Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Мы привлекаем к себе внимание Финляндии 3 глава




 

| 23

 

5. Удар Сталина

 

Было 9 часов утра 30 ноября 1939 года. Я только что вышел из дома и направился в университет, как ус-лышал в воздухе гудение моторов. Через несколько мгновений в центре Хельсинки прогремели взрывы. Пытаясь спастись, я бросился в ворота. Сразу же завыли сирены тревоги.

Эта осень была очень не спокойной. До самого последнего момента народ надеялся, что финская деле-гация в Москве сможет найти мирное решение конфликта. В результате случилось то, что случилось. "Идёт война, - сказал я сам себе. – Но подумать только, что скажет весь мир, когда мы победим русских! Я должен поступить на военную службу". Это была реакция мечтательного восемнадцатилетнего юноши, однако, возможно, здесь сработал и некий внутренний защитный механизм. Я поспешил домой, где по телефону мне сообщили, что наше подразделение Внутренней гвардии собирается в тот же день пополудни.

Я вступил во Внутреннюю гвардию уже за несколько месяцев до этого и осваивал основы военной подготовки на специальных занятиях, проходивших по вечерам и в выходные дни. Мы с моим двоюродным братом Олофом аф Халльстрёмом оказались в пехотном взводе батальона "стариков", что бы-ло достаточно странно, учитывая наш возраст. В течении осени мы часто выдвигались на охрану стра-тегически важных мостов. Теперь же война стала реальностью. Уже через пару часов после воздушного налёта я надел форму и попрощался с мамой, отцом и Лейфом. Прежде чем я ушёл, мама положила в мой рюкзак сборник библейских текстов. Я и не мог вообразить тогда, что снять военную форму я смогу лишь пять лет спустя.

В тот же вечер наш взвод был послан в пригород. На следующее утро мы увидели, как войска стреляют по низко летящим русским самолётам. К нашему глубокому удовлетворению, один из них разбился. Мы кинулись к нему. Пуля попала пилоту прямо в лоб. Я впервые увидел тогда мертвого врага. Разумеется, мы знали, что едва ли самолет был сбил одной из выпущенных нами пуль, одна-ко это вовсе не умаляло наших патриотических чувств.

Немного позже я был послан в качестве связного в мини­стерство обороны, размещавшееся недалеко от Хельсинки в пяти пещерах. Целый день я отвечал по телефону "81030". Япередавал информацию о воздушных налетах, бегал туда и сюда с сообщениями, носил ночью шнапс министру оборо­ны и выносил его ночной горшок. Несколько раз министра посещал президент Киости Каллио, вместе с ним приходили генералы. Я запомнил серьезные и грустные глаза Каллио.

Уже через несколько недель мне надоела служба в минис­терстве обороны - хотелось оказаться на настоящей войне. Не для этого я был на два года призван на регулярную воин­скую службу. Я решил записаться в добровольцы, однако это было не так-то просто. Я был высоким, но слишком худым. Однако зная, что при медицинском осмотре надо снимать лишь рубашку и ботинки, я съел столько каши, сколько смог в себя запихнуть, выпил литр воды, а также спрятал ключи и металлические предметы в карманы штанов. Стрелка весов перешла критическую отметку. Таким образом, я стал ново­бранцем и был зачислен в легкую полевую артиллерию на Западном Берегу.

Финская армия была плохо оснащена. Не было даже до­статочного количества военной формы для новобранцев. Мы были больше похожи на банду грабителей. Единственными обязательными элементами формы были кокарда и широкий желтый кожаный пояс. Некоторые надевали этот желтый пояс прямо поверх обычного черного зимнего пальто, а кокарду прицепляли на свою шапку или фуражку.

Нас поселили в здании начальной школы. Шестьдесят но­вобранцев спали на расположенных в три уровня досках в комнате, рассчитанной на двадцать учеников. Атмосфера этой комнаты не поддается описанию. На верхнем уровне вы ис­ходили потом, тогда как на полу температура иногда опуска­лась ниже нуля. Здесь мы осваивали основы армейской дисциплины. Начав с пехотной подготовки, мы затем учились стрелять из пушек,

Часть I. Путь к свободе | 24

 

 

при этом мы не видели ни одного артиллерийского снаряда, поскольку все орудия были отправлены на Восточный фронт. Даже старые пушки времен войны 1870 года были вывезены из музеев. Нам приходилось довольствоваться тяжелыми бревнами с присоединенной к ним парой колес и инструментами наведения.

