Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Или день благодарения по-самоански 9 глава




Чтобы не возиться под ливнем с готовкой и палаткой и в сухости развесить промокшую одежду, мы приспособились прятаться в недостроенных домах вдоль дорог. По утрам, впопыхах собрав пожитки, мы срывались с места ещё до прихода строителей. Днём мы проводили добрую часть времени в сухих, тёплых ирландских тавернах, борясь с тёплым «Гиннесом» и перекидываясь шутками с местными. Беда только, что гостеприимные ирландцы вливали в нас слишком много пива, поэтому, изрядно окосев и покинув наконец заведение, мы ещё часа два выписывали на дороге кренделя. И всё-таки «внутренний обогрев» позволял хотя бы на время забыть о вечном холоде и сырости.

К дождям-то мы подготовились. Но что стало для нас полной неожиданностью, так это непомерно высокие цены на продукты — такой дороговизны, как в Ирландии, мы не видели ни в одной из стран. Теперь только на провиант уходило более десяти долларов в сутки.

Из Ирландии мы перебрались в Северную Ирландию — единственное место на островах, где нас подстерегали настоящие трудности. На границе нас встретил усиленный блокпост с колючей проволокой, пулемётами и солдатами-англичанами в камуфляжной форме и бронежилетах. Один из них фотографировал водителей и пассажиров, пересекающих границу. Он пропустил нас, но нам пришлось на себе перетаскивать велосипеды через натянутую поперёк дороги шиповатую проволоку.

Миновав блок-пост, на пути в Лондондерри мы умудрились заблудиться возле моста через Фойл. Очень скоро мы обнаружили, что местность, куда мы заехали, более всего напоминает зону военных действий. Всё в округе было разнесено в куски и облизано огнём. Местами чудом уцелели отдельные строения в завалах обугленного камня. Угрюмые лица мужчин и женщин, сидевших на крыльце полуразрушенного дома, не выражали ничего, кроме ненависти и жажды мщения. Нам бы остановиться и спросить дорогу, но вместо этого мы продолжали двигаться вперёд, пока не наткнулись на мост.

За рекой, в деловом центре Лондондерри, на каждом углу дежурили вооружённые солдаты, в то время как по улицам разъезжали патрульные грузовики, где солдат было ещё больше. Тишина, царившая в городе этим тёплым субботним днём, при всём обилии оружия вокруг казалась затишьем перед бурей. Проезжая по патрулируемым пустынным улицам, я чувствовала себя незащищённой и уязвимой, порой мне казалось, будто я слышу пулемётную очередь и чувствую, как пули «вспахивают» мне спину. Из центра города мы двинулись на север вдоль пологого берега реки и оказались в фешенебельном жилом районе. Его обитатели забаррикадировались в своих домах-крепостях. По верху защитных стен и оград была пропущена колючая проволока или вцементированы острые неровные осколки битого стекла, во дворах грозно рыкали доберманы.

Нам потребовалось два дня на то, чтобы вихрем пронестись через Северную Ирландию от Лондондерри до Ларна, портового города, расположенного строго на север от Белфаста. Многие города на нашем пути были покрыты «шрамами» граффити, краткими выражениями ненависти, выплеснутой в краске на улицы и стены зданий: «АНГЛИЧАНЕ, ВОН!» или «СМЕРТЬ ПРЕДАТЕЛЯМ». В Северной Ирландии нам встретилось лишь несколько автотуристов, все они, как и мы, двигались в сторону шотландской переправы в Ларн или обратно.

В последний июльский день паром доставил нас в Странрар, что на юге Шотландии, а через три дня мы въехали в Эдинбург встретить Кэри, спешившего к нам из Америки.

Пока дождь обильно орошал Лох-Ломонд, Кэри на протяжении всего обеда жаловался на холод и сырость, усталые, ноющие мышцы и на наше неустроенное, полное невзгод и лишений житьё.

Мы же пытались донести до нашего друга мысль, что путешествовать по островам одно удовольствие: ни бесконечных миль разбитого асфальта, ни грунтовок, кругом — братья по языку, обилие еды и воды, пригодной для питья, белое царство чистых сортиров и раковин с проточной водой. Но Кэри был слишком потрясён двумя днями похода, чтобы обратить на наши увещевания хоть чуточку внимания.

Кэри Хольст родился и вырос в Калифорнии, в Пасо-Роблес — маленьком провинциальном городишке с двенадцатью тысячами населения, где едва ли не каждый житель ездит в пикапе со штативом для «пушки», установленным в заднем окне. За год до нашего путешествия Кэри махнул за сотни миль к югу, в Санта-Барбару, где устроился в качестве инженера в ту же компанию, что и Ларри. Ларри подкупили простота, честность и этакая «провинциальность» Кэри, и они быстро сдружились. Незадолго до начала нашего путешествия Кэри вдруг стукнуло в голову, что Санта-Барбара для него «чересчур велика» — «слишком большое движение, и люди говорят и снуют тоже слишком быстро»,— и он рванул обратно в Пасо-Роблес. Через четыре месяца наш «деревенщина», который никогда нигде не бывал, не выезжал за пределы Штатов и уж точно не увлекался велотуризмом, вдруг загорелся идеей присоединиться к нам в Шотландии, чтобы самому отведать, почём фунт лиха.

Первые три дня в Шотландии Кэри был огорошен выпавшими на его долю испытаниями, но к середине четвёртого дня пути парень оживился. С огромным трудом и со скоростью улитки мы взбирались на крутой долгий подъём, начинавшийся сразу же за деревушкой Киллин, северо-восточнее Лох-Ломонда. Тучи беспрестанно опрокидывали на нас потоки воды. Кэри ехал первым (он задавал нам темп), и я испытывала к нему бесконечную жалость. И вправду, нам вряд ли можно было позавидовать. Одежда насквозь промокла, ноги и руки закоченели. Я понимала, что Кэри сейчас ничуть не легче. «Наверное, уже не чает дожить до дня отлёта,— думала я.— Держу пари, он на чём свет стоит клянёт себя, нас и Шотландию и готов пойти на попятную в любую минуту». Мои размышления были прерваны воплем Кэри, прорвавшимся сквозь рёв ливня.

— Как делишки, вса-а-адники? — Его голос захлёбывался от чистого восторга.

От удивления мы с Ларри потеряли дар речи.

— Эй вы, там, сзади! Я спрашиваю, как дела, вса-а-адники? — прокричал он ещё раз.

— Что значит, «как делишки»? Льёт как из ведра, откачиваю воду из кроссовок. Такие вот дела. А ты как? — прогорланил Ларри.

— Эй, слушайте, вот это здорово, всадники! Если бы наши могли видеть меня сейчас! Я на самом деле «пашу» эту гору под проливным дождём. Вот он, старина Кэри, катит по Шотландии. Значит, несмотря ни на что, я одолею этот шотландский поход. У меня получится! Мне самому едва верится. Это замечательно!

Потом Кэри запел — сколь промокший-продрогший, столь же и счастливый. Когда нас обогнал туравтобус, наш приятель опять разразился речью:

— Взгляните-ка на всех этих увальней в автобусе. Наши в Пасо-Роблес думают, будто и я вот так путешествую по Шотландии. Как же, если б они меня только видели! Они-то думали, я слабак какой-нибудь. Но, эй, что нам дождь и кручи. У меня такое чувство, будто я совершаю нечто такое, особенное. Доказываю самому себе, что я крепче, чем думал. А кроме того, кому охота лезть в автобус и всю дорогу мучиться рвотой вместе с тридцатью остальными бедолагами? Только не мне! Я за велосипед. Вот это здорово!

Я хочу сказать: взгляните на эти прекрасные зелёные горы, на реки и озёра. Подумать только, будь я сейчас там, в Пасо-Роблес, шелестел бы себе бумажками в конторе. Но здесь я на свободе, на воле, в окружении всех этих фантастических пейзажей. Плевать на дождь! Я чувствую себя великолепно!.

Итак, не прошло и четырёх дней, как Кэри преодолел главные походные трудности. Его мышцы перестали «стенать», он закалил свою выдержку и даже в дождь смотрел на жизнь с большим оптимизмом.

Вечером мы остановились в Киллине в одном из тех домов, где постояльцам предлагается ночлег и завтрак. Это был настоящий шотландский деревенский коттедж, словно с картинки: беленький деревянный двухэтажный «пряничный» домик с ярко-жёлтыми карнизами и ставнями, окружённый ухоженной лужайкой и цветниками. Согревшись и соскоблив с себя пласты грязи, мы присоединились к вдовствующей миссис Джонс в её уютной гостиной, заставленной старинной мебелью. Хрупкая шотландка внесла необъятный поднос с чайником и печеньем, и мы вчетвером устроились у камина, глядя на пляшущие отблески огня на стенах и слушая стук дождевых капель по крыше.

— Вот это житуха, приятель,— расцвёл Кэри.

С того дня энтузиазм Кэри никогда не ослабевал. Его желание испытать все прелести походной жизни, страсть к зарядке, тренировкам и закалке ещё больше укрепили в нас стремление продолжать путешествие, заставив иначе взглянуть на вещи, которые мы уже привыкли считать само собой разумеющимися.

Кэри удивительно хорошо приспособился к своему новому житью, а особенно — к ручейкам воды в палатке, когда дождь, случалось, лил всю ночь. Способ защиты от потопа, по Хольсту, был довольно прост — небольшая бутылочка шотландского виски перед сном делала его полностью невосприимчивым к ощущению сырости и холода. Всякий раз средство действовало безотказно. Не важно, сколько бы воды ни протекало через палатку, Кэри всегда всю ночь напролёт спал как убитый. Однако одной из «премудростей», а именно умением приноровиться к частому отсутствию душа, Кэри поначалу никак не мог овладеть. Через какое-то время езда рядом с ним превратилась в самоистязание.

— Слушай, Хольст,— однажды не вытерпел Ларри, когда «бедствие» перешло всякие границы.— Знаешь, если честно, от тебя уже разит. Разве ты не ходил в душ в кемпинге?

— Не-а.

— Шутишь. Почему нет? Один раз за четыре дня нам посчастливилось постоять под душем, и кто знает, когда повезёт опять.

— Знаю, но у меня не осталось ничего чистого из одежды, поэтому я рассудил так: к чему душ, если я всё равно влезу в то же самое грязное, вонючее барахло.

— Ну а почему у тебя нет ничего чистого? — допытывался Ларри.— Ты что же, не удосужился постирать впрок?

— Не-а.

Ларри быстро наставил нашего друга на путь истинный.

«Один простой урок: как держать под контролем «ЗТ» во время похода, по Ларри Сэвиджу,— приступил он.— Если у вас пара шорт и футболок, ежедневно до «помывки» вы носите один комплект. Затем облачаетесь в чистый и стираете заношенный. Утром развешиваете постиранные шмотки на заднем багажнике и сушите их на ветерке, далее всё повторяется... Дело нехитрое — порядок прост, и у вас всегда есть что надеть после душа».

В тот же день Кэри купил баллончик дезодоранта и внушительный флакон одеколона, добрую дозу которого он с тех пор добросовестно выливал на себя по утрам.

Недели три мы колесили мимо озёр, рек и речушек Шотландии, по покрытым зеленью горам, крохотным ухоженным городкам и живописным рыбацким деревушкам, рассыпанным по изрезанному, омываемому штормами побережью. Мы обследовали замки и посещали полевые испытания овчарок. Мы выдержали дожди и грозы с градом, встречные ветры и спущенные шины, сломанные спицы и тормоза и рои кровожадного гнуса. Когда же изредка проглядывало солнце, мы просто дружно грелись.

Потом пришла пора расставаться с Кэри, и в который раз за время путешествия к нам вернулась гнетущая боль одиночества. На этот раз она стала ещё глубже, чем обычно,— теперь нам предстояло действовать только на свой страх и риск до самого конца путешествия. Ни родители, ни друзья не вольются в нашу компанию на самом последнем и самом трудном этапе путешествия. Глядя вслед такой знакомой, быстро сжимающейся в точку фигурке Кэри, удаляющегося от нас по дороге, мы снова почувствовали, как становимся ещё ближе друг другу.

Мы взяли курс на Лондон, через Йоркшир и национальный парк Йоркшир-Дейлс, самое чудное место на островах за пределами Уэльса. Старинные каменные изгороди, фермы и деревушки лоскутками пестрели на холмистой равнине, речушки искрились на солнце. Мы находились в двух днях езды от Лондона, в двадцати милях южнее Линкольна, в местечке с названием Силк-бай-Уиллоубай, когда произошло одно удивительнейшее совпадение. Мы приехали в Силк-бай-Уиллоубай уже затемно. В городке, похоже, все спали. Бегло осмотревшись вокруг, мы выбрали для ночёвки притвор старинной церкви тринадцатого века. Мы расстелили маты на каменном полу и уснули. Наутро старый церковный привратник появился в тот самый момент, когда мы заканчивали свою трапезу. Он пригласил нас пройти внутрь. Ларри разглядывал чугунные доски, украшавшие одну из продольных стен.

— Барб, иди-ка сюда и посмотри,— позвал он.— Ты глазам своим не поверишь. Взгляни на эти доски. Смотри же. Здесь сплошь и рядом имена твоих родственников — Митчеллы и Холдены,— тут сказано, что церковные колокола пожертвованы Митчеллами.

Митчелл была моя девичья фамилия. Согласно семейной истории, прочитанной мною у дядюшки Кларенса, Митчелл и Холден венчались где-то недалеко от Йоркшира. Я нашла своё собственное имя, Барбара Джейн Митчелл, трижды упомянутое в церковной метрической книге, наряду с Кларенсом Митчеллом и Джоном Митчеллом — так звали моего дедушку. Ну не чудо ли — в единственной приютившей нас церкви встретить своё имя и имена близких в метрической книге, на стенах, колоколах и надгробьях.

Первого сентября 1979 года мы въехали в Лондон и направились в кемпинг «Кристал Палас», в пятнадцати милях от города. Мы торопились закончить дела в Лондоне и поскорее двинуться в Австрию, чтобы пересечь Альпы до прихода ненастья. Девять дней в Лондоне ушли на подготовку броска на Восток. Нужно было снять со счёта в «Барклай» три тысячи долларов и перевести их в дорожные чеки, сделать прививки против холеры, столбняка и полиомиелита и получить запас противомалярийных пилюль. Два дня безвозвратно кануло на добывание виз в Египет, ещё два ушло на «стыковку» с посольствами Непала, Индии, Таиланда и Малайзии. Индийцы и малайцы заверили нас, что мы получим визы по прибытии в их страны, нам посоветовали обратиться за визой в Непал в Нью-Дели, за визой в Таиланд — в Катманду. Сотрудник непальского посольства вручил нам брошюрку о своей стране, из которой мы почерпнули, что в Непале целых две асфальтированные дороги, в том числе трасса Катманду — Покхара.

Потом, закупив запасные сальники и форсунки для «нашей кормилицы», приведя в божеский вид спальники, куртки и прочую амуницию, мы развернули бурную кампанию по снижению веса и объёма наших тюков. Банные полотенца были вытеснены ручными, ножи и вилки выброшены за ненадобностью (ложка — вот орудие на все случаи жизни, а её черенок будет отныне играть роль ножа; для особо «трудных» случаев мы держали швейцарский армейский нож). Та же участь постигла всё лишнее и поношенное. Журналы, карты и брошюры, собранные нами за восемь месяцев, отправились почтой домой, в Штаты. На мою долю пришлась большая часть общего веса, в том числе инструментов и запчастей, поскольку дно у багажных корзинок Ларри совсем прохудилось.

Другим нашим проектом было восстановить и модифицировать эти самые корзинки, с тем чтобы они наверняка прослужили нам до самого конца путешествия. Замотав днища изолентой, Ларри для пущей надёжности закрепил их на багажнике зажимными скобами, восстановив утерянные шурупы и гайки. Нужно заметить, что лондонский дистрибьютор компании «Блэкбёрн'с» бесплатно снабдил нас новыми багажниками.

Перед самым отъездом из Лондона мы учинили крупный и тщательный техосмотр своим машинам — последний до конца путешествия.

Последнее, что задерживало нас в Лондоне, так это почта: в ожидании писем мы ежедневно наведывались в контору «Америкэн экспресс». С особой надеждой мы ожидали получить весточку от Грега и Кристин, тех самых американцев, с которыми путешествовали по Испании. Из открытки, присланной из Италии и заставшей нас в Эдинбурге, мы узнали об их планах умерить темп своего пробега, из чего следовало, что у нас появился шанс встретиться с ними в Индии.

За день до отъезда из Лондона мы в последний раз заглянули в «Америкэн экспресс». Шагнув к стойке, я вдруг услышала чей-то удивлённый возглас. Рядом стояла Кристин.

— Чёрт возьми, что ты здесь делаешь? — верещала я, пока мы бурно обнимались.— Ты же должна быть в Египте. А где Грег?

— Грега здесь нет.

— Ну так где же он? Остался на турбазе? Вы ведь, ребята, там остановились?

— Нет. Нет здесь никакого Грега. Он в Египте.

— Ох. Ладно, тогда почему ты здесь?

— Раскол произошёл в Греции. Я прилетела сюда из Афин. Собираюсь назад в Калифорнию.— Кристин тряхнула головой и пожала плечами.

— Кризис назрел пару недель тому назад, в Греции, как раз перед тем, как мы было собрались лететь в Египет. К тому времени мы уже год колесили бок о бок, причём большую часть времени варились в собственном соку. Знаешь, после двенадцати месяцев совместной возни, день за днём без передышки, я в конце концов дошла до той самой точки, когда заранее знаешь, что скажет или сделает он в той или иной ситуации, и от этого мне хотелось лезть на стену.

Едва ли не весь прошлый год, просыпаясь по утрам, я видела одну и ту же физиономию Грега, и мне не оставалось ничего иного, как таращиться на неё весь день напролёт. И мы снова и снова затевали одни и те же споры. Как бы то ни было, полагаю, всё свелось к тому, что мне осточертело беспрестанно лицезреть и выслушивать одного и того же типа. Ну а вы-то как? Тоже, наверное, приустали друг от друга?

Кристин не дала нам времени ответить, но от её слов мне стало немного не по себе, ведь и мы с Ларри старались соблюдать как можно более почтительную дистанцию, когда нам становилось тошно спорить или видеть друг друга.

— К тому же была ещё одна причина,— продолжала Кристин.— Но сперва следует сказать, что я всегда буду тепло вспоминать наше путешествие по Северной Африке. Я бы его ни на что не променяла. Люди были добры к нам. В Алжире мы не просто сэкономили деньги, но даже чуток «разбогатели» — водители останавливались и угощали нас сладостями или совали деньги, сельские жители тащили нас к себе в гости — каждый вечер нам был готов ужин. Никогда не забуду, как мы, взяв такси, направились в пустыню и любовались, как утренняя заря окрашивает бескрайние мили песка такими красками, какие только доступны воображению. Но — баста: грязь, зеваки, нищета и отвратительные условия жизни — всё это заставило меня спуститься на землю. Я была согласна распрощаться с Северной Африкой в любой момент. Пару раз мы останавливались в гостиницах, только ради того чтобы помыться и скрыться от этих вечно глазеющих рож. В номерах всегда было грязно до неприличия, что приводило нас в ещё большее уныние. Как бы мы ни старались, нам так и не удалось выбраться из непролазного свинства.

Во всяком случае, в Греции я призадумалась о том, что нас ждёт в Египте и Кении. Грегу хотелось доехать до Момбасы, а оттуда попытаться теплоходом добраться до Индии. Знаете, чем больше я размышляла, тем больше понимала, что у меня нет охоты продолжать. Бесконечные месяцы грязи, шумных людских толп, нищеты и мерзости... Да ещё жара. Грег, как ни странно, с удовольствием крутил педали в этом пекле, но меня — увольте.

За две недели у меня созрело решение рвануть обратно домой. Как бы то ни было, мы с Грегом расстались друзьями. Всё к лучшему. То есть, не отступись я от этой затеи, тяготы путешествия по странам Третьего мира камня на камне не оставили бы от наших отношений.

Пока Кристин говорила, мы с Ларри раздумывали: как знать, не то ли самое ожидает и нас. Мы не сомневались, что на остаток путешествия у нас достанет физических сил. Ну а как насчёт крепости духа? Будем ли мы по-прежнему держаться друг за друга, когда в Египте или в Юго-Восточной Азии условия путешествия в самом деле станут невыносимыми? Сейчас, с гораздо большей уверенностью, чем в начале пробега, я бы сказала «да», но исповедь Кристин задела меня за живое. «Придётся поднатужиться,— сказала я себе.— Чуть-чуть удачи, и у нас всё получится».

 

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

СЛОМАННАЯ РАМА

 

Потребовалось пятнадцать дней, чтобы преодолеть расстояние от Лондона до Альп, до германо-австрийской границы. За эти две недели мы дважды оказывались на волосок от аварии. В день приезда в Париж мы проделали свыше сотни миль по пологим холмам, последние сорок миль прошли в спокойном темпе, на скорости семнадцать миль в час, без остановок. Оказавшись в черте города, мы ещё миль десять проскакали и протарахтели по брусчатке к городскому кемпингу в Буа-де-Булонь. Часы показывали девять, когда мы, совершенно разбитые, приковыляли в кемпинг.

Перед тем как уснуть, я опять заикнулась об этом странном вилянии из стороны в сторону. Не видя лица Ларри, я представила себе, как он в негодовании закатывает глаза. Он закатывал их всякий раз, когда я жаловалась на загадочное «вихляние» и сопровождающий его скрежет. Почти целый месяц я чувствовала: что-то неладное творится с рулём. Передний конец рамы, казалось, всё время вибрировал, своеобразно поскрипывая. Ежедневно, стоило мне только затянуть песню о «гуляющем» руле, как Ларри тут же утверждал, что мне примерещилось. Его реакция отличалась завидным постоянством.

— Слушай,— ворчливо бубнил он,— ты или выдумываешь это «вихляние», или сама его добиваешься благодаря своей особой манере вертеть рулём и молотить ногами по педалям. В порядке твоя рама. Мы же проверяли. Да и с передней вилкой тоже всё нормально. Не обращай внимания.

Но я-то была уверена: с моей рамой что-то не так — и очень расстраивалась, не находя причину неполадки. Сегодня «шаткий» руль как никогда выводил меня из себя, особенно когда я съезжала с холмов на скорости сорок миль в час.

— Знаешь,— робко заикнулась я, едва мы залегли.— Сегодня я опять чувствовала, как велосипед «ведёт», по-моему, стало ещё хуже.

Ларри всхрапнул, нарочито протяжно и ворчливо, я поняла намёк и отступилась.

Утром, вскочив «по коням», мы покатили в центр Парижа полюбоваться его достопримечательностями. Очень скоро мы обнаружили, что в Париже, конечном пункте «Тур де Франс», велосипедистов едва ли не боготворят. Восседающему на лощёной гоночной конструкции, облачённому в цветное джерси, гонщику дозволено мчаться на знаки «стоп» и красный свет, мотоциклисты и пешеходы станут заботливо и грациозно уступать ему дорогу. Мы с Ларри, в своих линялых шортах и футболках, походили на гонщиков, как гвоздь на панихиду, но раз уж передвигались «на двух колёсах», то и этого было достаточно. Все уступали нам право проезда — даже у знаменитой Триумфальной арки, там, где невообразимые двенадцать полос движения вливаются в один круговой объезд, чтобы затем вновь разбежаться в разные стороны, и где машины на всей скорости как бы кидаются врассыпную, разлетаясь, как огни фейерверка.

Нам удалось пережить объездную трассу, но едва мы, пулей вылетев с неё, свернули на широкий, мощённый брусчаткой бульвар, как мой велосипед вдруг занесло влево и я едва не столкнулась с ближайшим автомобилем. Я резко дёрнула руль вправо, но велосипед не слушался. Его несло прямо. Я в ужасе воззрилась на руль, указывающий одно направление, и на переднее колесо, избравшее свой собственный путь. Ударив по тормозам, я соскочила с велосипеда. Ларри уже спешил ко мне на тротуар.

— Что стряслось? — спросил он.

— Эта передняя вилка, она...

— О нет! Только не это! Конечно, переднее колесо будет вилять, Митчелл. Мы же едем по брусчатке. Даже мой велосипед дрожит на такой мостовой.— (Ларри называл меня Митчелл тогда, когда, на его взгляд, я действовала исключительно бестолково, и он предпочитал от меня хоть как-то отмежеваться.)

— Ясно, что по брусчатке. Но ведь я говорю не просто о тряске. Речь о том, что руль поворачивается вправо, а колесо уходит влево! Это уже серьёзно! Брусчатка тут ни при чём. Похоже, полетела передняя вилка.

На мгновение мне подумалось: возможно, закатившиеся глаза Ларри так больше никогда и не вернутся в своё естественное положение. Всё, что мне было видно, так это нижние краешки радужек и одни сплошные белки. Его губы были поджаты так плотно, что рот полностью потонул в усах и бороде. Передо мной был как бы уже не Ларри, а некая человеческая особь, явно доведённая до белого каления.

— Передние вилки не ломаются! Дай сюда велосипед, и я докажу тебе раз и навсегда! Я продемонстрирую тебе, что всё цело. Повторяю, велосипед в порядке, всё дело лишь в твоей технике.

Ларри схватил велосипед, вскочил на него и нажал на педаль. Но не успел он надавить на вторую, как велосипед, отклонившись от прямого пути, уже свернул на многолюдный тротуар. Футах в пятнадцати от места старта каркас обрушился, швырнув моего мужа на стену спешащих мимо пешеходов.

Совершив сокрушительное приземление на цементный тротуар, он отделался обширными ссадинами на руках и ногах, все кости остались целы. Ларри осторожно поднялся, затем поднял с тротуара мой велосипед. Переднее колесо и вилка болтались отдельно от всего остального, соединённые с рамой лишь гибким тормозным тросиком. Рулевая колонка переломилась в месте соединения с передним концом рамы, и Ларри в изумлении таращился на края разрыва. Я не могла удержаться от искушения:

— Слушай-ка, то, что ты сейчас проделал,— самый что ни на есть высший пилотаж. Красиво сработано!

Мы оба рассмеялись, но смех вышел какой-то нервный. Мы прекрасно понимали, что я была на волосок от трагедии. Сломайся вилка чуть раньше, на объездной дороге, или вчера на спуске с холма, итог мог бы получиться крайне мрачным. Один вид колеса, болтающегося на конце троса, как чёртик на ниточке, вызывал у меня тошноту.

— Ладно, уж если ей суждено было сломаться, то нам повезло, что она сломалась в Париже,— заметил Ларри.— На Елисейских полях должно быть предостаточно велосипедных магазинов. Нам не составит большого труда найти вилку, раз уж это французская рама. Я съезжу по магазинам, а ты дотащишь своего калеку до «Америкэн экспресс», возьмёшь почту и дождёшься меня там.

Я прождала Ларри около двух с половиной часов. За это время я дважды успела получить предложение от американских туристов купить мою развалюху. Оба они намеревались совершить путешествие по Европе во взятых напрокат авто, но заоблачные цены на бензин быстро подточили их ресурсы. Вслед за ними две гостиничные горничные подошли поглазеть на моё несчастье. Одна из них говорила по-итальянски. Призвав на помощь все свои более чем скромные познания в итальянском, который я учила в колледже, я, как могла, объяснила ей свою проблему. Когда я закончила, женщина выскочила на улицу и остановила первого же полицейского. Вернувшись, она порадовала меня адресом велосипедной мастерской «Си-Эн-Си», расположенной в полутора милях отсюда. Поблагодарив её, я осталась томиться в ожидании. Наконец, ещё через час, явился Ларри с самыми удивительными новостями.

— Я так и не разжился вилкой, потому что во всех этих лавочках не нашлось ни души, кто ответил бы мне на приветствие, не говоря уже о новых вилках. Стоило мне заговорить по-английски, как их всех словно ветром сдувало. Они категорически отказывались признать сам факт моего существования. Когда же, в конце концов, в седьмой или восьмой по счёту мастерской я нашёл-таки парня, который выслушал меня, то опять же зря потратил время, поскольку он как заведённый твердил мне, что вилки не ломаются.

— Ладно, ладно, может, кто и говорил, что они не ломаются. Как бы то ни было, чудак в последней мастерской, куда я зашёл, отказался поверить, что твоя рама сделана во Франции. Знаешь почему? Да потому, что я обратился к нему по-английски! Раз говорю по-английски, значит, и рама английская. Проще простого. Да, весёленькие два с половиной часа, ничего не скажешь! Что же нам теперь делать? Полночи уйдёт на то, чтобы перетащить велосипед в кемпинг.

— Полиция дала мне название и адрес ещё одной мастерской неподалёку отсюда. Давай попытаем счастья,— предложила я.— Как знать, вдруг здесь люди не станут задирать нос, как на этих кичливых Елисейских полях? На сей раз в подтверждение того, что рама французская, а вилка действительно сломана, мы принесём с собой велосипед как вещественное доказательство.

Я медленно, но упрямо пробиралась вперёд, сквозь уличную суету часа пик, толкая перед собой заднее колесо велосипеда и вскинув на плечи переднее со свободно болтающейся вилкой. Мы прибрели в «Си-Эн-Си» за пятнадцать минут до закрытия, и нам повезло. Приёмщик не только говорил по-английски, но и охотно общался с нами. Он притащил из подвального склада два комплекта вилок. Первая была из тех же легковесных трубок «Рейнольдс-531», что и моя рама, и стоила девяносто долларов. Вторая, стальная, весила как вся рама целиком, к тому же она, никогда не знавшая краски, была чертовски страшна; зато цена оказалась приемлемой — двенадцать долларов. Поскольку мы, как могли, старались урезать наши расходы, дабы компенсировать издержки двух последних месяцев, мы остановились на той, что пострашнее. Меня не волновала перспектива утяжеления моей рамы, зато согревала мысль о спуске с альпийских круч с надёжной стальной вилкой.

Приёмщик предупредил нас, что за подгонку деталей мастерская возьмётся не раньше следующей пятницы, то есть через полторы недели. Мы же собирались пробыть в Париже только четыре дня. Мы стремились как можно скорее приступить к переходу через Альпы, неделя задержки, по существу, гарантировала нам жалкую возню в снегах.

Было уже шесть, когда хозяин мастерской, изъяснявшийся только по-французски, жестами объявил нам о закрытии. Возившийся с нами приёмщик перекинулся парой слов с хозяином, и не успели мы опомниться, как тот сгрёб мою раму и вилку и исчез с ними в подсобке.

— Он установит вилку и соберёт велосипед,— пояснил его помощник.— Хотите — погуляйте, загляните через часок. Мы закрываемся. Вернётесь — постучите, и я впущу вас.

Теперь, когда мы поняли, что вилка, похоже, будет всё-таки установлена, нам полегчало. Ларри вдруг вспомнил, что не ел с самого утра, и заговорил о состоянии «острого истощения», которое обычно наступало всякий раз, когда ему приходилось более четырёх часов обходиться без «заправки».

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...