сражалось 25 пар; в 183 г. в честь П. Лициния — 60 пар. В 174 г. Т. Фламинин устроил своему отцу похороны, на которых 74 гладиатора бились в течение трех дней.

Мало-помалу гладиаторы стали появляться и на праздниках, устраиваемых государством. В 65 г. до Р. X., когда Цезарь был эдилом, он устроил бой гладиаторов, в котором участвовало 320 пар. Август постановил, чтобы преторы, устраивая игры, не выпускали более 60 пар; частные же лица в это время, угощая народ зрелищами, доходили до 100 пар. Во время праздников 106 г. при Траяне выпущено было в разные дни 10000 гладиаторов. Гордиан первый стал устраивать во время своего эдильства ежемесячные игры, в которых участвовало не меньше 150 и не больше 500 пар.

При республике на арене выступали только самниты, галлы и фракийцы. Во времена империи стали появляться в качестве гладиаторов также бриты, германцы, свевы, дакийцы, мавры, африканские негры и даже кочевые обитатели теперешней России. В текстах IV века упоминаются еще саксы. Все эти туземцы выходили в национальных костюмах и бились каждый по обычаям своей страны; таким образом публика получала более разнообразное зрелище.

Гладиаторами делались или осужденные преступники, или военнопленные, обращенные в рабство или, наконец, добровольцы. Обязательство биться в качестве гладиатора на играх в амфитеатре часто являлось прибавкой к главному наказанию осужденного; ему подвергались лишь подсудимые, не имеющие прав римского гражданства и принадлежащие к низшим классам. Иногда это являлось самостоятельным видом наказания, и виновный освобождался после 3—5 лет гладиаторства. Наказаниям подобного рода подвергались уличенные в вооруженном разбое, убийстве, поджоге, святотатстве, нарушении воинской дисциплины. После войны массу пленных делали гладиаторами: такова была, например, участь множества евреев после взятия Иерусалима Титом. Богатые римляне часто превращали

258

в гладиаторов своих рабов. Они выпускали их на арену, когда устраивали игры за свой счет, или же отдавали их внаем другим лицам. В разных местах Италии (например, в Капуе) и даже всего римского мира были особые школы (ludus), которые готовили людей для борьбы в амфитеатре. Наконец, бывали даже свободные люди, которые делали себе из гладиаторства ремесло: выгода заставляла их мириться с опасностями этого страшного ремесла.

Чтобы доставлять необходимое количество гладиаторов для игр, Домициан основал около Колизея на Целийском холме четыре императорские школы гладиаторов. При них был арсенал и кузница, а также целый персонал учителей фехтования, врачей, служащих и проч. Во главе этих школ стоял прокуратор из сословия всадников. Подобные же учреждения существовали в Капуе, Пренесте, Александрии и других местах. Это было общественное дело, которое старались как можно тщательнее организовать во всей империи. Императорских гладиаторов было очень много в Риме. После смерти Нерона их насчитывалось до 2 000.

Эти люди были подчинены очень строгому режиму. Вне арены они были безоружны и содержались в довольно тесном, запертом помещении под надзором воинов. За малейший проступок их заковывали в цепи, бичевали и клеймили каленым железом. С ними обращались как с преступниками, за исключением только пищи: для развития их физических сил не жалели ничего. Они занимались постоянными упражнениями и, смотря по достигнутой ловкости, каждый из них получал ту или другую степень, так как среди гладиаторов существовала целая иерархия. По истечении известного

срока они получали отставку; впрочем, многие хлопотали о разрешении остаться в качестве преподавателей.

Большинство гладиаторов отличалось необычайным мужеством. Они обнаруживали величавое презрение к смерти; нечувствительные к ранам, они не имели иного удовольствия кроме как биться перед публикой: Сенека слышал, как один из них жаловался в правление Тиберия, когда игры были редки, что пропадают даром лучшие годы его жизни. Они не лишены были чувства профессиональной чести и считали стыдом бороться с недостойным их противником.

Эти грубые люди не отличались, конечно, хорошим нравом, и среди них можно было встретить дошедших до полного отчаяния. Многие из них кончали самоубийством, другие пытались бежать и иногда успешно; наконец, нередки были заговоры и мятежи, и нужна была строгая бдительность для того, чтобы предупреждать и подавлять их.

Игры начинались шествием гладиаторов через арену. Быть может, при этом они приветствовали императора следующими словами: «Прощай, цезарь император, идущие на смерть тебя приветствуют». Прежде всего происходил притворный бой. Затем унылый звук труб возвещал бой с острым оружием, и тогда начиналась серьезная борьба под звуки труб, рожков, дудок и флейт. Самые разнообразные сцены следовали одна за другой во время этой свалки. Ретиарии, очень подвижные, полунагие, вооруженные лишь сеткой и трезубцем, выступали поодиночке или группами. Иногда за ними гнались secutores, вооружение которых состояло из шлема с забралом, щита и меча; иногда они сами носились по арене, как рой насекомых, преследуя тяжеловооруженных мирмилонов, которые, пригнувшись, ожидали их с опущенным забралом, и стараясь набросить на них свои сети, чтобы нанести затем смертельный удар. Самниты, прикрытые большими, четырехугольными щитами, скрещивали свои маленькие мечи, короткие и прямые, с саблями фракийцев, которые были лучше вооружены, но зато для защиты имели лишь небольшой круглый щит. Гоплит, закованный весь в железо, как средневековый рыцарь, старался попасть в промежутки между отдельными частями лат противника. Всадники со своими длинными копьями сталкивались друг с другом; эсседарии сражались на британских колесницах, которыми правили возницы, стоявшие рядом с гладиатором.

Если кто-нибудь в бою один на один падал побежденный, отдаваясь на произвол противника, то заведующий играми предоставлял публике решить вопрос, должен ли он умереть или нет. Раненый гладиатор, прося пощады, поднимал кверху палец. Если зрители хотели даровать ему жизнь, то махали платками; опущенный же вниз большой палец обозначал смертный приговор. Трусы возбуждали ярость толпы, и с ними обращались без малейшей жалости. Их гнали в бой ударами плетей и раскаленным железом, а со скамеек в их адрес раздавалась брань, угрозы и требования смерти. Очень часто победителю приходилось биться с тремя-четырьмя противниками кряду. Трупы уносились людьми, которые были наряжены в костюм Меркурия, подземного бога. Другие прислужники, с масками Харона на лице, удостоверялись при помощи железа, была ли смерть действительна или притворна. В мертвецкой приканчивали тех, кто обнаруживал еще какие-нибудь признаки жизни. Вслед затем лопатами перерывали окровавленную арену, которую потом покрывали свежим слоем песка.

Еще в эпоху республики во время игр в Риме стали устраивать звериные бои и травли. В первый раз (в 186 г. до Р. X. ) затравлено было множество львов и пантер. В 169 г. на арену выпустили 63 африканских зверя; тут были пантеры, леопарды, гиены и слоны. В цирке устраивалась также охота на страусов, косуль, зайцев, оленей, диких кабанов, медведей и буйволов. Между 58 и 46 гг. до Р. X. три раза устраивались великолепные игры, во время которых перед восхищенным народом предстали невиданные до тех пор звери: крокодилы, гиппопотамы, носороги, рыси, жирафы. Помпей, говорят, устроил игры, на которых было 17 слонов, от 500 до 600 львов, и 410 других африканских зверей. На играх, устроенных Августом,

всего было убито 3500 чужеземных животных. Во время праздников 80-го года было перебито 9000 диких и домашних животных, а в 106 году — 11000.

Все эти животные предназначались не только для того, чтобы убивать их в цирке. Их дрессировали и обучали разным штукам. Быки спокойно позволяли мальчикам танцевать на своей спине, стояли на задних ногах, изображали из себя возницу, стоя в несущейся вскачь колеснице. Олени покорно слушались узды; пантеры шли в ярме; журавли бегали, описывая круги; антилопы бились друг с другом рогами; львы делались кроткими, как собаки, и некоторые из них осторожно брали зубами зайца, отпускали его и потом снова брали; слоны, по знаку вожака, становились на колени, плясали, аккомпанируя себе на цимбалах, садились за стол, носили вчетвером пятого слона на носилках, ходили по веревке и даже писали. Оказывается, что римские укротители зверей были ничуть не хуже наших.

В цирке заставляли носорога вступать в борьбу со слоном, медведя — с буйволом, слона с быком. Выдумывали всевозможные способы, чтобы возбудить ярость животных: их понукали хлопаньем бича, кололи стрекалом, горящими головнями, бросали в них соломенные чучела, обернутые в разноцветные тряпки. Их связывали попарно арканом, и публика приходила в неистовый восторг, когда звери, разъяренные этой насильственной связью, разрывали друг друга в клочки.

В бой с животными вступали также люди, называвшиеся бестиариями; они набирались так же, как и гладиаторы. Одетые в одну тунику, иногда с повязкой на правой руке или на ногах, без шлема, щита или панциря, они были вооружены только копьем и редко мечом. От бестиариев следует отличать охотников, имевших лук, дротик и копье. Бывали случаи, когда на арену против львов и медведей выпускали отряды конных преторианцев под командой их центурионов. Амфитеатр служил также местом казни. Осужденных на смерть привязывали к столбам и на них выпускали зверей, которые их и растерзывали.

Чтобы увеличить привлекательность всех этих зрелищ, старались возможно роскошнее обставить их. Декоративная часть у римлян достигла довольно большого развития. У них были подвижные декорации, которые могли моментально переменяться. В 202 г. арена

была превращена в корабль, который вдруг разрушился, и из него вышло множество зверей: медведи, львы, пантеры, страусы разбежались в разные стороны; таким образом на показ публике было выставлено 700 животных, которые и были перебиты в течение 7 дней. Один поэт описывает представление, во время которого из земли вдруг вырос волшебный лес из блестевших золотом деревьев, среди которых били благоухающие фонтаны; вслед затем лес стал наполняться экзотическими чудовищами, которые появлялись также из-под земли.

В цирке устраивались также театральные представления, в особенности пантомимы, в которых все актеры были осужденными на смерть преступниками. Некоторые из них выходили в великолепном платье, из которого вдруг показывалось пламя и сжигало их; это так называемая tunica molesta. Показывали Иксиона на колесе, Геракла, сжигающего себя на горе Эте, Муция Сцеволу, держащего руку на горящих угольях жаровни, разбойника Лавреола, распятого и растерзываемого зверями, Дедала, которого пожирал лев, Пасифаю в объятиях быка [1]. Мифологическое содержание всех этих сцен придавало казни больше занимательности, тем более, что многие из этих сцен отличались скабрезностью.

Иногда арену наполняли водой, превращая ее, таким образом, в навмахию. В воду напускали рыб и разных морских чудовищ; здесь же устраивали морские битвы, например, Саламинскую между афинянами и персами или сражение коринфян с керкирянами. В 46 г. до Р. X. устроена была битва между сирийским и египетским флотами на озере, которое Цезарь велел специально выкопать на Марсовом поле; в битве участвовало до 2000 гребцов и 1000 матросов. Подобное же сражение было устроено во 2-м году до Р. X. Августом на искусственном озере по ту сторону Тибра; число участвующих доходило до 3000. Но все эти игры затмило большое морское сражение, которое было устроено в царствование Клавдия на Фуцинском озере. Здесь друг против друга выступило два флота — сицилийский и родосский, причем с обеих сторон сражалось 19 000 человек, почти все из преступников. Тит воспользовался озером Августа для праздника, устроенного им в 80 г. Предварительно оно было покрыто помостом для боя гладиаторов, звериного боя и бега на колесницах, а потом было представлено сражение между афинянами и сиракузцами. Домициан устроил новую навмахию в ватиканском квартале для морского сражения, которое, по словам Марциала, далеко превышало своим великолепием игры Клавдия. К несчастью, страшный ливень разразился над зрителями; впрочем, им было запрещено покидать свои места.

В Риме даже среди людей, выдающихся своим умом, мало находилось таких, которые решались бы осуждать бой гладиаторов. Сильнее всего раздавался голос Сенеки. «Случайно, — пишет он, —
__________

[1] Иксион убил своего тестя, бросив его в яму, наполненную огнем; когда Зевс очистил его от этого преступления и даже допустил на Олимп в общество богов, Иксион отплатил за эту милость черной неблагодарностью. Он влюбился в Геру, и за это Зевс присудил его к вечному мучению в аду: Иксион вертелся на огненном колесе, привязанный к нему руками и ногами.

Пасифая — жена критского царя Миноса. По просьбе Миноса Посейдон прислал ему великолепного быка для жертвоприношения, но Минос оставил этого быка себе, а в жертву принес другого, хуже; ва это Посейдон устроил так, что Пасифая влюбилась в этого быка и у нее родился Минотавр. — Ред.

я попал на представление около полудня. Я ожидал игр, шуток, чего-нибудь такого, на чем глаза могли бы отдохнуть после кровавых зрелищ. Ничего подобного: все предыдущие бои казались кроткой забавой. На этот же раз дело было не шуточное: происходило человекоубийство во всей своей жестокости. Тело ничем не прикрыто, ничем не защищено от ударов, из которых ни один не бьет мимо. Именно такое зрелище предпочитает толпа. И не права ли она? К чему вооружение, фехтовальные приемы, все эти ухищрения? Чтобы торговаться со смертью? Утром людей отдают на растерзание львам и медведям, а в полдень — самим зрителям. Они любуются, как те, которые уже убили своих противников, вступают в бой с другими, которые убьют их; и всякому победителю предстоит новая бойня; исход борьбы смертельный, с этой целью пускается в ход железо и огонь. Но, скажут, этот человек вор! — Так что ж, он заслуживает виселицы. — Это убийца! — Всякий убийца должен понести наказание. Но ты, что сделал ты, несчастный? За что тебя заставляют любоваться подобным зрелищем? — «Плетей, огня! Смерть ему! » — кричат зрители. «Вот этот пронзает себя слишком слабо, падает без достаточной твердости духа, умирает неграциозно! » И вот плеть гонит их на новые раны, и с обеих сторон противники должны добровольно подставлять под удары обнаженную грудь. Быть может, зрелище еще слишком кроткое? Что ж, чтоб приятно провести время, пусть убьют еще нескольких. Римляне, неужели вы не чувствуете, что зло падает на головы тех, кто его наблюдает? »