По радио мы слушали новости с фронта. Ситуация каза­лась все более и более зловещей, так как сражение на Карельском перешейке достигло решающей фазы. Мы надеялись на чудо: должны же, в конце концов, нам на помощь прийти западные державы! Однажды нам сообщили, что артиллерийс­кая подготовка завершена; мы как пехотное подразделение направляемся к Выборгскому заливу, где русские начали выдвигаться по льду, чтобы обойти с фланга финские части.

Мы никогда там не были. Через несколько дней, 13 марта, мы услышали по радио торжес-твенный голос Маннергейма, читавшего заявление о заключении перемирия. Большая часть Карельского перешейка, включая Выборг, второй по вели­чине город Финляндии, значительные части Северо-Восточ­ной Финляндии и весь полуостров Ханко на юго-востоке пе­редавались Советскому Союзу. Ни один из нас не проронил ни слова. Маннергейм горько заметил, что Швеция не дала разрешения франко-британским экспедиционным корпусам пройти в Финляндию через свою территорию.

Всех нас охватило разочарование. Кое у кого на глазах выступили слезы. Мы боялись, что это будет первым шагом к полной утрате нашей независимости. Было убито или ра­нено семьсот тысяч русских солдат, однако их ресурсы казались неисчерпаемыми. Продолжать войну для нас было са­моубийством: советский маршал Конев в своих мемуарах сообщил, что в начале Зимней войны Сталин планировал выселить в Сибирь все население Финляндии.

Война объединила народ. Через пятьдесят лет я познако­мился с одним издателем из Москвы, недавно прошедшим курс гражданской обороны, где советская пропаганда того времени, направленная против Финляндии, рассматривалась как пример "совершенно лживой и недопустимой кампании". В определенном смысле можно сказать, что Зимняя война была для Финляндии подлинно освободительной войной.

Несколько лет спустя я узнал, что всего лишь через десять дней после заключения перемирия наш президент предсказал неминуемое продолжение войны. В своих мемуарах Маннергейм рассказывает, как постепенно определялся путь развития нашей страны. Для Финляндии остаться в изоляции, без союзников, означало спровоцировать прямую оккупацию Советским Союзом или Германией, последствия которой в обоих случаях были бы фатальными. Старая идея о скандинавском оборонном союзе не давала покоя Маннергейму. Однако до апреля 1940 года лишь немногие норвежцы видели непосредственную опасность для своего государства, а шведы были столь озабочены своим нейтралитетом, что сама мысль о каком-либо союзе вызывала у них панический ужас. В складывавшейся ситуации самым плохим выбором было бы ни чего не делать и оставаться в одиночестве.

После перемирия русское присутствие в Финляндии неизмеримо возросло. Советы исполь-зовали любой шанс, чтобы наращивать свою мощь и угрожать нашим властям. Пакт между Советским Союзом и Германией продолжал действовать, и до сего момента Гитлер целиком одобрял все действия Сталина в отношении Финляндии. После Войны за независимость молодое финское государство обладало лишь немно­гими действенными связями со странами Запада и, к большому сожалению Маннергейма, последующие правительства очень немного сделали для их установления. Теперь же силы Запада были заняты в других местах. Не было сомнений в конечных целях русских: они попросту ждали своего часа.

Сразу после окончания Зимней войны меня послали в школу для унтер-офицеров. С наступлением весны весь наш курс от­правили рыть окопы на новой юго-восточной границе. Еды не хватало, и она была хуже, чем во время войны. В свободное время мы пытались купить молока у фермеров. Месяц за месяцем наша часть продолжала выполнять эту моно-тонную работу, почти ничего не зная о том, что происходит в мире.

Тем временем отношения между русскими и немцами ухуд­шались. Русская военная авиация сбила финский пассажир­ский самолет, следовавший рейсом Таллинн-Хельсинки, что­бы пере-возившиеся на нем документы не попали к немцам. Немцы проявляли к Финляндии все возрастающий интерес. Однако объяснялось это вовсе не заботой о финском народе.

