 |
Племя пзаннов
|
|
|
|
II
Племя пзаннов
В час утренней улыбки природы у края пещеры потухли головни костра после ранней трапезы. Погребальное дерево вышиной до ста локтей поднимало свои ветви, увешанные беловатыми скелетами почивших пещерных людей. Слабые порывы ветра по временам как будто пробуждали протяжные, размеренные вздохи в воздушной усыпальнице. Старик, присев на корточки, вглядывался дальнозоркими глазами в черепа, мелькавшие в тени ветвей, и вспоминал историю того или другого прославленного охотника, товарища своей юности, похищенного смертью.
Племя пзаннов наслаждалось весенним утром. Дети бегали и прыгали по луговине до самого берега реки; между ивами сидела полунагая молодая женщина и приводила в порядок рыжеватые волны своих волос; мужчины неторопливо обсуждали планы охоты и работ; почти все они обладали могучими мышцами, длинными энергичными головами воителей. Воины растирали в сосуде из кремня красный сурик вместе с мозгом туров; тоненькими кисточками из растительных волокон они расписывали себе лицо и грудь неуклюжими, перекрещивающимися линиями, грубыми воспроизведениями форм, встречающихся в природе. Некоторые обвешивали себе колени, лоб, шею, ноги драгоценностями– подвесками из клыков, просверленных у самого корня (зубов льва, волка, медведя, зубра, оленя), рыбьими позвонками, разными камешками и раковинами.
Племя пзаннов поднялось уже на ту ступень человечности, когда появляется любовь к труду и художественности. Это были охотники, но не хищники; у них еще не было никакой определенной религии, но они уже сознавали, что, кроме видимого ими мира, существует какой‑ то другой, таинственный, непонятный. Племя пзаннов принадлежало к расе длинноголовых, населявших в то время Европу. Они мирно жили отдельными общинами, не зная унизительного рабства и отличаясь суровым величием, благородством и добротой. Они занимали обширные области, в изобилии доставлявшие пищу, и благодаря этому среди них не могло зародиться инстинктов насильственного присвоения или низкой хитрости. Вожди племени, без принудительной власти, свободно избираемые, управлявшие только силой своей опытности и мудрости, не притесняли подчиненных.
|
|
|
После утренней трапезы и украшения себя началась работа женщин и тех из мужчин, которые не участвовали в охоте этого дня.
Одни тонкой иглой с ушком сшивали меха, в которых предварительно были проделаны маленькие отверстия каменным шилом. Другие обрабатывали свежие кожи лощилами и скребками. Третьи отделывали каменные топоры, ножи, пилы, резцы. Обтесывание камней легкими ударами, требовавшее необыкновенной ловкости и терпения, позволяло лишь медленно изготовлять лезвия и острия; благодаря постоянному обращению с материалом и проницательности, приобретенной долгим навыком, мастер почти всегда угадывал, в каком направлении выгоднее может быть направлен удар.
Другие исполняли еще более тонкую работу: они вырезывали из кости и рога шила, остроги и удочки – эти орудия были настолько тонки и точны, что человечество могло усовершенствоваться в изготовлении их лишь тогда, когда вместо каменных вещей стали выделывать металлические.
Образчиком остроумной изобретательности могла служить игла: обломку кости придавали округлую форму посредством кремня с зазубринами, затем поверхность ее отшлифовывали тонкими песчинками и ушко просверливали вращающимся острием; эта работа производилась крайне медленно, под вечным страхом сломать хрупкое орудие.
Группа охотников собралась между тем у входа в пещеру. Один из юношей, отличавшийся дальнозоркостью, влез на самую высокую скалу, чтобы оглядеть окрестность. Налево за рекой горизонт замыкался мягкими неопределенными тускло‑ фиолетовыми контурами леса. Прямо перед глазами расстилались долины, пологие котловины, степи с едва заметными плоскими холмами. Сзади высилась горная местность с вершинами, потонувшими в бледном отблеске облаков. Повсюду виднелись животные, бродившие по равнине: охотник различил табун лошадей и стадо туров. Он прокричал об этом громким голосом своим товарищам, указывая рукой место охоты. Услышав сказанное им, все отправились за оружием и через несколько минут вернулись, вооруженные луками, острогами, дротиками, палицами. Когда все были готовы двинуться в путь, старик‑ вождь оглянулся и крикнул:
|
|
|
– Вамирэх!
В ответ на этот зов на пороге пещеры появился молодой победитель пещерного льва. Он колебался между желанием продолжать начатое накануне изготовление плаща из шкуры убитого животного и желанием примкнуть к охотникам. Молодость, призыв пробудившейся от сна долины, возгласы товарищей взяли верх. Он вернулся в пещеру и показался вскоре вооруженный луком и палицей. Тогда все двинулись по направлению к северу. Мысль дикарей, возбужденная движением и впечатлениями прекрасного утра, скоро утомилась, и они смолкали один за другим. Вскоре с высоты холма они увидели стадо. Крупные травоядные паслись на равнине, расположившись треугольником на протяжении двух тысяч локтей в окружности; число их доходило до нескольких сот. Красноватые быки с мощными, как у львов, боками, широкими черепами медленным шагом расхаживали между коровами и телятами. Все это стадо представляло прекрасную картину спокойной мирной жизни и в то же время могучей силы общественности.
По первому призыву своего вожака самцы должны были собираться для битвы. Благодаря смышлености диких животных, качеству, которое вследствие долгого рабства утратилось у их азиатских собратьев, они оказывались способными к правильной обороне и даже к самостоятельным нападениям.
Охотники остановились. Прикрытые холмом, они обсуждали план атаки. Строение местности и расположение животных представляли возможность действовать двояким образом: или, скрываясь за цепью поперечных холмов, напасть на стадо разом справа и слева, или же обойти стадо и напасть всем вместе из‑ за рощи диких смоковниц. Большинство охотников через несколько минут высказалось за первый план: второй, хотя и обещал в случае удачи больше добычи, казался менее надежным, так как случайность могла спугнуть животных прежде, чем охотники успеют добраться до своей засады.
|
|
|
Охотники разделились на два отряда: одним руководил человек с резным жезлом в руке– знаком его сана; во главе другого стал старик гигантского роста.
С обеих сторон движение совершалось правильно, с разумным пользованием неровностями почвы.
Первый отряд, слегка опередив другой, почти приблизился к стаду на расстояние полета стрелы, как вдруг бык‑ вожак стал обнаруживать признаки тревоги. Подняв рыжую с белыми пятнами голову, он внимательно присматривался и прислушивался. Затем загремел его голос, красивый и величественный, как голос льва. Рассыпавшиеся травоядные встрепенулись и собрались в кучу. Сомнение продолжалось недолго; у всех дрожь пробежала по спине: был замечен враг, беспощадный двуногий враг, хорошо известный животным. Был подан сигнал, и громадное стадо разом сорвалось с места и бросилось бежать, потрясая топотом всю долину.
Отказываясь от своего плана, пещерные люди поднялись на цепь холмов, скрывавшую их до тех пор. Более проворные показались на вершине; животные, даже отставшие от бегущего стада, находились на расстоянии, в десять раз превышающем полет стрелы. Животные неслись быстро, и охотники ясно видели, что охота не удалась. Но наиболее пылкие из них, настоящие варвары победоносной расы, не слушая вождей, без всякого расчета, только соперничая друг с другом, пустились в погоню за быками. Трое из них в несколько минут приблизились к стаду на расстояние полета стрелы. Стрелы засвистели– один из быков зашатался, другой громко заревел. Тогда прогремел клич:
– Эо! Эо!
Снова посыпались стрелы– один из быков упал, за ним корова. Тогда два быка как бы решили пожертвовать собой: они остановились, давая стаду уйти. С минуту благородные защитники рыли копытами землю, устремив в пространство большие мутные глаза, и наконец кинулись на врагов.
|
|
|
Навстречу им летели стрелы, наносившие глубокие раны, но воинственные животные были как будто нечувствительны к ним и, чем более приближались к охотникам, тем более свирепели. Уверенные в успехе и не торопясь наступать, охотники рассыпались в разные стороны; но двое юношей переглянулись и стали прямо перед быками, один с копьем, другой с палицей в руке.
Охваченные волнением разыгравшейся драмы, остальные охотники остановились, образовав полукруг.
Первый бык, несшийся низко опустив рога, с ужасающей быстротой налетел на самого рослого из молодых охотников. Тот ловким поворотом уклонился в сторону и вонзил копье в бок животного. Бык, обливаясь кровью, зашатался, но тотчас же бросился опять, не так стремительно, но более озлобленно. Оружие охотника во второй раз проникло в его внутренности, еще глубже, еще беспощаднее. Животное зашаталось и упало на колени, как будто готовясь принять смертельный удар. Но в ту минуту, когда опять поднялось копье, бык вскочил на ноги и левым рогом поднял охотника. Однако охотник попал не на острие рога, а на выпуклую сторону его, ему удалось вовремя высвободиться, и третий, решительный удар, направленный в сердце, доставил ему полную победу.
– Теран убил большого быка! – закричал он.
Рядом происходил поединок другого рода.
В тот миг, когда Теран одолел своего противника, второй бык бросился на охотника, вооруженного палицей. Лицом к лицу человек отважно нанес удар и полагал, что раздробил череп животного. Но удар соскользнул, отклоненный поворотом рогатой головы, и сила его уменьшилась наполовину. Бык, как молния, набросился на охотника и протащил его с десяток локтей. Он топтал его копытами, рвал рогами, нанося в грудь смертельные раны. Охотники встрепенулись; взвилось несколько стрел, пущенных опытными руками; кучка отважных бросилась выручать товарища. Разъяренное животное храбро двинулось на врагов. Стрелы дождем сыпались на него, одна за другой вонзаясь в его красивое тело; но это не уменьшало его стремительности. Встретив на дороге старика, не успевшего увернуться, бык опрокинул его. Низко опустив голову, он собирался уже поднять его на рога, но удар дротика в плечо заставил быка отскочить; между тем за стариком виднелся Теран.
– Теран! Теран! – закричали охотники.
Теран увернулся от нападения быка и нанес новый удар; но палица его скользнула по лопатке животного, и в тот же миг он очутился на земле; острые рога уже наклонились над ним, все считали его погибшим, но в эту минуту подоспел Вамирэх, быстрый и ловкий, с высоко поднятой палицей. Он подхватил Терана и отбросил его в сторону.
|
|
|
Тогда кругом раздались крики:
– Вамирэх силен, как мамонт!
Вамирэх знаками отверг помощь товарищей и, остановившись в нескольких шагах от быка, проговорил:
– Уходи, храбрец! Ты достоин того, чтобы жить и породить великое поколение, ты должен еще долго пастись на чудной этой равнине.
Бык неподвижно смотрел на охотника большими голубоватыми глазами, и в душе Вамирэха шевелилось сострадание к величавому животному, обреченному стать жертвой человека. Обессиленное потерей крови, животное все еще готовилось к битве и, низко опустив рога, выжидало нападения.
Но Вамирэх продолжал:
– Нет, храбрец!. Вамирэх не тронет побежденного…Вамирэх жалеет, что равнина лишится храбреца, который мог бы защищать свой род от льва и леопарда…
Опустившись на колени, бык, теряя сознание, казалось, слушал охотника. Вдруг голова его дрогнула, и слабое хрипение вырвалось из груди; он вытянулся и, закрыв отяжелевшие веки, испустил последнее дыхание.
Так окончилась охота, оставив после себя тяжелое впечатление. Пять быков, лежавших мертвыми на равнине, стоили жизни Вангабу, сыну Джеба. Воины пзаннов еще раз познали силу и храбрость быков, но чувства, волновавшие их, были похожи больше на печаль, чем на злобу. Они сочувствовали последним словам Вамирэха, они знали, что травоядны необходимы для существования людей.
Поэтому еще за тысячу лет до приручения животных люди старались умеренно пользоваться чужой жизнью и щадить все живые существа, за исключением хищников и паразитов; они всегда с любовью относились к могучим самцам, желая, чтобы стада оленей, быков и табуны лошадей увеличивались и давали отпор крупным хищникам.
|
|
|
