 |
США и ЕС: стратегии и модели Запада
|
|
|
|
СТРАТЕГИИ И МОДЕЛИ ЗАПАДА
Рубинский Ю.И.
США И ЕС: СТРАТЕГИИ И МОДЕЛИ ЗАПАДА
Рубинский Юрий Ильич - политолог и дипломат, доктор и ст ор ич еск их н аук. Оди н из н аи бо лее а
п о Фр ан ци и. В 1 97 0- 90 -е г оды - с ов етн
в о Фр ан ци и. Пр епо дав ал в ун ив ерс ит ета
Экс-ан-Прованса. Лауреат премии Гизо Французской академии, омандор (высшая степень) ордена Академических пальм. С 1997 г. -
руководитель Центра французских исследований Института Европы РАН, профессор Государственного университета - Высшей школы экономики. Автор 350 научных работ.
Характерной чертой эволюции международных отношений конца ХХ – начXXIала в в.
является стремительное чередование сменяющих друг друга проектов
мироустройства, ни один из которых не выдерживал испытания на прочность,
оказываясь столь же хрупким, преходящим, как и всё предшествовавшее ему.
Этот процесс начался с крушения биполярной системы, сложившейся после Второй
мировой войны и сохранявшейся более четырёх десятилетий.
Раскол участников победоносной антигитлеровской коалиции привёл к
глобальному противоборству противоположных общественных систем и
враждебных военных блоков во главе с двумя сверхдержавами – США и СССР.
Каждая из них провозглашала собственную модель общества образцом для всего
человечества, обвиняя противника в стремлении навязать её всеми средствами
включая вооружённую силу.
Тем не менее, политико-идеологическая холодная война двух систем не переросла в
«горячую», которая была бы равносильна гарантированному взаимному
уничтожению противников, а вместе с ними и всей человеческой цивилизации в
огне термоядерного Апокалипсиса. Хотя стороны не раз подходили вплотную к этой
|
|
|
фатальной черте в ходе берлинского или кубинского кризисов, обе сверхдержавы
волей-неволей соблюдали неписанные правила игры, основой которых являлось
молчаливое признание де-факто сфер влияния каждой, а вооружённые конфликты с
между ними носили косвенный характер поддержки своих сторонников в локальных
войнах на периферии Третьего мира («войны по доверенности»).
Гарантией такой сдержанности служило асимметричное, но от того не менее
реальное равновесие военных, прежде всего ракетно-ядерных потенциалов
сверхдержав, гонка наступательных и оборонительных стратегических вооружений
которых с начала 70-х гг. ХХ в. была введена в определённые рамки советско-
американских соглашений об их контролируемом ограничении.
«Равновесие страха» между Востоком и Западом в период холодной войны при
всей его порочности оставалось относительно стабильным и предсказуемым.
Каждая из сверхдержав сохраняла контроль над собственным лагерем, который не
могли поколебать ни диссидентство Титовской Югославии, Албании, Румынии и
даже советско-китайский разрыв на востоке, ни фронда деголлевской Франции на
Западе. В случае угрозы выхода союзников из-под контроля в ход шли силовые
методы – прямые или косвенные (ГРД, Венгрия, ехословакия, с одной стороны,
Гватемала, Гренада, Иран при Моссадыке с другой).
Падение 9 ноября 1989 г. берлинской стены, за которым последовали
антикоммунистические «бархатные революции» в странах советского блока,
воссоединение Германии, наконец, распад СССР, положили конец биполярному миру.
Главной причиной этого являлись факторы внутреннего порядка – системный
кризис советской экономической модели «казарменного социализма» и её
тоталитарного идейно-политического костяка.
Между тем Запад воспринял эти эпохальные события сугубо односторонне, сочтя их
|
|
|
лишь своей победой в холодной войне, одержанной без единого выстрела. Отсюда
делался вывод, что её следствием должно стать восстановление традиционной
западной монополии на формирование глобального миропорядка, сохранявшейся
на протяжении четырёх веков. Временно нарушившая её биполярная структура
международных отношений рассматривалась лишь как случайная аномалия, каприз
истории, после которого всё самой собой станет на свои места. Вопрос заключался
лишь в том, какой из двух центров западного мира – Европа или Северная Америка
будет решать судьбы жителей остальных континентов.
С конца XVI до начала ХХ в. эта роль безусловно принадлежала Европе, ведущие
державы которой разделили планету на колониальные империи и сферы влияния.
Со времён Вестфальского мира 1648 г., утвердившего принцип государственного
суверенитета, отношения между ними самими строились в рамках т.н. «концерта» с
участием Великобритании, Франции, России, Австрии и Пруссии. Его основной
задачей являлось поддержание равновесия сил участников с тем, чтобы избежать
преобладания одного из них в ущерб всем прочим.
Претендентами на европейскую гегемонию поочерёдно выступали Священная
Римская империя Габсбургов времён царствования Карла V с её огромными
владениями в Новом Свете, Франция при Людовике XIV и Наполеоне, Россия
Ал е кс а н Iд ир аН и коI,л ан яа ко н е ц, Г е р м а н иIIя и Гитлера. В и л ь г е л ь м а
Каждый из них терпел, в конечном счёте, поражение в войне с объединившимися
против него остальными участниками «концерта». Результатом очередной пробы
сил оказывался передел территорий, населения, ресурсов в Европе и за её
пределами, который диктовался победителями побеждённым на общеевропейских
конгрессах – Вестфальском после тридцатилетней войны (1648 г.), Утрехтском и
Раштатском после войны за испанское наследство (1713-1714 гг.), Венском после
наполеоновский войн (1815 г.), Парижском после Крымской войны (1856 г.),
Берлинском после очередной русско-турецкой войны (1878 г.), наконец,
Версальском после Первой мировой войны (1919 г.).
Основанная на их решениях и юридически закреплённая мирными трактами
|
|
|
система отношений сохранялась до тех пор, пока не нарушалось равновесие сил
между сторонниками сохранения выгодного им статус-кво и «ревизионистами»,
добивавшихся его пересмотра. После очередной пробы сил между ними на полях
сражений баланс в «концерте» восстанавливался, но уже на новых условиях.
См Генри Киссинджер
Грантом бесперебойного
Великобритания,
тесных союзов, что
Будучи промышле
создав величайшую
обеспечивались го
арбитра между кон
претендентов на е
протяжении XIX в. са
Однако в начале ХХ
вопросов войны и м
центра силы в глобал
На то было несколь
«железом и кровью»
равновесия в Европ
небывало кровопрол
Европа стала главным
Эти войны, как и
возникновению тоталитарных
подорвавших общн
служила необходим
сосуществовали ари
феномен тоталитар
Наконец, уже Перва
европейских колон
сначала политическо
Те же самые факто
положительную роль:
европейской интег
необходимостью в
международного ра
Катастрофические п
причин которых яв
его преодоление.
9 мая 1950 г. – в п
иностранных дел Ф
производство и сбыт
продукции – угля
Люксембурга, что с
беспредметной, но и
Следствием этой ин
угля и стали (ЕОУС)
1.:
Дипломатия
функционирования
проводивш
бы сохран
нной «ма
в истории
сподством
тинентал
вропейску
ма шла бли
в «концер
ира в Евр
ьном масш
ко объект
вокруг Пр
е, расколов
итных и ра
полем би
Великая
ость ценн
ым услови
стократич
изма поста
я, но особе
иальных и
й, а затем
ры сыгра
они решающим
рации. На
ыхода за
зделения
оследстви
лялось фр
ятую годо
ранции Роббе
двух ва
и стали
делало бы,
«материа
ициативы
, затем под
.
Пер сангл Ладомир
этого
ая политику «бл
ять максимальну
стерской мира» и
колониальную
на морях, Велико
ьными державами
ю, а тем самым и
же всех1.
т» держав как эф
опе, а вместе с тем
табе бесповоротно
ивных причин. Объ
уссии подорвало ос
её на непримирим
зрушительных мир
твы, ослабив как по
депрессия начала
режимов – коммунистических
|
|
|
остных основ евр
ем существования
еские монархии и
вил под вопрос мор
нно Вторая мировые
мперий, способст
в известной мере и
ли для Европы, ка
образом
ряду с объектив
узкие границы н
труда – в его основе
я для Европы ми
анко-германское с
вщину окончания
р Шуман выступ
жнейших для того
Франции, ФРГ, Италии,
по его словам, н
льно невозможной
стало создание в
писание в Риме 25
..., «
М г
механизма выступала
естящей изоляции» от чрезмерно
ю свободу рук при выборе партнёров.
его торгово-финансовым центром,
империю, пути к которой
британия могла выступать в роли
, создавая коалиции против любых
мировую гегемонию, к которой на
фективный инструмент решения
и роль последней как главного
ушли в прошлое.
единение Бисмарком Германии
новы прежнего геополитического
о враждебные коалиции. В двух
овых войнах между ними именно
бедителей, так и побеждённых.
30-х гг. ХХ в., способствовали
и фашистских,
опейской цивилизации, которая
«концерта». Хотя в нём и прежде
демократические республики, сам
альное лидерство Европы в мире.
войны резко подорвали престиж
вовав процессу деколонизации –
экономической.
к ни парадоксально, и немалую
способствовали развитию
ными экономическими факторами –
ациональных рынков и углубления
лежали и политические.
ровых войн, одной из основных
оперничество, властно диктовали
Второй мировой войны министр
ил с предложением объединить
времени видов промышленной
Бельгии, Голландии и
овую войну между ними не только
».
1951 г. Европейского объединения
марта 1957 г. договоров о создании
»,., 1997.
Европейского экономического сообщества (ЕЭС) и Европейского сообщества по
атомной энергии (Евратома), которые полвека спустя легли в основу Европейского
союза – одного из ведущих полюсов глобализированной мировой экономики.
Его исходным рубежом и условием существования послужило историческое
примирение Франции и Германии, превратившихся из «наследственных врагов» в
привилегированных партнёров. Именно франко-германский тандем, скреплённый
22 января 1963 г. Елисейским договором, на протяжении полувека остаётся мотором
всего процесса евростроительства.
Если, однако, по началу экономическое превосходство Германии уравновешивалось
политическими преимуществами Франции (постоянное членство в СБ ООН, ядерном
клубе, а главное – ответственности за решение германской проблемы наряду с США,
СССР и Великобританией), то после воссоединения ФРГ баланс сил во франко-
германском тандеме изменился в ущерб Парижу. Поэтому французские лидеры –
|
|
|
Ширак, затем Саркози попытались уравновесить соседа за Рейном развитием
традиционного сотрудничества с другим соседом за Ламаншем – с
Великобританией, особенно в военной области и в Африке (встреча Ширак – Блэр в
Сен-Мало в 1998 г., соглашение Саркози – Кэмерон 2010 г.). Хотя дополнение «оси –
Париж-Берлин» «сердечным согласием» с Лондоном отдалённо напоминало былой
европейский «концерт», о возврате к нему как системообразующему фактору
международных отношений в Европе и тем более за пределами речи быть не может.
В экономической сфере успехи европейской интеграции, несмотря на постоянно
сотрясающие её внутренние конфликты и кризисы, не подлежат сомнению. Общий
рынок промышленных товаров, дополненный сельскохозяйственной, затем
региональной политикой, постепенно перерос в торгово-экономический союз с
солидной правовой базой и единой валютой. Углубление интеграционного процесса
сопровождалось его расширением с шести государств-основателей до 9, 10, 12, 15,
наконец, 27 стран, охватив практически всю Европу, за исключением постсоветского
пространства (кроме стран Балтии), Норвегии, Швейцарии и Западных Балкан.
Став экономическим гигантом, равным по основным производственным
параметрам США, а по удельному весу в мировой торговле далеко опередившим их,
ЕС остался, тем не менее, «политическим карликом». Причины этого очевидны.
Несмотря на постоянное совершенствование институционного механизма
Евросоюза Маастрихтским, Амстердамским, Ниццским, наконец, Лиссабонским
договорами он так и не смог примирить принципы конфедерации суверенных
государств и их слияния в наднациональную федерацию. ем больше расширялся
состав ЕС, тем труднее становится находить компромиссные решения между
интересами участников, с учётом всё бóльших различий их масштабов,
геополитического положения, уровня развития.
Эта асимметрия особенно ощутимо даём себя знать в ходе выработки ЕС Общей
внешней политики и политики безопасности (ОВПБ), предусмотренной
Маастрихтским договором. Многочисленные решения, принятые на основе
консенсуса Евросоветом глав государств и правительств или Советом министров
иностранных дел ЕС о единой позиции по основным международным проблемам как
правило не получали практического продолжения. Ситуацию вряд ли способно
изменить создание на основе Лиссабонского договора поста единого Высокого
представителя ЕС по внешней политике, подчинённого межгосударственному
Евросовету, но являющегося одновременно заместителем председателя
наднациональной Еврокомиссии. Назначенная на этот пост британская баронесс
Кэтрин Эштон, сменившая двух своих предшественников – Хавьера Солану по лини
Совета и Бениту Ферреро-Вальднер в Комиссии, имеет весьма ограниченные
полномочия – её роль сводится по существу лишь к поискам наименьшего общег
знаменателя между позициями суверенных государств-членов ЕС, отнюдь не
готовых отказаться от проведения собственного внешнеполитического курса,
определяемого национальными интересами.
Ещё скромнее выглядят практические результаты Европейской политики
безопасности и обороны (ЕПБО), предусмотренной в 1997 г. Амстердамским
договором. Несмотря на создание европейцами зародыша автономной военной
инфраструктуры – франко-германской бригады, преобразованной впоследствии в
Еврокорпус, Военного комитета, штаба и проведение под их руководством
отдельных миротворческих операций в Европе (Македония, Босния) или в Африке
(Демократическая республика Конго, ад), «европейская оборонная идентичность»
по существу так и не состоялась: ЕПБО остаётся не более чем придатком механизма
НАТО, где решающую роль играют США. Это со всей очевидностью доказал опыт
конфликтов бывшей Югославии, Ирака, Афганистана, где европейцы играли сугубо
подчинённую, вспомогательную роль. Место Европы как претендента на мировое
лидерство заняли Соединённые Штаты. Если после Второй мировой войны они
были вынуждены делить влияние с СССР, который бросал им не только военный, но
и идеологический вызов, то с концом холодной войны и распадом Советского Союза
США временно лишились сколько-нибудь достойного соперника в глобальном
масштабе.
Их притязания на мировую гегемонию опирались, прежде всего, на весьма
внушительный экономический, научно-технический и особенно военный
потенциал. В данной связи весьма показателен международный коллоквиум учёных,
в основном американских и британских, прошедший весной 1997 г. в Люксембурге
под названием: «Две гегемонии. Британия в 1846-1914 и Соединённые Штаты в
1841-2001 гг.». Анализируя сильные и слабые стороны фактической гегемонии
Британской империи во второй половине XIX в., большинство участников
коллоквиума видели в США прямого преемника Великобритании, располагающего
по сравнению с ней гораздо более широкими возможностями, хотя и не лишёнными
в свою очередь уязвимых чер2т.
«Америка занимает доминирующие позиции в четырёх имеющих решающее
значение областях мировой власти: в военной области она располагает не
имеющими себе равных глобальными возможностями развёртывания; в области
экономики остаётся основной движущей силой мирового развития, даже несмотря
на конкуренцию в отдельных областях со стороны Японии и Германии (ни одной из
этих стран не свойственные другие отличительные черты мирового могущества); в
технологическом отношении она сохраняет абсолютное лидерство в передовых
областях науки и техники; в области культуры, несмотря на некоторую
примитивность, Америка пользуется не имеющей себе равных притягательностью,
2 Two Hegemonies. Britain 1846-1914 and The United States 1914-2001. Patrick Karl O’Brien, Armand Cless (ed.).
Ashgate, Burlington – UA, 2002.
особенно среди молодёжи всего мира, – всё это обеспечивает Соединённым Штатам Збигнев Бжезинский Великая шахматная доска Пер сангл Международные отношения М гС
политическое влияние, близкого которому не имеет ни одно государство мира.
Именно сочетание всех этих четырёх факторов делает Америку единственной
мировой сверхдержавой в полном смысле этого слова», – утверждал в 1997 г.
бывший помощник президента Дж. Картера по национальной безопасности Збигнев
Бжезинский3.
Одними лишь факторами материального плана дело не ограничилось. Крушение
советского «казарменного социализма» было воспринято Западом как торжество его
фундаментальных ценностей – сочетания либеральной рыночной экономики с
плюралистической демократией, у которого более нет альтернатив. Причём их
оптимальным вариантом, а тем самым всеобщим образцом для подражания,
объявили себя США. Именно это имела в виду известная формула Френсиса
Фукуямы о «конце истории» и неизбежной имитации западной, прежде всего
американской модели общества всеми остальными странами по мере их
экономического, политического и духовного прогресса. Распространение
американской интерпретации западных ценностей провозглашалось высшим
моральным долгом США, отвечающим не только их собственным экономическим и
геополитическим интересам, но и призванным стать основой новой системы
международных отношений. В её рамках им была бы отведена роль
«благожелательного гегемона»-арбитра конфликтов между всеми остальными
государствами во имя обеспечения мира и безопасности – в случае необходимости с
применением вооружённой силы.
Именно такой смысл вкладывался госсекретарём США Дж. Бейкером в его идею о
создании нового мирового порядка от Ванкувера до Владивостока, выдвинутую в
момент падения берлинской стены, а развитую затем его преемницей Мадлен
Олбрайт – в определении США как «необходимой нации», без участия которой не
может решаться ни одна существенная международная проблема. Согласно этой
логике, только США с их огромным потенциалом способны взять на себя морально-
политическую и силовую ответственность за судьбы мира в глобальном масштабе,
ибо многополярный миропорядок показал свою неустойчивость и опасность в двух
мировых, а биполярный – в холодной войнах.
Роль несущей конструкции однополярного мира с центром в США отводилась НАТО,
состав которой расширился далеко на восток за счёт бывших участников советского
блока, а функции распространились под флагом борьбы с массовыми нарушениями
прав человека на внутренние конфликты в странах, расположенных далеко за
пределами географической сферы действия Вашингтонского договора 1949 г.
Примером практического применения этой доктрины, закреплённой на юбилейном
саммите альянса в апреле 1999 г. в его очередной стратегической концепции, стало
вооружённое вмешательство в гражданскую войну в Югославии – сначала в Боснии
и Герцеговине, затем в Косово, за которым последовал военные действия вне
Европы – в Афганистане, Ливии и т.д. Причём эти действия далеко не всегда
предпринимались на основе принятия соответствующей резолюции СБ ООН, на
который её Устав возложил главную ответственность за поддержание
3...., «»,., 1999..
36.
международного мира и безопасности, а если такая резолюция принималась – то её
предельно расширительного толкования.
Америкоцентричный миропорядок должен был опираться не только на НАТО, но и
на систему других (формальных или фактических) союзов Вашингтона с ведущими
региональными державами во всех частях света – Великобританией и Германией в
Европе, Израилем, Египтом, Саудовской Аравией на Ближнем Востоке, Японией,
Южной Корей, Тайванем – в Северо-Восточной Азии и т.д. Силовым стержнем
сотрудничества с ними служат соответствующие командования вооружённых сил
США и их военные баз, охватившие практически всю планету.
Если в первые годы после конца холодной войны США заметно сократили свои
военные расходы и закрыли ряд военных баз за рубежом («дивиденды мира»), то
уже на рубеже XXI в. они снова резко увеличились, превысив половину оборонных
бюджетов всех остальных государств мира вместе взятых. Этому способствовала
революция в военном деле, основанная на широком применении электронных
средств разведки, связи и сверхточного наведения на цель, в том числе
космического базирования. Создавая соблазнительную иллюзию возможности
«бесконтактной» войны чуть ли не с нулевыми потерями, эта революция снижала
психологические барьеры для применения военной силы в кризисных ситуациях,
существовавшие во времена биполярного мира.
Политические и военные опоры однополярного миропорядка, который пытались
построить США, дополнялись не менее важной экономической. Ещё на
заключительном этапе Второй мировой войны – в 1944 г., когда её участники были
разорены и обескровлены, США и Великобритания провели в Бреттон-Вудсе
конференцию, решения которой заложили основы международной валютной
системы на послевоенный период. Главным из этих решений было придание
доллару США, который свободно разменивался на золото по фиксированному курсу,
статуса мировой резервной валюты, потеснившей своего предшественника в этой
роли – британский фунт стерлингов.
В Бреттон-Вудсе были созданы также два основных финансовых института по
кредитованию государств, которые испытывали бы острые трудности с
равновесием бюджета и торгового баланса – Международный валютный фонд
(МВФ) и Международный банк реконструкции и развития (МБРР), впоследствии
превратившийся во Всемирный банк (ВБ). Хотя в первом управляющим директором
являлся европеец, а президентом второго – американец, фактически оба
контролировались США, которые располагают наибольшей долей в их финансовых
резервах и, соответственно, числом голосов в руководящих органах. Хотя за почти 70
лет, прошедших со времён конференции в Бреттон-Вудсе, экономическая и
политическая обстановка в мире радикально изменилась, эти организации по-
прежнему играют ключевую роль в международной валютно-финансовой системе –
в 2011 г. членами МВФ являются 187 государств, ВБ – 194.
Вплоть до развёртывания мирового экономического кризиса 2008–2010 гг. основой
их деятельности служили неолиберальные принципы, которые США настойчиво
продвигали за рубежом – свобода движения через границы товаров и капиталов,
поощрение прибылей частных предприятий, как главного источника инвестиций и
стимула экономического роста путём снижения налогов и минимизации
регулирующей
оВгрсаамниихчСШениАяк ее
эстафета идей
(фритредерств
мирового могущества
Соединёнными
Эти идеи прио
под влиянием
ставших отпра
Восторжествов
любым социалистическим
большинства
использовавшей
восстановлен
Наконец, кул
усматривали
потребления
(голливудски
«Макдоналдс
Свет со всех
неограниченн
Апогеем и в
америкоцентр
гг.). Его перва
дорогостоящей
Клинтоне и о
возможной ре
бремя за счёт
экономике в ц
Однако дальн
развернуть св
теракты 11 с
смертников и
Ладеном, вызв
Впервые за бо
столкнулись
ограждённой
и прочих пр
«крестоносце
знаменосцам
прежде всего женщин, и т.д.
последствий Велик
Демократической
роли государства («
йгнос ираанссхкиоедреноцйеп тычасптрии
экономического
а), под знаменем ко
во второй половине
Штатами.
брели особенно ш
идей неолибера
вной точкой «кон
авшая в англосакс
экспериментам,
государств континентальной
государственные
ия их разрушен
ьтурную состав
в распростран
и соответству
х фильмов, джи
», рок-музыки и
концов света в
ой свободы и равен
то же время началом
ичного мира явил
я предвыборная ка
интервенционистской
бещаниях огранич
ализацию традици
сокращения расх
елом.
ейшее развитие
ой курс в диаметр
ентября 2001 г.
з экстремистской
али в обществен
лее чем двухсотл
с угрозой физич
двумя океанами. Б
оповедников джи
в» и Израиля бр
которых считали
ой депрессии новый к
партии в послевоенный
.
в экономике, сбалансирование бюджета за счёт»..)
м, еункрялиеспьлдеонВтиоройе устмоийровчиойвовсойтниы ввахлоюдетп ире отд.доле. Тнеимя самым
либерализма, свободы торговли и мореплавания
торых выступала Великобритания во времена её
XIX в., была перехвачена столетием спустя
ирокое распространение с середины 80-х гг. ХХ в.
льной «чикагской школы» Милтона Фридмана,
сервативной революции» Р. Рейгана и М. Тэтчер.
онских странах, она противостояла не только
но и неокейнсианской практике
Западной Европы, широко
инструменты в ходе послевоенного
ной эконо4м. ики
ляющую глобальной гегемонии США её сторонни
ении по всему миру американских форм массов
ющих товарных брендов, особенно среди молодё
нсовой одежды, ресторанов «быстрого питания» т
т.д.). Они стимулировали поток эмигрантов в Нов
погоне за миражом «американской мечты» –
ства шансов каждого человека.
конца краткого периода однополярного
ось президентство Дж. Буша-младшего (2000–2008
мпания строилась на критике чересчур широкой и
политики демократов за рубежом при
ить её разумными пределами с тем, чтобы сделать
онного лозунга республиканцев – снизит налоговое
одов федерального бюджета и роль государства в
событий побудило администрацию Буша-мл.
ально противоположном направлении. Масштабные
в Нью-Йорке и Вашингтоне, проведённые группой
организации «Аль-Каида» во главе с Усамой бен
ном мнении США глубокий психологический шок.
етнюю историю Соединённых Штатов американцы
еской безопасности на собственной территории,
олее того, исламский фундаментализм «Аль-Каиды»
хада – «священной войны» против христианских
осал вызов фундаментальным ценностям Запада,
себя США: светскости, демократии, правам человека,
урс ФД Рузвельта иотчасти сохранялись в политике
период
Сбывались, казалось, тревожные прогнозы Сэмюэля Хантингтона о том, что на смену
конфликту идеологий, под знаком которых прошёл ХХ в, в грядущем столетии
может прийти «столкновение цивилизаций», прежде всего западно-христианской и
исламской, геополитическим союзником которой способна стать китайская5.
Причём он ещё в середине 90-х гг. предупреждал, что противники Запада в бывшем
Третьем мире будут пытаться противопоставить подавляющему военному
превосходству США международный терроризм, особенно опасный на фоне
тенденции к распространению атомного оружия.
Администрация Буша-мл. ответила на трагедию 11 сентября 2001 г. коренной
ревизией системы внешнеполитических приоритетов США, объявив главным из них
«войну против международного терроризма» и его пособников – авторитарных
государств-«изгоев», многие из которых стремятся создать или заполучить оружие
массового уничтожения. Ответом на эти угрозы должны были быть смена режимов в
странах, объявленных Бушем-мл. «осью зла» (Иран, Ирак, Сирия, Афганистан под
властью талибов, укрывавших Бен Ладена, Северная Корея и т.д.), в том числе с
помощью вооружённой силы, во имя демократизации Большого Ближнего Востока
от Атлантики до Индийского океана.
Практическую реализацию этой программы проводили «ястребы» из ближайшего
окружения Буша-мл. в лице вице-президента Дика ейни, министра обороны
Доналда Рамсфелда, его заместителя Пола Волфовица, тогда как её идеологическое
обоснование взяли на себя представители не особенно многочисленного, но весьма
активного течения «неоконсерваторов», в частности Ричард Пёрл и Роберт Кейган.
Идейное кредо неоконсерваторов, сформировавшегося как политическое течение
ещё в конце 40-х гг., причудливо сочетало ряд традиционных лозунгов правого
крыла республиканской партии – критику чрезмерных расходов федерального
бюджета, пополняемого за счёт налогов, разбухания федеральной бюрократии с
присущей демократам склонностью к интервенционизму во внешней политике под
флагом защиты свободы и демократии, прав человека, в том числе с помощью
вооружённой силы.
Если в эпоху биполярного мира остриё этого «вильсонизма в сапогах», как прозвали
доктрину неоконсерваторов американские либералы, было направлено против СССР
и коммунизма, то спустя четверть века они провозгласили своим противником
особые более или менее авторитарные режимы вообще – от России или Китая до
мусульманских стран, являющихся, по их мнению, объективными союзниками на
почве общей враждебности Западу в целом, а США и Израилю в особенности.
«Старое соревнование между либерализмом и автократией снова вышло на
поверхность. Мировые великие державы мира всё больше выстраивают свою
внешнюю политику в соответствии с характером их режимов. Прорвалась наружу
даже старая борьба между радикальными исламистами и современными светскими
культурами – первые обвиняют вторых в том, что они проникли внутрь исламского
мира, развратив его и взяв его под свой контроль», – писал Роберт Кейган6. Для
неоконсерваторов холодная война никогда не кончилась – она лишь сменила
5 Samuel Huntington. The Clash of Civilization and The Rise of World Order. Simon and Schuster, London, 1977.
6 Robert Kagan. The Return of History and The End of Dreams. «Atlantic Books», London, 2008. P. 4.
конфронтацию капитализма с социализмом противоборством либерального
капитализма с авторитарным.
«Крестовый поход» Буша-мл. за демократизацию Большого Ближнего Востока
обернулся весьма серьёзными последствиями не только для региона, но и для самих
США. Хотя начальные этапы военных действий Соединённых Штатов и их
союзников по НАТО в Афганистане и Ираке принесли им, благодаря подавляющему
техническому превосходству, быструю победу на поле боя, за разгромом армий
Саддама Хусейна и «Талибана» отнюдь не последовали мир, стабильность и
демократия.
Напротив, Ирак на целое десятилетие погрузился в хаос кровавых междоусобиц
между составляющими его враждебными этноконфессиональными группами –
суннитами, шиитами, курдами, а сформированное под давлением американских
военных и гражданских представителей коалиционное правительство аль Малики
так и не приобрело, несмотря на проведение выборов, ни легитимность, ни
авторитет. Результатом оказались сотни тысяч жертв среди гражданского
населения, 2,5 млн беженцев, разорение экономики страны. США и их союзники
также понесли немалые людские потери, не говоря уже о том, что эта самая долгая
за всю их историю война обошлась в гигантскую суму – почти триллион долларов.
Морально-политический ущерб для от иракской авантюры оказался ещё более
значительным. Предпринятое без санкции СБ ООН вторжение в Ирак под предлогом
необходимости предотвратить создание режимом Саддама Хусейна ядерного
оружия обернулось конфузом, поскольку никаких следов его так и не удалось
обнаружить. Между тем противоправные действия оккупационных войск –
легализация пыток, создание для подозреваемых в терроризме пленных особой
тюрьмы на базе Гуантанамо (Куба), издевательства над заключенными в тюрьме
Абу-Грайб в самом Ираке, тайная переброска ЦРУ части заключённых в страны, где
практикуется смертная казнь глубоко дискредитировали войну в Ираке среди
мирового общественного мнения. Моральный капитал волны сочувствия США после
событий 11 сентября 2001 г. был бездарно растрачен.
Вторжение англо-американской коалиции в Ирак решительно осудили три
постоянных члена СБ ООН из пяти – не только Россия и Китай, но и Франция,
поддержанная Германией, что вызвало самый серьёзный кризис в НАТО за всю
историю её существования. Хотя этот кризис постепенно удалось смягчить, осадки
от него в трансатлантических отношениях сохранились надолго.
Наконец, одним из последствий войны в Ираке оказалось превращение злейшего
врага ША – Ирака, избавленного от прежнего традиционного соперника, в ведущего
претендента на региональную гегемонию. Это не на шутку встревожило главных
союзников США на Ближнем Востоке – Турцию, Саудовскую Аравию, Египет, а
главное, разумеется, Израиль, особенно в связи с обвинениями в адрес иранского
теократического режима в подготовке к созданию ядерного оружия.
На первых порах могло казаться, что в Афганистане ситуация будет развиваться по
иному сценарию: военная интервенция США была легитимирована резолюцией СБ
ООН, Североатлантический союз единодушно поддержал её, направив в Афганистан
многонациональный контингент (хотя и уступающий американскому по
численности вдвое), Россия разрешила снабжение через свою территорию и не
препятствовала созданию баз США на тер
|
|
|
