Потеря ощущения души как инициация

Тюлень – один из самых прекрасных символов дикой души. Как и инстинктивная женская природа, тюлень – любопытное создание, которое развивалось и приспосабливалось на протяжении многих эпох. Тюлени, как и женщина-тюлениха из сказки, выходят на землю только для того, чтобы выводить и кормить потомство. На протяжении двух месяцев тюлениха-мать безмерно предана своему малышу: она лелеет его, охраняет и кормит только своим молоком. За это время двенадцатикилограммовый детеныш учетверяет свой вес. Тогда мать уплывает в море, а маленький тюлень, подросший и способный жить самостоятельно, начинает независимую жизнь.

Во многих этнических группах, обитающих по всему миру, в том числе в приполярных районах и в Западной Африке, считается, что люди становятся полностью одушевленными только после того, как душа родит дух, взлелеет его и выпестует, наполнив силой. В конце концов душа возвращается в отчий дом, а дух начинает самостоятельную жизнь в мире ^[2].

Символ тюленя как олицетворения души тем более убедителен, что тюлени обладают сообразительностью, восприимчивостью – это хорошо известно тем, кто живет с ними рядом. В тюленях есть нечто такое, что роднит их с собаками, они по природе своей дружелюбны и привязчивы. Они излучают своеобразную чистоту. Но им свойственна и быстрота реакции, позволяющая своевременно отступить, а если обидят, то и дать сдачи. Этим же отличается и наша душа. Она витает где-то поблизости. Она пестует дух. Она не убегает, когда видит что-то новое, необычное или трудное.

Но иногда, особенно если тюлениха непривычна к людям и просто лежит, впав в состояние блаженного неведения, в которое тюлени склонны время от времени погружаться, она может не знать, чего следует ожидать от людей. Как женщина-тюлениха из сказки или как душа юной и/или неопытной женщины, она не ведает, что замышляют окружающие и какой вред эти замыслы могут ей причинить. Именно тогда и происходит похищение тюленьей шкуры.

В итоге многолетней работы с мотивами "поимки" и "кражи сокровища", а также многочисленных сеансов психоанализа, у меня возникло ощущение, что почти каждому человеку в процессе индивидуации случается пережить как минимум одну весьма ощутимую кражу. Одни утверждают, что у них украдена "величайшая в жизни возможность". Другие говорят, что у них отобрали любовь или похитили дух, лишили ощущения собственного Я. Третьи рассказывают о том, как их оторвали от чего-то важного: от искусства, любви, мечтаний, надежд, от веры в добро, от развития, от стремлений, от славы – уничтожили или разрушили все это.

В большинстве случаев эта главная кража подбирается к человеку незаметно, используя его слабые стороны. С женщинами это случается по той же причине, что и с героиней сказки: из-за наивности, плохого понимания мотивов других людей, отсутствия опыта предвидения будущего, невнимания ко всем тем ключам, которые скрыты вокруг, а еще потому, что судьба любит давать нам уроки.

Люди, ставшие жертвой кражи, вовсе не плохи. Они не порочны, не глупы. Просто им недостает опыта в чем-то важном, либо их душа пребывает во сне. Было бы ошибкой считать, что эти состояния свойственны только молодым. Они могут наблюдаться у любого человека, независимо от возраста, этнической принадлежности, длительности обучения и даже добрых намерений. Ясно, что ситуация кражи для тех, кто стал ее жертвой, – то есть почти для всех – совершенно однозначно выливается в возможность таинственного архетипического посвящения, или инициации ^[3].

Процесс возвращения сокровища и понимания того, как можно вернуть утраченное, развивает в психике четыре важные структуры. Если встретить эту дилемму лицом к лицу, если совершить спуск к Rio Abajo Rio, реке под рекой, то наша решимость бороться за сознательное восстановление становится непреклонной. И тогда со временем становится очевидным то, что для нас важнее всего. Мы приходим к убеждению, что нам необходимо постоянно думать о душевном или ином освобождении и воплотить обретенную мудрость в жизнь. И наконец, что важнее всего, это развивает нашу серединную природу – ту дикую и мудрую часть психики, которая может странствовать и в мире души, и в мире людей.

Архетипическое ядро сказки о тюленьей шкуре обладает особой ценностью, ибо задает нам ясное и точное направление, в котором нужно двигаться, чтобы иметь возможность развиваться и проложить путь для решения этих задач. Одна из самых важных и потенциально наиболее гибельных ситуаций, с которыми приходится сталкиваться женщине, – это первое вхождение в разнообразные процессы психологической инициации под руководством тех, кто сам ее не завершил. У женщины нет зрелого советника, который бы знал, что делать дальше. Если тот, кто руководит инициацией, сам не прошел ее до конца, он, сам того не ведая, упускает важные стороны процесса, порой нанося инициируемому большой ущерб, поскольку оба используют неполное представление об инициации, чреватое теми или иными изъянами ^[4].

На другом краю спектра мы видим женщину, которая пережила кражу и стремится осознать ситуацию и овладеть ею, но, сбившись с пути, не знает, что для завершения обучения необходимы дополнительные познания, и поэтому снова и снова повторяет первый этап: кражу. Какими бы ни были ее обстоятельства, она запуталась. По существу, у нее нет руководства. Вместо того чтобы раскрыть потребности здоровой дикой души, она становится жертвой незавершенной инициации.

Для очень многих женщин инициация по женской линии, когда старшие женщины знакомят младших с некоторыми психическими фактами и процессами дикой женственности, давным-давно нарушена или утрачена, а потому это великое благо, что существует археология сказок и мифов, по которым мы можем учиться. Сведения, которые можно почерпнуть из этих глубинных моделей, отражают врожденные схемы наиболее целостных психологических процессов, свойственных женщине. В этом смысле сказки и мифы дают инициацию, выполняя роль мудрецов, которые учат тех, кто пришел после них.

Поэтому движущие силы, которые мы видим в сказке о тюленьей шкуре, наиболее важны для женщин, получивших неполную или половинчатую инициацию. Зная все шаги, которые нужно пройти, чтобы завершить цикл возвращения домой, можно исправить, возобновить и довести до конца даже неумело проведенную инициацию. Давайте посмотрим, какие советы для продолжения пути дает нам эта сказка.

Потеря шкуры

Развитие знания, о котором повествуется в некоторых версиях сказок "Синяя борода", "Рапунцель", "Дьявольская повитуха" и "Шиповничек", начинается со страдания. Вначале героиня пребывает в неведении, потом становится жертвой чьих-то козней, а потом снова обретает силу и, что еще важнее, свою сокровенную сущность. Тема роковой западни, которая становится проверкой сознания и заканчивается глубоким знанием, извечно бытует в сказках, где главная героиня – женщина. В таких сказках содержатся сжатые наставления для всех нас: что делать, если/когда мы попадем в неволю, и как выбраться из нее благодаря способности pasar atravez del basque como una loba, скользить по лесу как волчица, con un ojo agudo, с зоркими глазами.

В сказке "Тюленья шкура" мы обнаруживаем обратный мотив. Иногда мы называем такие истории "сказками навыворот". Во многих волшебных сказках человека заколдовывают и он превращается в зверя. Здесь мы видим обратное: животное начинает вести человеческую жизнь. Эта сказка позволяет проникнуть в структуру женской души. Девушка-тюлениха, как и дикая природа женской души, есть загадочное сочетание, которое берет начало в животном мире и в то же время может приспосабливаться к людям и жить среди них.

