 |
Участник № 14. Ответь, Россия!. Язык колоколов. Монолог у вокзала. Прими её. В сорок первом. Награда
|
|
|
|
Участник № 14
Ответь, Россия!
О добром мире, о лучшей доле
Мечтал крестьянин, пахавший поле.
Войны гражданской он стал солдатом,
Забывшим бога, стрелявшим в брата…
О лучшей доле, как в сказке детской,
Мечтали люди страны советской.
В конце тридцатых – репрессий годы:
Суды, доносы, «враги народа»…
И генералы, и рядовые
Шли в бой жестокий в сороковые.
Мечтали тоже о лучшей доле
В часы затишья на бранном поле…
Путь к лучшей доле ещё неблизкий.
Остановитесь у обелиска:
Там, на граните, фамилий строчки
Погибших где-то в «горячей точке».
Скажи, Отчизна, какую плату
Ещё заплатят твои солдаты?
И сколько ляжет их в чистом поле
За мир и сказку о лучшей доле?
Язык колоколов
Над русским храмом – колокольный звон,
Как Божий глас, звучит со всех сторон.
Вот ровно и спокойно, не спеша
Поёт, чтоб успокоилась душа.
А вот удар протяжный – нам поклон…
На праздник есть весёлый перезвон.
Тревожно всем, когда гремит набат! …
Заутренний услышать каждый рад.
Усталым вечером на добрый сон
Гудит задумчиво вечерний звон.
Мы любим эти звуки принимать,
Как очищение и благодать.
Над русским храмом колокольный звон,
И тем, кто верует, понятен он.
Эта белая ночь…
Эта белая ночь за окном
Вновь зовёт в деревенское лето.
Мне б туда, где остался наш дом,
Материнской любовью согретый.
Там сегодня все думы мои.
Там в лесу серебристо-зелёном
Белой ночью поют соловьи
У реки за раскидистым клёном.
Мне б вернуться на берег родной,
Где пороги шумят, с ветром споря,
Где такой сладкий воздух лесной,
|
|
|
Где жила я, не ведая горя.
Я хочу, чтобы руки отца
Мне, как в детстве, ладони согрели.
Я хочу без конца, без конца
Слушать с ним соловьиные трели.
Мне б туда, где впервые назвал
Ты меня самой лучшей на свете,
Лепестки на сирени считал,
И мы верили доброй примете.
Не забыть, не забыть, не забыть
То наивное счастье простое.
Ах! Как хочется снова испить
Соловьиного лета настоя.
Монолог у вокзала
Мой вокзал, ты прости за разлуку, старик:
Реже стали ходить поезда.
Говорят, не в почёте теперь твой тупик
И твоя на закате звезда.
А, бывало, не раз из других городов
Ты меня рано утром встречал,
Деревянный, резной, гордость прошлых веков,
Боровичский старинный вокзал.
А ты понишь тот день? Мною он не забыт:
День отъезда, плацкартный билет,
Запах булочек с кофе – тогда был открыт
Твой такой популярный буфет.
Я ждала: не проститься любимый не мог.
Объявили посадку в вагон,
И, казалось, стонал под десятками ног
Деревянный потёртый перрон.
Милый мой опоздал и букет на ходу
Мне в вагонное бросил окно.
Уезжала надолго… Тебя в том году,
Мой вокзал, здесь снимали в кино…
Я сегодня не еду. Пришла налегке.
Зря неправду мне кто-то сказал:
Ты, как прежде, в тенистом своём тупике –
Боровичский старинный вокзал.
У реки
По берегу реки туман
Стелился низко
И грезилось: вокруг обман
И горе близко
Казалось, что исхода нет,
И нет причала.
Нет силы через много лет
Начать сначала
Но солнце проложило путь
Лучом в тумане…
Жизнь тоже можно повернуть,
Как на экране!
И отражение в реке
Мне улыбнулось,
В душе, что снова налегке,
Мечта проснулась
Прими её
У каждого любовь своя.
Не объяснить её и не измерить.
И, лишь когда душа твоя
|
|
|
Поёт от счастья, сердце хочет верить,
Любовь, как свет, как благодать,
Как божий дар, с тобой и с тем, кто рядом.
Другой уже не надо ждать,
Прими её, как высшую награду.
О Кипре
Я видела землю больную от зноя,
Где выжжены травы, засохли кусты,
И небо высокое, словно пустое,
А я нереальной ждала красоты…
В удобном отеле бассейн и фонтаны:
Оазис, где рядом цветы и плоды.
А мне вспоминались берёз сарафаны
И тропка вдоль речки у самой воды.
Я слышала: жизнь осуждая несмело,
Роскошные пальмы шептали ветрам,
Что чуждую речь слушать им надоело,
А мне надоел шелест пальм по утрам…
Я видела: солнце, сияя над морем,
Лучами играло с прозрачной волной,
И яхта под парусом в синем просторе
Манила к себе, а хотелось домой.
Ходила у моря, в песке утопая,
Дивилась контрастам в угоду судьбе,
Но телом в далёком краю отдыхая,
Душою стремилась в Россию, к тебе…
В сорок первом
Они в конце далёкой той зимы
Надеждой жили, верили, любили.
Наверное, беспечно, как и мы,
По улицам Боровичей ходили.
Призыв на сборы – это не беда.
Совсем недолгою разлука будет…
Кто ж мог понять, что это навсегда?
Они ещё своих не знали судеб.
Июнь. Война. Приказ. И вот уже
Составами под стук колёс – до Луги.
Рассредоточились на рубеже.
«Ты жди! » –летит письмом жене, подруге.
Вернувшиеся помнят те бои –
Враг звал их ключевыми к Ленинграду.
Туда резервы направлял свои,
Но стали наши земляки преградой.
Там днём и ночью проливалась кровь,
И плоть искали пули оголтело.
Снарядов, мин разрывы... Вновь и вновь
Глазницами пустыми смерть глядела.
Здесь улицы родного городка
В войну без сапога фашиста жили.
Всё оттого, что целых три полка
Боровичан там головы сложили.
Ценою жизни выполнен приказ.
Их подвигу святому – обелиски.
Они навечно в памяти у нас.
По ним скорбим мы, как по самым близким
Награда
Лето отзвенело. Осень на дворе
Говорят о возрасте кудри в серебре.
Нет душе приюта. Нет ни там, ни тут…
И, порой, обидно, что бабушкой зовут.
В городе далёком дочери семья.
|
|
|
Трубку телефонную поднимаю я.
«Здравствуйте! » - и слышу «Бабушка! » в ответ –
Словно в тёмной комнате, вдруг, включили свет –
«Здесь, у нас, сегодня выпал снег с дождём!
А ты когда приедешь? Мы тебя так ждём!
В городе музеев!... Выбирай любой.
Приезжай! Мы в шахматы сыгранём с тобой!... »
И вторая внучка телефон взяла:
«Ты здорова, бабушка? Как твои дела? »
Долго не кончался бойкий разговор…
Быть бабушкой – награда, а не приговор
|
|
|
