Раннее регулирование

В наше время непопулярно расписывать прелести родительства с тех пор, как женщины в ожесточенной борьбе добились равных с мужчинами прав на работе и не хотят испытывать чувство вины от того, что они занимаются карьерой, в то время как кто-то другой занимается их детьми. В моей преподавательской практике я часто встречаюсь с тем, что студенты неизбежно поднимают вопрос, стоит ли винить матерей в том, что они неидеальны. Вина и тревожность часто подогревают враждебность по отношению к исследователям, как это случилось с Джеем Бельски из Университета Лондона, автора одного из наиболее важных исследований в этой области, который изучал воздействие неадекватных воспитателей на детей и в домашних условиях, и в детских садах.

Безусловно, очень малого можно достичь, критикуя родителей. Критика не влияет положительно на их возможность позитивно реагировать на собственных детей. В то же время позитивная поддержка может помочь уйти от защитного поведения, которое вредит их детям и поддерживает порочный круг передачи младшим поколениям чувства незащищенности и невозможности управлять собственными эмоциями.

В более широком социальном смысле мне кажется, что настоящий источник многих сложностей родительства лежит в разделенности работы и дома, частной жизни и общественной, которая стала результатом изолированности матерей в их домах, при отсутствии сильной поддержки от других взрослых и без возможности разнообразить ежедневные заботы. Эти условия сами по себе создают базу для развития депрессий и чувства обиды и недовольства, которые так плачевно сказываются на развитии детей. Женщины сталкиваются с искусственно созданной ситуацией, когда им необходимо делать выбор между работой и детьми, хотя очевидно, что им нужно и то и другое (Ньювел, 1992). Но в условиях ограниченного выбора родители, тем не менее, должны основываться на точном понимании того, что происходит с их ребенком.

В физиологическом смысле младенец во многих аспектах неотделим от своей матери, от ее тела. Он зависим от молока, которым она его питает, оно – материнское тело – помогает ему в регулировании сердечного ритма и кровяного давления, оно обеспечивает ему иммунную защиту. Его мускульная активность регулируется ее прикосновениями, так же как и уровень его гормонов. Она согревает его своим телом и помогает снизить уровень гормонов стресса, прикасаясь к нему и кормя его. Это базовое физиологическое регулирование помогает ребенку выжить. Рейчел Каск, писательница, описавшая свой материнский опыт, говорит об этих процессах регуляции так:

Безоблачное существование моей дочери требует серьезной поддержки. Прежде всего, я выполняю роль почек в организме: убираю отходы жизнедеятельности. Затем каждые три часа я заливаю молоко ей в рот. Оно проходит через систему трубочек и выходит наружу. Эти выделения я выкидываю. Каждые 24 часа я погружаю ее в воду, чтобы очистить ее. Я меняю ей одежду. После того как она побыла некоторое время дома, я вывожу ее на прогулку. После того как она погуляла, я приношу ее домой. Когда она хочет спать, я ее укладываю. Когда она просыпается, я беру ее на руки. Когда она плачет, я держу ее на руках, пока она не перестанет. Я раздеваю и одеваю ее. Я наполняю ее любовью, беспокоясь о том, даю ли я достаточно, мало или слишком много. Забота о ней сравнима с ответственностью за погоду или за рост травы (Cusk, 2001).

Основная сложность состоит в том, что забота такого рода нужна детям постоянно в течение многих месяцев. Как пишет Каск, эти задачи «устанавливают крепостное право, рабство, мою невозможность уйти». Ребенку нужен взрослый, заботливый настолько, что способен полностью идентифицировать себя с ребенком, считать его нужды и потребности своими; младенец в этот период жизни является физиологическим и психологическим продолжением своей матери, неотделимым от нее. Если она себя чувствует плохо, когда плохо ее ребенку, она будет стремиться что-то с этим сделать немедленно, устранить причину дискомфорта ребенка – и в этом суть регуляции. Теоретически кто угодно может делать это особенно теперь, когда у нас есть бутылочка с заменителем грудного молока, но биологическая мать ребенка будет делать это еще и в связи с собственным гормональным состоянием, и ей будет более свойственно установить сильную идентификацию с ребенком, чувствовать его эмоции как свои собственные, имея внутренний источник для этого.

