 |
У собак началось осеннее обострение
|
|
|
|
Очевидно, климатические изменения и дефолт сказались не только на психике граждан, но и на братьях наших меньших. Какое-то непонятное бешенство охватило городских собак. За минувшие сутки в больницы обратилось более двух десятков граждан, покусанных собаками. Кусаются не только бродячие полканы, озверели также домашние любимцы.
Так, утром во дворе дома 45 по улице Космодемьянских доберман чуть не отгрыз руку трехлетнему малышу. Неизвестный гражданин отогнал пса детской лопаткой. В результате чего пес истек кровью.
А в прошедший уикенд на Арбате грохнул одиночный выстрел. Всеобщий любимец арбатской тусовки пес Джек вдруг ни с того ни с сего набросился на фланирующую публику. Потом вцепился в форменные штаны милиционера, за что был застрелен на месте. Что заставило пса покончить с жизнью таким странным способом, неизвестно.
Специалисты из горветнадзора считают, что вместе с охотничьими собаками в город могла проникнуть новая острая форма бешенства, подцепленная от диких животных. Известно, что наибольшую опасность несут лисицы, обитающие в подмосковных лесах. Среди них, поговаривают охотники, нормальных уже не осталось. Практически все страдают либо чумкой, либо бешенством.
Пока городские власти не планируют начать массовую прививку домашних собак и отстрел бродячих. Но если случаи нападения на людей участятся, на полоумных псов будет объявлен охотничий сезон.
А в Подмосковье охота уже в полном разгаре. Люди стреляют в зверей, а зверье набрасывается на мирных граждан.
Жуткий случай нападения то ли стаи одичавших собак, то ли одуревших волков произошел сегодня в районе Клязьмы. Вся семья местного егеря и вся живность поголовно были растерзаны ворвавшейся на подворье стаей. Кровавый беспредел, учиненный стаей, поставил в тупик видавших виды оперов и опытных охотников. Пока у следствия нет никаких версий, объясняющих столь странное поведение хищников.
|
|
|
Глава девятнадцатая. Скрадывание следа
Серый Ангел
Есть несколько мест, где шум суетливой жизни неуместен. Кладбище, больница, церковь, библиотека и лес. В них творится некое таинство, постичь которое до конца человек не может, поэтому обязан в почтительности умерить раж жизни и вести себя, как приглашенный гость.
Но для оперов нет ничего святого, а со смертью они запанибрата. Место преступления для них всего лишь участок пространства, который должен быть осмотрен и запротоколирован. Скажи им, что место, где из человека ушла жизнь, есть отныне точка перехода между мирами, покрутят пальцем у виска. Но сермяжная правда в демонстративной браваде перед ликом смерти есть. Начнешь на такой работе задумываться о высоких материях, быстро допьешься до белой горячки или начнешь заговариваться, и крутить пальцем у виска будут уже в твой адрес.
Злобин устроился на переднем сиденье машины, выставив ноги наружу. Сидел скрестив руки на коленях и свесив голову, чтобы ничего не видеть, кроме своих резиновых сапог, заляпанных грязью и кровью, слушал тишину леса.
Он представил себе лес огромным океаном, посреди которого затерялся маленький островок, переполненный людьми в форме. Только океан это не изрыгал грозного рокота, заглушая голоса и нервную суету людей. Он накрывал остров невидимыми валами своего дыхания, то и дело погружая островок в полную, непроницаемую, первозданную тишину. Лес готовился ко сну. Из его дикой глубины выползали сырые туманные сумерки. Не пройдет и часа, как уберутся с островка люди, и лес навсегда поглотит пятачок освоенного человеком пространства в своей пучине.
|
|
|
Зачавкали грузные шаги, и Злобин нехотя поднял голову.
Зам по следствию потоптался нерешительно и лишь после этого сделал последний шаг, приближаясь к начальству на положенные два шага. Для капитана, чья самостийная власть кончалась за околицей провинциального городка, Злобин был олимпийским богом, спустившимся в мир смертных по какой-то своей божественной надобности. Богам, возможно, явления народу заменяют турпоездки, а смертным от этого одни проблемы. Ладно, получать сверху ценные указания и молнии дело привычное. А что делать с живым богом, сидящим перед тобой в резиновых сапогах?
