Концепции власти: аналитический обзор.

В. Ледяев

 

Как и любой важный феномен человеческой жизни, власть всегда была объектом внимания социальных исследователей. Уже в трудах Платона и Аристотеля содержится немало интересных наблюдений о власти, ее свойствах и закономерностях. В них мы находим и первые наброски самого понятия. Платон рассматривает власть как силу, основанную на специфическом знании - знании правления. Это соответствует его объяснению человеческой деятельности через знание, присущее и соответствующее ее отдельным видам. Политику он также определяет как специфическое знание - знание власти над людьми в его наиболее общем виде (Политик, 258 В). Аристотель характеризует власть как свойство (принадлежность) любой сложной системы. Все, что состоит из нескольких частей, имеет властвующий элемент и подчиненный элемент (Политика, 1254 А), таков "общий закон природы". Власть у Аристотеля играет роль активной формы, трансформирующей пассивную материю в реальные предметы. В социальной жизни власть обеспечивает организацию совместной деятельности и стабилизирует отношения в социальной системе.

Однако античные мыслители, в отличие от современных исследователей, не вдавались в подробный анализ понятия власти, считая само собой разумеющимся, что ключевые термины типа "власть", "влияние", "авторитет", "правление" не требуют разработки, поскольку значение этих слов понятно для людей со здравым смыслом.

Первая специальная попытка определить власть как понятие связана с именем Т. Гоббса. Фактически Гоббс заложил основы т.н. "каузальной" концепции власти, которая и по сей день превалирует в западной научной литературе. Отмечая роль Гоббса как "отца" каузального объяснения власти - объяснения власти как специфического причинного отношения, - С. Клэгг справедливо подчеркивает, что "если бы не было Гоббса и его работ, то вряд ли бы господствующая каузальная концепция власти была так глубоко обоснована и влиятельна" (Clegg, 1989: 23).

Власть человека, - пишет Гоббс, - "есть его наличные средства достигнуть в будущем некоего блага" (Гоббс, 1991: 63).[1] Власть инициируется человеческим действием и проявляет себя в каузальном отношении. "Власть агента и эффективная причина - это одно и то же" (Hobbes, 1839: 72). Причинная связь представляет собой постоянное отношение между двумя переменными, в котором одна переменная производит изменение в другой переменной. Она возникает только между предметами и событиями, которые соотносятся друг с другом, хотя и могут быть отделены пространством и временем. Гоббсовское видение причинной связи следует из его механистической интерпретации социальных отношений как контактов и столкновений, в которых одни тела ("агенты") толкают другие тела ("пациентов"). Различие между властью и причиной связано со временем действия: причина относится к уже произведенному следствию, к прошлому, в то время как власть есть способность производить что-то в будущем. Власть характеризует отношения между агентами, в которых один агент может стать причиной определенных действий другого агента.

Власть, по Гоббсу, - это диспозиционное понятие, оно выражает потенциал субъекта власти достигнуть гарантированного подчинения объекта и контролировать объект. Власть существует даже в случае если субъект не реализует имеющуюся у него способность подчинить объект. В соответствии со своими представлениями о природе человека, Гоббс рассматривает властные отношения как асимметричные и конфликтные, отражающие господство одних людей над другими.

Следующей вехой в истории анализа власти стала концепция Макса Вебера, в которой понятие власти приобрело вполне современную четкость и определенность. Вебер рассматривал власть как "вероятность того, что актор будет в состоянии реализовать свою волю в социальном отношении вопреки сопротивлению, независимо от того, на чем эта вероятность основывается" (Weber, 1947: 152). В веберовском определении подчеркиваются следующие основные черты власти: (1) власть не есть принадлежность индивидов, а существует в отношениях между ними; (2) власть должна определяться в терминах вероятности, возможности; (3) основу власти могут составлять любые вещи, свойства или отношения; (4) власть всегда против кого-то, она предполагает конфликт и действия вопреки интересам людей. Как и Гоббс, Вебер рассматривает власть как намеренное асимметричное отношение между индивидами (но не группами или общностями). В отличие от авторитета, власть связана не с социальными позициями или ролями, а с персональными качествами индивидов.

Вебер, однако, считал понятие власти "социологически аморфным", так как "любое качество человека и любое стечение обстоятельств могут создать ситуацию, где индивид получит возможность требовать подчинения своей воле". Поэтому он предпочитал пользоваться более четким, с его точки зрения, понятием "господство" (Herrshaft), которое он рассматривал как частный случай власти ("возможность заставить определенную группу людей повиноваться определенной команде") (Weber, 1962: 117).

Cовременные дискуссии о власти открываются работами Х. Лассуэлла и Э. Кэплэна, Р. Берштедта, Х. Саймона, Д. Картрайта, Р. Даля, Дж. Марча и других исследователей, опубликованными в 1950-х - начале 1960-х годов. В них анализ понятия власти уже становится всесторонним, систематизированным, превращаясь в важнейший элемент исследования властных отношений в обществе и его отдельных сферах.

Трудно выделить и классифицировать все заслуживающие внимания концепции власти, поскольку различия между ними можно провести по нескольким основаниям. Тем не менее, и с этим соглашается большинство исследователей, в концептуальном анализе власти довольно отчетливо просматриваются две основные традиции.

Первая традиция, обозначаемая как "секционная (групповая) концепция власти" (Scott, 1993) или как "традиция реализма" (Dahl, 1986) и идущая от Т. Гоббса и М. Вебера, представлена в работах Х. Лассуэлла и Э. Кэплэна, Р. Даля, Д. Картрайта, С. Льюкса, Э. Гидденса и других авторов. Власть рассматривается здесь как асимметричное отношение, включающее актуальный или потенциальный конфликт между индивидами. Она возникает в тех социальных взаимодействиях, где один из субъектов обладает способностью воздействовать на другого, преодолевая его сопротивление. Власть концептуализируется как власть над кем-то, как "отношение нулевой суммы", в котором возрастание власти одних индивидов и групп означает уменьшение власти других индивидов и групп.

Вторая традиция - "несекционная концепция власти" - отвергает идею "нулевой суммы", допуская что власть может осуществляться ко всеобщей выгоде. В данной традиции она рассматривается как коллективный ресурс, как способность достичь какого-то общественного блага; подчеркивается легитимный характер власти, ее принадлежность не отдельным индивидам или группам, а коллективам людей или обществу в целом. Современными представителями этой традиции, корни которой восходят к Платону и Аристотелю, являются Т. Парсонс, Х. Арендт и, в какой-то мере, М. Фуко.

Разумеется, не все подходы вписываются в эти рамки (например, классический марксизм, который рассматривает власть в капиталистическом обществе в терминах классового господства, т.е. в духе первой традиции, но при этом доказывает, что в будущем коммунистическом обществе оно будет преодолено);[2] многие авторы стремятся отойти от традиционных воззрений, заимствуя идеи у "противоположной стороны". При этом спектр различий в каждой из двух традиций также достаточно широк.

К числу наиболее влиятельных подходов (особенно в 60-е годы), развивающихся в русле веберовской традиции, относится и концепция власти Р. Даля. Наряду со многими другими исследователями, Даль рассматривает власть как контроль за поведением. Далевская "интуитивная идея власти" - " А имеет власть над Б настолько, насколько может заставить Б делать что-то, что Б в ином случае не стал бы делать" (Dahl, 1969: 80) - стала изначальной основой многих концепций власти.

В отличие от некоторых исследователей, допускающих существование властных отношений в животном мире и даже в неживой природе (Э. Голдмэн, К. Гибсон и др.), Даль использует понятие власти только для характеристики отношений между людьми. "Хотя в разговорной речи термин охватывает отношения между людьми и другими одушевленными и неодушевленными предметами, - пишет Даль, - мы полагаем необходимым ограничить его отношениями между людьми.... Акторами могут быть индивиды, группы, роли, учреждения, правительства, национальные государства или другие объединения людей" (Dahl, 1969: 80).

Вслед за Гоббсом, Даль рассматривает власть в терминах каузальной связи.[3] "Ближайшим эквивалентом властного отношения, - пишет он, - является каузальное отношение. Поэтому утверждение ' С имеет власть над Р ' можно заменить утверждением 'поведение С является причиной поведения Р '" (Dahl, 1986: 46). Власть - это эмпирическая регулярность, в которой поведение одного актора оказывает причинное воздействие на поведение другого актора. Даль подчеркивает, что каузальное объяснение власти соответствует нашему стремлению воздействовать на причины в реальном мире и добиваться нужных результатов. Он признает, что каузальное объяснение создает и некоторые трудности, так как каузальная цепочка может состоять из многих звеньев, что делает "невозможным знать, все ли необходимые факторы реального мира учитываются в исследовании".

Таким образом, власть осуществляется (и существует) лишь тогда, когда субъект власти предпринимает успешную, намеренную, наблюдаемую попытку заставить объект делать что-то, что последний не стал бы делать в ином случае. Только после этого актор становится субъектом власти. Если же потенциал остался неиспользованным, то его нельзя считать властью. Хотя Даль и различает "осуществление власти" и "обладание властью", последнее он по сути сводит к так называемому "правлению предвиденных реакций".[4] Даль отождествляет власть с влиянием, фокусируя внимание на внешних формах поведения и непосредственно наблюдаемых событиях. Анализ политической власти концентрируется на процессе принятия политических решений, в котором проявляется способность одних индивидов и групп навязать свою волю другим индивидам и группам в ходе успешной конкуренции. Власть измеряется по степени влияния на принятие решений в сфере публичной политики. Продолжая традиции Вебера, Даль рассматривает власть как "власть над", асимметричное отношение, подразумевающее конфликт и оппозицию сторон.

Сведение власти к ее поведенческим, непосредственно обозреваемым формам стало объектом критики со стороны американских исследователей П. Бахраха и М. Бараца, чей вклад в развитие представлений о власти ассоциируется с идеями "непринятия решений" (non-decisionmaking), "мобилизации склонностей" (mobilisation of bias) и "вторым лицом власти". По существу они не отвергли далевскую концепцию, а скорее попытались преодолеть ее явный поведенческий крен, уточнить содержание понятия и расширить сферу его применения, сделав более адекватным и приспособленным для анализа политики. Бахрах и Барац справедливо указали, что власть А над Б существует не только тогда, когда А может заставить Б делать то, что тот делать не хочет, но также в ситуациях, когда А может заставить Б не делать то, что он (Б) хочет. Власть поэтому может осуществляться как в условиях открытого конфликта при принятии решений, так и "путем ограничения сферы принятия решений относительно "безопасными" проблемами" (Bachrach and Baratz, 1970: 6). "Второе лицо власти" появляется в ситуациях "непринятия решений":

Власть также осуществляется, когда А направляет свою энергию на создание или укрепление социальных и политических ценностей и институциональной практики, ограничивающих сферу политического процесса публичным рассмотрением только тех проблем, которые являются относительно безопасными для А. В той степени, в какой А удается сделать это, Б оказывается недопущенным, по практическим соображениям, к выдвижению вопросов, решение которых могло бы нанести серьезный ущерб преференциям А. (Bachrach and Baratz, 1970: 7)

Таким образом, "непринятие решения" есть "решение, которое результируется в воспрепятствовании или подавлении латентного или открытого вызова ценностям или интересам принимающего решение" (Bachrach and Baratz, 1970: 44).

Согласно Бэкрэку и Бэрэтцу, распределение благ и привилегий между членами общества - доходов, богатства, социальных статусов, власти - происходит неравномерно. Это неравенство поддерживается так называемой "мобилизацией предрасположенности", которая представляет собой "совокупность предопределяющих ценностей, убеждений, ритуалов и институциональных процедур ('правил игры'), которые систематически и стабильно обеспечивают выгоду определенным индивидам и группам за счет других" (Bachrach and Baratz, 1970: 43). Главным методом поддержки "мобилизации предрасположенности" является непринятие решений, которое, как и принятие решений, основывается на комбинации из четырех составляющих - силы, влияния, авторитета и власти, имеющих ряд общих черт, но различающихся по отдельным аспектам. Ранее принятие решения обычно рассматривалось как результат осуществления власти. В отличие от традиционного подхода, подразумевающего, что политический консенсус "является результатом неконтролируемого формирования разнообразных установок и верований у населения, не препятствующего выражению недовольства в процессе принятия решений", Бахрах и Барац рассматривают политический консенсус как переменную величину, изменяемую в процессе осуществления власти. Они утверждают, что он обычно формируется защитниками статус-кво, использующими имеющиеся у них ресурсы власти для достижения своих целей (Bachrach and Baratz, 1993: 197).