В этой сказке шкура – не сколько предмет, сколько символ состояния чувств и состояния бытия: неотъемлемого, исполненного души и родственного дикой женской природе. Пребывая в этом состоянии, женщина чувствует, что она полностью в себе, а не вне себя: ей не нужно следить за собой – то ли она делает, правильно ли поступает, верно ли думает. Хотя время от времени она утрачивает связь с этим состоянием пребывания "в себе", однако проведенное в нем время поддерживает ее в мирских трудах. Именно периодическое возвращение к дикому состоянию восстанавливает ее психические резервы, необходимые для замыслов, отношений, семейной и творческой жизни во внешнем мире.

Каждая женщина, надолго оторванная от дома души, в конце концов устает. Иначе и быть не может. Тогда она снова ищет свою шкуру, чтобы возродить чувство самости и души, чтобы возобновить проницательное и необъятное знание. Великий цикл ухода и возвращения, ухода и возвращения повторяется в инстинктивной женской природе и присущ каждой женщине на протяжении всей ее жизни. Он пронизывает девичество, юность и молодость, пору любви, пору материнства, пору мастерства, пору мудрости, пору старости и идет дальше. Эти фазы не обязательно следуют в хронологическом порядке: ведь нередко женщины средних лет бывают новорожденными, пожилые женщины умеют пылко любить, а маленькие девочки прекрасно разбираются в старушечьих чарах.

Мы снова и снова теряем это ощущение – что мы в своей собственной шкуре, – а виной тому причины, которые я уже называла, и, кроме того, длительная неволя. Такая опасность грозит и тем, кто слишком долго трудится, не получая передышки. Шкура, оболочка души, тает, если мы не умеем обращать внимание на то, что в действительности делаем, и особенно – на то, чего нам это стоит.

Мы теряем оболочку души, когда слишком заняты своим эго, когда страдаем излишней требовательностью, перфекционизмом ^[5], когда без нужды мучаем себя или одержимы слепым честолюбием, когда не удовлетворены – собой, своей семьей, окружением, обществом, всем на свете – и ничего не говорим и не делаем, чтобы это изменить, когда претендуем на роль неиссякаемого источника для окружающих или не делаем всего, что в наших силах, чтобы себе помочь. Возможностей потерять оболочку души столько же, сколько женщин на свете.

Единственный способ сберечь нашу шкуру – необходимую нам оболочку души – сохранить пронзительно первозданное осознание ее ценности и назначения. А поскольку никто не способен постоянно поддерживать такое острое осознание, то никто и не в силах стеречь оболочку души каждый миг, день и ночь. Но можно свести вероятность ее кражи до минимума. Можно развить охо агудо, острый глаз, который следит за всем, что происходит вокруг, и охраняет нашу душевную территорию. Однако в сказке о тюленьей шкуре повествуется о случае, который можно назвать кражей с отягчающими обстоятельствами. Имея осознание, можно в будущем уменьшить ущерб – для этого необходимо внимательно относиться к своим циклам и к голосу, который призывает нас оставить все и вернуться домой.

Каждое живое существо на земле возвращается домой. Не странно ли: мы создаем безопасные места обитания для ибисов, пеликанов, цапель, волков, журавлей, оленей, мышей, лосей и медведей, но только не для себя, не там, где мы живем изо дня в день. Мы понимаем, что потеря места обитания – самое ужасное, что может постигнуть живущее на воле существо. Мы с пеной у рта доказываем, что естественные территории обитания других существ оказались в кольце городов, ферм, автострад, шума и других напастей, как будто все это не окружает нас самих, как будто на нас все это не влияет. Мы знаем: чтобы выжить, живое существо должно, хотя бы время от времени, иметь приют, место, где бы оно чувствовало себя защищенным и в то же время свободным.

Мы традиционно компенсируем утрату более спокойной среды обитания тем, что берем отпуск или выходные; считается, что так мы доставляем себе удовольствие, – если забыть, что отпуск обычно чреват всем, кроме удовольствия. Мы можем компенсировать неудобства, которые приносит работа, сокращая перечень своих дел, но для этого приходится так напрягать мышцы, что они превращаются в болезненные бугры. Все это очень хорошо, но для души-самости-психики взять отпуск – не значит сбежать. Дать себе отсрочку или передышку – не значит вернуться домой. Покой – не значит одиночество.

Можно умерить эту потерю души – для этого, прежде всего, нужно не спускать со шкуры глаз. Например, в своей практике я встречала талантливых женщин, у которых причиной утраты шкуры стали взаимоотношения, им противопоказанные, а иногда и совершенно губительные. Чтобы их разорвать, необходимо проявить волю и настойчивость; и это вполне возможно, особенно если, как это происходит в нашей сказке, пробудиться и услышать доносящийся из нашего дома голос, зовущий к той глубинной самости, где таится непосредственная мудрость, целостная и доступная. Вернувшись туда и обретя ясновидение, женщина сможет решить, что ей необходимо и что она хочет делать.

Кража шкуры с отягощающими обстоятельствами может происходить и менее явно, когда у женщины крадут ресурсы и время. Мир истосковался по уюту, по женским грудям и бедрам. Он тянет тысячами рук, взывает миллионами голосов, манит нас, дергает и тащит к себе, требуя внимания. Порой кажется: куда ни повернись, повсюду в мире есть кто-то, кто в чем-то нуждаются, чего-то хотят, к чему-то стремятся. В мире есть вещи, темы и люди приятные и притягательные, есть требовательные и гневные, а есть и такие, которые кажутся столь трогательно беззащитными, что помимо нашей воли нас переполняет сочувствие, и мы начинаем заливаться молоком. Но, если только это не вопрос жизни и смерти, найдите время и возможность и "наденьте непромокаемый лифчик"* ^[6]. Перестаньте быть молочной рекой. Поворачивайте к дому.

 

* В оригинале игра слов: brass brassiere – латунный лифчик.

 

Хотя мы видим, что шкуру можно потерять из-за опустошительной любви к неподходящему человеку, ее можно потерять и вследствие глубочайшей любви к подходящему человеку. Когда у нас крадут шкуру, причина не в том, подходит нам человек или не подходит, а в том, во сколько нам все это обходится, с какими это связано затратами времени, энергии, заботы, внимания, опеки, подсказок, советов, обучения, натаскивания. Эти движения души – все равно что сбережения, снятые с банковского счета нашей психики. И вопрос состоит не в самих этих снятых энергетических сбережениях – они важная часть жизненного цикла, состоящего из отдачи и получения. Их перерасход – вот что вызывает потерю шкуры, а также ослабление и притупление наиболее острых инстинктов. Истощение запасов энергии, мудрости, понимания, идей и душевного подъема – вот что вызывает у женщины такое ощущение, будто она умирает.

Потеряв шкуру, молодая женщина-тюлениха становится участницей прекрасной погони, поиска свободы. Она все танцует и танцует, не обращая внимания на то, что происходит. Все мы столь же ярко ощущаем жизнь, когда мы едины с дикой природой, со своим законным достоянием. Это также один из признаков того, что Дикая Женщина где-то рядом. Все мы входим в этот мир, танцуя. Но тогда, в самом начале, наша шкура цела и невредима.

Однако всем нам суждено пройти эту стадию индивидуации, во всяком случае пока мы не станем более осознанными. Все мы подплываем к утесу, танцуем и не смотрим по сторонам. Именно тогда и проявляется самый коварный аспект души: в какой-то момент мы начинаем искать то, что нам принадлежит, или то, чему принадлежим мы, – и не находим. Тогда оказывается, что наше ощущение души таинственным образом исчезло, более того, оно где-то спрятано. И вот мы бродим в полубессознательном состоянии. В таком состоянии не годится делать выбор, но мы его делаем.

Мы знаем, что плохой выбор тоже может быть разным. Одна женщина слишком рано выходит замуж. Другая слишком молода, чтобы стать матерью. Третья связывается с неподходящим мужчиной. Четвертая забрасывает искусство ради материальных благ. Кто-то выбирает иллюзии, кто-то обещания, кто-то избыток добродетели и недостаток души, кто-то избыток неземных качеств и недостаток земных. И если у женщины уцелела только одна половина шкуры, а вторая пропала, в этом повинен не столько неверный выбор, сколько то, что она слишком давно живет вдали от дома своей души и от этого сохнет и становится бесполезной для всех, а главное – для себя. Есть сотни способов потерять защитную оболочку души.

Анализируя символ звериной шкуры, мы видим, что у всех животных, в том числе и у человека, пилоэрекция – когда волосы встают дыбом – возникает в ответ на зрительные образы и ощущения. Когда волосы или шерсть на звериной шкуре встают дыбом, по телу пробегают мурашки, и это возбуждает подозрительность, осторожность и другие защитные качества. Инуиты говорят, что мех и перья умеют видеть то, что происходит вдалеке, – вот почему ангакок, шаманы, носят много мехов и перьев: чтобы иметь сотни глаз и лучше видеть тайное. Тюленья шкура – символ души, которая обеспечивает не только тепло, но, благодаря своей способности видеть, еще и систему предупреждения.

В охотничьих культурах шкура равноценна пище, потому что является важным средством выживания. Из нее делают сапоги, подкладку для парки; благодаря своей водонепроницаемости она защищает лицо и руки от изморози.

Шкура защищает и согревает чувствительное к морозу человеческое тело: живот, спину, ноги, руки, голову, – а укутанные в нее маленькие дети чувствуют себя в тепле и безопасности. Потерять шкуру – значит потерять защиту, тепло, систему раннего предупреждения, инстинктивное видение. В психологическом понимании женщина, оказавшись без шкуры, стремится к тому, что кажется ей нужным, а не к тому, чего она действительно хочет. Она следует за тем, кто или что кажется ей самым сильным, не заботясь о том, пойдет это ей на пользу или нет. Это сопряжено с множеством метаний и недостатком осмотрительности. Проницательность подменяется беспечностью: женщина отшучивается от жизни, откладывает ее на потом. Она медлит сделать следующий шаг, совершить необходимый спуск и стоит на месте, пока что-нибудь не случится.

Вы видите, что в мире, где ценятся женщины-автоматы, которые идут вперед не останавливаясь, украсть шкуру очень легко – настолько легко, что в первый раз такая кража происходит между семью и восемнадцатью годами. К этому времени большинство женщин начинают танцевать на морском утесе. К этому времени большинство из них протягивают руку, чтобы взять шкуру, и не обнаруживают ее на месте. И хотя, казалось бы, этот случай должен в первую очередь вызвать проявление в душе стержня, то есть умения жить в духовном мире и одновременно во внешнем, реальном, очень часто этот процесс не завершается, как и все остальные сопутствующие инициации переживания, и женщина так и скитается по жизни без своей шкуры.

Хотя можно попытаться предотвратить повторную кражу, прочно зашив на себе оболочку души, очень немногие женщины, вступая в пору совершеннолетия, сохраняют больше чем несколько клочков некогда целой шкуры. Танцуя, мы ее снимаем. Мы познаём мир, но теряем шкуру. Мы убеждаемся, что без нее начинаем постепенно сохнуть. Но поскольку большинство женщин усвоили, что переносить утрату нужно так же стоически, как это делали их матери, никто не замечает, как происходит медленное умирание, пока однажды...

Когда мы молоды и наша душевная жизнь приходит в столкновение с желаниями и требованиями общества и мира, мы остро ощущаем себя выброшенными на мель вдали от дома. Но, став взрослыми, мы продолжаем загонять себя все дальше от дома – это результат выбора: какого человека, какое дело, место и время мы выбрали. Если в детстве нас не научили возвращаться в дом своей души, мы будем до бесконечности повторять схему кражи и бесцельного скитания. Но даже если неудачный выбор сбил вас с пути и увлек слишком далеко от того, что вам необходимо, не теряйте веры, ибо в каждой душе есть механизм, помогающий находить дорогу домой. Все мы умеем возвращаться.

Одинокий мужчина

Есть сказка, основной сюжет которой похож на нашу: там земная женщина соблазняет мужчину-кита и, похитив его плавник, принуждает к сожительству. В других сказках у героини рождается девочка, а иногда – мальчик-рыба. Иногда из моря взывает почтенная старая самка. Поскольку в этих сказках пол героев бывает разным, в них не так важна женская или мужская природа, как явный проступок – нарушение запрета.

Имея это в виду, будем считать, что одинокий мужчина, похитивший тюленью шкуру, олицетворяет эго женской души. Здоровье эго часто зависит от того, насколько хорошо человек ощущает границы внешнего мира, насколько сильна его личность, насколько хорошо он различает прошлое, настоящее и будущее и насколько близко его впечатления совпадают с общепринятой картиной реальности. В человеческой психике эго и душа испокон веков борются за господство над жизненной силой. В раннем возрасте эго с его потребностями часто играет главенствующую роль: оно всегда умеет изобрести что-то очень заманчивое. В эту пору эго бывает очень сильным. Оно оттесняет душу на задворки, оставляя ей обязанности кухарки.

Но приходит время – это может быть двадцать или тридцать лет, чаще же всего сорок, хотя некоторые женщины не готовы и в пятьдесят-шестьдесят, а то и в семьдесят-восемьдесят, – когда мы, наконец, позволяем душе лидировать. От свистулек и хлопушек власть переходит к делам душевным. И хотя, придя к власти, душа не убивает эго, оно оказывается, так сказать, пониженным в должности; в психике оно получает другие функции – главным образом подчиняться требованиям души.

С самого рождения в нас живет тяга к дикому, которая жаждет, чтобы нашу жизнь определяла душа, ведь способности эго ограниченны. Представьте себе эго на постоянном и довольно коротком поводке – оно может только слегка сунуть нос в тайны жизни и духа. Зайти дальше оно обычно опасается. У него есть скверная привычка сводить все нуминозное к определению "ничего особенного". Оно требует общедоступных фактов. Доказательства, которые исходят от чувств или мистической природы, чаще всего плохо уживаются с эго. Вот почему оно одиноко. Ведь в своих измышлениях оно очень ограниченно и не может целиком участвовать в более таинственных процессах души и психики. И все же этот одинокий человек тоскует по душе, он смутно узнает душевное и дикое, когда оно рядом.

Некоторые используют слова "душа" и "дух" как синонимы. Но в сказках душа всегда выступает предшественницей и прародительницей духа. В тайной науке герменевтике дух рождается от души. Дух облекается или воплощается в материю, чтобы собирать сведения о том, что происходит в мире, и сообщать их душе. Если отношения между духом и душой ничто не нарушает, они представляют собой совершенную симметрию, где одно и другое взаимообогащаются. Вместе душа и дух образуют симбиозную пару, как в пруду, где обитающие на дне существа питаются теми, что живут на поверхности, и наоборот.

В юнгианской психологии эго часто рассматривают как маленький островок сознания, дрейфующий в океане бессознательного. В фольклоре же эго изображают ненасытным существом, часто в образе не очень умного человека или животного в окружении сил, которые являются для него загадкой и которыми он хочет овладеть. Иногда это ему удается, причем эго проявляет крайнюю жестокость и агрессивность, но в конце концов, благодаря усилиям героя или героини, оно теряет право на власть.