Тот факт, что Сталину не удалось захватить Финляндию ни сразу, ни на всем протяжении Зимней войны, унизил его перед всем миром. Ему пришлось искать новые пути. Мы знали о

Пол Гундерсен. Этот неисправимый индивидуалист | 25

 

том, что министр иностранных дел Советского Союза, Молотов, заявил литовскому премьер-министру: "Вам следует понять, что малые народы должны исчезнуть. Ваша Литва, вместе со всеми остальными Балтийскими странами, включая Финляндию, должна будет вступить в семью уважаемых республик Советского Союза".

В ноябре 1940 года Гитлер и Молотов встретились в Берлине. К этому моменту остальные страны Балтии уже были оккупированы, и Молотов просил Гитлера предоставить ему полную свободу действий, чтобы окончательно разобраться с Финляндией. Гитлер отказался. Он не хотел рисковать экспортом металла и леса из Финляндии: лучшие залежи никеля в Европе располагались в Петсамо, на нашем арктическом берегу. Теперь встал стратегический вопрос, Советский Союз или Германия заполнит тот вакуум, который представляла Финляндия.

В начале этого года немцы захватили Нарвик в Норвегии. Это сделало безопасными поставки стали из Швеции в Германию до самого конца войны и освободило ее тылы, так что теперь она могла спокойно осуществлять свои восточные планы.

Финляндия оказалась зажатой между двумя полюсами, отрезанной от остальных потен-циальных союзников. Если бы мы воспротивились попыткам немцев установить свое при-сутвие в Финляндии, они все равно могли вторгнуться в нашу страну, чтобы не допустить ее захвата русскими. В определенном смысле интересы Финляндии и Германии совпадали. Мы пришли к выводу, что единственная альтернатива для Финляндии - сотрудничество с немцами.

Весной 1941 года меня послали в школу офицеров запаса. Пессимистические настроения в нашей стране постепенно стали ослабевать. Многие руководители офицерской школы начали проявлять симпатию к немцам. Если Германия разорвет отношения с Советским Союзом, это может помочь нам в на­шем отчаянном положении.

Вскоре события стали стремительно разворачиваться.

 

| 26

 

6. Неравные союзники

 

Однажды в июне 1941 года до нас дошло известие о том, что немцы напали на Советский Союз. В тот же день русские военно-воздушные силы бомбили Хельсинки. 26 июня прези­дент объявил о начале войны. Финляндия и Германия были теперь братьями по оружию, однако, как нам говорили, это вовсе не означало враждебности по отношению к нашим за­падным союзникам.

Хотя в Финляндии и существовали влиятельные прогер­манские круги, для боль-шинства финского народа Германия была лишь союзником в борьбе против общего врага. Немно­гих привлекал нацизм как идеология, однако большинство хотело воспользоваться шансом и вернуть территорию, ут­раченную нами в Зимней войне.

Было очень грустно думать о немецкой оккупации нашей братской Норвегии, однако наше собственное положение было столь зыбким, что все остальные соображения немину­емо должны были отступить. Мы надеялись, что норвежцы поймут нас, однако им было нелегко сделать это. Немцы пе­ребросили пару дивизий из Северной Норвегии в Северную Финляндию.

В офицерской школе царил большой энтузиазм. Общим убеждением было то, что война скоро закончится, поскольку Финляндии уже удалось однажды успешно сражаться про­тив советской армии и сохранять свои позиции на протяже­нии трех с половиной месяцев.

Новая вспышка военных действий прервала наши заня­тия. Сразу после выпускных экзаменов нас погрузили в то­варные вагоны и отправили в разные части фронта. Сначала я оказался в городе Улу на северо-западе, где нас разделили в алфавитном порядке. Всех, чья фамилия начиналась с букв G или Н, зачислили в 6-ю дивизию, стоявшую севернее По­лярного круга. Я всегда мечтал попасть в Лапландию. "Вообразите, теперь это стано-вится реальностью, - писал я домой. – И, больше того, все это путешествие оплачивает государство!"

 

Наш поезд остановился там, где заканчивалась железная дорога, и вдруг я заметил бегущего северного оленя.

Увы, это зрелище было недолгим.