— Андрей Ильич, ваш парень сказал, что уже заканчивает, — произнес капитан, откашлявшись в кулак.
Злобин посмотрел на него глазами человека, разбуженного командой «Подъем!» посреди цветного детского сна.
Капитан выглядел в полном соответствии со своим званием и возрастом. Взрослый мужик, которому уже ничего в жизни не светит. Да и жизнь серая, как милицейский бушлат. Про таких говорят, есть еще порох в пороховницах, но ровно столько, чтобы застрелиться.
— Раз сказал, значит, так и будет.
— Так это… может, трупы вынести? Я все уже организовал. Ждем вашей команды.
— Начинай.
Злобину сразу же вспомнилась горница, заваленная кусками человечины, и во рту сделалось мерзко, будто прорвало флюс.
Он достал сигарету, сунул в рот. Тут же выплюнул. Полез в карман за новой.
— Рога надо поотшибать тому, кто придумал сигареты с фильтром. Вечно их не тем концом в рот суешь, — пробормотал он, слизнув прилипшую к губе табачинку.
Свою пачку он выкурил, пока осматривали место происшествия, если так нейтрально можно назвать то, что представлял из себя дом егеря. Пришлось одалживаться у прибывших на вызов местных. Подарили целую пачку «Лиггетт-Дуката». Когда-то, во времена юности Злобина, это были самые дешевые сигареты с фильтром, набитые убойной силы самосадом. Сейчас по лизингу производили ватного вкуса ерунду с пониженным содержанием всего, что должно быть в табаке.
Капитан достал из кармана бушлата бензиновую зажигалку, чиркнул колесиком, поднес огонь к сигарете Злобина.
— Спасибо, — кивнул Злобин.
Подумал, что зажигалка «Зиппо» никак не вяжется с образом капитана, да и денег на дорогую заморскую цацку он вряд ли бы стал тратить. Скорее всего, конфисковал у кого-то из наркош. Безотказную и не тухнущую на ветру зажигалку, в Америке ставшую символом особо крутого мужика, отечественные полудохлые наркоманы приспособили в качестве спиртовки для разогрева героина в ложке.
|
|
|
— Шестов, тащи сюда понятых!
Командирский глас капитана больно ударил по барабанным перепонкам. Злобин только поморщился, но вслух замечание делать не стал. Капитан, конечно же, чувствовал себя не в своей тарелке. Но сообразительности и хватки при этом не потерял.
На вызов он прибыл, как на пожар, очумелый, но в полном снаряжении. Привез с собой трех сержантов, кинолога с овчаркой, двух оперов, эксперта-трассолога и судмедэксперта. Самое главное, сообразил доставить понятых, чтобы не искать по лесу грибников, желающих поставить закорючку в протоколах.
В качестве понятых были привлечены граждане несносно помятого вида. Когда они с ворчанием и матерками десантировались из зарешеченного отсека милицейского уазика, Злобин недовольно покосился на капитана.
— Граждане Трофимов и Ганжа, — представил их капитан. — Паспортов с собой нет, но данные я наизусть помню. Не смотрите так, в большом хозяйстве любая дребедень сгодится. Правильно я мыслю?
Злобин вспомнил перебранку дежурного с крышевателем цыган и с усмешкой поинтересовался:
— А обмочившегося Жучкова почему до кучи не взял?
Капитан онемел от удивления. Злобин подумал, что еще год по местному околотку будут гулять легенды о сверхинформированности Генпрокуратуры.
Трофимов с Ганжой под конвоем сержанта подошли к «Волге». Замерли в пяти шагах. Косились сизыми испитыми глазками на свое и заезжее начальство, как с испокон веку смотрит мужик на урядника и московского барина.
— Значит, так, враги. — Капитан широко расставил ноги и заложил руки за спину. — Сейчас берете черные мешки в багажнике и поступаете в распоряжение эксперта. Что он укажет, то туда и складываете. Потом несете вон в ту машину.
|
|
|
Трофимов потянул кепку за козырек, закрыв глаза от жгучих начальственных очей.
— Уговора не было трупы таскать, начальник. И так насмотрелись, блевать три дня буду дальше, чем вижу.
— Не понял? — с чугуном в голосе сказал капитан.
