 |
Король Димитрий и Татарский царь
|
|
|
|
ТЕКСТЫ ДЛЯ КОНКУРСА СЕРБСКОЙ ПАТРИОТИЧЕСКОЙ ПОЭЗИИ «СЕРБИЯ В СЕРДЦЕ МОЕМ» («СРБИ J А У МОМ СРЦУ»)
СЕРБСКИЕ ЭПИЧЕСКИЕ ПЕСНИ
НАРОДНАЯ ПЕСНЯ
ЦАРИЦА ЕЛИСАВКА И ЦАРЬ ТАТАРИН
Перевод Юрия Вронского
Письмо пишет злобный царь Татарин
Как царице той ли Елисавке:
«Соберу я турецкую силу,
Москву-землю п о лымем спалю я
И сравняю Петрибор с землею.
Сыновей твоих я отуречу,
Аницу же, дочь твою меньшую
Хусейну отдам Тараб а ровичу…»
Елисавка то письмо раскрыла,
Увидала, что Татарин пишет,
И писанье порвала на части.
После пишет грамотку белую,
Белу книгу в красны Черны Горы
Ко владыке старому Василью:
«Ах, Василий старый, отчим милый,
Собирай-ка войско во сто тысяч,
Выводи его в поле под Киевом,
Чтоб сразиться с силою турецкой».
Еще пишет – в немецкую землю
Молодому цесарю Йозефу:
«Ой ты, Йозеф, цесарь ты немецкий,
Млад ты, Йозо, может, и не помнишь,
Как стояли турки ратью в Среме,
Как горланил ходжа среди Вены
С колокольни деспота Лазаря,
Так прочти-ка письма Леопольда,
Леопольда, цесаря немецка,
Не ему ли М о сков выслал войско?
Дал взаймы он ровно триста тысяч,
А сто тысяч там же и погибло.
Вороти мне ныне те сто тысяч,
Но не шли мне просо за пшеницу –
Дай мне сербов за моих московлян!»
И другие письма написала,
Разослала в города боярам,
Насбирала войска пятьсот тысяч,
Развернула знамя золотое
И пустилась в путь перед полками…
А Татарин уж все поле занял.
Как московскую увидел силу,
Вот что тихо молвил царьТатарин:
«Срам сегодня ждет моих визирей,
Проклятие ждет сегодня бегов».
Но убей Бог М а тею-визиря,
Для султана поменял он веру,
А ведь прежде был протоиреем;
Так сказал он, так султану молвил:
|
|
|
«Царь Татарин, утреннее солнце,
У гяуров завтра воскресенье,
Московиты встанут на обедню,
Мы ж тем часом нападем внезапно!»
В воскресенье, в царский день священный
Поставила шатер Елисавка,
А на нем-то самоцвет бесценный
И двенадцать там крестов из злата,
Получилась церковь из шатра-то,
Хочет войско причастить царица.
Черногорцев – тех на страже ставят,
Их по списку числится сто тысяч.
Тут-то турки на стан и напали.
Черногорцы дружно их встречали,
Храбро бились, прочь их отбивали
От рассвета и до пополудни,
Чтоб успело войско причаститься.
Елисавка войском управляет,
Сербов, русов в битву направляет
И стрельбою глушит супостатов…
И не видно ни луны, ни солнца
Из-за злого пушечного дыма.
Со слезами молвит царь Татарин:
«Елисавка, госпожа московлян,
Ты пальбу-то ослабь хоть немного,
Чтоб увидеть, чье же войско гибнет,
Чье же гибнет, а чье побеждает!»
Вот царица пальбу ослабляет,
Стали войско проверять по спискам,
Из московлян многие погибли,
А по списку – пять десятков тысяч,
Турок – тех и вовсе не осталось,
Наберется разве калек сотня,
Кто безрукий, кто безногий стонет.
Зарубили Матею-визиря,
Полонили царя Татарина.
И сказала тогда Елисавка:
«что теперь ты скажешь, царьТатарин,
Как решила, так я и свершила!»
СЕРБСКАЯ ЭПИЧЕСКАЯ ПЕСНЯ КОСОВСКОГО ЦИКЛА
Вечер накануне битвы
Перевод Юрия Лощица
Славу славит князь наш сербский Лазарь
во Крушевце, заповедном граде.
Всю господу усадил за стол он,
с сыновьями всю свою господу:
Юг– Богдан старой– от князя справа,
за Богданом – Юговичей девять,
Вук Бранкович – по левую руку,
по порядку – прочая господа,
впереди же воевода Милош,
а с ним рядом два сербских юнака:
как один-то сам Иван Косанчич,
как другой – то сам Топлица Милан.
Поднял Лазарь золотую чашу,
и сказал он той господе сербской:
-За чье здравье выпить эту чашу?
|
|
|
Коли пить мне за старейшин родом,
застарого Юг-Богдана выпью;
коли пить мне, как подскажет сердце,
то за девять шурьев чашу выпью;
девять шурьев, девять Юговичей;
коли пить я стану за пригожесть,
за Ивана Косанчича выпью;
ну, а коли пить мне за геройство,
за Милоша выпью воеводу.
Пить не стану за кого другого,
но во здравье МилошаОбилича!
Здравье, Милош, вера и невера!
Прежде верный, нынче же – неверный!
На Косове завтра мне изменишь,
сбежишь к туркам, к их царю Мурату!
Будь же здрав ты и здравицу выпей.,
Вино выпей, а кубок – в подарок!»
Вскочил Милош на резвые ноги,
поклонился до землицы черной:
«Хвала тебе, славный Лазарь–княже!
Хвала тебе за здравицу эту.
За здравицу да за твой подарок,
но такие не по сердцу речи!
Коль солгу я, убей меня, Боже.
Никогда я неверою не был, никогда им не был
и не стану.
Хочу завтра на Косовом поле
я погибнуть за Христову веру!
С тобой рядом сидит твой невера,
втихомолку вино попивает ВукБранкович–
клятый и проклятый! Завтра будет
Видов-день пригожий, поглядим же на Косовом поле
кто тут вера, а кто тут невера!
Что там будет, видит Бог великий,
утром выйду на Косово поле,
и зарежу царь – Мурата турка,
и на глотку наступлю ногою;
коли даст мне Бог такую долю,
в град Крушевац ворочусь здоровым,
изловлю я БранковичаВука
приторочу к копью боевому,
как старуха кудель к прялке крепит,
на Косово вытащу на поле»
Побратимы на разведке
перевод Юрия Лощица
«Брат названный мой, Иван Косанчич,
ты разведал войско ли у турок?
Велико ли турецкое войско?
Можем ли мы с турками сразиться?
Можем ли мы ворога осилить?»
отвечает Иван побратиму:
«Брат любимый, Милош мой Обилич,
Я разведал турецкое войско,
велика, брат, у турок сила
коли солью все мы обернемся,
обед туркам посолить не хватит!
Вот уж полных пятнадцать денечков,
как скачу я по турецким ордам
и ни края не вижу, ни счета,
от Мрамора до Явора Суха,
от Явора, братец, до Сазлии,
от Сазлии до Чемер–Чуприи,
от Чуприи до града Звечана,
от Звечана, братец, до Чечина,
от Чечина до гор до высоких все турецкой
придавлено силой: конь за конем,
юнак за юнаком, что лес темный,
копья боевые, а знамена точно в небе тучи,
|
|
|
а шатры их точно белы снеги;
ежели б дождик там пролился с неба
ни за что бы не достал землицы,
Мурат вышел на Мазгит на поле
захватил он и Лаб, и Ситницу».
Битва на Косовом поле
перевод Н. Кравцова
Лазарь-царь садится за вечерю,
Рядом с ним – жена его Милица.
Государю говорит царица:.
«Царь наш Лазарь, сербская корона!
Утром ты на Косово уходишь,
Воевод и слуг берешь с собою,
Никого не оставляешь дома,.
Из мужчин никто не остается,
Кто бы мог письмо тебе доставить
И обратно с Косова вернуться.
Всех моих ты братьев забираешь,
Милых братьев, Юговичей девять.
Ты оставь хоть одного мне брата,
Для сестры сними с него присягу».
Отвечает ей царь сербский Лазарь:
«Госпожа, жена моя Милица!
А кого из братьев пожелала
Ты оставить в белом нашем доме?»
«Ты оставь мне Юговича Бошко».
Отвечает ей царь сербский Лазарь:
«Госпожа, жена моя Милицаl
Завтра, только белый день настанет,
День настанет и проглянет солнце,
И ворота города откроют,
Приходи ты к городским воротам,
Пред тобой пойдет все наше войско,
С боевыми копьями юнаки,
Впереди их будет ехать Бошко.
Стяг держа, украшенный крестами.
От меня скажи, царица, брату:
Пусть он знамя передаст другому
И с тобою остается дома».
Только утром белый день занялся,
И ворота города открыли.
Быстро вышла из дворца Милица.
Поспешила к городским воротам.
Конница проходит перед нею:
С боевыми копьями юнаки.
Впереди юнаков едет Бошко.
Весь он ярким золотом сияет.
Знамя боевое покрывает
И коня и самого юнака.
Знамя все украшено крестами.
Золотое яблоко на древке.
Золотом кресты на нем сверкают,
Золотые кисти с них свисают,
По плечам постукивают Бошко.
Подбегает к воину царица,
За узду коня его хватает,
Обнимает брата дорогого.
Тихо молвить брату начинает:
«Братец милый, Югович мой Бошко!
Царь тебя оставил мне в подарок,
Чтоб не шел на Косово ты поле,
И на то он дал благословенье.
Чтоб ты знамя передал другому
И со мною в Крушевце остался.
Чтоб свободен был ты от присяги».
|
|
|
Югович ей Бошко отвечает:
«Уходи, сестра, в свою ты башню.
Я с тобою не могу остаться,
Не отдам я знамени другому,
Хоть бы царь весь Крушевац мне отдал.
Не хочу, чтоб воины сказали:
«Глянь на труса, Юговича Бошко,
Он идти на Косово боится,
Кровь пролить за крест честной не хочет.
Жизнь отдать за веру не желает»
. И коня направил он к воротам.
Старый Юг-Богдан тут подъезжает,
Юговичей семеро с Богданом.
Всех подряд Милица окликала,
Ни один из них не оглянулся.
Вот немного времени проходит,
Брат девятый, Воин, подъезжает,
Царского коня ведет за повод,
Золотой покрытого попоной.
Ухватилась за узду царица,
Дорогого брата обнимает,
Обнимает брата, умоляет:
«Братец милый, Югович мой Воин!
Царь тебя оставил мне в подарок,
Дал на то свое благословенье,
Чтоб коня ты передал другому,
Чтоб со мною в Крушевце остался,
Чтоб свободен был ты от присяги».
Отвечает Югович ей Воин:
«Уходи, сестра, в свою ты башню,
Я с тобою не могу остаться.
Никому коня б я не доверил,
Хоть и знал бы, что в бою погибну.
Я иду на Косово, сестрица,
Кровь пролить за крест честной в сраженье
И за веру с братьями погибнуть».
И коня направил он к вopотам.
Поглядела вслед ему Милица,
Поглядела, пала без сознанья,
Пала на холодный твердый камень.
Тут как раз подъехал славный Лазарь.
Как увидел госпожу Милицу,
Как увидел, горько прослезился.
Поглядел направо и налево
И слугу Голубана он кличет:
«Ой, Голубан, ты слуга мой верный,
С лебедя-коня сойди скорее,
Госпожу свою возьми на руки,
В башню белую снеси царицу
Бог простит тебе, что ты остался,
Не ходи на Косово ты поле,
Оставайся в белом нашем доме».
Как услышал то слуга Голубан.
Слезы по щекам его скатились.
С лебедя-коня сошел на землю,
Взял на руки белые царицу, …...................................................
В башню он отнес ее поспешно.
Только сердце выдержать не в силах,
Что отстал от царского он войска,
К лебедю-коню вернулся быстро
И на поле Косово помчался.
Лишь наутро белый день занялся,
Прилетели ворона два черных
С Косова, с широкого простора.
Сели вороны на белой башне,
На вершине Лазаревой башни.
И один другого вопрошает:
«Не царя ли сербов эта башня?
Что же тут души живой не видно?»
Этих слов никто не слышал в башне.
Услыхала лишь одна царица,
Из дверей она выходит быстро,
Спрашивает воронов двух черных:
«Ради бога, ворона два черных,
Вы сюда откуда прилетели?
Вы не с поля ль Косова явились?
Не видали ль два могучих войска?
Не было ли битвы между ними,
И какое войско победило?»
Отвечают ворона два черных:
«Видит бог, царица дорогая,
С Косова мы утром прилетели,
|
|
|
Видели мы два могучих войска,
Те войска вчера сошлись на битву,
Два царя погибло в этой битве.
Может, кто из турок и остался,
А из сербов, если кто остался,
Тот изранен весь и окровавлен»,
Так они царице говорили.
….....................................................
Вдруг слуга Милутин приезжает,
Руку правую он держит в левой,
У него – семнадцать ран на теле,
Конь под ним забрызган алой кровью.
Спрашивает воина Милица:
«Что с тобою, мой слуга Милутин,
Иль царя на Косове ты предал?»
Отвечает ей слуга Милутин:
«Помоги с коня сойти, царица,
Да умой студеною водицей,
Дай вина мне красного напиться,
Тяжко я на Косове изранен».
Госпожа с седла его ссадила
И водой студеною умыла,
И вином юнака напоила.
Как пришел в себя слуга Милутин,
Начала расспрашивать царица:
«Что на поле Косовом случилось?
Где погиб царь сербский, славный Лазарь?
Где погиб Богдан, отец мой старый?
Где погибли Юговичей девять?
Где погиб наш Милош-воевода?
Где погиб Вук Бранкович в сраженье?
Где погиб наш БановичСтрахиня?»
Ей слуга Милутин отвечает:
«Все на поле Косовом остались,
Где погиб царь сербский, славный Лазарь,
Много копий там переломилось,
Много копий– сербских и турецких,
Стойко сербы князя защищали,
Юг-Богдан погиб в той битве первым,
Только-только началася битва.
Восемь Юговичей там погибли,
Братьев ни один из них не предал,
До конца они в бою рубились.
Оставался целым только Бошко,
Он скакал со знаменем по полю,
Разгонял он янычаp турецких,
Словно сокол голубей пугливых.
Там, где крови было по колено,
Встретил гибель БановичСтрахиня,
Милош тоже там погиб, царица,
У Ситницы, у реки студеной,
Где погибло очень много турок,
Зарубил султана он Мурата
И посек двенадцать тысяч турок.
Пусть Господь спасет весь род юнака!
Жив он будет в памяти у сербов,
Жив он будет в песнях и сказаньях,
Сколько жить и Косову и людям.
Ты спросила о проклятом Вуке:
Проклят он и род его отныне!
Прокляты и все его потомки.
Изменил на Косове он князю,
Он увел от нас двенадцать тысяч
Лучших наших ратников, царица!».
Смерть матери Юговичей
перевод Анны Ахматовой
Правый боже, чудо совершилось!
Как на Косово сходилось войско,
Было в войске Юговичей девять
И отец их, Юг-Богдан, десятый,
Юговичей мать взывает к Богу,
просит дать орлиные зеницы
и широкие лебяжьи крылья,
Чтоб взлететь над Косовым ей полем
И увидеть Юговичей девять
И десятого Богдана Юга.
То, о чем молила – получила:
Дал ей бог орлиные зеницы
И широкие лебяжьи крылья.
Вот летит она над полем ровным,
Видит девять Юговичей мертвых
И десятого Богдана Юга.
В головах у мертвых девять копий,
Девять соколов сидят на копьях,
тут же девять скакунов ретивых,
Рядом с ними девять псов свирепых.
Громко кони добрые заржали,
Огласилось поле лютым лаем,
Встал над полем клекот соколиный,
Сердце матери железным стало,
Не вопила мать и не рыдала.
Увела она коней ретивых,
рядом с ними девять псов свирепых,
Девять соколов взяла с собою
и вернулась в дом свой белостенный.
Снохи издали ее узнали
И с поклоном старую встречали.
К небу вдовьи понеслись рыданья,
Огласили воздух причитанья.
Вслед за ними застонали кони,
Девять псов свирепых зарычали,
и раздался клекот соколиный.
Сердце матери железным стало,
Не вопила мать и не рыдала.
Наступила ночь, и ровно в полночь
Застонал гривастый конь Дамьяна.
Мать жену Дамьянову спросила:
«Ты скажи, сноха, жена Дамьяна, Ч
то там стонет конь Дамьяна верный,
Может быть, он захотел пшеницы
Иль воды студеной от Звечана?
И жена Дамьяна отвечает:
«Нет, свекровь, моя и мать Дамьяна,
Конь не хочет ни пшеницы белой,
Ни воды студеной от Звечана,
Был Дамьяном этот конь приучен
До полуночи овсом кормиться,
Ровно в полночь в дальний путь пускаться,
Конь скорбит о смерти господина,
Без которого домой вернулся».
Сердце матери железным стало,
Не вопила мать и не рыдала.
Лишь лучами утро озарилось,
Прилетели два зловещих врана.
Кровью лоснятся вороньи крылья,
Клювы пеной белою покрыты,
В клювах воронов – рука юнака,
На руке колечко золотое.
Вот рука у матери в объятьях,
Юговичей мать схватила руку,
Повертела, зорко осмотрела
И жене Дамьяновой сказала:
«Отвечай, сноха, жена Дамьяна,
Не видала ль ты такую руку?»
Отвечает ей жена Дамьяна:
«Мать Дамьяна и свекровь,
ты видишь руку сына своего, Дамьяна.
Я узнала перстень обручальный,
То кольцо, что при венчанье было»
Мать Дамьянова схватила руку,
осмотрела зорко, повертела и,
к руке приникнув, прошептала:
«Молодая яблонька родная,
Где росла ты, где тебя сорвали?
Ты росла в объятьях материнских,
Сорвана на Косове равнинном»
мать печально головой поникла,
И от горя разорвалось сердце,
От печали по сынам родимым
И по старому Богдану– Югу.
СЕРБСКАЯ НАРОДНАЯ ПЕСНЯ
Король Димитрий и Татарский царь
Перевод Юрия Вронского
Царь татарский войско собирает,
И приходит с войском к Карадагу,
А оттуда пишет он посланье,
Шлет посланье в Р у сию М а лую,
Прямо в руки шлет он Димитрию:
«А послушай, король ты Димитрий,
Собери-ка дань мне с ваших русов:
Если ж дани собирать не станешь,
Сам приду я в Русию всей силой,
В пепелище обращу всю землю.
Прилетело к королю посланье,
Он читает, слезы проливает.
Тут приходит слуга Петр е ния,
Говорит он тихо Димитрию:
«Что ты плачешь, дорогой хозяин,
Что за горе в грамотке той, белой?»
А Димитрий ему отвечает:
«Как не плакать, слуга ты мой верный,
Прилетело, вишь, ко мне посланье
От того ли царя Татарина,
Что собрал он могучее войско
И велит нам из-под Карадага,
Чтоб мы с русов дань ему собрали...
Что нам делать, слуга ты мой верный,
Может, кликнем соколов Р у сии,
Али, может, и скликать не станем?»
Отвечает Петар господину:
«Не скликай их, горестный хозяин,
Уж не будем наш народ тревожить,
Лучше сделай грамотку о дани,
Я поеду с нею к Карадагу,
был я прежде у царя на службе,
Вряд ли сразу он меня погубит...»
К Карадагу Петр е ния скачет,
А как только поскакал горами,
Сунул руку в суму переметну
И посланье вытащил оттуда.
То посланье разорвал он в клочья
И швырнул их на траву зелену,
Сам с коня он соскочил проворно
И втоптал их во сырую землю…
После снова на коня вскочил он
И поехал прямо к Карадагу,
Царски слуги его увидали
И сказали царю Татарину:
«Царь Татарин, милый наш хозяин,
Это едет сам король Димитрий,
Дань цареву он везет от русов!»
А другие слуги говорили:
«Царь Татарин, милый наш хозяин,
Это едет не король Димитрий,
Это Петар, слуга его верный!»
Царь тут кликнул кровавого ката,
Чтобы тотчас Петара казнил он.
Трое сербских воевод там были,
Воеводы пред царем вскочили:
«Бог с тобою, царь, помилосердствуй,
Не губи ты славного юнака,
Не тебе ли он всегда был верен?
Нынче турок в Р у сию введет он!»
Как услышал царь такое слово,
Подобрел он и сказал юнаку:
«Ну так с богом в путь, слуга мой верный,
выбирай же, сколько надо, турок
И веди их в Р у сию скорее,
Собери мне с русов дань цареву
И в оковах доставь Димитрия».
Петар в стане выбирает турок,
Как в овчарне серый волк барашков,
И ведет их в Р у сию тотчас же.
Вот приехал Петар к белой церкви,
К белой церкви, где святой Архангел,
Да поможет нам его десница,
Там нашел он самых знатных русов,
А Недж е лка – протопопа – в церкви,
Пел тот в церкви божью Литургию.
Как увидел протопоп юнака,
тотчас вышел он из белой церкви,
Золотое скинул облаченье
И такое слово ему молвил:
«Да накажет бог тебя, отступник,
Что привел ты в Р у сию поганых!»
И ответил протопопу Петар:
«А пойдем-ка, поп, с тобою в церковь,
без труда мы там договоримся:
Вот глашатай русов созывает:
«если к церкви не придет кто-либо,
Нету места в Р у сии такому!» …..................................................
Ты бы видел, побратим, что сталось,
Сколько войска в Р у сии сыскалось,
сколько русов, соколов слетелось:
Их роса бы ночью не покрыла,
солнце в полдень их не осветило б!
Как тут всякий взял себе по гостю,
Верный Петар сам пашой занялся,
А визиря великого отдал,
Отдал Петар Димитрию в руки;
Так и каждый взял себе по турку.
Ты бы глянул, побратим, что было,
Украсилось Р у сия на диво
Все ворота с головами турок!
А глашатай русов кличет снова:
«Объявляет всем король Димитрий,
Если к церкви не придет кто-либо,
Нету места в Р у сии такому!»
Собирались молодые русы,
На три войска русы разделились:
С первым войском – верный Петр е ния,
Со вторым же сам король Димитрий,
С кораблями – протопоп Недж е лко,
Вез он пушки медные - ломбарды.
Поспешили русы к Карадагу,
На татарский стан они напали,
налетели с трех сторон внезапно,
Разметали все царево войско,
Всех царевых слуг под меч склонили,
И живого взяли Татарина,
И пустились в татарскую землю,
Захватили Татарию русы
Так все было, так оно и ныне.
СЕРБСКАЯ НАРОДНАЯ ПЕСНЯ
Яут-Бег и П е ро М р конич
Ни зари, ни белого полудня,
Не было в помине и Денницы,
Когда Шк о дер открывал ворота...
Под зеленым знаменем широким.
Славно едет Яут-бег могучий.
Яут– бег могучий громко молвит:
«Родила ли женщина юнака,
Чтоб он был сейчас в моей дружине
И сказал бы о селе богатом,
Не сожженном и не разоренном,
Где могли бы мы добыть добычу?»
Тридцать турок слушали, молчали,
Говорил Ахмет-ага зеленый:
«Слушай, брат мой, Яут-бег могучий,
Из любого нас села прогонят,
Из любого, где живут вал а хи.
Лучше мы направимся в Деч а ны,
Где тряхнем подвалы белой церкви,
Где захватим верную добычу,
Н е маничей серебро и злато,
Нас никто оттуда не прогонит:
В белой церкви– черные монахи,
У монахов ни ружья, ни сабли».
Слышит это Яут-бег могучий,
слышит речи брата дорогого,
повернул обратно тридцать турок,
И поехали они в Деч а ны.
…......................................................
Увидал их издали игумен,
Открывал тяжелые ворота,
…....................................................
Молвил слово Яут-бег могучий:
«Поживей, святой старик игумен,
Открывай глубокие подвалы
И неси нам серебро и злато,
Чтобы нам самим не грабить церковь!»
отвечал на это белый старец:
«Бог с тобою, Яут-бег могучий,
Нету здесь ни серебра, ни злата,
Кроме приношений самых бедных,
Проклянут навек тебя сироты,
Если унесешь их подаянья». …..........................................................
На ноги вскочили тридцать турок
И схватили старика за горло,
Чтоб его подвергнуть лютым пыткам,
Да случилось глянуть им в окошко,
На зеленое большое поле,
Где юнак трусил трусцой по-волчьи,
Молодой юнак и незнакомый; …..........................................................
Тридцать турок на юнака смотрят,
Узнают его, признать не могут.
Между тем юнак заходит в келью,
Утра доброго желает туркам.
Принимают турки пожеланье:
«Будь здоров и ты, гяур могучий!»
А гяура звали Мрк о нич П е ро.
Встали, потеснились тридцать турок,
Сел у знамени могучий П е ро,
Сел один напротив Яут-бега;
Принимал он чаши круговые …
Возвратилась чаша к Яут-бегу,
Принял чашу он и молвил слово:
«Будь здоров, могуч Мрконич Перо!
Не в мое и не твое пью здравье,
Не во здравье грозного султана,
Не во здравье цесаря-гяура,
А за мой зеленый меч - он срубит,
Срубит твою голову сегодня!»
Ничего не отвечает Перо,
По рукам переходила чаша,
Наконец дошла она до Перо,
И юнак такое молвил слово:
«Будь здоров ты, Яут– бег могучий!»
Не в свое и не в твое пью здравье,
А во здравье истинного Бога
И царя Деч а нского святого,
За него сегодня постараюсь,
И за светлое мое оружье,
И за пулю в твоем черном сердце!»
Выпил чашу и на стол бросает
И кладет свое оружье рядом,
Дал оружью огненную искру,
Приняло огонь его оружье
И застряла пуля не в кольчуге,
А засела в черном сердце турка.
Цыкнул тут Ахмет-ага зеленый,
Вырвал из-за пояса он саблю,
Замахнулся саблей на юнака;
Его встретил горец Мрконич Перо
Пулями из малых пистолетов,
На груди ему пробил кольчугу,
А в спине его открыл окошко.
На ноги вскочил юнак могучий,
Выхватил отточенную саблю
И на турок бросился по-волчьи,
Стал рубить налево и направо,
И с позором турки побежали,
Было тридцать, убежали двадцать,
Позабыли про коней, про сабли,
Про подвалы серебра и злата,
Вспоминали, каково им было,
Как они в Деч а ны приезжали
Поживиться серебром и златом.
перевод Юрия Кузнецова
СЕРБСКАЯ НАРОДНАЯ ПЕСНЯ
Марко королевич пашет
Перевод Ореста Миллер а
Пьет вино наш Марко Королевич
С Евросимой, матерью-старухой,
А как оба выкушали вдоволь,
Сыну Марку мать возговорила:
«Милый сын мой, Марко Королевич,
Откажись, родной, от богатырства:
Не к добру ведут твои затеи;
Надоело старой мне, что вечер
Мыть – стирать кровавые одежды,
Ты возьми – ка лучше плуг с волами
Да вспаши – ка горы и долины,
Позасей их белою пшеницей
Было б чем с тобою нам прокормиться».
Как велела, так и сделал Марко:
Впряг волов он в старый плуг отцовский,
стал пахать– не горы и долины,
Стал пахать он царскую дорогу.
Глядь – дорогой едут янычары,
Едут с грузом серебра и злата;
И сказали Марку янычары:
«Эй, ты, Марко, не паши дорогу!»
«Эй, вы, турки, не топчите пашню!»
«Эй, ты, Марко, не паши дорогу!»
«Эй, вы, турки, не топчите пашню!»
А как спорить Марку надоело,
Ухватился он за плуг отцовский
И всех турок положил на месте.
Взял с собой он серебро и злато
И отдал их матери-старухе:
«Вот что я на пашне заработал!»
ЮРИЙ КУЗНЕЦОВ
Сербская песня
Как случилось, как же так случилось!
Наше солнце в море завалилось,
Вспомню поле Косово и плачу,
Перед Богом слез своих не прячу.
Кто-то предал, ад и пламень лютый!
В спину солнца нож вонзил погнутый.
Кто нас предал.
Жги его лют пламень!
Знает только Бог и Черный камень.
И наутро над былой державой
вместо солнца нож взошел кровавый.
Наше солнце на куски разбито,
наше зренье стало триочито:
Туфлю Папы смотрит одним оком,
Магомета смотрит другим оком,
Третьим оком – Русию святую,
Что стоит от Бога одесную...
Бог высоко, Русия далеко,
Ноет рана старая жестоко.
В белом свете все перевернулось,
Русия от Бога отвернулась.
В синем небе над родной державой
вместо солнца всходит нож кровавый.
Я пойду взойду на Черну гору и
все сердце выплачу простору.
Буду плакать и молиться долго,
может, голос мой дойдет до Бога.
Боже милый пожалеет серба,
Его душу заберет на небо.
Й О ВАН ЙОВ А НОВИЧ ЗМАЙ
Девясил
перевод Исаковского
Девясил – траву здоровья
В ночь русалка поливает.
Девясил – слыхать в народе
Девять сил в себе скрывает.
Волшебством своим, русалка,
Обаяньем, сердцу милым.
Ты полей и эту песню
Что назвал я Девясилом;
Может эта песня рану
Сыну Сербии прикроет
И хотя бы на мгновенье
Боль и муку успокоит.
Памятник на Р у евице
перевод Николая Тихонова
Скинь ты шапку,
если здесь проходишь,
помолися Богу;
Знай, за братство тут юнацкой крови
Пролито много.
Встали сербы защищать родные
Славянские нивы,
Брат наш крикнул, видя в бой идущих:
«Нет, не одни вы!»
Из далеких из краев студеных тут русские встали,
С братскою славянской любовью
Помощь нам дали!
Вы заслужили, чтобы в потомстве
Бессмертно Вы жили,
многие здесь за сербский народ наш
Жизнь положили.
Отдали жизнь, а ее ведь обратно
Не вернешь с поля,
Может ли дать кто-нибудь другому,
дать еще боле?
Скинь же здесь шапку и помолись ты,
Вспомни дни боя,
То береги, что предки геройски
Взяли борьбою
Камень большой на русской могиле
Славою дышит!
Память, живущая в сердце сербском,
Больше и выше!
Памятник на горе Р у евица, близ города Ал е ксинац был сооружен русским добровольцам, погибшим во время сербско-турецкой войны 1876-1877гг.
Из сербской патриотической поэзии XX столетия
Йован Дучич (1871-1943)
AVE SERBIA
Ты — в кипящем солнце, имже стяги плещут,
В ярости сыновней горделивой — ты;
Ясным твоим небом наши очи блещут,
Зорями, что светят на путях мечты.
Мученица наша, для святого сева
Молний твоих пламя на клинке моем;
В наших венах — бури праведного гнева,
Быстрины могучей синий окоем.
Мы — твое призванье и твоя судьбина,
Мерные удары сердца твоего.
Твой удел начертан на челе у сына,
А глагол бессмертный — на мече его.
Первые в страданье, первые во славе —
Это мы впитали с молоком твоим;
Мученика доблесть и героя славя,
Целый мир дивится близнецам таким.
Ты — знаменье в небе, свет в ночи постылой,
Колыбель и рака солнечных годин,
Ты завет наш горький, придающий силы,
До вершины главной — верный путь един.
Мы — твой гром победный, мы валами были
Рек твоих кипучих, огненных морей;
Каждую мы каплю млека оплатили
Твоего — горячей кровию своей.
Светислав Стефанович (1874-1944)
ЧУВСТВО РОДИНЫ
Ширь моя степная, колыбель родная,
Как мою ты душу чаруешь своею!
Что ж ты не раскроешь мне недра скорее,
Ширь моя степная, земля дорогая?
Как люблю твои я бескрайние нивы,
Где, пространства тайну храня бессловесно,
Чистота струится лазурью небесной
На поля, чьи души безмерно красивы.
Вся до горизонта распахнута странно,
Сократить не хочешь и мыслью единой
Эту бесконечность, что взор мой ласкает.
Ширь моя степная, сестра океана!
Как восходит солнце над твоей равниной,
Каждый раз душа у меня обмирает.
С сербского перевел Илья Числов
Милан Ракич (1876-1938)
СИМОНИДА
О дивная фреска! А где твои очи?
В пустующий храм проскользнувши ужом,
Албанец во мгле наступающей ночи
Глаза тебе выколол острым ножом.
Но он не решился коснуться рукою
Лица твоего и пылающих уст.
И вышел, и скрылся, как тать, за рекою,
Покуда был храм еще гулок и пуст.
Смотрю я, как ты в полутемном притворе,
Средь древних икон и старинной резьбы,
В своем золотом королевском уборе
С достоинством сносишь удары судьбы.
Лица твоего не коснулась обида,
Все так же светло и прекрасно оно,
Сиянье идет от него, Симонида,
Как свет от звезды, что погасла давно.
Местами потрескалась древняя фреска,
Ударам упрямых веков поддалась,
Но смотрит все так же внимательно-резко
Зрачками-лучами проколотых глаз.
С сербского перевел Виктор Кочетков
|
|
|