6-я дивизия состояла в основном из людей, живших в лесу, профессиональных охотников и фермеров из Северной Финляндии. Большинство офицеров запаса были по профессии лесниками. Как офицеры, так и рядовые были индивидуалистами, они при-выкли справляться со всем собственными силами. Когда нашу дивизию слили со 169-й немецкой дивизией, этот союз был заведомо обречен на многочисленные конфликты. Назначение немецкого генерал-полковника Фалькенхорста командующим нашим армей-ским корпусом выглядело очень странно: наша армия не подчинялась высшему немецкому командованию. В дальнейшем в ходе войны немецкие и финские части рас-полагались в совершенно разных частях фронта и общались лишь через офицеров связи. Единственное, что потеряли из-за этого финские солдаты,- очень вкусные свиные кон-сервы, которыми снабжали немецких солдат.

С конечной станции мы проехали на грузовике примерно сто километров на восток и оказались в штабе дивизии в Сале. Наконец я добрался до 14-го артиллерийского полка, а конечной целью моего путешествия была его 2-я батарея, рас­полагавшаяся в далекой, совершенно дикой местности. Мне было приказано идти кратчайшим путем через лес, ориентируясь по компасу.

Когда я наконец прибыл туда, пройдя 25км и преодолев реки, болота и горы, оказалось, что батарея только что по­лучила приказ свернуть лагерь. Авангард из сильных солдат топорами и пилами расчищал узкую дорогу в лесу, по которой лошади смогли бы протащить четыре норвежские пушки трёхдюймового калибра. Иногда мы грузили всю Часть I. Путь к свободе | 27

 

 

батарею на плоты, и небольшие моторные лодки тянули их через водное пространство.

Главной целью армейского корпуса было достичь Белого моря и небольшого города Кандалакши и перерезать жизненно важную железную дорогу на Мурманск, по которой в Россию перевозились военные грузы, доставляемые английскими и американскими конвоями. Русские разместили там крупные соединения войск, чтобы предотвратить захват железной до­роги, а также столь сильно укрепили основное шоссе и желез­ную дорогу к востоку от финской границы, что продвинуться к ней было практически невозможно. Поэтому мы попытались взять их в клещи. Нашей Лапландской дивизии была поставлена задача отрезать главные силы русских с юга и достигнуть шоссе и железной дороги, обойдя их с тыла. Австрийско-германским силам было приказано наступать с севера.

После тактического отступления сопротивление русских стало постепенно нарастать. Дивизия готовилась к главному удару.

Наша батарея заняла позицию на вершине поросшего ле­сом холма. Артиллерийский огонь с обеих сторон с каждым днем становился все сильнее. Русские вскоре засекли нашу батарею и непрерывно стреляли снарядами, которые разры­вались при соприкосновении с кронами деревьев. В проме­жутках между нашими собственными артобстрелами нам уда­валось найти убежище. Однако мы не могли ни на минуту остановить стрельбу, поскольку в таком случае мы постави­ли бы под удар нашу пехоту, шедшую в атаку.

Вскоре мы узнали, сколь близко могут разрываться снаряды. Однажды тяжелый снаряд попал в ствол ели, за которой я прятался, всего в двух метрах надо мной. Верхняя половина дерева обрушилась за мной. Однако снаряд разорвался лишь тогда, когда упал на некотором расстоянии на землю.

Однажды во время небольшой паузы в стрельбе двое из нас отправились в палатку. Внезапно у меня возникло острое ощущение, что нужно немедленно уходить, "Уходим!" - крикнул я. Через несколько секунд снаряд попал в пустую палатку. От нее остались лишь клочки.

В нескольких километрах от нас подразделение управления огнем бок о бок с пехотой пош-ли в атаку и захватили русскую батарею. Главный офицер, корректировавший ведение огня, был тяжело ранен. Ночью пришло сообщение, что я должен немедленно прибыть в это подразделение. У меня не было карты, и, чтобы не потеряться под проливным дождем, я пошёл вдоль проложенного по земле телефонного кабеля. Когда через несколько часов я прибыл на место, ситуация стабилизировалась. Люди из группы корректировки огня лежали под деревьями невдалеке от захваченных ими артиллерийских орудий, рядом с мертвыми русскими и лошадьми. Это была моя первая встреча с людьми, с которыми мне суждено было пройти через все испытания следующих трех лет.