Следующий раунд дебатов о природе и "лицах" власти связан с выходом в 1974 работы С. Лукса "Власть: Радикальный взгляд" (Lukes, 1974). Льюкс принял критику Бахрахом и Барацем далевского "одномерного" взгляда на власть, но посчитал что и их "двухмерная" концепция не охватывает всех форм существования власти. Лукс подчеркнул, что как плюралисты, так и их критики неправомерно сводят анализ власти исключительно к ее поведенческим аспектам. Сфера власти, по его мнению, не ограничивается поведением (действиями и недействиями), а включает и контроль над ценностями и убеждениями. Он подверг критике Бэкрэка и Бэрэтца за то, что те интерпретировали отсутствие конфликта (открытого или скрытого) как консенсус в отношении существующего распределения ценностей. Тем самым Бэкрэк и Бэрэтц, пишет Лукс, фактически "исключают (по определению) саму возможность ложного или манипулированного консенсуса" (Lukes, 1974: 24).

Луксовский "трехмерный" взгляд сохраняет предыдущие два "лица" власти, но не ограничивается ситуациями открытого конфликта намерений (Даль) или подавления скрытого (но осознаваемого обеими сторонами) конфликта путем недопущения его в сферу принятия решений (Бэкрэк и Бэрэтц), а включает ситуации, когда между субъектом и объектом нет видимого (открытого или скрытого) конфликта. Говоря о "третьем лице власти", Лукс подчеркивает, что "высшая и наиболее коварная форма осуществления власти - это предотвращение, в той или иной степени, возможного недовольства людей путем формирования у них таких восприятий, знаний и преференций, которые обеспечили бы принятие людьми своих ролей в существующем порядке - в силу того, что они не видят альтернативы этому порядку, или потому, что считают его естественным и неизменным или же божественно предопределенным и выгодным" (Lukes, 1974: 24). Иными словами, субъект осуществляет власть над объектом не только тогда, когда заставляет объекта делать то, что тот не хочет делать, но и когда формирует его желания. Между субъектом и объектом нет конфликта преференций (субъективных желаний и целей), но есть конфликт интересов. Объект действует в соответствии со своими интенциями, но вопреки своим реальным (объективным) интересам, которых он не осознает.

В отличие от "одномерного" и "двухмерного" взглядов, акцентирующих внимание на актуальном (открытом или скрытом) конфликте между акторами и интерпретирующих понятие "интерес" в субъективных терминах (как желания и преференции), наиболее важными терминами в концепции власти Лукса являются "объективные интересы" ("реальные интересы") и "латентный конфликт". "Реальные интересы" - это то, что люди выбрали бы в условиях "реальной автономии", т.е. в ситуациях, где над ними бы не осуществлялась власть. Люди часто совсем не осознают свои реальные интересы или имеют о них ошибочные представления, их преференции могут быть следствием осуществления власти над ними. Поэтому конфликт интересов может существовать в латентной форме без его осознания объектом власти. Поскольку, как считает Лукс, между теми, кто осуществляет власть и теми, кто является ее объектом неизбежно возникает расхождение интересов, потенциальный конфликт существует всегда, даже при отсутствии каких-либо внешних его проявлений. Поэтому власть, по Льюксу, осуществляется и тогда, когда объект ее не осознает. Предвидя возможность ситуаций, где намерения субъекта соответствуют субъективным преференциям объекта, Льюкс вводит понятие "краткосрочная власть" (short-term power). Как только объект начинает осознавать свои "реальные" интересы, "краткосрочная власть" самоуничтожается (Lukes, 1974: 33).

Наряду с рассмотренными подходами, связанными с бихевиоралистской проблематикой и акцентом на контроле за поведением, большую популярность, особенно в 1960-1970 годы, получили концептуализации власти с помощью понятий зависимости и обмена. Оставаясь в целом в рамках той же веберовской традиции, П. Блау, Дж. Хоманс, Дж. Зибаут и Х. Келли, Р. Эмерсон, Б. Бэрри, Дж. Хэрсаньи предложили несколько иное объяснение власти и механизма ее функционирования, стремясь вписать понятие в теорию социального обмена. Власть рассматривается здесь в терминах экономического анализа, фокусирующего внимание на выгодах и издержках, получаемых акторами в процессе их взаимодействия.

Основой власти и ее обязательным элементом является отношение зависимости, возникающее между субъектом и объектом. Его источник, по мнению теоретиков социального обмена, заложен в неравном распределении материальных, социальных, духовных и политических ресурсов, которое ведет к неравным результатам (выгодам и издержкам) в отношении обмена между субъектом и объектом. У объекта отсутствуют необходимые ему для достижения своих целей ресурсы или же их недостаточно. Если он не может получить необходимые ресурсы из других источников, то он вынужден повиноваться воле субъекта, поскольку именно субъект обладает теми ресурсами, которые нужны объекту. Таким образом, зависимость возникает, когда результаты деятельности актора обусловлены не только его собственным поведением, но и действиями других акторов, то есть детерминированы взаимодействиями. Зависимость не является постоянной. Она возрастает прямо пропорционально ценности ресурсов, которыми может обеспечить субъект, и снижается по мере расширения доступа объекта к альтернативным источникам этих ресурсов. Субъект, в отличие от объекта, не зависит от ресурсов объекта или зависит от них в меньшей степени. Таким образом, власть является функцией зависимости: способность субъекта преодолеть сопротивление объекта заложена в зависимости объекта от субъекта и коррелирует с ней: чем сильнее зависимость, тем больше власти, и наоборот. Субъект обладает властью над объектом и может влиять на его поведение в той степени, в какой он может определять и контролировать ожидаемые объектом награды и издержки (rewards and costs).

Одной из наиболее разработанных концепций власти является концепция П. Блау - крупнейшего теоретика социального обмена. Блау считает власть разновидностью социального обмена[5], определяя ее как "способность индивидов или групп навязать свою волю другим вопреки их сопротивлению с помощью угрозы наказания или отказа в регулярных вознаграждениях, поскольку и первое, и второе, в конечном счете, выступают в качестве негативных санкций" (Blau, 1969: 293).

Блау ограничивает власть сферой негативных санкций, но подчеркивает, что последние не сводятся к физическому принуждению или угрозе его применения. "Людей можно заставить делать что-то из страха потерять работу, лишиться социального статуса, заплатить штраф или быть подвергнутыми остракизму" (Blau, 1969: 293). При этом граница между негативными и позитивными санкциями часто оказывается размытой. Блау иллюстрирует это, сравнивая два случая: (1) человек выполняет услугу под угрозой изъятия у него 100 долларов в случае его отказа; (2) человек делает ту же самую услугу за вознаграждение в 100 долларов. Чистая разница для него между выполнением услуги и отказом от выполнения одинакова в обоих случаях. По мнению Блау, единственное различие между наказанием и вознаграждением может быть выявлено лишь в отношении к изначальному положению объекта, т.е. в сравнении с ситуацией, имевшей место до попыток субъекта влиять на объект. В случае если положение объекта ухудшилось, то речь идет о наказании, если улучшилось - о вознаграждении. Однако и этот критерий бывает весьма непросто использовать, например в ситуациях, когда награды становятся повторяющимися (постоянными), что делает объект зависимым от субъекта. Неполучение ожидаемого вознаграждения воспринимается объектом как наказание (Blau, 1969: 293).

Среди исследователей, оказавших существенное влияние на развитие представлений о власти следует указать Д. Ронга. Ронг рассматривает "власть" как диспозиционное понятие, т.е. характеризует ее как возможность, способность, потенциал, который может быть реализован (а может остаться и нереализованным) в действии. Однако в отличие от многих других попыток определить власть в диспозиционных терминах, он подчеркивает реляционный характер власти, избегая рассмотрения ее как "заключенной в самом субъекте власти, откуда она воздействует на других людей" (Wrong, 1988: 8-9).

Ронг проводит четкое различие между "властью" и "ресурсами власти", "властью как потенциалом" и "потенциалом для власти" ("латентной властью" и "возможной властью"). Это различение особенно важно в политическом анализе, касающемся взаимоотношений между социальными группами и затрагивающем проблемы мобилизации коллективных ресурсов в осуществляемой власти, которая, как он утверждает, может быть и актуальной, и потенциальной (Wrong, 1993: 69). Ронг подчеркивает, что игнорирование различий между возможной властью (возможностью обладания власти) и реально существующей властью является "классической ошибкой в политическом анализе": "социологи, как и люди которых они изучают, могут ошибочно приписывать власть группам, которые лишь могут иметь ее, но превращение этой возможности в действительность связано с длительным процессом социальной мобилизации и индоктринации" (Wrong, 1993: 69-70).

Ронг строит свое определение власти на определении Рассела, модифицируя его следующим образом: "власть это возможность индивидов и групп оказать намеренное и предвиденное воздействие на других индивидов и групп" (Wrong, 1988: 2). Он подчеркивает, что "власть" следует отличать от "контроля" и "влияния", что обусловливает необходимость ограничения "власти" намеренным и эффективным (результативным) контролем над объектом (Wrong, 1993: 65). Предвидя возможную критику, Ронг указывает, что изучение ненамеренных последствий социального действия также может быть одной из основных задач социальных наук, но это не отменяет необходимости в тщательном разграничении между намеренными и ненамеренными результатами. Вместо того, чтобы отождествлять власть со всеми формами влияния, пишет Ронг, следует просто подчеркнуть, что "намеренный контроль нередко формирует отношения, в которых субъект власти осуществляет ненамеренное влияние на объект, идущее гораздо дальше того, что он мог изначально пожелать или вообразить" (Wrong, 1993: 66).

Характеризуя власть как асимметричное социальное отношение, Ронг уточняет понятие асимметрии во власти путем различения между "интегральной властью" (integral power), где принятие решений и инициатива действия централизованы и монополизированы в руках одного субъекта, и "интеркурсивной властью" (intercursive power), где власть каждого из субъектов социального отношения уравновешивается властью другого субъекта. В последнем случае имеет место процедура переговоров или совместного принятия решений по вопросам, имеющим взаимный интерес (Wrong, 1993: 63). Ронг отвергает традиционное отождествление власти с насилием, принуждением и необходимостью применения санкций для преодоления сопротивления объекта. Власть, как он считает, может осуществляться в форме убеждения, побуждения или манипуляции при отсутствии угрозы использования негативных санкций.

Книга П. Морриса "Власть: философский анализ" (Morriss, 1987) безусловно относится к числу тех, которые внесли существенный вклад в развитие представлений о власти. В начале ее Моррис рассматривает вопрос об источниках и причинах нашего интереса к "власти". Он различает три основных контекста в исследовании власти: практический контекст касается знания наших способностей добиться чего-то и знания способностей других людей; моральный контекст связан с вопросом об ответственности людей за определенные события; оценочный контекст отражает наш интерес в оценке социального устройства с точки зрения распределения власти и его рациональности. Хотя Моррис утверждает, что исследование власти и роль самого понятия власти различаются в зависимости от избранного контекста, "власть" тем не менее имеет смысловое ядро: это разновидность способности. "Основная идея состоит в том, что ваши власти - это ваши способности сделать то, что вы выбрали" (Morriss, 1987: 48).

Начав с детального семантического исследования слова "власть", Моррис делает тщательный всесторонний анализ различных видов способностей. Он, в частности, различает власть в общем смысле - власть как общая способность (power as ability) и власть в частном (конкретном) смысле - власть как конкретная способность (power as ableness).[6] Власть как общая способность (ability) характеризует то, что люди могут сделать в различных условиях; власть как конкретная способность (ableness) - в реально существующих условиях. Власть как общая способность измеряется по количеству сопротивления объекта, которое субъект может преодолеть. Власть как конкретная способность характеризует спектр возможностей, имеющихся у субъекта в данных обстоятельствах.

Власть как общая способность и власть как конкретная способность не обязательно соответствуют друг другу: можно иметь громадную власть как общую способность и одновременно весьма ограниченную власть как конкретную способность, и наоборот. Исследователя могут интересовать оба вида власти. В одних случаях (например власть структурных подразделений (штатов), их формальные ресурсы и возможности обеспечить подчинение людей в каких-то отношениях) нас фактически интересует власть в общем смысле, в других (власть различных партий и политических организаций в представительных органах, которая непосредственно основывается на их сравнительных возможностях и степени взаимозависимости) - власть как конкретная способность.

Появление альтернативных концепций (Т. Парсонс, Х. Арендт, М. Фуко), а также усилившаяся критика позитивистской методологии, на которой главным образом и основывались исследования 1950-1960 годов, вызвали тенденцию к пересмотру ряда традиционных элементов в концепции власти. Некоторые исследователи отказались рассматривать власть как предполагающую обязательный конфликт, репрессии и действия против интересов объекта. Например Д. Ронг, как уже отмечалось ранее, к формам власти в числе прочих отнес убеждение, побуждение и манипуляцию. Д. Болдуин предложил не ограничивать власть исключительно негативными санкциями, а рассматривать подчинение на основе позитивных санкций как форму власти. Э. Гидденс определяет власть как способность достичь определенного результата независимо от того, связано это с интересами объекта или нет.

Эта критика, однако, в целом не отвергала традиционные воззрения, а скорее была направлена против одностороннего ("негативного") видения власти. Более радикальные возражения были высказаны представителями альтернативной ("несекционной") традиции в понимании власти.

Т. Парсонс указывает на три основных недостатка господствующего подхода. Во-первых, его характеризует "концептуальная расплывчатость", следствием которой является "трактовка "влияния", а иногда и "денег", также как и различных аспектов принуждения, в качестве "форм" власти". Это, по его мнению, делает логически невозможным рассмотрение власти как специфического механизма, осуществляющего изменения в действии других единиц, индивидуальных и коллективных, в процессе социального взаимодействия (Parsons, 1986: 95). Во-вторых, традиционный подход, пишет Парсонс, не решил вопрос о соотношении аспектов принуждения и консенсуса во власти: исследователи либо рассматривали эти аспекты как формы власти, либо подчиняли их один другому, характеризуя власть как опирающуюся, в конечном счете, или на принудительные санкции, или на согласие. Оба варианта решения проблемы Парсонс посчитал неудовлетворительными. Наконец, в-третьих, традиционный подход органически связан с концепцией "нулевой суммы", согласно которой "количество власти" в любом социальном отношении является фиксированным и поэтому возрастание власти у одного из субъектов отношения автоматически означает уменьшение власти у другого субъекта. По мнению Парсонса, данная концепция не применима к достаточно сложным системам (Parsons, 1986: 95).

В отличие от многих других концепций власти, концепция Парсонса с самого начала была вписана в его общую схему анализа социальных систем (общества). Тем самым Парсонс ограничил сферу власти пространством политики, не рассматривая власть как межличностный феномен или как тип отношений в семье или организации. В основе парсоновской концепции лежит идея изначального сходства концептуальных структур, предназначенных для анализа экономической и политической сфер общества. Сравнивая их, Парсонс приходит к выводу, что власть в политике играет роль, сопоставимую с ролью денег в экономике. Аналогично деньгам, являющимся посредником в экономических операциях, власть выступает средством упорядочения политических процессов. Как обладание деньгами дает возможность приобретать различные блага и услуги, так и обладание властью обеспечивает выполнение широкого набора политических обязанностей и функций.

