Вербальная личность

Финальная стадия раннего эмоционального развития мозга – стадия формирования вербальной личности. Мы можем наблюдать, как средства коммуникации младенца с другими становятся все более и более сложными: начиная с прикосновений, затем переходя через доминирование визуальных образов, в возрасте между двумя и тремя годами наконец включается вербальная коммуникация. Каждый новый способ коммуникации добавляется к предыдущему, и никакие из средств не теряются. Люди обретают новые навыки, опираясь на уже имеющиеся, добавляя новые к предыдущей стадии развития, а не исключая ее.

Глазнично-лобная зона коры оформилась и хорошо «укоренилась», ее способности к управлению чувствами все растут, и теперь начинают формироваться связи между правой и левой зонами глазнично-лобного участка коры, связывая между собой выражение чувств и управление ими. Происходит сдвиг от доминирования правого полушария к развитию левого полушария головного мозга. Левое полушарие ответственно за другие, отличные от правого, способы функционирования и специализируется на речи и построении последовательностей – один сигнал за другим, поочередно, в отличие от правого полушария, которое пытается выстроить цельную картину и интуитивно ухватить все возможности. Как только происходит этот сдвиг, мозг становится более стабильным и в меньшей степени способен к изменениям. Левое полушарие создает операции более высокого уровня, опираясь на достижения правого полушария. Левое полушарие изучает созданную активностями правого организованную личность, упрочивает ее и учится доносить выражение этой личности до других.

Начинают развиваться новые ключевые зоны мозга. Сначала созревает передняя поясная извилина, окружающая миндалину и гипоталамус (см. рис. 2. 1), которая задействована в уделении внимания чувствам (Ротбарт и др., 2000). Это развитие приносит лучшее осознание внутренних состояний, таких как боль или удовольствие. Вероятно, она также способствует прислушиванию к собственным чувствам, а также к чувствам других людей и участвует в формировании эмоционального возбуждения, но также может принимать участие в контроле над страданием, через переключение внимания на другие события и объекты.

Вскоре после этого начинает развиваться еще одна важная часть префронтальной коры – дорсолатеральная зона. Это то место, где происходит обдумывание наших мыслей и чувств, где мы их проигрываем. Дорсолатеральная префронтальная кора – главная часть того, что называют «рабочей памятью». Поддерживая нейроны в активном состоянии на протяжении некоторого времени, она может удерживать воспоминания и сравнивать их. Эта способность удерживать какие-то вещи в уме является ключевым аспектом нашего умения планировать, оценивать разные возможности и делать выбор. Она дает нам большую гибкость и возможность корректировать мышление в связи с текущей ситуацией. (Люди с поврежденной дорсолатеральной корой сталкиваются с проблемами в адаптации; они склонны быть косными в своем поведении и привержены своим старым идеям. ) Таланты дорсолатеральной коры лежат в основном в оценивании информации, а не в прямом управлении подкорковыми эмоциональными системами, как это делает глазнично-лобная зона коры. Их задачи различны.

Второй год жизни отмечен растущей способностью в области освоения речи, которая зарождается в левом полушарии. И дорсолатеральная кора, и передняя поясная извилина, которые связаны между собой, вовлечены в процесс говорения и беглости речи. (Согласно Панксеппу, в случае повреждения передней поясной извилины потребность говорить и мотивация обсуждать чувства, например в состоянии горя, утрачивается. ) По мере развития этих частей мозга слова начинают играть такую же важную роль, что и взгляды. Эмоции можно выразить словесно, так же как и с помощью прикосновения и языка тела. Это сознательное внимание к эмоциям открывает более широкий спектр возможных реакций. Вместо того чтобы полагаться на автоматические привычки и ожидания, порожденные образами прошлого опыта, теперь появляется некоторое пространство для маневров. Способы совершения действий и способы обдумывания теперь могут быть подвергнуты проверке. Менее очевидные или более сложные решения могут быть найдены, обычно в дискуссии с другими людьми. Родители теперь могут пояснять правила жизни в социуме более развернуто: «Мы не берем чужие вещи» или «Если ты съешь рыбные палочки, то получишь свой любимый йогурт».

Это серьезная перемена в фиксации опыта – уход от «предупреждающих образов», сформированных на основе повторяющихся ситуаций с другими людьми. Разумеется, более ранние, довербальные формы образов, основанные в основном на оценке лиц людей и языка их тела, продолжают снабжать нас информацией для формирования эмоциональных реакций. Но теперь нужно управляться и с вербальной частью ответов других людей. И качество этих ответов, этой обратной связи имеет значение. Если воспитатели хорошо понимают ребенка, они смогут распознать его текущее эмоциональное состояние и правильно его назвать. Это позволит ребенку сформировать эмоциональный словарь, который поможет правильно понять испытываемое чувство и отличать друг от друга различные внутренние состояния – например, понимать, что чувствовать себя уставшим это не то же самое, что чувствовать себя грустным. Но если воспитатели (родители) не говорят о чувствах или неверно представляют их, ребенку будет гораздо труднее выражать чувства и обсуждать их с другими людьми. И если чувства остаются неназванными, то эмоциональным возбуждением гораздо труднее управлять более осознанным, вербальным способом – таким, как, например, выговориться, когда у тебя плохое настроение. Вместо этого управление чувствами будет происходить с помощью прежних, довербальных способов, и оно – управление – не сможет быть развито за счет новых мнений и обдумывания. Это означает, что и представление ребенка о собственной личности будет оставаться достаточно недифференцированным, неструктурированным.

Самосознание также сильно зависит от еще одной части мозга – гиппокампа, развитие которого приходится на третий год жизни. В то время пока кратковременная память удерживает текущий опыт, гиппокамп действует более избирательно и удерживает те события, которые необходимо сохранить в долговременной памяти. Они затем становятся ресурсом для префронтальной коры, которая может вызвать эти определенные воспоминания в любой момент. Гиппокамп тесно связан и с передней поясной извилиной, и с дорсолатеральной корой головного мозга. Как и последняя, он является местом, где сходятся сенсорные пути, местом синтеза информации и представлений о месте и времени. Это означает, что теперь появляется способность запоминать последовательность событий, происходящих непосредственно с тобой: сначала со мной произошло вот это, а затем вот то. Появляется «до», «во время» и «после». Это позволяет ребенку создать внутреннего «персонального рассказчика» и иметь прошлое и будущее – иметь возможность выстроить повествовательный аспект личности, а не только личность, существующую в текущем моменте. Родители теперь могут говорить с ребенком о будущем: «Не унывай! Мы пойдем посмотрим на уток в парк сегодня утром чуть позже», – и они могут сослаться на прошлое: «Помнишь, как ты разделся на свадьбе дяди Боба! »

Возможно, причина, по которой мы не помним свое самое раннее младенчество, в том, что дорсолатеральная кора и ее связь с гиппокампом еще не полностью сформирована в этот период. Возможно, отдельные события в этом периоде не важны так же, как постепенное появление образцов и схем, вырастающих из шума и гвалта обычной жизни. Наиболее сильные эмоциональные воспоминания младенчества хранятся вместо этого в миндалине или, возможно, в других частях мозга, недоступных сознанию. Они формируют основу, фундамент нашей жизни. Но по мере того как мы растем, нам может быть нужна более детальная информация для принятия решений. И именно перед гиппокапом стоит задача запоминания, как, где и когда происходили значимые события – контекст и место, – и сохранения их в таком состоянии, когда возможен их сознательный вызов.

Эти полностью левополушарные формации – гиппокамп, дорсолатеральная кора и поясная извилина – вместе играют главную роль в формировании социальной личности, которая имеет свою историю и общается с другими людьми для поддержания самосознания. Удивительно, но формирование этой вербальной, имеющей историю личности само по себе является критическим для эмоциональной устойчивости во взрослой жизни. Серьезный исследователь в области теории привязанности, Мери Мейн, работала над изучением схем привязанности и разработала метод измерения надежности привязанности у взрослых. То, что она обнаружила, было достаточно неожиданно. Она обнаружила, что, когда взрослые люди говорили о своей эмоциональной жизни и важных взаимоотношениях в период взросления, не имело значения, было ли их детство «счастливым» или нет. Их текущая эмоциональная безопасность зависела в большей степени от того, могли ли они сформировать связный и согласованный рассказ о себе, о периоде своего взросления. Люди, испытывавшие эмоциональные сложности во взрослом возрасте, не могли рассказать о своих чувствах или говорили очень много, но несвязно и перескакивали с одного на другое. Например, если взрослый человек говорил, что его отношения с матерью были чудесными, но при этом не мог вспомнить ни одного приятного события, когда он был с ней, его рассказ рассматривался как внутренне непоследовательный (Отказывающий тип). С другой стороны, если взрослый не мог составить связный рассказ о своем прошлом без того, чтобы постоянно возвращаться к болезненным и сложным воспоминаниям и чувствам, его эмоциональное состояние также нельзя было назвать безопасным (Озабоченный тип) (Мейн и Голдвин, 1985). Мне не очень ясно, играет ли история сама по себе решающую роль в создании надежного самосознания, или она является побочным продуктом внимательных взаимоотношений с другими и получения правильного отклика от них, породивших надежное представление о себе. Безусловно, когда эмоции заблокированы от сознания или вышли из-под контроля, у человека остается меньше возможностей для того, чтобы осмыслить их, используя ресурсы левого полушария.

Джини – ребенок, которого держали в изоляции, – имела относительно неразвитую префронтальную зону коры. До появления последних достижений в области магниторезонансного сканирования исследователи проводили с Джини психологические тесты. Они показали, что Джини не использует для речи левое полушарие, а также не способна решить никакие левополушарные задачи. Это и понятно, ведь она не получала никакого эмоционального отклика, кроме требования заткнуться. Однако те, кто проводил с ней много времени, отмечали, что ее правое полушарие демонстрировало удивительные коммуникативные способности. Она была способна постичь гештальт, суть ситуации каким-то необъяснимым способом. Она могла нарисовать то, что не могла сказать. Сюзан Кертисс, одна из исследователей, занимавшихся Джини, вспоминала, как Джини могла сообщить незнакомым людям о своих желаниях и потребностях, не используя ни единого слова. Джини была одержима пластиковыми предметами и замечала и страстно желала обладать всем пластиковым, что видела: «Однажды мы гуляли где-то – мне кажется, в Голливуде. Я вела себя по-идиотски, пела как оперная певица, чтобы помочь ей снять то напряжение, которое в ней всегда жило. Мы дошли до угла оживленной улицы, и загорелся красный свет светофора, мы остановились. Внезапно я услышала звук – звук, который вы всегда узнаете, – как из сумки высыпают предметы. Женщина в машине, остановившаяся на светофоре на перекрестке, высыпала все из своей сумки, выбежала из машины и отдала сумку Джини, а потом побежала обратно в машину. Пластиковую сумку. Джини при этом не сказала ни одного слова» (Раймер, 1995: 95).

Эти правополушарные способности зашкаливали в случае Джини, но они присутствуют в каждом из нас наравне с вербальными левополушарными способностями. Что представляется наиболее важным для эмоционального здоровья – то, что операции левого полушария должны быть тесно связаны с информацией из правого полушария. Если эти соединения слабы или каким-либо образом нарушены, левое полушарие вполне способно закрутить историю, которая не будет иметь связи с эмоциональной реальностью. В случае недостатка информации левое полушарие просто додумывает историю, заполняя пробелы настолько, насколько может. Это может быть Отказывающий человек, описанный ранее. Как-то случилось, что левое полушарие стало доминировать, но потеряло связь с правым. С другой стороны, в случае Озабоченной женщины правое полушарие, вероятно, не смогло выстроить адекватные связи с левым полушарием, ответственным за осмысление и описание. Успех или неудача в построении этих связей могут быть связаны с тем, что происходило в значимых для ребенка взаимоотношениях в течение второго и третьего годов жизни, и тем, помогали ли взрослые – воспитатели, родители – построению этих связей, отвечая и разговаривая со своим ребенком таким образом, который помогал бы включению эмоций в высшие психические функции.

Вероятно, именно называние чувств помогает формированию связей между левым и правым полушариями. Когда слова должным образом описывают чувства, они могут быть включены в целостное представление о себе. В своей терапевтической работе Юджин Гендлин, опираясь на концепцию «фокусирования», описывает процесс того, как люди могут научиться прислушиваться к своим телесным «расплывчатым ощущениям» и адекватно выражать их словесно, связывая таким образом правополушарные «телесные ощущения» с вербальными способностями левого полушария. Гендлин считает, что это кардинальным образом отличается от категоричного и упрощенного выражения собственной «позиции» и выслушивания «позиции» другого по какому-то поводу на рациональном уровне. Он пишет, как слова, «вытекающие из чувств», становятся тем, что заставляет вас воскликнуть «Так вот о чем речь! » и осуществить «телесный сдвиг», от которого самочувствие всегда улучшается (Гендлин, 1978). Выстраивание таких связей между полушариями может быть крайне полезным, так как количество информации значительно увеличивается и она может свободно курсировать между полушариями. Сознание больше не загнано в ловушку неконтролируемого эмоционального возбуждения, а способно использовать все имеющиеся ресурсы, особенно возможности левого полушария, для регулирования чувств.