 |
Глава 9. Монастырская трапеза. Устав о благочинии
|
|
|
|
Глава 9
Монастырская трапеза
Устав о благочинии
С давних времен на Руси бытует поговорка: «Со своим уставом в чужой монастырь не ходят». Уставы разных общежительных монастырей действительно сильно отличались друг от друга. Но, несмотря на все отличия, существовал ряд общих строгих правил, которые составляли основу порядка в любой киновии. К таким правилам относилась обязательная общая трапеза: все от игумена до послушника должны были есть за общей трапезой и ничего, даже питьевой воды, в своих кельях не держать.
Это правило сильно отличало киновию от особного монастыря, где каждый питался отдельно, сообразно своему личному достатку, а также от сюита, где монахи получали продукты у настоятеля, но готовили себе еду каждый отдельно и питались в своих кельях, за исключением больших праздников.
Одинаковыми для всех монахов были и правила поведения за общей трапезой. Первое и основное — всегда оставаться довольным предложенной «ествой»: «что ти поставят, о том не роптати». Пища и питие полагались всем одинаковые и в равных количествах. Иноки приступали к еде только после того, как игумен «возложит руку на брашно или питие». Все сидели молча и внимательно слушали чтеца, который по благословению настоятеля читал жития святых или творения святых отцов. За смех и разговоры в трапезной в Волоколамском монастыре наказывали епитимьей в 50 поклонов или одним днем сухоядения. Говорить за трапезой разрешалось только настоятелю, келарю и служебникам, да и то только о необходимом.
За столом каждый смотрел перед собой, а не по сторонам, у другого брата ничего не брал и своего перед ним не ставил, чтобы не ввести соседа в грех чревообъядения. Тех же, кто проявлял неуместное любопытство или заботу о другом иноке, по уставу Волоколамского монастыря, наказывали одним днем сухоядения или епитимьей в пятьдесят земных поклонов. Инок должен был знать «свой довол» (свою меру) и «не припрашивать», а также «не просить потешения (утешения, какого-нибудь лакомства. —Е. Р. ) или пригаринок» (того, что пригорело и не подавалось на стол). В случае, если сам трапезник (служащий за трапезой) предлагал добавку или какое дополнительное блюдо, полагалось тихо и смиренно отвечать: «Божия воля, господине, и твоя! » Если инок не хотел добавки, то говорил: «С меня, господине» (то есть с меня довольно, господин).
|
|
|
Даже если монах был болен и не мог есть того, что ела вся братия, он не смел просить, но ждал, когда сам служащий спросит его, чего он хочет. Услышав вопрос, болящий инок отвечал: «Дай, Бога ради, того или сего». Если он вообще ничего не хотел, то так и говорил: «Не хочется мне, господине, ничего» (РГБ. Унд. № 52. Л. 365).
В монастыре вполне могла случиться и такая ситуация: служебник, по забывчивости или желая испытать терпение брата, обносил инока, то есть не давал какого-нибудь блюда или пития. Таких историй много в древних патериках; подобным образом старцы испытывали терпение не только новоначальных иноков, но и опытных подвижников. Преподобный Иоанн Лествичник наблюдал в монастыре святого Иоанна Савваита, как игумен подозвал к себе в начале трапезы восьмидесятилетнего старца Лаврентия, убеленного сединами. Тот подошел и, поклонившись игумену до земли, взял благословение. Но когда старец встал, игумен не сказал ему ничего, и тот остался стоять на месте. Обед продолжался час или два, а старец Лаврентий все стоял без ответа и привета. Преподобный Иоанн Лествичник пишет в своей «Лествице», что ему даже стыдно было взглянуть на старца. Когда обед закончился и все встали, игумен отпустил старца (Лествица. С. 30).
|
|
|
По монастырским правилам, если монаха обнесли за трапезой, он должен был смиренно сидеть за столом и ничего не просить. И только в случае крайнего голода или жажды мог сказать служащему: «Мне, господине, не дали» (РГБ. Унд. № 52. Л. 365 об. ). Но это только в крайнем случае.
Монахам запрещалось без благословенной причины опаздывать на трапезу. В Волоколамском монастыре опоздавших наказывали днем сухоядения или поклонами, числом 50. Если инок не успевал в трапезу к молитве по какой-то достойной причине, то, войдя, он молча стоял и ждал, пока служащие поставят ему. А если не ставили, то смиренно жевал хлеб с солью и ждал, пока ела вся братия.
Самое строгое наказание назначалось тем, кто приносил что-либо свое в трапезу или, наоборот, выносил, спрятав за обедом или за ужином. Монах Волоколамского монастыря, пришедший на трапезу со своей «ествой», получал епитимью в сто земных поклонов. Если кто из иноков брал что-нибудь в трапезе без благословения настоятеля или келаря и покаялся в этом, то не смел прикасаться к святыне: вкушать антидор, «хлебец Богородицы», просфору, пока не получал прощения. Если инок был обличен в грехе другими монахами, то наказывался сухоядением на пять дней. В случае неоднократного повторения подобного греха монаха изгоняли из обители или в железных оковах сажали в темницу (ВМЧ. Сентябрь. Стб. С. 12).
Кроме обеда и ужина монаху не разрешалось ничего есть и пить, даже ягоду в лесу или овощи на огороде. В случае жажды инок мог, спросив благословения у старца, пойти в трапезную и там выпить воды. Если после обеда или ужина монаху требовалось посетить другого инока или старца в его келье, а тот хотел угостить его каким-нибудь «ядением, или питием, или овощем», то инок должен был отказаться от такого утешения: «Не смею, господине, не понуждай меня, Бога ради». Старцы учили новоначальных, что подобное гостеприимство — это не братолюбие, а вражеская (бесовская) попытка ввести инока в грех; истинное же монашеское братолюбие состоит в том, чтобы всякого равно любить и от всех удаляться (РГБ. Унд. № 52. Л. 368 об. ).
Казалось бы, простое правило — есть только за общей трапезой. Но из житий святых видно, сколько сил требовалось настоятелю, чтобы сохранить этот порядок нерушимым. В Волоколамском монастыре тех, кто был замечен в подобном грехе, лишали святыни, пока они не получат прощения у настоятеля. А получив прощение, монах должен был положить сто земных поклонов в келье, чтобы совершенно изгладить грех. Если монах не приносил покаяния, а был обличен кем-то другим, то наказание возрастало в три раза: инок получал епитимью в триста поклонов или «сухо ел» три дня. Если подобное повторялось, то его изгоняли из обители.
|
|
|
Однако бывали случаи, когда чревоугодники исцелялись от греха чудесным образом. И такое наказание оказывалось наиболее действенным. Два монаха из монастыря преподобного Павла Обнорского в свое время ушли из обители и долго подвизались в монастыре особножительного устава. Затем они вернулись в свой монастырь, но старых привычек не оставили. Как-то раз иноки решили приготовить себе еды в келье. Один остался варить в горшке вариво, а другой пошел в трапезную, чтобы тайком добыть хлеба. Когда второй монах возвратился, то увидел, что друг лежит на полу, а из его рта течет пена. Перепуганный инок в одно мгновение осознал свой грех и мысленно воззвал к преподобному Павлу Обнорскому, прося их простить. В доказательство своего раскаяния он схватил злополучный горшок и, выбросив за порог, стал пинать его ногами со словами: «Больше никогда так не сделаю до конца своей жизни» (ВМЧ. Январь. Стб. 547). Другой монах той же обители проходил послушание в квасоварне и решил приготовить для себя квас. Взяв ведро сусла, он понес его в свою келью, но идти пришлось мимо гробницы преподобного Павла Обнорского. Здесь внезапно ослабели его руки и ноги, от страха он закричал и стал умолять преподобного о прощении. В келью он прибежал целым и невредимым, но уже без ведра, а наутро покаялся игумену.
Эти истории закончились благополучно, а вот другой инок Обнорского монастыря — Митрофан — так до конца своей жизни и остался калекой за то, что тайно ел и пил в своей келье. Однажды, когда Митрофан стоял в церкви на службе, внезапно руки и ноги его ослабели, и он упал. Братия служили о его здравии молебен преподобному Павлу и Святой Троице, после которого инок почувствовал себя лучше и смог покаяться. В итоге он мог двигаться, но одна рука и нога его так и не исцелились в назидание всей остальной братии (Там же. Стб. 540).
|
|
|
Чтобы не допускать праздного любопытства, недовольства и не доводить иноков до греха тайноядения, монахам не разрешалось заходить в трапезную в течение дня без дела и благословения. При трапезных существовали так называемые шегнуши — кладовые, в которых хранили квас и всякие снеди. В положенное время иноки собирались на крыльце шегнуши пить квас, но при этом запрещались долгие стояния у шегнуши или праздные разговоры. Кроме того, заходить в саму шегнушу также не разрешалось. Шегнуша сообщалась с трапезной через служебный ход, который предназначался только для служебников. Монахи заходили в трапезную палату либо со двора через паперть, либо через церковные двери, если трапезная была устроена при церкви.
|
|
|
