 |
Особенности построения коммуникации.
|
|
|
|
Если вы хотите сразу понравиться истероиду, сделайте так, чтобы он почувствовал себя «фигурой» на вашем «фоне». Осыпьте его комплиментами, иными знаками вашего расположения и доброжелательного внимания. Не бойтесь переборщить.
Истероид, пусть даже очень умный, развитый, видавший виды, конечно, заметит, но непременно простит вам подобный разгул воображения. Он будет про себя думать: «Ну, брат, ты хватил. Через край, понимаешь. Хотя...». И в его душе разольется теплота, возникнет ответная волна дружелюбия.
Помните, что для истероида лучший подарок — публичное признание его заслуг. Он более всего ценит моральные поощрения. Хотите его отблагодарить, отметить в лучшую сторону — вручите ему грамоту, повесьте медаль. При всех, под громкие аплодисменты. Не пытайтесь в темном углу, сопя, молча совать ему в карман мятые купюры «в знак искренней и сердечной благодарности». Смажете картину.
Не упускайте возможности поздравить истероида с праздниками, с днем его (!) рождения. Вовсе не обязательны при этом дорогие подарки (знайте, истероид не станет, подобно эпилептоиду, пытаться выяснить цену подаренной вещицы). Покажитесь ему на глаза, скажите несколько теплых слов. Этого будет достаточно, чтобы упрочить ваше взаиморасположение. Девиз истероида: «Внимания много не бывает!»
Если же вам приспичило совершить в отношении истероида грубую коммуникативную ошибку, наоборот, начните конкурировать с ним за место «фигуры», всеми силами оттесняйте его в «фон». Тяните одеяло внимания на себя. Он тут же преисполнится к вам ненависти. С чем вас в этом случае и поздравляю.
Надеюсь, коллеги, вы правильно, в гуманистическом смысле, понимаете цель изучения разделов, связанных с управлением поведением. Управлять поведением можно и должно, но не за счет пошлых, к тому же малоэффективных попыток «зомбирования», «программирования», а посредством приведения в гармоничное соответствие психологических возможностей человека, с одной стороны, и среды его обитания, деятельности, с другой.
|
|
|
Возможно, кто-то из вас решит, что сознательно подстраиваться под постороннего (да и близкого) человека, расчетливо подыгрывать ему, в надежде улучшить взаимоотношения — излишне, не вполне честно. Возможно, — отвечу резко, — этот «кто-то» ошибся дверью. Ему не психологию надо изучать, а кирпичи в печке обжигать... Обиделись? Правильно, что обиделись. Простите автора за этот маленький эксперимент. Автору лишь хотелось показать, что хамство, грубость, в которые вдруг превращается наше желание быть прямым, откровенным, резать «правду-матку», не взирая на лица, — не лучший способ завязывать и укреплять отношения.
Не хочется заканчивать разговор на этой агрессивно-нравоучительной ноте. Поэтому предлагаю, «на десерт», несколько вопросов и заданий.
Вопросы и задания
Отыщите в тексте главы указания на источники происхождения истероидного радикала, а также на определяемые этим радикалом особенности внешнего вида и качества поведения человека. Постарайтесь их как следует осмыслить и запомнить.
Как вы думаете, как поступит истероид, в кошельке которого денег хватает либо на бутерброд с колбасой, либо на новую заколку для волос? На что он потратит последние деньги?
Выбирая себе, например, щенка, какими критериями будет руководствоваться истероид? Что для него важнее всего (кстати, не только в собаках, но и в людях, в т. ч. близких)?
В тексте приведены примеры проявления истероидности у героев произведений А.С. Пушкина (Корсаков, «Арап Петра Великого») и Л.Н. Толстого (Борис Друбецкой, «Война и мир»). Прильните, как говорится, к источнику, уважаемые коллеги, и попробуйте отыскать в других поступках указанных литературных героев качества, проявления, результаты истероидного поведения.
|
|
|
5. Стефан Цвейг, если не изменяет память, высказался в том духе, что, дескать, лучшие психологи, истинные знатоки человеческой природы — писатели (а те, кто величает себя «психологами», — лишь жалкие пигмеи, пустобрехи и путаники, ни черта не смыслящие в людях). Что ж, как говорил Иван Сусанин в известном анекдоте: «Пробабли, пробабли...». В любом случае, с первой частью этого высказывания глупо не соглашаться. Поэтому, коллеги, прошу вас провести ваш первый самостоятельный психодиагностический опыт именно на примере из классической русской литературы. Итак, Лермонтов, «Герой нашего времени»:
«Грушницкий — юнкер. Он только год в службе, носит, особому роду франтовства, толстую солдатскую шинель... Он закидывает голову назад, когда говорит, и поминутно крутит усы левой рукой, ибо правою опирается на костыль. Говорит он скоро и вычурно: он из тех людей, которые на все случаи жизни имеют готовые пышные фразы, которых просто прекрасное не трогает и которые важно драпируются в необыкновенные чувства, возвышенные страсти и исключительные страдания. Производить эффект — их наслаждение... Грушницкого страсть была декламировать: он закидывал вас словами, как скоро разговор выходил из круга обыкновенных понятий; спорить с ним я никогда не мог. Он не отвечает на ваши возражения, он вас не слушает... он начинает длинную тираду, по-видимому имеющую какую-то связь с тем, что вы сказали, но которая в самом деле есть только продолжение его собственной речи... Он не знает людей и их слабых струн, потому что занимался целую жизнь одним собою. Его цель — сделаться героем романа. Он так часто старался уверить других в том, что он существо, не созданное для мира, обреченное каким-то тайным страданиям, что он сам почти в этом уверился. Оттого-то он так гордо носит свою толстую солдатскую шинель... Грушницкий слывет отличным храбрецом; я его видел в деле: oh махает шашкой, кричит и бросается вперед, зажмуря глаза. Это что-то не русская храбрость!.. Приезд его на Кавказ...: я уверен, что накануне отъезда из отцовской деревни он говорил с мрачным видом какой-нибудь хорошенькой соседке, что он едет не просто служить, но что ищет смерти, потому что... тут он, верно, закрыл глаза рукою и продолжал так: "Нет, вы... этого не должны знать! Ваша чистая душа содрогнется! Да и к чему? Что я для вас? Поймете ли вы меня?.." — и так далее. Он мне сам говорил, что причина, побудившая его вступить в К. полк, останется вечною тайной между им и небесами».
|
|
|
Ну, те-с, и какой же радикал преобладает в характере г-на Грушницкого? (Подсказываю: «Исте...». Дальше — сами.)
6.В романе А.Н. Толстого «Хождение по мукам» отыщите и выпишите в конспект проявления истероидной тенденции в характерах сестер Булавиных — Екатерины Дмитриевны и Дарьи Дмитриевны (по три-четыре примера.)
7. Попробуйте применить полученные знания на практике (только, ради бога, будьте осторожны и деликатны!).
Глава 3
Эпилептоидный радикал
Общая характеристика.
В основе эпилептоидного радикала лежит нервная система, ослабленная т. н. органическими изменениями.
Как известно, главной действующей единицей нервной системы является нервная клетка — нейрон. Это самая сложно устроенная живая клетка. Ее внутренняя структура настолько дифференцирована, тонка, оригинальна, что ее невозможно воспроизвести при делении клетки. Поэтому нейроны не размножаются, в отличие от всех прочих клеток организма.
Нейроны очень чувствительны к внешним воздействиям, особенно к недостатку питания — кислорода, глюкозы. В неблагоприятных условиях* нейроны существенно изменяются.
* А такие условия создаются, например, при воздействии на формирующийся плод через организм матери инфекций, интоксикаций — в т. ч. алкоголя, наркотиков; при психических и физических травмах матери и/или ребенка — до, во время и сразу после рождения и т. д.
И, как вы догадываетесь, не в лучшую сторону. Они повреждаются (если не погибают!) и восстановлению в прежнем виде не подлежат. Эти неприятности и есть на языке физиологии органические (т. е. необратимые) изменения.
|
|
|
Кору головного мозга человека образуют, по одним подсчетам — 9, по другим — 14 миллиардов нейронов. Всех, как говорится, «не задушишь, не убьешь». Органический процесс в интересующем нас случае, не доходя до уровня заболевания (т. е. оставляя мозг во вполне работоспособном состоянии), тем не менее, делает свое черное дело, ухудшая, прежде всего, скорость обработки информации.
Представьте себе, что в вашем персональном компьютере процессор, скажем, Pentium-4, заменен на 386-й. Представили? Нечто подобное происходит и с пострадавшими нейронами. Они начинают значительно медленнее, чем их неповрежденные собратья, решать возложенные на них информационные задачи. Снижаются не только быстродействие, но и максимальные объемы оперативной и долговременной памяти. И в сложных нейронных ансамблях, обеспечивающих нашу с вами психическую деятельность — мышление, эмоции, речь и т. д., — появляется слабое звено.
Вы прекрасно знаете, коллеги, как развиваются события, когда, скажем, какое-то подразделение фирмы плохо справляется со своими обязанностями, работает с перегрузкой и к тому же медленно. Мало того, что страдает эффективность производства, но и психологический климат в коллективе резко ухудшается. Ширятся и растут взаимные претензии, недоверие, раздражение, накапливается агрессия. Этот пример в контексте обсуждения внутренних условий эпилептоидного радикала не случаен. Похожая модель складывается и в нервной системе, прежде всего головном мозге, эпилептоида.
В грубом приближении к действительности (попробуем нарисовать некий образ!), происходит следующее. В подпорченных органическими изменениями участках коры (и в т. н. подкорковых структурах) головного мозга накапливается, застаивается возбуждение. Так в узких местах дороги скапливаются автомобили, образуя «пробки». Так на столе у нерадивого, неумелого, медлительного клерка собирается ворох всевозможных бумаг.
Возбуждение растет, захватывает соседние участки мозга и, не находя адекватного выхода (не получая разрядки посредством мышечного или интеллектуального действия), перерастает в раздражение. В свою очередь, раздражение, достигая своего пика, прорывает заслон самоконтроля, резко вырывается наружу, проявляясь на поведенческом уровне вспышкой агрессии (физической и/или словесной).
Отметим, что эта последовательность состояний: застой возбуждения — раздражение — агрессия, не зависит от воли, желания человека, наделенного эпилептоидным радикалом.
Она практически не зависит и от каких-то единичных внешних обстоятельств, поскольку предопределена описанными выше особенностями нервной системы, то есть «внутренними условиями». Внешние сигналы играют в этих случаях роль повода, а люди, от которых они исходят, — мишени, подвернувшейся под руку стрелку, у которого палец уже давно напряженно впивается в спусковой крючок.
|
|
|
Немотивированные вспышки агрессии, управлять которыми эпилептоид не властен, чем-то напоминают столь же немотивированные приступы мышечных судорог у больных эпилепсией. Отсюда и сходство в названиях.
Но не одними «вспышками» жив эпилептоид. Постоянно присутствующее в его нервной системе напряжение (из-за информационных перегрузок оно присутствует почти все время, кроме периодов, непосредственно следующих за «вспышкой», — тогда эпилептоид погружается в полную апатию, безразличие, хоть танцуй у него на голове) рождает чувство тревоги. Тревога — это переживание надвигающейся опасности. *
*Чего боится эпилептоид? Всего, что предполагает излишнюю информационную нагрузку, прежде всего неуправляемого поведения окружающих. Тревога — неизменная спутница слабости, а его нервная система ослаблена.
Следует сказать, что, выдержав испытание естественным отбором, в качестве эффективных механизмов выживания эволюционно закрепились три основные формы реакции животного на опасность: бегство, т. н. «мнимая смерть» и агрессия.
Как известно, ничто звериное человеку не чуждо. Перечисленные реакции нашли отражение в нашем поведении в экстремальных ситуациях, да и в повседневном поведении тоже. Вспомните истероидный радикал. Разве присущий ему уход от неприятных, психотравмирующих переживаний в мир иллюзорного благополучия — это не символика бегства? Да, что там символика! Истероидам в самом прямом смысле свойственно убегать от опасности, из ситуации, в которой они (даже они!) не видят возможности сохранить хотя бы внешнее достоинство. Эта их особенность получила соответствующее название — «фуги-формная реакция» (от латинского fuga — скачка, быстрый бег, бегство).
В качестве примера фугиформной реакции вот вам, коллеги, реальный случай:
Сотрудники одной небольшой компании готовились к празднику 8 Марта. Мужская часть коллектива, как всегда, была преисполнена энтузиазма, и каждый хотел отдичиться. Один из сотрудников, назовем его в нашем рассказе Петр, вызвался купить традиционно полагающееся к столу спиртное непосредственно на заводе-производителе — и гарантия качества, и дешевле, чем в магазине (бюджет коллективных праздников, как правило, ограничен). Все знали, что Петр любит больше говорить, чем делать, но в данном случае он выполнил обещание, и разнообразные водки, ликеры, настойки и т. д. заняли свое место на праздничном столе.
Праздник стартовал, Петр, как и положено яркому истероиду, был в ударе: шутил, пил по-гусарски с локтя, тут и там срывал аплодисменты дам... Когда отшумела первая волна поздравлений и возникла короткая пауза, слово взял некий господин шизоидного склада. Его тост был образцом шизоидного выступления-экспромта (познакомившись с этим радикалом, мы поймем, почему шизоиды сплошь и рядом бестактны и почему они никак не могут подобрать слова для выражения собственных мыслей в их точном значении). Он сказал: «А теперь давайте выпьем за Петра, который проявил чудеса предприимчивости и накупил для нас... дешевой водки!» Присутствующие, особенно их прекрасная половина, слегка поморщились. Петр явно воспринял это неудовольствие на свой счет (истероиды, что бы вокруг них ни происходило, воспринимают это на свой счет. Истероиды уверены, что весь мир только о них и думает, и говорит). Он побледнел, сжал зубы. Потом вдруг вскочил и опрометью бросился из помещения, где проходил банкет. Больше в тот вечер на празднике он не показался... Продолжим, однако, изучение форм реагирования на тревогу.
«Мнимая смерть» у животных выражается в полном обездвижении, резком замедлении дыхания, сердечных сокращений. От страха они впадают в транс. Картину довершают их обильные пахучие выделения, заставляющие врага-хищника воспринимать подобную жертву как падаль. И поскольку не все плотоядные питаются падалью, у животного, наделенного данной формой реагирования, появляется шанс выжить. Во многом подобную стилистику приобретает поведение человека, в характере которого доминирует тревожный радикал (подробнее о нем — позже). При виде, а нередко уже в предчувствии появления потенциально опасного объекта, тревожного человека охватывает скованность, он теряет кураж, замолкает, старается стать «тише воды, ниже травы».
Агрессия, стремление подавить врага, напасть на него первым, лишить его способности сопротивляться, подчинить себе и, таким образом, взять под контроль ситуацию являются основой эпилептоидной тенденции в поведении.
Легко себе представить, коллеги, какого рода поведенческая установка, какой взгляд на мир, на окружающих людей формируется у эпилептоида, постоянным фоном настроения которого становятся тревога, раздражение, злоба, агрессия.
Да, верно, эпилептоид — мизантроп, человеконенавистник. Чувство глубокой неприязни к людям пропитывает всю его жизненную философию, предопределяет выбор профессии и т. д. Поверьте, автор не преувеличивает.
Случилось как-то автору познакомиться с человеком, который еще во времена так называемой «холодной войны» работал над изготовлением бактериологического оружия — страшного способа массового уничтожения людей. Изначально у этого человека было медицинское образование, и автор не удержался и спросил: «Как же вы, врач, которого со студенческой скамьи учили спасать жизнь людям, пришли к противоположному. Вы получали удовлетворение от этой, с позволения сказать, профессии?» Этот господин, абсолютно не обидевшись на жесткий вопрос, напротив, с жаром стал объяснять: «Да вы просто не представляете себе, какое это экологически чистое оружие! Оно убивает только людей, никого больше. Атака закончится, останки людей естественным способом растворятся в природной среде, вместе с ними без следа растворятся и бактерии — теперь абсолютно безопасные...». Да, чудная картина: травка зеленеет, солнышко блестит... и людей нет. Мечта эпилептоида!
Но не спешите записывать эпилептоидный радикал в социально вредные, опасные. Жизнь, как известно, устроена так, что объективно полезные и для общества, и для конкретного человека поступки часто совершаются отнюдь не из любви к ближнему, а благие намерения ведут... сами знаете, куда.
Обобщая, можно изобразить следующую схему поведения, производную от эпилептоидного радикала.
Из-за слабой, малоподвижной (т. е. относительно медленно переключающейся с одной задачи на другую) нервной системы эпилептоид не справляется с быстрыми и объемными информационными потоками. Информационные перегрузки и вызываемый ими стресс заставляют его страдать психологически и даже физически: эпилептоид постоянно чувствует тревогу, поскольку окружающие его информационные потоки воспринимаются им как хаотичные, неуправляемые. Он как будто погружен в иноязычное окружение — все вокруг говорят о чем-то, жестикулируют, а понять и управлять этим невозможно! Он постоянно пребывает в положении упоминавшегося выше клерка, заваленного служебными бумагами, с которыми у него нет сил разобраться, а они все поступают и поступают... Он обречен на муки, если только не... А что, собственно, должен и может сделать обладатель эпилептоидного радикала, чтобы повернуть свою адаптацию в нормальное, как у других людей, русло?
Чтобы ответить на этот вопрос, нужно понять, что собой представляют те самые пресловутые информационные потоки, от хаотичного броуновского движения которых страдает эпилептоид. Информационные потоки — это, главным образом, предметы и люди. Следовательно, чтобы избавиться от головной боли (в ее прямом и переносном смысле), эпилептоиду необходимо взять под контроль, «выстроить», упорядочить людей и предметы в окружающем его жизненном пространстве. Что и становится стержнем социальной адаптации по эпилептоидному типу.
Клерку, чтобы прекратить беспрерывный поток документов, в котором он уже практически захлебнулся, надо повесить на свою дверь строгую табличку: «Прием корреспонденции по понедельникам и пятницам, с... по...» и агрессивно рычать на каждого, кто осмелится нарушить это указание. Так, в общем, и поступает эпилептоид.
Внешний вид.
Если истероидный радикал, как мы узнали из предыдущей главы, не накладывает отпечатка на телосложение его обладателя, то в случае с эпилептоидным радикалом дело обстоит иначе. Телосложение имеет значение.
Известно, что и нервная система, и костно-мышечно-связочный аппарат человека изначально развиваются из одного и того же т. н. «зародышевого листка» — относительно автономного скопления клеток зародыша. Так что, когда этот общий для них зародышевый листок подвергается неблагоприятному воздействию, проблемы возникают впоследствии как в мозге, так и в опорно-двигательном аппарате. Хотя «проблемы» в отношении здорового человека — слишком громко сказано.
Эпилептоидам свойственно телосложение, которое знаменитый немецкий психиатр Кречмер назвал «атлетико-диспластическим». Это относительно большая мышечная масса, крепкий костяк, массивный торс, короткая шея. Словом, «неладно скроен, но крепко сшит». При взгляде на эпилептоида понимаешь, что этот человек физически довольно силен, но несколько непропорционален — уважение невольно возникает, но лепить с него Аполлона или Афродиту в голову не приходит. *
*По наблюдениям автора, развитая от природы мускулатура, пропорционально ли она распределена по телу или не очень, практически всегда указывает на наличие в характере эпилептоидного радикала.
Телосложение эпилептоидов-женщин, как вы, наверное, догадались, напоминает мужское: крутые плечи, относительно узкие бедра, мышцы, наводящие на мысль о нежелательности незапланированных встреч в узкой, темной подворотне...
Правомерен вопрос: всегда ли эпилептоидный радикал сопряжен с описанным выше типом телосложения? Ответ: не всегда, но — как правило. Скажем так: если у человека есть признаки атлетико-диспластического телосложения, то в его характере обязательно присутствуют качества эпилептоидного радикала. Но если указанных признаков не наблюдается, это еще не означает, что человек не может быть эпилептоидом.
Данное высказывание относится и к другим психодиагностически значимым типам телосложения, о которых мы еще будем говорить.
Разговор об оформлении внешности начнем с присущей эпилептоидному радикалу функциональности. Это характерное свойство эпилептоидов, в котором выражается их неистребимое стремление к порядку, везде и во всем. Одежда, считают они, должна обязательно соответствовать ситуации, в которой находится и действует человек. Для работы существует рабочая одежда, для праздника (к слову, эпилептоид — редкий участник увеселений) — праздничная.
Эпилептоиды терпеть не могут людей, которые не разделяют этой точки зрения и приходят, например, на субботник по благоустройству территории в парадном костюме (так ведут себя, как вы понимаете, наши друзья истероиды). «Явился — не запылился! Не мусор убирать пришел, а покрасоваться», — с нескрываемым раздражением говорят про таких эпилептоиды.
В свою очередь, рабочая одежда классифицируется ими по видам деятельности: для офиса, для производства, для уборки помещений, для сада-огорода и т. д. и т. п. По этому принципу формируется эпилептоидный гардероб. Иными словами, эпилептоид не столько одевается, сколько подбирает подходящую экипировку.
Эпилептоидам чужды украшения, прочие аксессуары. Они предпочитают одежду укороченную, простого, незамысловатого кроя, без излишеств, без претензии на оригинальность. Их любимые стили — опять же, рабочий и спортивный.*
*Крайне важный психодиагностический признак! Как бы ни был по-истероидному расфуфырен объект нашего психологического исследования, мы теперь будем знать, что коль скоро в его дорогой, нарядной одежде преобладает спортивная стилистика — значит, в его характере присутствует и эпилептоидный радикал.
Эстеты — обладатели эмотивного радикала — считают вкус эпилептоидов грубым, а их представление о красоте — примитивным.
Женщины-эпилептоиды охотно носят одежду мужского типа, и она на них неплохо смотрится.
Кинематографисты хорошо уловили вышеуказанные особенности эпилептоидов. Поэтому во многих фильмах-«ужастиках» главные герои — серийные убийцы, маньяки предстают перед зрителями кто в опрятной спецовке, кто в чистом, без единого пятнышка, комбинезоне садовника (он же — газонокосилыцик), кто в отутюженном медицинском халате, кто в короткой спортивной куртке и джинсах...
Опрятный, чистый, отутюженный — эти определения, коллеги, также из поведенческого арсенала эпилептоидов. В оформлении внешности этот радикал, помимо функциональности, проявляется аккуратностью и чистоплотностью.
Одежда эпилептоида всегда в полном порядке. Он не допустит прорех, оторванных пуговиц, пятен. Если прореха все же образовалась (а у бережливого эпилептоида, экономящего на новом платье и белье, это время от времени случается) — она тут же будет аккуратно, незаметно для постороннего глаза заштопана. Если пуговица, не дай бог, оторвалась — она будет незамедлительно пришита на место, и не первыми попавшимися под руку, а подходящими нитками. Если появилось пятно... О! Это тема для отдельного разговора.
Эпилептоиды стирают одежду с энергией и азартом енота-полоскуна. Именно эпилептоидов (и на самом деле никого другого) интересуют различные марки стиральных порошков, моющих средств и т п., их сравнительные возможности.
Помните, одно время по телевидению крутили рекламный ролик: встречаются две подруги, и у одной из них пятнышко на манжете блузки замаскировано большими круглыми наручными часами? Большие яркие часы указывают на истероидность, не правда ли? Но одной истероидностью подобное странноватое поведение не объяснишь. «У меня под часами пятно. Я так его прячу», — смущенно заявляет девушка (и это выдает наличие в ее характере шизоидного радикала, с которым мы вскоре познакомимся).
«Почему бы тебе его не отстирать? — недоумевает ее подруга (девушка явно эпилептоидного склада). — Ведь есть же отличный порошок.
Сердце радуется, что в этой — пусть придуманной, рекламной — ситуации шизоид, которому в голову обычно не приходят простые, очевидные для всех решения, попал в надежные руки рационалиста-эпилептоида.
В завершение знакомства с эпилептоидными признаками оформления внешности отметим, что обладатели этого радикала постоянно рвутся стричь все и вся — волосы, ногти, траву, вековые деревья, выстригая (если их вовремя не остановить) до кожи, до голой земли. Поэтому характерными для эпилептоидов являются короткие стрижки, они не терпят бород, усов и прочих «волосяных приборов», удлиненные ногти их раздражают.
Оформление пространства с точки зрения эпилептоидов — это, прежде всего, наведение порядка и чистоты. Запустите эпилептоида в квартиру (офис, кабинет и т. д.), захламленную, запущенную до крайности (забегая вперед, скажем, — шизоид постарался), и вскоре вы ее не узнаете. Все будет вымыто с мылом, вычищено, аккуратно разложено по полочкам, отполировано и натерто до блеска.
Все вещи, до единой, будут расклассифицированы и размещены рядом с себе подобными. Книги — к книгам, посуда — к посуде, платье — к платью, хозяйственный инструмент — к хозяйственному инструменту... Следующим шагом эпилептоида по организации пространства в собственном духе станет разделение получившихся групп предметов на подгруппы. Книги будут подразделены на жанры; посуда — на тарелки, чашки, кастрюли, столовые приборы; платье — на повседневное, выходное, по видам работ; хозяйственный инструмент — на точильный, сверлильный, шанцевый и бог знает какой еще...
Затем эти подгруппы будут разбиты им на еще более мелкие, и так до тех пор, пока буквально каждый винтик и шпунтик не обретут своего законного места.
Принцип функциональности соблюдается эпилептоидами не только в отношении одежды. В обитаемом ими пространстве нет бесполезных вещей. Каждый предмет либо уже используется, либо тщательно подготовлен к использованию.
Причем, обратите внимание, используется точно по назначению. Эпилептоид не станет, к примеру, измерять диаметр отверстия линейкой. У него для этого есть штангенциркуль. Не станет забивать гвоздь плоскогубцами, для чего же тогда молоток? Само понятие «гвоздь» для эпилептоида слишком абстрактно. «Какой гвоздь? — спросит он. — Сапожный? Мебельный? Для какой цели? Какой длины?»
Эпилептоид всегда хорошо знает, какая игла для какой ткани, какой крючок для какой рыбы, какая кастрюля для какой пищи, какой растворитель для какой краски, какой клей для каких обоев... И все это, хочу особо подчеркнуть, интересует его не из отвлеченно-эстетических, а из самых что ни на есть технологических соображений.
На рабочем месте эпилептоида в офисе всегда есть полный набор канцелярских принадлежностей, и все они «в боеготовности». Различные маркеры, стиральные резинки разной мягкости; обязательная для эпилептоида, обожаемая им картотека... Карандаши остро отточены, ручки прекрасно пишут (а не безжизненно царапают бумагу или разводят унылую мазню, как у шизоида). Загляните в его персональный компьютер — и там вы найдете исключительный порядок: четко организованное дерево файлов, стройные шеренги ярлыков, продуманные, чтобы быть понятными с первого прочтения, названия и т. п., благодаря чему любая информация извлекается за считанные секунды. Все предназначено для того, чтобы замедленность психических процессов компенсировать рациональностью технологий обработки информации! Откройте сейф...
Впрочем, о чем это мы? Загляните, откройте... Ну-ну. Так эпилептоид и позволит вторгнуться в его кабинет, шарить в его компьютере, рыться в его сейфе. Горе тому, кто осмелится покуситься на его личное пространство, на сферу его компетенции, рискнет нарушить его суверенитет! Война в этом случае неизбежна.
Вернемся ненадолго в раздел «общая характеристика». Определяемый эпилептоидный радикалом стиль поведения, как вы помните, это стремление активно подавить источник потенциальной угрозы, взять под тотальный контроль все окружающее пространство, всех, кто в нем находится, лишить их спонтанности, непредсказуемости поступков и, тем самым, избавить себя от тягостного переживания тревоги.
Таким образом, наведение эпилептоидом формального порядка, как это описано выше, есть не что иное, как средство подавления других людей, желание лишить их самостоятельности, возможности действовать по своему усмотрению.
Вглядитесь пристальнее, и вы увидите, что развешенные, разложенные, расставленные строго по местам чашки, плошки, поварешки, домашние туфли, полотенца, ножи и вилки, утюги и сковородки — это овеществленный приказ.
«Не сметь ничего трогать без разрешения! Немедленно положить на место! Вымыть руки перед едой! Переодеться! Переобуться! Я навел здесь порядок, и тот, кто нарушит его, — будет безжалостно наказан!» — говорит эпилептоид, оформляя по-своему пространство.
Если вам, уважаемые коллеги, случится прийти в дом, где с первых же шагов вас поразит стерильная чистота, где вас усадят за стол, покрытый белоснежной скатертью, с аккуратно расставленными хрусткими крахмальными салфетками, безукоризненно вымытыми, скрипящими тарелками и сияющими бокалами, где, едва вы возьмете с тарелки последний кусок, вам тут же заменят ее на свежую... Автор настоятельно советует: долго в гостях не засиживайтесь. Не нервируйте хозяев. Проще говоря, не нарывайтесь. Поскольку, будь вы хоть Альбертом Эйнштейном и Александром Солженицыным «в одном флаконе», все ваше всемирно-историческое значение рухнет в глазах принимающей стороны — в одночасье! — как только вы, по своему шизоидному обыкновению, уроните на скатерть первую каплю с неаккуратно подносимой ко рту ложки. А вслед за всемирно-историческим значением придет черед рухнуть и вашему телу. Во всяком случае, этого нельзя исключить. Эпилептоидов выводят из себя неаккуратные люди, а чтобы соответствовать их представлениям об аккуратности, надо самому быть эпилептоидом.
Кроме порядка, эпилептоиды привносят в свой быт пристрастие к ремесленническому труду, что также отражается на предметной стороне их среды обитания. «Утром встал — сразу за дрель!» — девиз эпилептоидов. Среди их любимых вещей особое место занимают всевозможные пилочки, сверлышки, отверточки, напильнички, шильца и прочий инструмент, позволяющий выполнять работу тонкую, требующую пристального внимания к мелким, хрупким деталям, точных, неторопливых движений. «Штихель штихелю — рознь, — охотно поучают они, — поспешишь — людей насмешишь!».
В отношении мимики и жестикуляции эпилептоидов следует отметить, что, как правило, они медлительны и сдержанны в движениях.
Сказывается их постоянный внутренний самоконтроль. Крупные мимические мышцы редко задействованы. Широкоразмашистые, с большой амплитудой жесты нехарактерны. Мы не увидим эпилептоида покатывающимся от хохота, ликующим, рвущим на себе ризы или посыпающим голову пеплом.
Эпилептоиды чаще мрачноваты, несловоохотливы. По-настоящему они раскрываются в ситуациях, насыщенных агрессией, угрозой для жизни и здоровья (силовое противоборство, экстремальный спорт, сражение). Создается впечатление, что именно тогда они живут по-настоящему, в полную силу. Многие, чтобы посмотреть на это, платят деньги. Зрелище, что и говорить, впечатляющее. Их тугоподвижная, «забитая» органически измененными нейронами, как сточная труба отходами, нервная система получает, наконец, адекватные раздражители. Ее «пробивает». Эпилептоид, летящий в затяжном прыжке вниз головой в бездонную пропасть, испытывает ту же широкую и разнообразную гамму переживаний, что и эмотивный меломан в зале консерватории во время исполнения его любимой симфонии. «Есть упоение в бою и бездны мрачной на краю! И в разъяренном океане, средь бурных волн, средь грозной тьмы. И в аравийском урагане. И в дуновении чумы», — утверждал устами своего демонического героя Пушкин (а уж он-то, автор язвительных эпиграмм, бретер, а стало быть, обладатель выраженного эпилептоидного радикала, знал, о чем говорит!).
Качества поведения.
Лучшее описание эпилептоидного стиля поведения автор нашел, коллеги, в книге... по служебному собаководству. Думаете, это шутка? Будь по-вашему. Но в каждой шутке... Сами понимаете. Нет? Не вполне? Тогда позвольте кое-что объяснить.
Зоологи, а вместе с ними и широко эрудированная публика, знают, как организована стая, например волков или гиеновых собак.*
* Речь идет о принципе, детали в данном случае значения не имеют.
Самый главный в стае — вожак или, как его еще называют специалисты, используя последовательность букв греческого алфавита, альфа-особь. Он для всех — абсолютный, безусловный авторитет. Мощный, уверенный в себе. Его позиция — закон для остальных. Нарушители этого закона жестоко караются.
Близкое окружение вожака составляют несколько т. н. бета-особей. Это сильные, агрессивные взрослые животные, которым, говоря языком современного менеджмента, вожак делегирует часть своих властных полномочий. Они — опора вожака в его взаимоотношениях с другими членами стаи.
Вместе с тем, от них же исходит и основная угроза «альфа»-особи. Время от времени эти красавцы пробуют вожака, то, что называется, «на зуб». Они нападают на него, и плохи его дела, если он не сумеет отбить это нападение. Сумел — молодец, властвуй и дальше, пока силен.
Ниже в иерархии стоят гамма-особи и т. д., вплоть до какой-нибудь «омеги» — самого жалкого, бесправного, забитого существа в стае, которым она готова пожертвовать в любой момент. Такого рода организация имеет глубокий приспособительный смысл. Она обеспечивает стае, а через нее — всей популяции, всему виду, выживание.
Вы спрашиваете: какое отношение это имеет к теме нашего разговора? — Непосредственное.
Эпилептоид интуитивно (а нередко — сознательно) ведет себя в обществе, в группе людей, как животное в стае. Оказавшись в новом для себя социальном окружении, он начинает «прощупывать» каждого, испытывать на прочность, выясняя, на какое место во внутригрупповой иерархии он сам может претендовать. При этом эпилептоид классифицирует людей, и его классификация проста. Он делит всех на «сильных» — тех, кто не позволил ему помыкать собой, не испугался его агрессивного напора, отбил его экспансивные притязания на чужую территорию (в широком поведенческом смысле), и на «слабых» — тех, кто уступил, поддался, струсил, спасовал перед ним.
Чем ниже социокультурный уровень группы, тем больше эпилептоидное поведение напоминает аналогичное поведение животных. Скажем, в местах заключения, где царствует т. н. беспредел, соперничество за место в иерархии часто приобретает форму драки — злобной, звериной, без правил и пощады. В ход идут не только кулаки и подручные предметы, но и ногти, зубы...
В цивилизованном обществе рукоприкладство и поножовщина — хочется в это верить! — не приняты. Поэтому эпилептоидные провокации здесь выглядят внешне куда более безобидно. Все начинается, как правило, с попыток нарушить суверенитет другого человека (например, сослуживца), вторгнуться в <
|
|
|
