 |
ПРИМЕЧАНИЕ: Все герои, задействованные в сценах сексуального содержания, вымышленны и достигли возраста 18 лет.
|
|
|
|
Длинный черный плащ
Автор: bloodcult_of_freud
Переводчик: Ringa
Бета: Loy Yver
Гамма: Algine
Рейтинг: R
Пейринг: СС/ГГ
Жанр: drama
Оригинал: http://ashwinder.sycophanthex.com/viewstory.php?sid=5376
Дисклаймер: Все права у Дж.К.Роулинг
Саммари: Представьте, что Волдеморт победил
Размер: мини
Статус: закончен
ПРИМЕЧАНИЕ: Все герои, задействованные в сценах сексуального содержания, вымышленны и достигли возраста 18 лет.
Пусть никто сейчас не говорит об этом вслух, я должна быть честной с собою: я тоскую об ушедшем мире, о том, каким он был раньше.
Я тоскую об ушедших днях, когда я не знала, что я – маггла. Я тоскую о тех днях, когда и не подозревала о значении этого слова. Я скучаю по своему зубоврачебному кабинету, где работала с мужем. Мне не хватает отпуска. И помоги мне боже, я скучаю по телевизору. Я бы без малейших колебаний променяла немногие остатки самоуважения на то, чтобы сесть и посмотреть, как Алекси Сейл по полчаса клеймит Тетчер, называя ее безбожницей. Я была бы счастлива еще раз пересмотреть «Путь к Богу». Да кого я обманываю? Я была бы очень рада просто послушать новости.
И, понятное дело, я плачу, когда вспоминаю нашу машину.
Конечно, ничего этого нет. Наши хозяева разрушили все маггловские технологии и разрешают нам использовать только огонь, ничего больше. Я не преувеличиваю.
Нам, магглам, не разрешают работать с металлом. Мы должны сеять и жать, используя деревянные орудия труда и заостренные камни.
Нам запрещают читать и писать.
Добрые старые времена, вернитесь! Но тщетно.
Я не могу позволить себе плакать по мужу, иначе я никогда не смогу остановиться. Мы не можем покидать территорию нашей деревни без разрешения магглорожденного волшебника-садиста, слово которого здесь - закон. Он, в свою очередь, кланяется и пресмыкается перед волшебниками полукровками.
|
|
|
Нет больше иудеев, христиан, мусульман или буддистов. Все мы поклоняемся чистокровным волшебникам. Они - боги-ревнители. Они убивают нас, словно мы муравьи, забравшиеся в корзинку с едой. Порой, кажется, они наслаждаются нашими мучениями, словно любопытные дети с лупой в руках.
Наши хозяева бросают каждого ребенка, проявившего магические способности, в огонь.
Огонь вспыхивает зеленым и не оставляет матери даже костей и пепла.
Деревенский колдун уверяет безутешных матерей, что дети не умирают, что их просто забирают на воспитание. Гермиона говорит мне то же самое, но я ей не верю. Я не могу забыть, что она - одна из них. О, как я хотела бы, чтобы она никогда не появлялась на свет.
Гермионе двадцать четыре – сжигать ее уже поздно. И моя дочь притворяется магглой. Все ее друзья погибли во время войны. Они боролись против воцарения Великого Лорда, и Гермиона уверена, что ее казнят, если поймают. Но мне трудно поверить, что школьница могла привлечь внимание Великого Лорда. Моя девочка всегда считала себя пупом земли. Наверное, из-за того, что она – единственный ребенок.
Гермиона и я - мы остались вдвоем. Если бы я любила ее меньше, то не стала бы возражать против этой бессмысленной крепостной жизни, которую мы ведем сейчас. Если бы я любила свою дочь больше, то не боялась бы ее.
Мы никогда не говорим о прежней жизни. Мы никогда не говорим о ее школьных днях. И мы никогда не говорим с ней о будущем. Эту жизнь лучше всего прожить в полусне. Она - оживший кошмар. Другие люди кажутся счастливыми. И иногда я задаюсь вопросом: неужели мы тоже кажемся счастливыми?
Может, мы с Гермионой просто не способны жить как крестьяне. Я всегда была властной и она, похоже, унаследовала это от меня. И я всегда гордилась своей дочерью. Наверное, мы бы работали куда лучше, если бы не были такими заносчивыми.
|
|
|
***
Когда это произошло, мы стирали белье вместе с другими женщинами из нашей деревни. Звучит куда лучше, чем есть на самом деле. Стирка – это занятие грязное, тяжелое, вызывающее ломоту в спине. Одно из моих самых блаженных воспоминаний: я загружаю белье в стиральную машину.
Мы увидели его, когда уже полоскали одежду.
Нужды спрашивать не было: мы знали, кто он. Даже на расстоянии была заметна тонкая серебряная цепочка на его левом запястье - символ одобрения и благословения Великого Лорда.
Он мог изнасиловать ее прямо здесь, если бы захотел. Никто из нас и пальцем бы не пошевелил, чтобы остановить его. Мы и не смогли бы это сделать, даже если очень захотели. В конце концов, мы всего лишь магглы. Годы войны научили нас, что любые попытки сопротивления бесполезны.
Изнасилуй он мою дочь, ей бы сказали ставшее уже обычным: «Ты будешь жить», не уточняя, что если будет ребенок, то он попадет прямиком в огонь. И я не уверена, благословение это или проклятие.
Однако он не взял ее. То, что он сделал, оказалось еще хуже.
Он был высоким и уродливым. Большой нос, тощее лицо, волосы, которые не мешало бы помыть. Все другие чистокровные, которых мне довелось увидеть, были безупречны.
Конечно, все это я заметила позже. В тот момент я увидела лишь, что он был высоким и черноволосым. И носил длинный черный плащ.
Я опустила голову вместе с остальными. Строгого запрета смотреть в глаза волшебнику нет, но это плохая идея в любом случае.
Маг следил за моей дочерью, но не двигался. В тот момент я проклинала Гермиону за то, что она подняла глаза и взглянула на него. Теперь же, оглядываясь назад, я сомневаюсь, что это имело какое-то значение.
Ни один из них не произнес ни слова.
Когда мы вернулись в свою лачугу, он ждал нас. Гермиона проигнорировала его и, не задержавшись ни на мгновение, прошла мимо. Маг остановил ее и, развернув к себе лицом, взял за подбородок большим и указательным пальцами.
- У меня сложилось впечатление, что вы погибли, - прошипел он.
Я никогда не слышала голоса одновременно такого красивого и пугающего.
И как любому другому, она ответила ему:
- Я мертва.
|
|
|
Вот уж не знаю, почему, но мне всегда хотелось жить. Поэтому я поклонилась волшебнику в ноги.
- Эта маггла знает?.. - начал он, но моя сумасшедшая дочь прервала его:
- Что она предоставила кров беглой ведьме?
- Вас не ищут. К вашему сведению, вы никогда не привлекали внимания нашего Лорда. Кроме того, не осталось никого, кто смог бы опознать вас, - резко сказал он, напрягаясь всем телом.
- Малфой? - спросила Гермиона.
- Люциус был казнен практически сразу после нашей победы. Оказывается, он был предателем, передававшим информацию врагам нашего Господина, - сказал маг, многозначительно подчеркнув последние слова, но я не поняла, что он имел в виду. – Для меня, это стало большой удачей.
Гермиона фыркнула.
- Почему вы здесь, мисс Грейнджер? - спросил волшебник.
- А где еще я могу быть? – вопросом на вопрос ответила она.
- Есть... Есть свободное место рядом со мной, - мягко сказал он.
- Что вы?.. - она пораженно замолчала. – Почему?
И его ответ - с горечью в голосе:
- Не будь идиоткой, Грейнджер.
Я взглянула на них, пораженная истеричным смехом дочери, и увидела, как она покачала головой.
Он ушел, не сказав ни слова.
***
А ночью разразилась гроза. Я закрывала ставни и увидела, что он стоит посреди пустынной улицы, окруженный серебристым свечением, укрывающим его от дождя.
Наутро оказалось, что половина деревьев в деревне выкорчевана.
После этого маг никогда не оставлял Гермиону в покое. Он наблюдал за ней каждый день, пока она работала в поле. Он соблюдал дистанцию. Он хранил молчание, но всегда был рядом.
Я привыкла к тощей фигуре в черном, внимательно следившей за каждым движением Гермионы.
Однажды волшебник как обычно шел следом за нами, и Гермиона оглянулась на него – он сделал странную вещь: встал на колени и взял горсть земли из ее следа.
Гермиона затаила дыхание. Маг раскрыл ладонь и послал ей воздушный поцелуй, сдувая землю с руки. И ухмыльнулся.
- Что это было? – шепотом спросила я у дочери.
- Земля из оставленного следа может быть использована… в очень сильном приворотном зелье, - с тревогой ответила она. – А так он показывает, что не хочет брать меня силой.
|
|
|
- Кто он, Гермиона? - спросила я. Сдерживаться больше не было сил. – Откуда ты его знаешь?
- Он был моим профессором, - сказала дочь, возвращаясь к работе.
Гермиона отказалась отвечать на другие вопросы, а маг по-прежнему был рядом с нами.
***
Однажды летним утром, когда мы сидели с другими женщинами и собирали в вязанки скошенный тростник, маг подошел слишком близко.
Гермиона вскочила. Может, чтобы встретить его лицом к лицу, а, возможно, чтобы убежать. Но это не имело значения, потому что шансов скрыться у нее не было.
Одним стремительным движением он прижал Гермиону к дереву. Мы находились недалеко, но старались не смотреть на них.
Гермиона зарычала - на человека, который держал в руках наши жизни.
- Побыстрее нельзя?!! - она почти кричала. - Я почти закончил, - волшебник довольно рассмеялся.
Через мгновение стало ясно, что он не насилует мою дочь.
- Ай! – взвизгнула Гермиона.
- Не вертись, Грейнджер, мне осталось совсем чуть-чуть.
- Зачем это? - раздраженно спросила она.
- Затем, что ваш возмутительный маленький розыгрыш пора прекратить.
Теперь в ушах Гермионы посверкивали тонкие золотые обручи. Она попыталась ударить мага, но он легко перехватил ее запястье. Потом волшебник отпустил мою дочь и, смеясь, пошел прочь.
Никого из магглов не подпускали даже к железу, не говоря уже о золоте. Но он сделал это - маг перед всей деревней отметил Гермиону как ведьму. Нет, не так: он отметил ее как свою ведьму.
После этого нас с ней стали сторониться еще больше, чем раньше.
Никто из магглов, если у него осталась хоть капля инстинкта самосохранения, не будет общаться с ведьмой. Я – мать Гермионы, естественно, что и меня стали избегать. Винить мне некого - окажись я на месте этих людей, то поступила бы точно также.
Четырнадцать долгих дней Гермиона продолжала работать вместе со всеми. Он всегда был рядом, наблюдая за ней.
***
Все мы люди. Пусть мир разрушен, пусть маги переделали его под себя, злачные места - неистребимы.
Когда мы с Гермионой вошли в паб все разом замолчали, но постепенно о нас забыли, вокруг вновь послышались смех и крики. И мы наслаждались этим, пока не появился он. Волшебник, небрежно прислонившись плечом к дверному косяку, скрестил на груди руки. И опять взгляды всех присутствовавших обратились к Гермионе.
- Чего вам? - грубо спросила она.
Он ничего не ответил, просто улыбнулся, обнажив страшные кривые зубы. Практикуй я до сих пор, то могла бы помочь ему с этим.
Вытянувшись в струнку, Гермиона сказала:
- Нам надо поговорить, профессор.
|
|
|
Маг, слегка улыбнувшись, пропустил ее к дверям.
Почти до полуночи они простояли посреди улицы, заставляя жителей деревни, боявшихся помешать ведьме и волшебнику, тесниться в пабе.
Чистокровный маг - кем он еще мог быть? - выглядел то хищным, то заботливым, то снисходительным. Гермиона сердилась. Конечно, я могла лишь догадываться: из их разговора не было слышно ни слова. Когда же я стала расспрашивать Гермиону, она ничего не сказала мне.
На следующий день волшебник вежливо попросил мою дочь составить ему компанию во время прогулки. Когда Гермиона вернулась, на ее шее красовался засос. Наверное, мне стоило расспросить ее, но я понятия не имела, как мне теперь разговаривать с дочерью. Думаю, я никогда и не умела это делать.
Сейчас маг просто протягивает руку, и моя дочь принимает ее. Он принес ей волшебную палочку, хотя магглорожденным это не позволено.
- Полированный кедр, десять дюймов, сердце дракона, - резко сказал он, а Гермиона заплакала от радости. Палочка была точной копией той, какую мы с мужем купили для дочери, когда она была ребенком.
Теперь у меня была возможность разглядеть его поближе. Волшебник был страшен, как семь смертных грехов: отечный, словно алкоголик, морщины залегли глубоко на лбу и возле рта, маленькие черные глаза смотрят так, будто тебя и не существует. И этот взгляд ласкает, словно пара рук, последнего человека, который держит меня в этом мире. Я ненавижу его грязный взгляд. У него кошмарные волосы, из его носа можно сделать три нормальных. Когда он сердится на Гермиону, то кричит, брызжа слюной.
Я ненавижу его. Я ненавижу его, а моя дочь отдала ему свое сердце. Магглорожденный деревенский колдун ползает по земле, завидев его, но Гермиона вся светится, когда маг приходит к ней. Теперь волшебник нечасто заглядывает к нам - он редко отпускает мою дочь от себя. Она больше не работает в поле. Она пропиталась его запахом.
Я, кажется, теперь кое-что знаю о нем. Он – чудовище из чудовищ, и ходят слухи, что он входит в ближний круг Великого Лорда. Чистокровный аристократ, он служит Лорду с самого детства. Говорят, нет никого преданнее этого мага. Все, что он ни пожелает, принадлежит ему. Как Гермиона может его любить?
Законы не значат ничего для волшебника, который подчиняется только Волдеморту. У меня хватает сил мысленно произносить его имя, хоть это и ужасно пугает меня.
Если любовница волшебника в длинном черном плаще хочет палочку, то она получит ее, невзирая на свое происхождение.
Я не так воспитывала свою дочь. Я никогда не хотела, чтобы она была содержанкой. Но, с другой стороны, разве для того я двадцать лет училась, чтобы теперь стирать на камнях одежду?
Моя Гермиона стала шлюхой. Я на удивление легко признала это. Мне гораздо сложнее смириться, когда я начинаю думать о том, кого именно она ублажает. Я презираю ее, когда представляю в руках этого грязного ублюдка. Я бы хотела, чтобы она погибла вместе с друзьями во время войны. Я бы хотела, чтобы она никогда не рождалась.
Три дня назад, когда я проснулась, Гермионы не было. Она не попрощалась, не оставила даже записки. Интересно, она помнит, что я умею читать? Я не знаю, где она, но я знаю, с кем она. Я знаю, что она счастлива, и все же мне жаль, что моя дочь не умерла.
Конец
|
|
|