В начале жизни эго проявляет интерес к миру души, но чаще оно бывает озабочено тем, как бы удовлетворить собственные потребности. Первоначально эго зарождается в нас как потенциал, а потом формируется и развивается, усваивая идеи, ценности и обязанности, которые черпает из окружающего мира – от наших учителей, родителей, из общества, в котором мы живем, – поскольку становится нашим спутником, нашей броней, нашим разведчиком во внешнем мире. Однако если дикой природе не дозволено воспарять через эго, придавая ему цвет, вкус и инстинктивную чуткость, даже если общество может одобрять то, что вложено в эго, душа не сможет и не захочет одобрить свое столь несовершенное творение.

Одинокий мужчина из сказки пытается участвовать в жизни души. Но, как и эго, он для этого не создан и старается уцепиться за душу, а не развить отношения с ней. Почему эго крадет тюленью шкуру? Оно, как и все голодные или одинокие, любит свет. Видя свет и возможность находиться рядом с душой, оно подкрадывается к ней и крадет ее неотъемлемую оболочку. Эго не может удержаться от этого. Оно – такое, как есть, его притягивает свет. Хоть оно и не может жить под водой, его гложет тоска, желание вступить в связь с душой. По сравнению с душой, эго – существо грубое. Его поступки не отличаются чуткостью или тонкостью. Но ему свойственно слабое, смутно осознаваемое стремление к прекрасному свету. И на некоторое время это его как-то успокаивает.

Итак, тоскуя по душе, наше эго-самость крадет шкуру. "Останься со мной, – нашептывает эго, – я дам тебе счастье: я избавлю тебя от души-самости и твоих циклов, от необходимости возвращаться в дом души. Ты будешь очень-очень счастлива. Прошу тебя, останься". И вот, как и в самом начале индивидуации женщины, душа вынуждена общаться с эго. Обыденная функция такой подчиненности эго заключается в том, чтобы мы могли познавать мир, учиться приобретать, работать, отличать хорошее от посредственного; понимать, когда нужно двигаться, а когда выжидать; уживаться с другими людьми; осваивать общественные механизмы и рычаги, учиться работать, ухаживать за ребенком, заботиться о своем теле, о своем деле – обо всем, что составляет внешнюю жизнь.

Первейшая цель развития в женской душе такой важной структуры, как брак женщины-тюленихи и одинокого мужчины, брак, в котором она занимает явно подчиненное положение, – в том, чтобы создать временное соглашение, которое в итоге породит духовное дитя, способное жить и в обыденном, и в диком мире и стать между ними посредником. Когда это символическое дитя родится, подрастет и пройдет инициацию, оно вернется во внешний мир и связь с душой будет восстановлена. Пусть даже одинокий мужчина, эго, не может властвовать вечно, – ведь когда-то, и уже до конца дней женщины, оно должно будет подчиниться требованиям души – живя бок о бок с женщиной-тюленихой, оно было затронуто ее величием и благодаря этому одновременно удовлетворилось, обогатилось и смирилось.

Духовное дитя

Итак, мы видим, что союз противоположностей, эго и души, рождает нечто бесконечно ценное – духовное дитя. И даже в том случае, когда эго грубо вторгается в более тонкие аспекты психики и души, взаимное обогащение все равно происходит. Как это ни парадоксально, похитив у души защиту и способность при желании скрываться в воде, эго участвует в сотворении ребенка, который станет обладателем двойного наследия – мира и души; ребенка, который сможет стать посредником между родителями, передавая вести и дары от одного к другому и обратно.

В некоторых самых замечательных сказках, таких, как гэльская "Красавица и чудовище", мексиканская "Bruja Milagra" и японская "Цукино вагума, медведь", поиски пути к законному состоянию души начинаются с того, что кто-то находит или выхаживает одинокую женщину, одинокого и/или раненого мужчину или зверя. Это одно из вечных чудес души – то, что ребенок, который сможет свободно перемещаться в двух столь разных мирах, может родиться у женщины, пребывающей в душевно обнаженном состоянии и "вступившей в брак" с чем-то таким в себе или во внешнем мире, что предельно одиноко и неразвито. Когда мы пребываем в таком состоянии, в нас происходит нечто такое, что рождает ощущение, крошечный росток новой жизни, слабый огонек, который выживает в несовершенных, трудных или даже нечеловеческих условиях.

Это духовное дитя – la nigna milagrosa, чудо-дитя, обладающее способностью слышать зов, слышать далекий голос, который говорит: "Пора возвращаться; возвращайся к себе". Это дитя – часть нашей сокровенной природы, которая побуждает нас к действию, поскольку умеет услышать зов сразу, как только он раздастся. Именно это дитя, пробуждающееся от сна, встающее с постели, выскакивающее из дома в бурную ночь, скатывающееся с обрыва к бурному морю, заставляет нас сказать: "Бог свидетель, я пойду до конца", или "Я выстою", или "Никто не заставит меня отступить", или "Я сделаю все возможное, чтобы продолжать путь".

Именно дитя возвращает матери тюленью шкуру, оболочку души. Именно дитя позволяет ей вернуться домой. Это дитя – та духовная сила, которая заставляет нас продолжать важную работу, отражать натиск, изменять жизнь, улучшать окружение, присоединяться к тем, кто пытается уравновесить мир, – и все это благодаря возвращению домой. У того, кто хочет в этом участвовать, должен произойти трудный брак между душой и эго, в результате чего появится на свет духовный ребенок. Возвращение и возрождение – вот умения, которые необходимо освоить.

Какими бы ни были обстоятельства женщины, духовное дитя, старый тюлень, который из моря зовет свою дочь домой, и открытое море – всегда рядом. Всегда. Даже там и в то время, когда мы их меньше всего ожидаем.

С 1971 года я преподаю в тюрьмах и исправительных заведениях страны писательство как практику созерцания. Однажды вместе с компанией артисток-целительниц ^[7] я приехала в федеральную женскую тюрьму, чтобы дать там представление и провести занятие с группой из сотни женщин, которые интенсивно участвовали в программе духовного развития. Как обычно, я увидела очень мало ожесточившихся женщин и, напротив, десятки женщин, которые проходили разные стадии женщины-тюленихи. Очень многие попались – и в буквальном, и в переносном смысле – в результате крайне наивного выбора. Какие бы причины ни привели их в тюрьму, каждая женщина, несмотря на очень стесненные условия, по-своему, но явно проходила процесс зарождения духовного ребенка, бережно и трудно создавая его из собственной плоти, из собственных костей. Каждая женщина искала свою тюленью шкуру, каждая припоминала дорогу к дому своей души.

Одна из артисток, молодая чернокожая скрипачка по имени Индия Кук, стала играть для женщин. Концерт состоялся во дворе, под открытым небом. Было очень холодно, и ветер дико завывал в кулисах открытой сцены. Скрипачка ударила смычком по струнам электрической скрипки и заиграла минорную мелодию, от которой по спине забегали мурашки. Ее скрипка плакала, как живая. Крупная индианка-лакота хлопнула меня по плечу и хрипло прошептала: "Этот звук... эта скрипка будто что-то отпирает во мне. А я-то думала, что заперта крепко-накрепко, раз и навсегда". На ее широком лице было написано недоумение и благоговение. Сердце мое дало перебой, но это было благодатное ощущение, потому что я поняла: что бы с ней ни случилось – ас ней случалось всякое, – она по-прежнему способна слышать голос с моря, зовущий домой. В сказке "Тюленья шкура" женщина-тюлениха рассказывает сыну истории о живности, обитающей под водой. Этими рассказами она учит, формирует дитя, родившееся от ее союза с эго. Она формирует дитя, рассказывая ему о территории и повадках "иного". Душа готовит этого дикого ребенка психики к чему-то очень важному.

⇐ Предыдущая20212223242526272829Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: