 |
Предлагаю себя для эксперимента
|
|
|
|
Наивно приводить аргументы вроде того, что жизнь человека — это промысел Божий, поэтому в нее нельзя вмешиваться. Простите, в мире широко практикуются операции по перемене пола — большего вмешательства в природу человека невозможно себе представить <…> Пресса давно муссирует слухи, что есть двойники лидеров государств, по теории вероятности, действительно могут быть люди–двойники. Если кто-то видел сына артиста Михаила Козакова — Кирилла, то может запросто уверовать, что клонирование уже существует. Та же внешность, тот же голос, только человек на 30 лет моложе <…>
По каким-то показаниям клонирование может стать жизненно необходимым. Допустим, у женщины в автокатастрофе погибает муж, а ей очень хотелось иметь от него ребенка. Пожалуйста — берем у погибшего молекулу ДНК, рождается ребенок, причем женщина сама его вынашивает. Это же не выращивание в пробирке непонятного какого монстра, а натуральный путь. Конечно, пока это в сфере фантастики, но уже в ХХI веке такие операции могут стать обычным делом.
<…> Здоровая соревновательность, которая всегда существовала между Россией и Западом, не должна пропасть. Как это так — у них там клонируют, а мы сидим и спим? Думаю, нам надо тоже поднажать и кого-то клонировать. У нас достаточно людей, которые по этому поводу совершенно не комплексуют и охотно могут испытать на себе новые веяния прогресса. Я, например, не страдаю манией величия, но ничего не имею против, если у меня возьмут ДНК для клонирования. Если эксперимент удастся, я этому только порадуюсь.
(Д. Митина)
Вторая публикация, конечно, существенно проигрывает первой в логичности, трудно определить сам тип ее аргументации. Большинство аргументов Д. Митиной представляется слабым, неубедительным (операции по перемене пола, частный случай автокатастрофы). Но эта бессистемность обладает обаянием естественности, искренности, эмоциональности.
|
|
|
Сложно сопоставлять взгляды столь разных оппонентов. Однако знание типов аргументов и способов аргументации позволяет сравнить их риторическую подготовку и сделать оценку речи объективной.
Попытаемся объективно оценить эффективность аргументации других оппонентов, Галины Вишневской и Марка Масарского, давших противоположные ответы на вопрос газеты «Поддерживает ли спонсорство культуру?» («Аргументы и факты». 1998. № 12). По мнению Г. Вишневской, «меценатство унижает». Ее оппонент утверждает обратное: «меценатство возвышает».
Меценатство унижает
Меценатство — это прежде всего потребность души. Но если это делается без потребности души, то человек явно хочет какой-то выгоды, чаще всего уменьшения налогов. Или хочет быть узнанным, известным благодаря своим пожертвованиям.
Как говорится в Библии? «Делай добро тайно». Так нас учит наша религия. Но не все к этому прислушиваются. В результате нашего зарождающегося меценатства получается, что эти люди, чтобы быть известными, идут на телевидение, покупают там время, оплачивают каких-то бездарных музыкантов… Это наносит ужасный вред обществу. Потому что этот выбор — это вкус, вернее, безвкусица, людей, имеющих деньги. Как с этим бороться, я не знаю.
Если театр сегодня не может существовать, то он и завтра погибнет без этих денег. Это будет пролонгированная смерть. Государство должно содержать главные театры. Это прежде всего — Мариинский, Большой, МХАТ, Малый театр, Александринский и еще несколько. А остальные… Они же плодятся, как грибы после дождя. Народ не способен содержать эти театры, если они ему не нужны. А богатым людям они тоже не нужны. Те, которые сегодня случайно разбогатели, награбили разными способами, у них нет потребности содержать театр. Морозовых, Мамонтовых и Третьяковых пока еще в России не народилось. Они должны вырасти из определенной среды. Только их правнуки могут стать меценатами.
|
|
|
В моей творческой судьбе мне оказала помощь моя учительница пения. Она, бедная женщина, брала с меня за учебу символические деньги — копейки. Ее имя Гарина Вера Николаевна. После этого я прошла по конкурсу в Большой театр. Никто меня за уши не тащил. Абсолютно! Я пришла в театр и старалась быть лучше всех. Это единственный путь в искусстве. Это мое глубочайшее убеждение. Когда меня спрашивают, как сделать карьеру, я отвечаю: «Трудно получить первую ступень на сцене. Но, получив это место, будь лучше всех».
Я считаю, если талант не спонсировать, то он не погибнет, а только закалится. И настоящий талант все равно никогда никуда не пропадет! Да и как может быть иначе? Талантом человека награждает Бог, и разве он допустит, чтобы его дар пропал из-за каких-то там денег? Пропадет только середняк. Кстати, из середняка в конце концов может что-нибудь приличное выйти. Но это не обязательно. А настоящий талант не пропадет.
Мое мнение: меценаты заботятся только о себе, и любого талантливого человека их присутствие только унижает. Они уверяют, будто без чужих денег этот человек никуда не пробьется, не станет известным. Унижает еще и потому, что лишает талантливого человека опоры на свои собственные силы, лишает его осознания собственной реальной цены и величия. Меценатство еще и оглупляет жизнь талантливого человека, так как он всегда чувствует свой (истинный или вымышленный) долг перед меценатом.
(Г. Вишневская)
Имидж Галины Вишневской — самодостаточная, творческая личность, резкая, безапелляционная в суждениях. Мы можем не разделять ее мнение, но нельзя отрицать последовательный характер ее аргументации. Эта аргументация односторонняя, опровергающая расхожее представление о меценатстве, дедуктивная, восходящая.
Г. Вишневская использует разнообразные аргументы: ссылку на авторитетные источники, пример, довод от противного. Она предвосхищает возможные возражения. Ее тезисы звучат афористично, их лаконичность придает аргументации убедительность: Меценатство — это прежде всего потребность души; Меценаты заботятся только о себе, и любого талантливого человека их присутствие только унижает.
|
|
|
Речевое воздействие усиливается неоднократным подчеркиванием наличия собственной точки зрения: Это мое глубочайшее убеждение; Когда меня спрашивают, как сделать карьеру, я отвечаю; Мое мнение; Я считаю… Но это же и один из недостатков воздействия. Сила оборачивается слабостью, когда чрезмерная субъективированность речи начинает раздражать адресат.
Есть и другие недостатки. В России ссылка на Библию (Как говорится в Библии? «Делай добро тайно». Так нас учит наша религия), в отличие, например, от Америки, не является сильным аргументом. Причем эта апелляция к «чужому» мнению в речи Вишневской единственная. Создается впечатление, что для Г. Вишневской единственным бесспорным собеседником является только Бог. Может обидеть адресата и пренебрежительное— из-за каких-то там денег.
Но все отмеченные недостатки — это оборотная сторона оригинальной и последовательной аргументации Вишневской. Самый большой упрек, который можно высказать в ее адрес: самодостаточность личности оборачивается тем, что Г. Вишневская никого, в сущности, не пытается переубедить. Примут ее точку зрения — хорошо, не примут — хуже для них самих, непонимающих, неспособных мыслить самостоятельно. Публикация проникнута отнюдь не преднамеренным, но явно ощутимым высокомерным отношением, по крайне мере, к каким-то там середнякам.
Оппонентом Галины Вишневской выступает, как уже говорилось, предприниматель Марк Масарский:
Меценатство возвышает
Я думаю, что, когда Павел Третьяков покупал картины никому не известных художников, он фактически их создавал. Но он совершил еще один подвиг — сумел при этом не разориться. А вот Мамонтов не сумел.
Меценатство — это процесс взаимообогащения. Тот, кто жертвует деньги искусству, духовно растет. Белинский говорил, что критик — это активный читатель. Так и меценат — это активный ценитель. Настолько активный, что порой преображает творческую среду. Кто создал МХАТ? Купец Алексеев, больше известный под псевдонимом Станиславский.
|
|
|
Конечно, даже в наше смутное время культура проживет без меценатства. Но она будет усредненной, масскультовой. Выживет попса, а высокое искусство погибнет. Так было и будет во все времена. Сальери, например, умел зарабатывать деньги, был при должности и ни в чем не нуждался. А Моцарт жил в нищете. И без поддержки имущих покровителей не было бы его великой музыки. Как не было бы и гениальных творений Чайковского, которому много помогала баронесса фон Мекк.
<…> К слову, в других странах на меценатство тратится неизмеримо больше средств, чем в России. На стенах Рокфеллеровского культурного центра в Нью-Йорке можно увидеть, как на каком-нибудь кирпиче написано, к примеру, «Смит». Это фамилия того, кто пожертвовал деньги центру. Причем если дал больше 10 тыс. долларов, то надпись сделана снаружи, если меньше — внутри здания. И таких надписей — не счесть.
Коммунисты внедряют в общественное сознание ложную мысль, будто «новые русские» замаливают грехи, жертвуя капитал на церкви или музеи. Вздор, я не чувствую себя виноватым. Нам, бизнесменам, нечего замаливать. Мы работаем как проклятые. По сути, предприниматели-меценаты — та же самая интеллигенция, только сумевшая приспособиться к рынку <…> Хотя, конечно, бывают примеры, когда под видом меценатства и благотворительности люди обделывают свои дела <…>
Не надо путать меценатство, которое приносит только моральное удовлетворение, с инвестициями. Я ни копейки не дам какому-нибудь культурному учреждению, которое само занимается бизнесом <…>
Меценатство — это реализация «общественного инстинкта». Я хочу видеть свою страну великой культурной державой. В начале ХIХ века Россия стартовала чуть ли не с нулевой отметки и потеснила все европейские страны. Благодаря чему? Вульгарные социологи вообще говорили, что гений Пушкина и Мицкевича расцвел только благодаря вывозу зерна через одесский порт. Они были свободны от борьбы за хлеб насущный и, по существу, сами для себя были меценатами. Другим талантам повезло меньше, и они смогли раскрыться лишь благодаря появлению предприимчивых и состоятельных людей.
(М. Масарский)
Публикация М. Масарского, в отличие от статьи Г. Вишневской, представляет собой ряд довольно случайных, слабых, вследствие своей предсказуемости, аргументов, которые легко опровергнуть. Невозможно определить тип его аргументации как дедуктивный или индуктивный, восходящий или нисходящий.
|
|
|
Все ожидаемые адресатом имена и факты в якобы парадоксальной упаковке здесь налицо: Третьяков и Мамонтов, Моцарт и Сальери, Чайковский и фон Мекк (интересна только ссылка на Рокфеллеровский центр). Г. Вишневская, в отличие от М. Масарского, вспоминает о Морозовых, Мамонтовых и Третьяковых для того, чтобы подчеркнуть, что их «пока еще в России не народилось». Штампы переворачиваются с ног на голову. В этом приеме обнаруживается некая претензия М. Масарского на оригинальность:
…Когда Павел Третьяков покупал картины никому не известных художников, он фактически их создавал;
Сальери, например, умел зарабатывать деньги, был при должности и ни в чем не нуждался. А Моцарт жил в нищете. И без поддержки имущих покровителей не было бы его великой музыки. Как не было бы и гениальных творений Чайковского, которому много помогала баронесса фон Мекк.
Вульгарные социологи вообще говорили, что гений Пушкина и Мицкевича расцвел только благодаря вывозу зерна через одесский порт. Они были свободны от борьбы за хлеб насущный и, по существу, сами для себя были меценатами.
Последний аргумент не нуждается в опровержении фактами биографии поэтов, но Масарский и сам позаботился о его девальвации ссылкой на мнение вульгарных социологов, по-видимому, предлагая нам к ним присоединиться.
Автор оживляется только там, где переходит от неинтересной ему темы меценатства к защите своего сословия: Вздор, я не чувствую себя виноватым. Нам, бизнесменам, нечего замаливать. Мы работаем как проклятые. Ударный тезис его публикации (Меценатство — это реализация «общественного инстинкта») звучит ернически, благодаря ассоциации с «основным инстинктом». Категоричность его суждений не мотивирована цельной личностной позицией, как у Вишневской, а вызвана не очень сильным желанием задеть адресат кажущейся оригинальностью суждений.
Таким образом, эффективность речевого воздействия публикации Г. Вишневской, благодаря наличию аргументации, а не цепочки слабых аргументов, отходу от стереотипов, оказывается большей, чем у публикации М. Масарского.
Интересными спорщиками выступают также кинорежиссер Станислав Говорухин и журналист, телеакадемик Владимир Познер. С. Говорухин — классик отечественного кино, безусловно, владеющий приемами риторического воздействия на аудиторию, способный вызывать жалость, смех, гнев и другие эмоции. Он известен своей категоричной общественной позицией (напомним название одного из его фильмов — «Россия, которую мы потеряли»). Имидж В. Познера иной: это интеллигент, знающий Америку и Европу не понаслышке, способный вести диалог на самом разном уровне, умеющий публично мыслить.
У каждого из оппонентов своя аудитория, которая останется им верной, независимо от силы или слабости их аргументации. Мы же попытаемся сопоставить их высказывания на тему «Телевидение — враг или друг народа?» с риторической точки зрения.
Станислав Говорухин:
Ни о каком патриотизме, любви к родине на нашем телевидении и не вспоминают. Вся новейшая история представляется как история сплошных преступлений и ошибок. Молодым внушают презрение к своей стране и к собственным родителям — ведь получается, что жизнь они прожили неправильно.
Аргументация С. Говорухина отчетливо односторонняя, опровергающая, дедуктивная. Возможность другого мнения априорно отрицается.
Владимир Познер:
Я не понимаю, что такое патриотизм на телевидении. Наверное, телевидение должно просвещать. Был, скажем, телесериал в советское время «Следствие ведут Знатоки», который внушал людям уважение к следственным органам. Кстати, таких передач в Америке, в Англии пруд пруди. Они сделаны со вкусом и прекрасно развлекают, но подспудно внушают мысль — посмотрите, как прекрасны наши законы, как самоотверженно работают наши полицейские.
Но нельзя приказать телевидению воспитывать любовь к родине. Жизнь, а не Госдума изменит телевидение.
В. Познер искуснее и гибче оппонента в своей аргументации. Он начинает с топа имя, предлагая определить само понятие патриотизм на телевидении. Его мнение подается в мягкой, компромиссной форме (Наверное…), далее следуют два убедительных довода-примера. Аргументация индуктивная, восходящая, автор склонен к принятию иного мнения. Во всяком случае, она риторически изощреннее, чем аргументация С. Говорухина, который в других своих высказываниях также может быть не чужд риторического разнообразия:
Самое ужасное — это телеигры. Сперва показывают в новостях, как жена безденежного летчика делит последние три картофелины между голодными детьми. А после демонстрируют викторину, где какой-то человек, угадавший слово, выигрывает несколько миллионов рублей или даже автомобиль. Начали разыгрывать даже слитки золота. Разве не издевательство? В то время, когда нищие пенсионеры и врачи роются в мусорных баках, кто-то получает ни за что целое состояние.
Всем известные факты и примеры (публикация 1998 г.), приводимые Говорухиным, неопровержимы в системе его рассуждений, они подводят только к риторическому вопросу: Разве не издевательство? Казалось бы, позиция беспроигрышная, однако В. Познер переходит в наступление и одерживает, на наш взгляд, риторическую победу:
Когда говорят, что надоели телеигры, что народ злит, когда ни за что выигрывают машины, я отвечаю: а вы не смотрите! Объявите бойкот тому, что вас злит. Тогда упадет рейтинг передачи, и ее снимут с эфира. Как сняли, например, Александра Солженицына. Коммерческое телевидение вынуждено учитывать вкусы зрителей.
И в этом смысле оно исповедует политику «чего изволите?». Передачи — это товар. «Чернухи» много только потому, что «чернуху» хотят смотреть.
Вначале, повторяя высказывания оппонентов, он, казалось бы, усиливает их позицию. На самом же деле, этот повтор — лишь разбег для собственного наступления(я отвечаю: а вы не смотрите!). Познер находит уязвимое место — вкусы телезрителей, обвиняющих телевидение в лицемерии и бездуховности. Обвинение усиливается напоминанием об А.И. Солженицыне и подготавливает итоговый тезис: «Чернухи» много только потому, что «чернуху» хотят смотреть.
Мы можем не принимать доводы В. Познера, не разделять его мнения, но трудно отрицать его способность убеждать, мастерство аргументации. Познер использует наработанные (но не штампованные) приемы аргументации и в других своих высказываниях, например, в интервью газете «Аргументы и факты» (2005.№ 25). Отвечая на вопрос корреспондента: …Многие представители интеллигенции либо вообще ничего не смотрят, либо «уходят» на канал «Культура». Вы сталкивались с этим явлением? — автор снова использует топ имя, рассуждая о самом понятии интеллигенция:
— То, что я скажу, возможно, вызовет массу недовольства. Тем не менее скажу: когда-то я был большим поклонником так называемой «интеллигенции». Это ведь сугубо русское слово. В Америке, Англии, Франции как будто бы нет этой социальной прослойки. Но чем больше думаю над этим явлением, тем меньше мне кажется, что на самом деле интеллигенция существует. Мне кажется, что это нечто придуманное. Это что — особый слой каких-то особенно честных, переживающих за Россию бессребреников? А что, в других странах разве нет таких людей? Да полно. Они не смотрят телевизор? Да вранье это, смотрят. И смотрят не только канал «Культура». Но это часть образа — как же, я — часть интеллигенции, значит, не могу смотреть на низменное.
Познер завоевывает аудиторию, последовательно диалогизируя свою речь, не боясь задавать вопросы, ответы на которые могут вызвать массу недовольства:
Почему так мало людей смотрит «Культуру»? Потому что этот канал сделан для очень узкого круга высокообразованных людей. Это правильно? Нет. По телевидению не нужно давать концерты Чайковского. Телевидение — это совсем другое.
Он не злоупотребляет такой уловкой, как огульное отрицание авторитета, предлагая выход из ситуации, способ разрешения проблемы:
Настоящее телевидение — это, например, Би-би-си или Си-би-си. Они не апеллируют к низменным вещам, но, тем не менее, являются ТЕЛЕВИДЕНИЕМ. Выдающийся американский практик и теоретик телевидения Ховард Смит сказал когда-то, что самый большой грех на телевидении — это скука. Если скучно, люди не будут смотреть. И вся честность, своевременность и объективность не будут стоить ни гроша.
Когда сталкиваются мнения не демагогов, а людей достойных, бывает очень трудно определить, чья аргументация более эффективна. Сравним выступления писателя Михаила Чулаки и священника Александра Борисова (Московские новости. 2000. № 45), поводом которых послужил молебен перед стартом российского космического корабля. Обратимся сначала к публикации М. Чулаки:
Приехали!
Первые полосы газет украсили фотографии: перед стартом на международную станцию космонавты смиренно принимают благословение от православного батюшки. Тронулись они, кстати, с того самого исторического места, с которого отправился в космос Гагарин, здесь он произнес свое знаменитое «Поехали!».
Летчики, моряки, альпинисты всегда были суеверны. Брали с собой талисманы, блюли «верные приметы», вот и космонавты за ними — перед полетом запивают шампанским огурец, во время старта держат скрещенные пальцы… Но окропление святой водой — дело все-таки другое. Оно означает, что представители одной из самых современных и самых древних профессий сошлись в своем мировоззрении. Космонавты, «посланцы Земли», «первопроходцы Будущего», всерьез верят, будто их Бог может воздействовать на бездушное «железо» — все эти кабели, сопла, вентили так, что по Его желанию бесконечно сложная ракета либо полетит благополучно, либо рухнет. Там, на Небе, по их представлениям, царит ну прямо-таки Гефест с плоскогубцами в руках. Потому что даже у Бога должна быть Своя технология: если Он вмешивается в состояние материи, значит, Слово Его перекусывает провода, а сталь и титан плавит не хуже газорезки! Или, наоборот, укрепляет по мольбе жен и матерей недоваренный земным халтурщиком шов.
Забавно, конечно, наблюдать такое простодушие на пороге XXI века. Не о нравственных исканиях речь, не о споре, что первично: дух или материя? Нет, вера ширится совершенно примитивная, совершенно языческая: прежде всемогущего Бога старались умилостивить, чтобы Он помог в охоте на мамонта, теперь — чтобы благополучно полетели «Протон» или «Прогресс».
Но если уж верить в Бога с плоскогубцами, то уж верить последовательно! Если по молитве Он может уберечь, значит, Он же и губит?! Ведь не мог же Он, всеведущий, отвернуться или заснуть, когда погибал «Курск». Выходит, Он попустил потонуть несчастным морякам?! Да что попустил — погубил. За что же? Чудесные ребята погибли. Вот президента ругают лишь за то, что он оставался в Сочи, когда погибал «Курск», пеняют ему, что он, возможно, не все сразу предпринял. А Бог с его всемогуществом остается совершенно вне критики, даже и вне обсуждения: сознательно Он потопил «Курск» или только по рассеянности? Мог после взрыва еще кого-то спасти или уже не мог даже Он?
Допуская возможность божественной помощи космонавтам или водолазам, верующие в Него, имея намерения самые благие, делают своего Бога злобным чудовищем, ответственным за бесчисленные преступления и катастрофы, потрясающие нашу планету. Делают чудовищем, но не ропщут, поклоняются, потому что вера в Бога с инструментом в руках — свидетельство глубоко тоталитарного сознания.
М. Чулаки был талантливым публицистом, его последовательная атеистическая позиция не может не вызывать уважения. Но, оставив в стороне глубоко личные для каждого рассуждения о вере и безверии, подвергнем эту публикацию риторическому анализу. О ее эффективности следует судить прежде всего по тому, приобрел ли автор новых сторонников.
Кому она адресована? Атеистам? Верующим? Сомневающимся? К сожалению, аргументация М. Чулаки не заставит сомневаться верующих, сомневающихся способна оттолкнуть, да и непоследовательные атеисты могут отшатнуться от автора.
Прежде всего неудачно само нахождение речи. Основная стратегическая линия развертывания текста — ироническое осмеяние и самого молебна, и Бога в любом его воплощении и понимании. Неважно, Гефеста с плоскогубцами или всемогущего Бога, ответственного за бесчисленные преступления и катастрофы. Вера в него — забавное простодушие, вера примитивная, совершенно языческая.
Иронией и сарказмом пронизан весь текст: от названия «Приехали!», звучащего упреком, отсылающего к знаменитому гагаринскому «Поехали!», — до клубники на грядке в финале. Излюбленный прием автора — доведение до абсурда позиции оппонентов по принципу если уж верить в Бога с плоскогубцами, то уж верить последовательно! Поэтому в ироническом ключе упоминаются и «Курск» (в 2000г. это звучало особенно болезненно), и погибшие советские космонавты.
Автор публикации предстает как человек несомневающийся, сознательно выбравший стратегию осмеяния. Его аргументация — односторонняя, опровергающая (небольшая уступка суевериям звучит лишь в начале), восходящая, дедуктивная. Доводы разнообразны, опровергнуть их каждый по отдельности трудно. В конце М. Чулаки приходит к обобщающему тезису:
Лишившись Сталина в Кремле, наши сограждане подсознательно переселяют Его на Небо, хотя характер Ему сохраняют чисто сталинский. <…> И бесконечность охвата с Него требуют тоже соответствующую, чтобы Он там сверху все решал самолично — великое и малое: ведь молят Его не только о благополучии стратегических подлодок и космических кораблей, но и о том, чтобы выросла клубника на грядке. Во все Он должен вмешаться — такая диктатура вырисовывается.
Более эффективной представляется нам аргументация его оппонента — священника А. Борисова:
|
|
|