— И то правда, — подключился к поискам справедливости Ганжа. — Что мы, труповозы какие? Или эти, палынаматомы?
— Еще одно умное слово, и ты у меня в «обезьяннике» гнездо себе совьешь, орел плюшевый! — Капитан махнул сержанту. — Уводи врагов!
— За такую работу, между прочим, сам бог велел, — достаточно громко прошептал Трофимов.
— Вот с него и получишь. — Капитан задавил торг на корню.
Закурил и присел на корточки напротив Злобина. В глазах у него было беспокойство овчарки, не уверенной, ту ли палку она принесла.
— Все правильно, Денис Григорьевич, — успокоил его Злобин. — Все формальности мы соблюли. А как и чего это нам стоило, никого не интересует.
Капитан с явным облегчением выдохнул дым.
— Что ты по этому поводу думаешь? — спросил Злобин, указав сигаретой на дом.
Капитан скосил глаза на кончик своей сигареты. Она заметно вздрагивала в толстых крестьянских пальцах.
— Не знаю, что и сказать, Андрей Ильич. Жуть страшная. Первый раз такое вижу.
— А Матоянц не в счет?
— У-у! Там один, а здесь — вон сколько накрошили. — Он сплюнул длинной, вязкой струей себе под ноги. — Зверье, одним словом.
— Еще похожие случаи были?
Капитан кивнул.
— По весне одного «подснежника» нашли. Наполовину обглоданного. Думали, из Москвы подбросили подарочек. Оказалось, местный. Типа этих. — Он кивнул на получавших прорезиненные мешки «врагов». — Почтальона в прошлом году задрали. В Горелках это было. Прямо посреди улицы. С тех пор туда почту никто не носит.
— Как же они там живут? Пенсии же получать надо.
— Ай, те пенсии… Какие пенсии с трудодней? Одни вдовые бабки остались. Всю жизнь пахали, а заработали гроши. Вот одну в Горлеках Миллионщицей прозвали: у нее пенсия аж шестьдесят рублей. У всех еле сороковник набегает, а у нее целых шестьдесят!
— С ума сойти, как же живут? — Злобин поежился.
— Никак не помрут, вот и живут. Александр Васильевич, участковый их, уехал, вот у него бы подробности спросили. Он у этих бабок за Илью Муромца, защита и опора. Голо там. — Капитан кивнул куда-то в лес. — Кого война не повыбила и зона не извела, тех Москва заманила и не отпускает. Может, от этого зверье и обнаглело. Раньше же деревни человеческим духом пахли, маслом машинным, дизелем, тем, сем. Шум какой-то издавали, когда по хозяйству возились. Вот зверье и отпугивали. А теперь ни шума, ни запахов, ни жизни. Одни бабки на печках прячутся. Ох, кстати, вспомнил, Александр Васильевич рассказывал, к одной бабке стая заявилась. Волчары бешеные. Лбами окно вышибли и перевернули все вверх дном. Жрать нечего, бабка со страху в подпол забилась. Бог миловал, не тронули. Выспались и утром ушли. Вот так!
|
|
|
— Когда это было?
Капитан опять скосил глаза на тлеющий кончик сигареты.
— А в прошлом году и было, — немного погодя ответил он. — Перед майскими праздниками.
— Получается, волки у вас снуют повсюду.
— Волки — редкость. А когда из леса вываливает косяк кабанов и за пять минут хомячит всю картошку на огороде, этим уже никого не удивишь. — Он досмолил сигарету до фильтра, уронил окурок в траву. — Дело мне отпишете, Андрей Ильич, или как?
— Я поэтому и интересуюсь, что ты по всему этому думаешь.
Капитан пожал плечами.
— Я Ольке Мухе про Матоянца сказал и сейчас повторю: дохлое дело, волков в суд не потащишь. Закрывать его надо ввиду отсутствия события преступления.
— А с тем, кого мы здесь вспугнули, что делать?
— Ну-у! Его еще отловить надо. Пока найдем и заарканим, экспертиза поспеет. И никак он к этой мясорубке не пристегнется. Что тогда? Тогда вешаем на него сопротивление работнику милиции и отправляем на нары, — себе ответил капитан.
Злобин бросил окурок под ноги, размазал сапогом.
— Больно вовремя волки появляются. Ладно, и на старуху бывает проруха, — сказал он, думая о своем.
— Но и на деда бывает победа, — вставил капитан.
Злобин через силу улыбнулся.
С крыльца прыжком слетел Сергей, трусцой побежал к «Волге».
— Толковый парень. У вас там все такие? — спросил капитан, оглянувшись через плечо.
— Не завидуй, не в раю живем.
— Это точно, — согласился капитан. — Я тоже телевизор смотрю.
Он встал, уступая место Сергею.
— Андрей Ильич, след! — выдохнул Сергей, протягивая фотоальбом в пленочном переплете. — В комоде нашел.
Злобин принял из его рук альбом, перехватив в заложенном пальцем месте. Альбом сразу же раскрылся на нужной странице.
Фотографии были по-кодаковски яркие и праздничные. Только сердце у Злобина сразу же ухнуло вниз.
Со снимка на него смотрел, улыбаясь, тот самый «толкиенист». Даже карнавальный костюм охотника за оборотнями не сменил. Камуфляж и жилетка мехом наружу. Волосы схвачены на лбу плетеным ремешком.
А рядом стоял егерь Матвей Петрович Сазонов. Целый и невредимый, улыбающийся.
На другом снимке они стояли в обнимку, как старые друзья.
Где именно делались снимки, с первого раза не угадаешь, лес за спиной. А какой, неизвестно.
— Что ты там про деда с победой говорил? — Злобин протянул капитану альбом. — Даже в запертом изнутри доме всегда наследят.
— Изъятие оформил? — обратился он к Сергею.
— Обижаете, Андрей Ильич! Эти два ханурика уже закорючки поставили.
— Как они там, кстати?
— Водку клянчат. А где я им возьму? — Улыбался Сергей без натуги.
Из низины, по которой шла дорога к кордону, стал нарастать низкий рев мощного мотора. Милицейский уазик, застрявший там, кавалькада под предводительством капитана второпях просто сдернула тросом в лужу, чтобы не загораживал дороги. И теперь кто-то воспользовался отсутствием препятствия.
— Похоже, на танке кто-то катит, — пробормотал Сергей.
Злобин встал.
Тревога уже охватила островок подворья. Сержанты, маявшиеся бездельем у машин, озирались в поисках начальства. Собака, от которой проку оказалось никакого, след она отказалась брать категорически, вспомнила о служебных обязанностях и громко залаяла. В микроавтобусе экспертов распахнулась дверь и наружу высунулась очкастая голова.
Капитан вернул Злобину альбом и поправил кобуру на поясе.
— Думаю, ваши катят.
— В смысле? — удивился Злобин.
— Шеф.
Сергей хохотнул.
— Наш шеф сидит в кабинете.
— Вам лучше знать. — Капитан пожал плечами. — Зеленчук! — как в мегафон вдруг рявкнул он. — Тормозни этого танкиста!
В серой мути умирающего дня как раз вспыхнули фары. Две, где им полагается, и четыре в ряд на крыше машины. Сноп яркого света выхватил, как фотовспышкой, замерших на подворье людей.
Сержант не успел, в распахнутые ворота ворвался «лендровер», клаксоном отпугнув его с дороги. Круто вывернув руль, водитель осадил машину, как взъяренного коня, впечатав ее колесами в землю в сантиметре от борта микроавтобуса.
— Нам так не жить, — прокомментировал Сергей.
Капитан с оттяжкой сплюнул.
Злобин успел разглядеть эмблему МЧС на дверце, перед тем как она распахнулась, выпустив наружу коренастого, крепко сбитого мужчину.
— Кто здесь старший?! — прогремел мужчина голосом профессионального военного.
— Идите сюда, Семен Петрович.
Мужчина повернулся на голос Злобина. Даже по позе было видно, что он опешил от удивления.
— Идите, идите, Сазонов, — еще раз позвал его Злобин. — Только скажите водителю, пусть мотор заглушит. Здесь и без этого голова кругом идет. И бойцов попросите стоять, где встали, — добавил он, увидев, как следом из машины, как братья из ларца, появились близнецы-тяжелоатлеты в темных комбезах.
Мужчина дал отмашку, и двигатель тут же умолк. Его бойцы замерли, как ротвейлеры, в ожидании команды «фас».