Раннее регулирование заключается также в невербальном отклике на чувства ребенка. Мать делает это в основном с помощью мимики, тона своего голоса, прикосновения. Она успокаивает громкий плач ребенка и его перевозбуждение, входя в его состояние, привлекая его громким голосом, зеркально отражающим его плач, постепенно уводя его в покой, снижая громкость и интенсивность голоса, спокойно с ним разговаривая, переводя его своим примером в мирное и спокойное состояние. Или она смягчает напряжение ребенка, находящегося в тонусе, покачивая и крепко обнимая его. Или она может развеселить печального младенца своей улыбкой и широко раскрытыми глазами. Всеми способами невербального общения она возвращает ребенка в комфортное состояние.

Взрослые, обеспечивающие уход за ребенком, в случае, если они не могут достичь этого единения с ребенком и испытывают сложности в замечании и управлении своими чувствами, склонны закреплять эту проблему регуляции, транслируя ее на следующее поколение, на собственного ребенка. Такой ребенок не может научиться отслеживать изменения собственного эмоционального состояния и эффективно управлять этими изменениями, если его мама или папа не научили его это делать и не делали это за него в раннем младенчестве. У него может так и не возникнуть понимания, как ему просто оставаться на плаву, в данном его состоянии. Также он может вырасти с ощущением, что он и вовсе не должен иметь никаких чувств, раз его родители не замечают их и не интересуются ими. Младенцы очень чувствительны к такого рода скрытым сигналам, и они изначально отвечают на то, что их родители делают, а не на то, что они говорят или думают. Но если родители в самом деле отслеживают изменение эмоций у ребенка и быстро отвечают на эти изменения, позволяя восстановить ощущение благополучия, малыш может научиться испытывать чувства и замечать их. Они могут стать осознанными. Если заботящиеся взрослые действуют последовательно, предсказуемо, то могут начать возникать образцы поведения. Младенец может замечать: «Когда я плачу, мама всегда нежно берет меня на руки» или «Если она надевает пальто, я скоро почувствую свежий воздух». Эти бессознательно приобретенные, невербальные образцы и ожидания описаны разными авторами. Даниель Штерн (1985) называет их обобщенными образами взаимодействий. Джон Боулби называет их «внутренние рабочие модели» (1969). Вилма Буччи называет их «схемами эмоций» (1997). Роберт Клайман зовет их «процедурной памятью». В независимости от теории, в рамках которой они описаны, все сходятся на том, что ожидания относительно других людей и их действий сохранены вне сознания, образуются во время младенчества и формируют на всю дальнейшую жизнь фундамент нашего поведения во взаимодействии с другими людьми. Мы не отдаем себе отчета в такого рода допущениях, но они определенно существуют и основаны на нашем самом раннем опыте. И самое главное из этих допущений состоит в том, что мы предполагаем, что окружающие нас люди будут эмоционально доступны для того, чтобы понять чувства и найти способ справиться с ними, достичь комфортного состояния, когда в этом есть необходимость, – другими словами, помогут ребенку в управлении чувствами и достижении чувства благополучия. Те дети, которым не удается сформировать такие ожидания, исследователи в области привязанности называют «ненадежно привязанными».

Родители должны быть для ребенка своего рода эмоциональными тренерами. Они должны постоянно быть рядом и настраиваться на одну волну с ребенком, чтобы отслеживать его постоянно меняющиеся состояния, но они также должны помочь ему в переходе на следующий уровень. Чтобы стать настоящим человеком, базовые реакции ребенка должны быть переработаны и нужно сформировать более сложный и специфичный механизм чувств. С родительской помощью общее ощущение «мне плохо» может разложиться на целый спектр чувств, таких как раздражение, разочарование, гнев, беспокойство, боль. И снова младенец, и даже чуть более старший ребенок, не может провести эти различия без помощи взрослого, того, кто уже знает, в чем состоят эти различия. Родитель также должен помочь ребенку в осознании этих чувств, становясь для него виртуальным зеркалом. Он использует детский лепет, преувеличивая и усиливая слова и жесты, чтобы ребенок мог понять, что родители не выражают таким образом свои чувства, а «показывают» ему его чувства (Герджели и Уотсон, 1996). Это своего рода «психологическая обратная связь», которая обеспечивает знакомство с человеческой культурой, в рамках которой мы можем интерпретировать мысли и чувства – свои и чужие (Фонаги, 2003). Родители вводят ребенка в этот более сложный эмоциональный мир, распознавая и называя четко и ясно различные чувства. Обычно это обучение происходит достаточно неосознанно.