Мы должны были выбирать цели, чтобы обеспечить максимальную огневую поддержку наступающей пехоте. Главным офицером-корректировщиком был лейтенант Раси. Поскольку мне только что присвоили звание лейтенанта, я был его заместителем. Раси был родом из деревни Ухтуа в Восточной Карелии. Он постоянно говорил о том, что горячо надеется, что однажды мы освободим его родное село.

Мы не знали о том, что в случае успеха нашего наступления не менее 40 тысяч русских попало бы в окружение. На­ступило 20 августа, и ночи уже были холодными. Мы лежали на земле под непрестанным дождем, и лес вокруг нас по­давлял нас своим гнетущим безмолвием. Мы страшно замерзли и чувствовали себя несчастными, запасы еды подходили к концу.

Внезапно началось контрнаступление русских, открывших огонь со всех сторон. Нам не всегда удавалось понять, откуда идет стрельба. Русские прорвались на расстояние ста мет­ром от нас. Плотная стрельба покрыла нас, подобно ковру, и изо всех сил вжались в землю; огонь был столь неистовым, что невозможно было различить отдельные выстрелы. Дождь лил как из ведра.

Непрерывная стрельба продолжалась 15 минут, а затем на несколько минут стихла. В этот момент мы услышали серию выстрелов небольших минометов. Снаряды, похожие на ручные гранаты, взрывались вокруг нас. Я ощутил вкус порохового дыма и глины во рту. На мгновение мы с Раси слегка приподнялись с земли, чтобы посмотреть, как обстоят дела у нашего неболь-шого отряда. Мы лежали плечом к плечу, и Раси крикнул: "Ребята, рассредоточьтесь! Мы слишком хорошая мишень для минометов!" Внезапно он вскрикнул: "Дьявол!" - и повалился на меня, залив меня кровью; пуля вошла прямо в рот. В рассказах о войне, которые я читал в детском возрасте, умирающий герой всегда говорил какие-то трогательные слова о своей семье

Пол Гундерсен. Этот неисправимый индивидуалист | 28

 

 

и родине. Но такова была реальность - одно лишь проклятие.

Я понял, что теперь я отвечаю за корректировку огня, меня не было никакого опыта, я даже не знал имен моих подчиненных. Двое из них оттащили в сторону Раси. Думать о нем не было времени. Что же я должен делать? Ответ пришёл немедленно, поскольку снова начался шквальный огонь. Не было никакой возможности окапываться. Мы не могли сдвинуться с того пятачка на месте бывшей батареи русских, где лежали на влажном слое их испражнений. Я прижимался, к земле настолько, насколько это было возможно. Пули и осколки снарядов пора-жали то одного, то другого солдата справа и слева от меня. Запах пороховой гари и крови проник в ноздри, и ужас охватил меня. Я молился так, как никогда немолился раньше. "Боже, я не вижу никакой возможности уйти отсюда живым, но если будет на то Твоя воля, сжалься надо мной. Позволь мне еще раз вернуться домой. Тогда я буду готов умереть".

Русские трижды атаковали нас той ночью. Огонь продолжался несколько часов, однако им так и не удалось продвинуться дальше. Под защитой дождя и темноты их отряды стали возвращаться к дороге.

На рассвете нам приказали восстановить непосредственный контакт с противником. Под сильным огнем мы продвинулись в центр гористой возвышенности, покрытой густой порослью полярной березы. Русские находились перед нами на склоне горы, и в конце концов мы оказались всего на 50 метров ниже их. За горой проходила дорога, ведущая от фин­ской границы к Белому морю. Быстрой атакой мы должны были отрезать и окружить врага.

Нашей задачей было обеспечить огневую поддержку батальону капитана Киивери, состояв-шему в основном из профессиональных охотников и лесников. Командир батальона громко скомандовал: "Вперед!" "Это невозможно!" – крикнул один из моих людей. "Подождите немного!" – умолял другой. Я выругался и пополз вперед столь же испуганный, как и ос-тальные. Мы ползли, а пару раз прыгали, но огонь русских был шквальным, и никто из ба-тальона не мог про­двинуться дальше. Неподалеку от меня душераздирающе кричал умиравший пехотинец: "Помогите, помогите!" Но приблизиться к нему было невозможно.

Мы были теперь столь близко от русских, что самые сильные бросали в них гранаты. Мы попытались укрыться за большими каменными глыбами, чтобы установить радио-связь с батареей, однако они едва ли могли помочь нам. Нашему сержанту-радисту пуля снесла полголовы. Вскоре у командира батальона не оставалось выбора; мы были вынуж-дены на несколько дней отступить.

Под прикрытием непрерывного огня основной части русской дивизии удалось усколь-знуть от того "груза", который не давал ей возможности отступить и почти раздавил ее. Взять ее в клещи не удалось. Немецкие грузовики, приспособленные для передвижению по ровной местности, не смогли прибыть вовремя. Это спасло русских. Однако им приш-лось оставить практически все орудия, машины и запасы. Унылым утром после битвы представляло собой весьма жалкое зрелище.

Через полтора года я получил свой первый отпуск. "Не случилось ли этим летом, примерно 20 августа, чего-то особенного? "- спросила меня мама. "Что ты имеешь в ви-ду?"- переспросил я. "Одна женщина из общины в Таммисаари, я её знаю совсем немного, позвонила мне и сказала, что той ночью она почувствовала, что должна молиться за тебя. Она спрашивала о тебе. И я ответила, что мне ничего не известно, однако газеты говорят, что в Салле идут тяжёлые бои возле Белого моря и что ты находишься там ". Я рассказал ей все, что случилось в те дни, а также о моей молитве.

 

Мы продолжали быстро наступать. Повсюду валялись трупы людей и лошадей, взор-ванные танки и артиллерийские орудия. С вершины горы мы видели два русских локо-мотива, которые с помощью огромной железной петли вырывали из земли железнодо-рожные рельсы. Рельсы так и остались лежать на насыпи параллельно друг другу, подоб-но двум огромным удавам.

Мы продвинулись вдоль дороги к востоку примерно на двадцать километров, практи-чески не встретив сопротивления. У деревни Алакуртти русские поставили мощную линию укреплений по обеим сторонам дороги. Нашей батарее было приказано поддер-живать наступление немецких войск по этой дороге. Поскольку я немного говорил по-

Часть I. Путь к свободе | 29

 

немецки, мне поручили корректировать огонь артиллерии; с одним из своих людей я отпра-вился в расположение немецкой пехоты.

Я был единственным финном среди немцев, и меня пора­зила железная дисциплина, подавлявшая любую личную ини­циативу. Все делалось по инструкции, и офицеры давали свои длинные команды столь громко, что русские не могли не знать о начинавшейся атаке.

Русские хорошо подготовились. Элитный полк СС, брошенный против них, состоял из берлинских парней, живших на равнине и совершенно беспомощных в дикой и гористой Арктике, - в отличие от австрийских стрелков, также сра­жавшихся в Лапландии. Пустив вперед танки, под прикры­тием артиллерийского огня немцы начали продвигаться впе­ред, однако все их попытки были обречены с самого начала. Огонь русских был сокрушительным. Мы с товарищем вы­рыли себе ямки, похожие на гробы, чтобы не высовываться на поверхность земли. Рядом с нами стоял танк, зенитное орудие, пара самоходных установок, и все они скучились на небольшом холмике неподалеку от обочины, - именно в том месте, где ни в коем случае нельзя было располагать наблю­дательный пункт.

В этом бедственном положении немцы запросили на помощь пикирующие бомбар-дировщики "Stuka", чтобы наконец выйти из тупика. Через полчаса мы с облегчением услышали гудение моторов и увидели приближающееся звено из пяти самолетов. Они сделали пару кругов над ними и на­чали пикировать на врага. К сожалению, пилоты перепута­ли холм, на котором мы лежали, с позициями русских. Зем­ля сотряслась от разрывов бомб. Пикируя, самолет стрелял из двух орудий: один снаряд взорвался справа от меня, дру­гой - слева. Одна из бомб отбросила в сторону немецкий танк. Командир батальона был убит на месте. Мертвые и раненые оказались погребены под землей. Среди немцев на­чалась паника.

Русские должны были радоваться. Когда первое звено бом­бардировщиков "Stuka" развер-нулось и исчезло из виду, мы увидели новую группу самолётов, готовых повторить маневр. Немцы срочно запросили танки, чтобы затащить на холм большие немецкие флаги и тем самым предупредить пилотов.

После боя, продолжавшегося полдня, русские наконец были окружены и попытались покинуть свою линию оборо­ны. Некоторые из них вышли вперед с поднятыми руками. Немцы были очень возбуждены. Новый командир немецко­го подразделения стоял на дороге и смотрел на горящую де­ревню Алакуртти. Солдат привел к нему несколько русских пленных. "Гюнтер!" - резко сказал ему командир, показывая на лес позади дороги. Гюнтер заставил пленных идти перед ним в одну цепочку и расстрелял их одного за другим. Воз­можно, подобные вещи происходили в большинстве армий, когда люди находились в столь нап-ряженном состоянии. Однако в данном случае этот приказ был хладнокровно от­дан высшим начальником и, разумеется, он противоречил Женевской конвенции.

 

С облегчением я вскоре вернулся в свой отряд и принял учас­тие в атаке батальона финских пограничников под командой капитана Веттерстранда. В полной тишине мы образовали на пустынной равнине длинную цепь. Я находился недалеко от командира батальона. Ровно в двенадцать часов он тихо сказал: "Думаю, нам пора", - и первым пошел вперед. Больше не нужно было никаких инструкций. В абсолютном безмол­вии цепь продвигалась вперед через густой лес до тех пор, пока мы не сблизились с русскими. Тогда, разумеется, тиши­не настал конец.

Когда финские солдаты брали пленных, они зачастую пе­редавали им сигареты или еду. Однако в некоторых лагерях пленные страдали от нехватки еды, многие из них умирали. Других посылали работать на фермах в разные части стра­ны; иногда к ним относились столь хорошо, что им завидо­вали наши солдаты. Мои родственники взяли русских на ра­боту на своей ферме. То, что произошло с пленными после возвращения в Россию, - это уже другая история. Тысячи из них так и не увидели своего дома. Сталин сделал все возмож­ное, чтобы не допустить какого-либо буржуазного влияния на Советский Союз.

Наступил сентябрь, и озера замерзли. Немцы были плохо экипированы для зимы и боялись огромных и темных лесов: за каждым деревом мог скрываться враг. "Когда война за­кончится, я срублю в своем саду все деревья", - сказал один из них. Финны чувствовали себя в лесу, как дома, и инстинктивно видели в каждом дереве друга и защиту от врагов.

Немцы все еще пребывали в убеждении, что война закончится через несколько недель. Один австрийский старшина по профессии юрист, удивил меня, заявив: "Я думаю, война может продлиться много лет, и я вовсе не уверен, что она закончится нашей победой".

Пол Гундерсен. Этот неисправимый индивидуалист | 30

 

Во время однодневной передышки армейский капеллан про­вел в лесу богослужение. Все захотели принять в нем участие. Мы подходили и преклоняли колени перед небольшим березовым крестом, чтобы получить причастие. Мы как бы благодарили Бога и умоляли Его помочь нам в дальнейшем. Человеческие слова оставались столь же грубыми, как и прежде, не глубокие переживания никого не оставили равнодушным.

Мы продолжали продвигаться к востоку по направлению к Белому морю. Это был тор-жественный момент, когда мы пересекли старую финскую границу. Мы отвоевали землю, которая принадлежала Финляндии. В конце сентября линия фронта начала стабилизи-роваться. У нас не было сил продолжать наступление, а потому в последующие два года наши позиции практически не менялись; война постепенно пере­шла в стадию пози-ционной, с бесконечным патрулировани­ем, локальными атаками и непродолжительными оборони­тельными боями. Линия фронта проходила в глубине русской Карелии.

С психологической точки зрения позиционная война была изматывающей. Ничто не свидетельствовало о скором ее окончании. Кое-кто был разочарован, однако не было ни жалости к себе, ни фанатизма. Русским, лежавшим в окопах на противоположной сторо-не, было так же холодно, как и нам. Они тоже мечтали о возвращении домой. Мы часто на­ходили в карманах мертвых русских потертые фотографии любимых.

Однажды группа местных финнов и группа русских ока­зались на двух берегах за-мерзшего ручейка. Снежный покров был очень тонок, и было очень трудно добыть воды. Один из русских говорил немного по-фински, и переговоры, которые велись через узкую полосу земли, привели к обоюдному со­глашению: обе стороны могут беспрепятственно взять воду из проруби, поскольку они не одеты в белые маскхалаты, которые носили зи-мой солдаты обеих армий.

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...