 |
Убить заботой. Телевизор и дети. Мир глазами детей-индиго
|
|
|
|
Убить заботой
Пришла однажды к старцу строгая, лицом уже немолодая женщина. По всему было видно, что она лидер. Привыкла повелевать в семье, на работе.
— Говорят, вы можете дать добрый совет, — обратилась она к старцу. — До сих пор я вроде сама обходилась со своими проблемами. А тут никак не могу понять, что мне делать. Уже больше года прошло, как мы перевезли в свой дом престарелых родителей мужа. Им уже за 80. И за все это время, что бы я ни делала для них, они всем недовольны. Я и кормлю их, и прибираю за ними, обстирываю, обмываю их. Только что они захотят — я уже тут. А они все брюзжат и брюзжат. Кажется, чего им еще надо: лежи на мягком диване да кнопки переключай — смотри по телевизору, что твоей душе угодно. Так нет.
— Вы убиваете своих стариков, — сказал старец.
— Как убиваю? — опешила женщина.
– Да, вы медленно, но упорно убиваете стариков своей заботой. Вы их сделали беспомощными и полностью зависимыми от себя. Вы сделали их ненужными, лишними в этой жизни, тяжелой обузой для вас и вашей семьи. А они всю жизнь трудились, всю жизнь были востребованы обществом. Их, видимо, уважали за их труд, за их человеческие качества. А вы превратили их в ничто. Позвольте им что-то делать, выполнять посильные обязанности для семьи — ту же пыль с мебели вытирать. Тем более у вас — дом. Неужели не найдется никакой домашней работы для стариков? Жизнь каждого человека должна быть наполнена каким-то смыслом. Каждый человек должен быть востребован обществом, друзьями, семьей, внуками и правнуками, наконец. Уж если не нашли они пристанища в Боге, позвольте им реализовать свое личностное, человеческое Я хотя бы здесь. Брюзжат — значит еще сопротивляются, не хотят быть живыми покойниками.
|
|
|
Телевизор и дети
— Помогите, — взмолилась молодая женщина, — моему мальчику уже 12 лет, а ростом он как пятилеток. Совсем перестал расти. Все над ним смеются, дразнят. По каким врачам его только ни водила, каких лекарств ни перепили — ничего не помогает.
— Вы когда беременная им были, телевизор смотрели?
— Да, конечно. Особенно когда живот большой стал и я в декретный отпуск ушла. Времени много.
— И боевики, конечно, смотрели?
— Да сейчас по любому каналу, куда ни ткни — везде боевики. Гоняются друг за другом, убивают, мучают друг друга — страшно смотреть. А смотришь, деваться некуда.
— Так вот вы во время просмотра этих боевиков сформировали у утробного младенца программу: взрослых, больших убивают. Поэтому лучше оставаться маленьким, их все жалеют и не убивают.
— Да что же он соображает-то в утробе?
— Все то же, что и вы, даже больше. Ваши чувства — это его чувства. Он смотрит вашими глазами, слушает вашими ушами, чувствует вашим телом. Словом, вы и он нераздельное целое.
— Господи, да как же нам теперь быть?
— Программу снимать. Вы ее создали, вы и должны снять.
— А как?
— Найдите в своем доме тихое место, уединитесь, чтобы вас никто и ничто не беспокоило. Войдите в молитвенное состояние, призовите Бога, ангелов, все небесные силы, кого можете. Мысленно, ретроспективно представьте себя беременной вашим мальчиком и просите прощения у своего утробного младенца за то, что в силу своего духовного невежества сформировали в нем негативную программу прекращения роста. Обратитесь с молитвой к Богу: «Господи, прости мне мое невежество. Прошу Тебя, сними с моего ребенка эту программу прекращения роста». Примерно так. Возможно, вы подыщите и другие молитвенные слова, идущие от вашего сердца. Но чтобы обязательно ваше раскаяние было искренним, прочувствованным, идущим от самого сердца, со слезой. Тогда, возможно, Бог и примет вашу молитву. Идите.
|
|
|
* * *
Каждый день вопрошаю: а той ли мерой ты судишь себя, какой судишь других? И ставишь себя на суд Божий, и судишь, и многое тебе открывается в себе.
Мир глазами детей-индиго
— Мама, расскажи мне сказку про колобка, — просит трехлетняя Даша.
— Да ты же ее сама можешь рассказать мне.
— Не могу, мама.
— Почему же, забыла что ли?
— Нет, мама, у меня руки грязные.
— А при чем тут твои руки?
— Ну, как же, мама, колобок же из теста, надо его руками показывать, какой он. А у меня руки грязные, как можно к хлебу прикасаться грязными руками?
* * *
— Оля, как ты учишься? — спросила мать девочки индиго у ее подружки.
— Отличница она, мама, отличница, как и я.
— Я не просто отличница, — добавила Оля, — я гордость школы.
Тест
Я стою возле стола, на котором разложены дыни. Среди них лежит кусочек с семенами, расположенными по кругу, как некий орнамент. Подходят двое молодых людей.
— Можно взять? — спрашивает один из них и тянется к кусочку с семенами.
— Нет, нет, — протестую я, — берите все остальное, но это не трогайте, это самое ценное.
Но он хватает именно это, мнет его в кулаке. Люди поворачиваются и уходят, я шлю им вдогонку проклятия. Стараюсь еще и в тонком плане поразить того хама.
Просыпаюсь. Понимаю, что это тест и что я его провалил. Какая бы ценная вещь для тебя ни была, для другого она может не представлять никакой цены. Но что может быть ценнее человеческих отношений? Привязки к тварным «ценностям», вещам делают нас врагами. Если бы я одинаково относился ко всем кускам дыни, то он бы выбрал любой, даже не затронув этот, ничем не примечательный, но почему-то ценный для меня кусочек. Своей привязкой я притянул его к нему. В результате неконтролируемый выплеск отрицательной, убийственной для человека энергии.
|
|
|