— Брат Матвея? — спросил капитан.
— А кто же еще, — ответил Злобин, не оглянувшись. — У вас нравы, как я погляжу, деревенские. «Сарафанное радио» лучше НТВ работает.
— А что вы хотели? — не обиделся капитан. — Случай-то какой!
— В России все секретно, но тайн нет, — ввернул Сергей. — Мне остаться, Андрей Ильич?
— Конечно, — кивнул Злобин.
Даже неяркого света хватило, чтобы без труда опознать в подошедшем мужчине родного брата погибшего егеря. Явно старшего.
Если сравнивать с егерем на снимках, Семен Петрович выглядел солиднее. К природной ширококостной силе добавилась властность, к сметливому уму расчетливость карьерного человека, к крутому нраву — матерость профессионального ломателя хребтов.
Семен Петрович шумно втягивал носом воздух, переводя взгляд глубоко посаженных глаз со Злобина на капитана. Сергея ввиду его молодости он внимания не удостоил.
— Кто здесь старший? — напряженным голосом спросил он.
— Я, Семен Петрович. — Злобин шагнул вперед. — Злобин Андрей Ильич. Генеральная прокуратура.
— Даже так?
— А что вас удивляет?
— Просто так… Мне сообщили, что Матвей погиб.
— Это правда. Примите мои соболезнования.
Лицо Сазонова, словно топором вытесанное, на секунду дрогнуло, как от выстрела зубной боли. Но он моментально взял себя в руки.
— Я хочу посмотреть.
Злобин медлил, давая почувствовать, что ни от желаний, ни тем более от приказов посторонних здесь ничего не зависит.
— Это невозможно.
— Почему это? — Сазонов сузил глаза.
— Во-первых, на месте происшествия проводятся неотложные следственные действия. До их окончания в дом никто, кроме следственной группы, не войдет.
— А опознание? — не дослушал его Сазонов. — Кто Матвея опознает?
— Семен Петрович, в дом ворвалась стая волков. Произошло это, примерно, вчера вечером. То, что осталось от людей, сейчас опознанию подлежит с трудом.
— Как? Всех?! — выдохнул Сазонов.
— Погибли все, кто был в доме.
Сазонов заскрипел зубами так, что капитан вздрогнул.
— Там девочка должна… — Не договорив, он закусил губу.
— Жена, обе дочки и невестка, — перечислил Злобин.
Сазонов затряс головой.
— Нет. Грудняшка. — Он с трудом сглотнул ком. — Внучка наша.
Злобин зашкрябал в кармане, пытаясь вытащить сигарету. Без затяжки держаться уже не было сил. Насмотрелся на истерики женщин и даже притерпелся, но как корежит и рвет нутро у таких вот мужиков, лучше не видеть. Сам такой, режь на спине ремни, ни стона, ни вскрика не услышишь, кишка выдержит. Только бы сердце не взорвалось.
Сергей пришел на помощь.
— Ее точно не было в доме. Мы не нашли детских вещей.
Злобин мимоходом отметил, как ловко вывернулся Сергей, не сказав «труп ребенка».
— Слава Богу.
Сазонов отвернулся, пряча лицо от их взглядов.
Охранники неверно истолковали, посчитав, что он подал знак, и дружно шагнули вперед.
— Стоять там! — махнул на них Сазонов.
В голосе опять была только армейская сталь.
«Кремень», — не без удовлетворения отметил Злобин. Он достал-таки сигарету. Сунул в рот.
— Покурим, Семен Петрович. Нам поговорить надо.
— А? — Сазонов повернулся. — Не-е. Мне иголки в уши втыкали, чтобы от курева отучить. Не буду.
— В дом действительно нельзя. Вы понимаете, почему. Придется здесь разговаривать.
Сазонов оглянулся на дом, черневший на фоне тускло освещенного леса. С крыльца двое нелепо двигающихся мужчин сносили черный мешок.
Оперативная обстановка
Протокол допроса свидетеля
(фрагмент)
…на предъявленных фотографиях свидетель безоговорочно опознал своего брата, Сазонова Матвея Петровича, и гр. Новикова Ярослава Константиновича. Со слов свидетеля, снимок был сделан в 1994 году в охотхозяйстве «Видное», близ пос. Алексеевка Красноярского края, где до 1995 служил старшим егерем потерпевший Сазонов М.П.
* * *
«Лендровер» МЧС несся впереди, распугивая мигалкой и ревуном зазевавшихся водителей. Большинство, увидев в зеркале тревожные синие всполохи, заранее принимали вправо, освобождая крайнюю полосу. «Волга» Злобина пристроилась почти бампер к бамперу к тарану. Сергей явно получал удовольствие от такой экстремальной езды.
— Подробностей не знаете? — спросил Злобин у сидевшего рядом Сазонова.
— Темная история. Матвей особо не распространялся. А у нас так в семье заведено, не хочет человек говорить, не лезь с расспросами.
Злобин вспомнил фото из семейного альбома Сазоновых. Не из того, глянцевой дешевки из Гонконга, в них только снимки на память о турпоездке в Турцию хранить. А семейного, толстого и солидного, как домашняя библия, в коленкоровом переплете и со страницами из плотного картона с просечками для фотографий.
На первой странице, как точка отсчета, хранилась дореволюционная фотокарточка Сазоновых. За дубовым столом строго по ранжиру и старшинству сидели двенадцать братьев. Все как по одному лекалу выкроенные, косая сажень в плечах, лица простые, но с такой гордой силищей в глазах, что не надо даже смотреть на пудовые кулаки, выложенные на стол, чтобы понять, что таким ни медведь в лесу, ни враг в голом поле не страшен. Шеи у всех короткие, как дуб в землю, в плечи ушедшие. Кланяться такими не сподручно, проще удар в лоб принять. Только одним ударом таких быков не свалить. И потом не отскочить. Резкая в них силища и сокрушительная, как у медведя.
В центре этого буйства мужской стати сидел патриарх с окладистой седой бородой. Единственное, что его отличало от сынов, так это седой волос. Ни морщин, ни дряхлости. А силы изначальной, сколько в сумме во всех детках, по левую и правую руку сидящим. Патриарх был прямым потомком стрельца Сазонова, от царского дурного гнева сбежавшего аж за Урал. Более покорным потехи ради и клятвы для петровы приспешники головы порубили, а Сазонов со товарищи в то же время скатал дом из бревен в два обхвата, да такой, что стоит до сих пор. Почернел, но не сгнил.
Крайний слева, младший в роду, Матвею и Семену дедом доводился. На него братья и были похожи, как ягоды с одного куста.
Злобин придвинулся ближе.
— Хоть и темная история, но справки навести можно. Мужик на фото — это след, пойми. Ты, Семен Петрович, хоть какую зацепку дай, — попросил он.
С Сазоновым они еще на кордоне без проблем перешли на «ты».
Сазонов поморщился.
— Да наводил я справки! Тогда же пришлось на все рычаги нажать, чтобы Матвея из того медвежьего угла выкорчевать. Думаешь, ему Москва медом мазана? Как и мне, впрочем. — Он похрустел пальцами. — Темная история. Две деревни там волки выели. Начисто. В каждой по десятку бабок да по полтора деда. Однако ж, все одно — живые души. Скандал был ужасный. На Матвея попытались всех собак повесить. А он и не отпирался. Чуть ли не в тюрьму просился.
— Так, значит!
Злобин краем глаза отметил, что Сергей повел шеей, прислушиваясь.
— Уж не знаю как, но этот трехнутый Ярослав в эту бодягу подписался. Матвей обмолвился, что приезжал он тогда. И не один. Пятерых дружков с собой привез. Таких же. — Сазонов покрутил пальцем у виска. — Охотники на оборотней, ядрена в корень.
Злобин затаился, боясь ненароком вспугнуть удачу.
Сазонов похрустел костяшками, сжимая и разжимая кулаки.
— Теория у них такая. Эволюция, мол, продолжается. Но если раньше она была рулеткой, в которой выигрыш — выживание, то теперь у нее появился вектор. Все живое играет против человека. Понимаете, о чем речь?
— Продолжайте.
— Ну, по их теории получается, что мы так достали Природу, что вся живность теперь мутирует по признаку, кто больше человеку гадостей принесет. Вирусы всякие с животных на человека переходят, болячки всякие.
— А оборотни тут при чем?
— Оборотни… Это самый смертный враг для человека. Только не те, что в кино показывают. А самые настоящие. — Сазонов покосился на Злобина. — Собаки, скрещенные с волком, вот что это такое. Собаки навыворот. Ведь человек из предков собаки сделал биоробота. Собака службой живет, от команды до команды. Ее, бедную, даже на случку раз в год на поводке водят. А она без хозяина себя не представляет. Вот так. — Он втиснул пальцы между пальцами. — Умрет за хозяина. И без хозяина дня не проживет. А теперь представь, что будет, если такую привязку наизнанку вывернуть? Это же…
— Спецназовец, пошедший в бандиты, — подсказал Сергей.
— Точно! Только еще хуже. У спецназовца рефлексы волка, но хоть толика человеческих понятий остается. А у собаки ничего нет. Только знание о человеке и волчье умение убивать. Прикинь, какой терминатор получается!
Злобин попробовал себе представить подобный выверт Природы. Стало не по себе. Особенно после увиденного на кордоне.
— И Ярослав на них охотился? — спросил он.
— Угу, охотился, — угрюмо кивнул Сазонов. — Из той великолепной пятерки он один остался. Запросите данные райотдела в Алексеевке. Там дела по факту смертей в деревнях возбуждались.
Сергей словно почувствовал на себе взгляд Злобина, кивнул.
— Мало что понятно, но это уже кое-что, — задумчиво произнес Злобин. — А Матвей верил в эту теорию?
— Да как сказать. — Сазонов пожал плечами. — Ребята же с биофака МГУ. Со степенями даже. Нет, Матвей не из тех, кому можно всякой заумью мозги запудрить. Хотя, если что в голову возьмет, не выпустит, пока по косточкам не разберет и по полочкам не разложит. — Он вздохнул. — Мы, Сазоновы, мужики упертые.
Он с собачьей тоской в глазах посмотрел на Злобина.
— Андрей Ильич, ты извини. Завтра хоть всю душу вымотай, а сегодня я — пас. Не могу больше!
— Что ты, Семен. Все нормально. Ты и так нам помог.
Злобин хотел положить руку на эту широкую ладонь, что до судороги то и дело сжималась в пудовый кулак. Но почувствовал, что не надо этого делать. Всему есть предел, и боли, и сочувствию.
— Тогда извиняйте, мужики, я — в штопор. Иначе сердце… Ай, ладно, все свои!
Сазонов покопошился, извлек из потайного кармана форменного бушлата плоскую фляжку емкостью с нормальную бутылку водки. Свернул пробку и приставил горлышко к распахнутому рту. Закинул голову и стал лить внутрь пахучую жидкость.
По салону поплыл запах можжевельника и чистого спирта.
Сергей в зеркальце послал тревожный взгляд Злобину.
Злобин незаметно кивнул: «Порядок. Пусть уж так, если поможет».
Сазонов оторвался, шумно выдохнул перегарную струю.
— Будешь?
Злобин отрицательно покачал головой.
— За брата моего, Матвея. И семью его. — Из голоса Сазонова пропала вся сила. И вся сдерживаемая боль, как сукровица из лопнувшей раны, выступила наружу.
Злобин принял из его рук фляжку.
Прошептал:
— Земля пухом!
Край горлышка больно прищемил губу, но следом в рот ударила горячая волна. Злобин, едва не поперхнувшись, сглотнул жгучую влагу.
Передал фляжку Сазонову. Тот поболтал остатки. По звуку, осталась почти половина.
Сазонов сглотнул ком в горле, отдышался и резко закинул голову, заткнув рот горлышком фляжки. Пил страшно, насильно заталкивая в себя жидкий огонь.
Тяжко отвалился на спинку сиденья, безжизненно уронив руку с фляжкой. Долго, с присвистом выдохнул.
— Все, мужики. Абзац, — произнес он неживым голосом. — Не трогайте меня, Христа ради.
Он добела закусил губу, закинул голову и плотно зажмурил глаза.
* * *
Телефонограмма
Прошу срочно собрать установочные данные на гр. Новикова Ярослава Константиновича, ориентировочно 1967 г.р., выпускника биофака МГУ, и принять меры по установлению настоящего места жительства с целью взятия под оперативный контроль по подозрению в причастности к особо опасному преступлению.
Злобин А.И.
|
|
|