Это привело Парсонса к существенно отличному от традиционного подхода способу определения власти. Власть у него является не атрибутом акторов или отношений, а свойством (ресурсом) систем. Власть, по Парсонсу, это "генерализованная способность обеспечить выполнение элементами системы своих обязанностей, которая легитимизируется тем, что направлена на достижение коллективных целей и предполагает в случае неповиновения применение негативных санкций" (Parsons, 1986: 103). Власть "производится" социальной системой аналогично богатству, создаваемому экономической организацией. Как и деньги, власть не представляет ценности сама по себе; ее роль состоит в том, что она обеспечивает достижение коллективных целей через согласие членов общества легитимизировать лидерские позиции и дать мандат на принятие решений и формирование политики от имени общества тем, кто находится на этих позициях.

Парсонс отвергает идею о том, что власть охватывает все формы подчинения объекта, относя к власти только генерализованные, легитимизированные, институционализированные, символические формы, полностью зависящие от доверия людей к самой системе власти. Концепция Парсонса значительно "уже" большинства других подходов, она исключает из власти принуждение, манипуляцию, персональный авторитет, "голую силу" и рассматривает власть лишь как один из способов воздействия субъекта на объект. "Подчинение с помощью угрозы использования силы, независимо от того, обязан объект подчиняться или нет, не является осуществлением власти, - подчеркивает Парсонс.... К власти, в моем понимании, относится только генерализованная возможность достижения подчинения, а не единичное санкционирующее действие, которое субъект способен осуществить, и средства подчинения должны быть 'символическими'" (Parsons, 1986: 103). В отличие от традиционного подхода, рассматривающего власть как существующую в конкретных отношениях одних индивидов с другими, у Парсонса власть не ограничивается несколькими специфическими отношениями; она представляет собой генерализованную (обобщенную) способность социальной системы реализовать интересы системы в отношении широкого спектра проблем.

Более чем кто-либо до него, Парсонс подчеркивает "символический" характер власти, делая ясное различие между "властью" и "силой". Он не просто отвергает определения власти через силу и принуждение, но и делает следующий шаг в этом направлении, утверждая что хотя "власть" и "сила" исторически тесно переплетались между собой, с аналитической точки зрения это две принципиально различные "сущности". Тем самым Парсонс способствовал утверждению идеи о том, что власть не обязательно подразумевает конфликт и угнетение.

Таким образом, концепция Парсонса тесно связывает власть с легитимным авторитетом. Последний является не формой власти, как обычно считается, а скорее ее основой. Парсонс рассматривает людей прежде всего как социализированных акторов; поэтому власть существует в контексте социальных норм, которые разделяются и субъектами и объектами и как бы приводятся в действие в процессе осуществления власти. Санкции, которые использует субъект также нормативно обусловлены. Тем самым власть фактически становится производной авторитета, понимаемого как институционализированное право лидеров ожидать поддержки членов коллектива. В отличие от критикуемой Парсонсом концепции "нулевой суммы", в данном случае "количество" власти может быть увеличено аналогично кредитованию экономики. Индивиды "инвестируют" свое доверие в тех, кто ими правит, выигрывая от процесса осуществления власти, поскольку власть обеспечивает реализацию коллективных целей.

Близкие Парсонсу идеи о природе власти были высказаны Х. Арендт. Также как и Парсонс, Арендт не разделяет традиционных воззрений, отмечая что они исходят из "старого понимания абсолютной власти, характерного для периода образования европейских национальных государств и воспетого в шестнадцатом веке французом Жаном Боденом, а в семнадцатом веке - англичанином Томасом Гоббсом" (Arendt, 1986: 60). Этот "древний вокабуляр" еще более утвердился и укрепился под влиянием иудео-христианской традиции и ее "императивного права", а также исследований, доказывающих существование врожденных инстинктов к господству и внутренней агрессивности человека (Arendt, 1986: 61).

Сущность власти в данном подходе, считает Арендт, фактически сводится к эффективности команд. Из этого следует, пишет она, что "не может быть более сильной власти, чем та, которая вырастает из дула винтовки и трудно сказать, чем приказ полицейского отличается от приказания вооруженного бандита" (Arendt, 1986: 60).[7] Отвергая данный подход, Арендт указывает на существование другой не менее древней традиции, восходящей к античности и связанной с идеями "правления закона" и "власти народа", символизирующими "коне

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: