Новь Роман (1876)

Нежданов получает место домашнего учителя у Сипягиных в момент, когда очень нуждается в деньгах, еще больше в смене обстановки. Те­перь он может отдохнуть и собраться с силами, главное же — он «выпал из-под опеки петербургских друзей».

В Петербурге жил он в темной комнатушке с железной кроватью, этажеркой, заставленной книгами, и двумя немытыми окошками. В эту комнату и явился однажды солидный, излишне самоуверенный господин — известный чиновному Петербургу Борис Андреевич Сипягин. На лето ему нужен учитель для сына, и флигель-адъютант

князь Г. («кажется, ваш родственник») рекомендовал именно Алек­сея Дмитриевича.

При слове «родственник» Нежданов мгновенно краснеет. Князь Г. — один из его братьев, не признающих его, незаконнорожденного, но выплачивающих ему по воле покойного отца ежегодную «пен­сию». Алексей всю жизнь страдает от двусмысленности своего поло­жения. По этой причине он так болезненно самолюбив, так нервен и внутренне противоречив. Не по этой ли причине и так одинок? . Для смущения у Нежданова поводов предостаточно. В прокуренной клетушке «княжеского родственника» Сипягин застал его «петербург­ских друзей»: Остродумова, Машурину и Паклина. Неряшливые фи­гуры, грузные и неуклюжие; небрежная и старенькая одежда; грубые черты лица, у Остродумова еще изрытое оспой; громкие голоса и красные крупные руки. В их облике, правда, «сказывалось что-то честное, и стойкое, и трудолюбивое», но поправить впечатление это уже не могло. Паклин был до чрезвычайности маленьким, невзрач­ным человеком, очень страдавшим от этого по причине страстной любви к женщинам. При мизерном росте он был еще Сила (! ) Сам-соныч (!! ). Впрочем, нравился студентам веселой желчью и циничес­кой бойкостью (российский Мефистофель, как назвал его в ответ на именование российским Гамлетом Нежданов). Задевало Паклина и нескрываемое недоверие к нему революционеров.

Вот от этого всего отдыхал теперь Нежданов. Он не чужд был эс­тетическому, писал стихи и тщательно скрывал это, чтобы «быть как все».

У Сипягиных большой каменный дом, с колоннами и греческим фронтоном. За домом прекрасный, ухоженный старый сад. Интерьер носит отпечаток новейшего, деликатного вкуса: Валентина Михайлов­на вполне разделяет не только убеждения, но и пристрастия мужа, либерального деятеля и гуманного помещика. Сама она высока и стройна, лицо ее напоминает о Сикстинской Мадонне. Она привыкла смущать сердечный покой, причем вовсе не для того, чтобы завести особые отношения с объектом своего обнадеживающего внимания. Нежданов не избежал его, но быстро понял отсутствие, так сказать, содержания в ее едва уловимой призывности и демонстрации якобы отсутствия дистанции между ними.

Склонность ее подчинять и верховодить особенно очевидна в от-

ношениях с Марианной, племянницей мужа. Ее отец, генерал, был осужден за растрату и отправлен в Сибирь, потом прощен, вернулся, но умер в крайней бедности. Вскоре умерла и мать, а Марианну при­ютил дядюшка Борис Андреевич. Девушка живет на положении бед­ной родственницы, дает уроки французского сыну Сипягиных и очень тяготится своей зависимостью от властной «тетушки». Страдает она и от сознания, что окружающим известно о бесчестии ее семейства. «Тетушка» умеет как бы невзначай обмолвиться об этом перед знако­мыми. Вообще же она считает ее нигилисткой и безбожницей.

Марианна не красавица, но привлекательна, а прекрасным сложе­нием напоминает флорентийскую статуэтку XVIII в. Кроме того, «от всего ее существа веяло чем-то сильным и смелым, стремительным и страстным».

Удивительно ли, что Нежданов видит в ней родственную душу и обращает на нее свое внимание, не оставшееся безответным. Но в Марианну страстно и безнадежно влюблен брат Валентины Михай­ловны Сергей Михайлович Маркелов, некрасивый, угрюмый и желч­ный человек. На правах родственника он бывает в доме, где главные принципы — свобода мнений и терпимость, и за столом сходятся, скажем, Нежданов и крайний консерватор Калломийцев, не скры­вающий нелюбви к нигилистам и реформам.

Неожиданно оказывается, что Маркелов приехал ради встречи с Неждановым, которому привез письмо «самого» Василия Николаеви­ча, рекомендующего им обоим взаимодействовать «в распростране­нии известных правил». Но поговорить лучше в имении Маркелова, а то в доме сестры и стены имеют уши.

У Сергея Михайловича Нежданова ждет сюрприз. В гостиной при свете керосиновой лампы пьют пиво и курят Остродумов и Машурина. До четырех утра идут разговоры о том, на кого бы можно было положиться. Маркелов считает, что надо привлечь «механика-управ­ляющего» местной бумагопрядильной фабрики Соломина и купца из раскольников Голушкина. У себя в комнате Нежданов вновь чувству­ет страшную душевную усталость. Опять много говорено, что надо действовать, что пора приступить, а к чему, никто так и не знает. Его «петербургские друзья» ограниченны, хотя честны и сильны. Впрочем, утром он заметил на лице Маркелова следы той же душевной уста­лости несчастного, неудачливого человека.

Между тем после отказа Маркелову Марианна и Нежданов все больше чувствуют взаимную симпатию. Алексей Дмитриевич находит даже возможным рассказать девушке о письме Василия Николаевича. Валентина Михайловна понимает, что молодой человек совсем отвер­нулся от нее и что виновата тут Марианна: «Надо принять меры». А молодые люди уже переходят на «ты», вскоре следует и объяснение. Это не осталось тайной для г-жи Сипягиной. Она подслушала это у дверей.

Соломин, к которому отправляются Нежданов и Маркелов, когда-то два года проработал в Англии и современное производство знает отлично. К революции в России относится скептически (народ не готов). Он завел при фабрике школу и больницу. Это его конкретные дела. Вообще есть две манеры выжидать: выжидать и ничего не де­лать и выжидать да подвигать дело вперед. Он выбрал второе.

По пути к Голушкину им попадается Паклин и зазывает их в «оазис», к старичкам — супругам Фимушке и Фомушке, которые продолжают жить, будто на дворе XVIII в. В каком быту родились, выросли и сочетались браком, в том и остались. «Стоячая вода, но не гнилая», — говорит он. Есть тут и дворня, есть старый слуга Каллиопыч, уверенный, что это у турков бывает воля. Есть и карлица Пуфка, для развлечения.

Обед Галушкин задал «с форсом». В пьяном кураже купец жер­твует на дело крупные суммы: «Помните Капитона! »

На обратном пути Маркелов упрекает Нежданова в неверии в дело и охлаждении к нему. Это не лишено оснований, но подтекст иной и продиктован ревностью. Ему все известно: и с кем объяснялся красавчик Нежданов, и у кого после десяти вечера был он в комнате. (Маркелов получил от сестры записку и действительно знал все. ) Только тут не заслуги, а известное счастье всех незаконнорожденных, всех вы... ков!

Нежданов обещает по возвращении прислать секундантов. Но Маркелов уже опомнился и молит простить: он несчастен, еще в мо­лодости «обманула одна». Вот портрет Марианны, когда-то сам рисо­вал, теперь передает победителю. Нежданов вдруг чувствует, что не имеет права брать его. Все сказанное и сделанное показалось ложью. Однако, едва завидев крышу сипягинского дома, он говорит себе, что любит Марианну.

В тот же день состоялось свидание. Марианну интересует все: и когда начнется, наконец; и каков из себя Соломин; и каков Василий Николаевич. Нежданов отмечает про себя, что его ответы — не со­всем то, что он в действительности думает. Впрочем, когда Марианна говорит: нужно бежать, он восклицает, что пойдет с ней на край света.

Сипягины тем временем делают попытку переманить к себе Со­ломина. Приглашение посетить их и осмотреть фабрику тот принял, но перейти отказался. У дворянина фабричное дело не пойдет никог­да, это чужаки. Да и у самого помещичьего землевладения будущего нет. Купец приберет к рукам и земли. Марианна, слушая слова Соло­мина, все больше проникается доверием к основательности человека, который не может солгать или прихвастнуть, который не выдаст, а поймет и поддержит. Она ловит себя и на том, что сравнивает его с Неждановым, и не в пользу последнего. Вот и мысль уйти обоим от Сипягиных Соломин сразу сделал реальностью, предложив убежище у него на фабрике.

И вот первый шаг навстречу народу сделан. Они на фабрике в не­заметном флигельке. В помощь отряжены преданный Соломину Павел и его жена Татьяна, которая недоумевает: молодые люди живут в разных комнатах, любят ли друг друга? Собираются вместе поговорить, почитать. В том числе стихи Алексея, которые Марианна оценивает довольно сурово. Нежданов задет: «Похоронила же ты их — да и меня кстати! »

Настает день «идти в народ». Нежданов, в кафтане, сапогах, кар­тузе со сломанным козырьком. Его пробный выход длится недолго: мужики глухо враждебны или не понимают, о чем речь, хотя жизнью недовольны. В письме другу Силину Алексей сообщает, что время действовать вряд ли когда наступит. Сомневается и в своем праве окончательно присоединить жизнь Марианны к своей, к существу полумертвому. А как он «ходит в народ» — ничего глупее предста­вить невозможно. Или уж взяться за топор. Только солдат мигом убухает тебя из ружья. уж лучше самому с собой покончить. Народ спит, и разбудит его вовсе не то, что мы думаем.

Вскоре приходит сообщение: неспокойно в соседнем уезде — должно быть, работа Маркелова. Надо поехать разузнать, помочь. От­правляется Нежданов, в своем простонародном одеянии. В его отсут-

ствие появляется Машурина: все ли готово? Да, у нее еще письмо для Нежданова. Но где же оно? Отвернулась и незаметно сунула в рот бумажку. Нет, наверное, обронила. Скажите, чтобы был осторожнее.

Наконец возвращаются Павел с Неждановым, от которого разит перегаром и который едва держится на ногах. Оказавшись в толпе мужиков, он было начал с жаром ораторствовать, но какой-то парень потащил его в кабак: сухая ложка рот дерет. Павел едва вызволил его и привез домой уже пьяного.

Неожиданно с новостями появился Паклин: Маркелова схватили крестьяне, а приказчик Голушкина выдал хозяина, и тот дает откро­венные показания. Полиция вот-вот нагрянет на фабрику. Он поедет к Сипягину — просить за Маркелова. (Есть и тайный расчет, что са­новник оценит его услугу. )

На другое утро происходит финальное объяснение. Нежданову ясно: Марианне нужен другой человек, не как он, а как Соломин... или сам Соломин. В нем же самом два человека — и один не дает жить другому. уж лучше перестать жить обоим. Последняя попытка пропаганды доказала Нежданову его несостоятельность. Он не верит больше в дело, которое соединяет его с Марианной. Она же — верит и посвятит делу всю свою жизнь. Соединила их политика, теперь же само это основание их союза рухнуло. «А любви между ними нет».

Соломин между тем торопит с отъездом: скоро появится поли­ция. Да и к венчанию все готово, как договаривались. Когда Мариан­на отправляется укладывать вещи, Нежданов, оставшись один, кладет на стол две запечатанные бумажки, заходит в комнату Марианны и, поцеловав в ногах ее постель, отправляется во двор фабрики. У ста­рой яблони он останавливается и, поглядев вокруг, стреляет себе в сердце.

Еще живого его переносят в комнату, где он перед смертью пыта­ется соединить руки Марианны и Соломина. Одно письмо адресовано Соломину и Марианне, где он препоручает невесту Соломину, как бы «соединяя их загробной рукой», и передает привет Машуриной.

Нагрянувшая на фабрику полиция нашла только труп Нежданова. Соломин с Марианной уехали загодя и через два дня исполнили волю Нежданова — обвенчались.

Маркелова судили, Остродумов был убит мещанином, которого он подговаривал к восстанию. Машурина скрылась. Голушкина за «чис-

тосердечное раскаяние» подвергли легкому наказанию. Соломина, за недостатком улик, оставили в покое. О Марианне речи и не заводи­лось: Сипягин поговорил-таки с губернатором. Паклина, как оказав­шего следствию услугу (совершенно невольную: полагаясь на честь Сипягина, назвал, где скрывались Нежданов и Марианна), отпустили.

Зимой 1870 г. в Петербурге он встретил Машурину. В ответ на обращение она ответила по-итальянски с удивительно чистым рус­ским акцентом, что она графиня ди Санто-Фиуме. Потом все же пошла к Паклину, пила у него чай вприкуску и рассказывала, как на границе к ней проявил интерес какой-то — в мундире, а она по-рус­ски сказала: «Отвяжить ты от меня». Он и отстал.

«Русский Мефистофель» рассказывает «контессе» о Соломине, ко­торый и есть настоящее будущее России: «человек с идеалом — и без фразы, образованный — и из народа»... Собравшись уходить, Машурина просит что-нибудь на память о Нежданове и, получив фотогра­фию, уходит, не ответив на вопрос Силы Самсоновича, кто теперь руководит ею: все Василий Николаевич, или Сидор Сидорыч, или безымянный какой? Уже из-за порога сказала: «Может, и безымян­ный! »

«Безымянная Русь! » — повторил, постояв перед закрытой дверью Паклин.

Г. Г. Животовский

⇐ Предыдущая77787980818283848586Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: