 |
Дорогая княгиня. Из «записок» княгини екатерины дашковой
|
|
|
|
ДОРОГАЯ КНЯГИНЯ
Романс
К радости Вы появились для нас
Днём ясно-мартовски снежным!
Девочка в сердце осталась у Вас,
Девочка, ждущая нежность.
Духу Господь не давал ослабеть:
Сыпал Он в трудностях манну.
Девочку Вы сохранили в себе,
Девочку, ждущую маму…
Радостно с Вами родство осознать:
Вы всей душой – россиянка.
Нам Ваше имя, как разума знак,
Пусть не любили Вы якать.
Всех освежали Вы, словно весна, Графиня Екатерина Воронцова
Духом упругим, как мячик!
Чувства свои Вы решали стеснять,
Лишь бы другим было мягче.
Вы истребляли невежества тьму,
Делая знанье доступным.
Чуя, что многие Вас не поймут,
Что даже царь – не заступник.
Для переплавки в железных местах
В ссылке бывал Ваш характер,
Где распинали Вас, вместо креста,
Те, кто от Вас были в страхе…
Духу Господь не давал ослабеть:
Сыпал Он в трудностях манну.
Девочку Вы сохранили в себе,
Девочку, ждущую маму…
Княгиня Е. Р. Дашкова
Припев:
Дорогая княгиня, будьте здравы и счастливы!
Принимайте признанье! Вы – России примета.
В Вашем сердце скорбящем есть любовь настоящая,
Ею нас направляете Вы к свободе и свету.
Ею нас привлекаете Вы к свободе и свету!
Из «Записок» княгини Екатерины Дашковой
«... Ссылка для меня в личном плане не была невыносимой. Я жила в просторной и, сверх ожидания, опрятной избе. Правда, три мои горничные спали со мной в одной комнате; но благодаря их вниманию, уважению и чистоте я не чувствовала никакого неудобства.
|
|
|
... В апреле месяце я услышала от крестьян, что по весне ближайшая река обыкновенно прибывает и заливает берега на пространстве двух или трех верст. Вследствие всего этого я решила до наступления разлива написать письмо императрице.
... Я не могу не засвидетельствовать на этих страницах благодарности тем бедным крестьянам, которые с необыкновенным усердием помогали мне. Возвращаясь два раза в неделю с базара из соседнего города, они приносили мне все, что можно было достать лучшего для моего стола, и ни за что не хотели брать денег. Незадолго до моего отъезда я узнала, что женщины, каждый день приходившие с пирогами и яйцами, договорились между собой являться ко мне по очереди, чтобы иметь случай повидать меня и осведомиться о моем здоровье». 2
Е. Р. Дашкова на Масленице в Коротове. Рисунок Е. Н. Фирсовой
1Никола́ й Дми́ триевич Чечу́ лин (15 ноября 1863, Череповец, Новгородская губерния — 14 февраля 1927, село Борисоглебск, Череповецкая губерния, сейчас – Ирма Шекснинского района) – русский историк, археограф, коллекционер. Действительный статский советник. Член-корреспондент Российской Академии наук.
https: //ru. wikipedia. org/wiki/Чечулин, _Николай_Дмитриевич
Источники:
https: //citaty. su/kratkaya-biografiya-ekateriny-dashkovoj
https: //fb. ru/article/419734/knyaginya-dashkova-ekaterina-romanovna- biografiya-semya-interesnyie-faktyi-iz-jizni-foto
2https: //35media. ru/articles/2013/08/23/knyagina-dashkova-vozvrashhaetsya-v-korotovo
МОЛОДЁЖЬ И ДЕРЕВНЯ
Автор Артём Канаев,
выпускник «Высшей Школы Экономики» Национального Исследовательского Университета,
г. Санкт-Петербург. На каникулы приезжает
в деревню рядом с Коротовом.
Я довольно часто езжу в Вологодскую область. Ездил бы и чаще – да и жил бы тут! – но, по причинам политическим, непосредственно связанным с современной экономической системой, знаю: пока это не очень возможно. Я – девяносто восьмого года рождения; грубо говоря, появился на свет, как масса моих сверстников и ровесников – в последние «секунды тысячелетия»; назовём это так. И сейчас, прежде чем поговорить конкретно про Коротово и Вологодскую область, необходимо расставить хотя бы половину точек над беспокоящими меня «и». Поговорить, так сказать, о текущей ситуации в деревне – и о соотношении с ней молодежи.
|
|
|
Не припомню, в каком же фильме – или в передаче? – было: Никита Михалков звонит по телефону, в «скорую».
«Алло, скорая? Тут русская деревня умирает».
Да, это слово художника, обобщающее, преувеличивающее – но слово весомое, как ни крути. Бьющее в сердце.
Человек, родившийся в один из последних годов прошлого тысячелетия, наверное, и не застал апогея этого «умирания»; впрочем, иногда достаётся ему картина не менее удручающая – вот, покосившиеся заборы, почерневшие от дождя и времени (а то и пропитанные чернотой этой – целые дома!... ) – чередуются с достаточно роскошными на вид… конечно, не виллами, но солидными такими постройками; и заборы их облагораживают – мощные, укрепленные кирпичными столбами; ах. И душа слегка разрывается от диссонанса в этой жутковатой симфонии русской деревни.
Ладно – об этом и так все знают. Деревня не погибла, но гибель гнездится в самой ее современной сути – нет-нет да и поражая взор заброшенной фермой, разбитым заводом, нищим, покинутым домом, отсутствием какого-то обязательного, скажем, «удобства», – например, магазина машинных запчастей.
Меж тем, «деурбанизация», как некий культурный тренд – могла бы дать мощнейший, если угодно, «пассионарный толчок» России. Не будем сгущать краски, мол, «никто этим не занимается, совсем заброшено село!... » – нет; и государство, и отдельные видные люди стараются привлекать внимание к «глубинке», но тренда как такового – нет. Его нет в народе, а, приходится признать: даже мы, молодёжь, сколь бы ни были в основной своей массе нацелены исключительно на потребление комфортных благ «транснационального», скажем так, характера, мы – молодёжь – всё ещё часть этого самого народа! Тут то ли «увы», то ли – «слава Богу».
Но – удивительно! – даже наше внимание способна приковать культурная инициатива; даже наше рассеянное в потреблении внимание привлекает само по себе слово «история». Посмотрите, например, сколько молодёжи посещает сравнительно новый фестиваль «Цифровая история»! Конечно, печально, что массовой культурой слово «история» подано достаточно абсурдным образом, и внимание сосредотачивается либо на каких-то самых видимых, пусть и бесконечно важных, вещах, либо на каких-то фактах, подтачивающих эти вещи, или подрывающих их монументальные фактуры… – «всё глядим в Наполеоны», как говорил поэт.
|
|
|
А меж тем, важна ведь и история «малой родины» – каждой «малой Родины» каждого «малого Человека». И если города, по большому счёту, изучены чуть ли не до самого основания, то «русская деревня», в самом широком смысле этого словосочетания, – нет.
А здесь ведь тоже было месту героизму и традиции; здесь столетиями жили наши предки, – недаром всё чаще звучит в последнее время слово «община»; вспоминаем!...
Вот, отвлечёмся ещё чуть в сторону, хоть на мгновение, из необходимости иногда об этом задумываться: в каждой выжившей деревне, и даже в тех из них, что наспех поименованы «дачами» в обиходе городского люда – всего-то полвека назад работали наши советские предки, в колхозах – «коллективных хозяйствах». Здесь было место подвигу – жизненному подвигу простого человека, в войну – напомним! – гордого труженика тыла, в заморозки и в засуху кормившего великую нашу Победу! А всего полтора века назад жили здесь самые настоящие крестьяне Российской Империи… – можно бесконечно спорить о разнице между работниками колхоза в позднем СССР и крестьянами последних десятилетий Империи, но и то, и другое – важнейшие вехи нашей истории, причем; речь же только о двух, XIX и XX, веках!... А сколько народной истории сокрыто от нас дымкой неизведанности, к которой едва способны пробиться самые талантливые исторические исследования – сколько жизни прогневано и пролюблено на нашей русской земле еще в языческие века, сколько – в века великих княжеских свершений? Вот, вроде, ничего-то не знаем мы о жизни крестьян в тылу в годину похода князя Игоря – а без них и не было бы никакого «Слова о полку» его!...
|
|
|
Говоря об истории, мы часто говорим об «истории аристократии». Это хорошо, это правильно, это – важно; но как никогда актуальна сегодня история – народная. Впрочем, не всегда стоит эти «две истории» разграничивать…
Вот, например – поселок Коротово. Вот, восемнадцатый век: так называемая «усадьба княгини Дашковой»; казалось бы, она тоже – аристократка, дворянка, но – столько связанных с нею народных сюжетов упускаются из виду – только потому, дескать, что выпало ей пожить в отдаленности от крупных городов. «Усадьба Дашковой» – на самом деле, совсем не та усадьба, в которой опальная княгиня непосредственно проживала, – но ведь и сам этот миф, безусловно, важен. О важности мифов неоднократно говорил министр культуры Владимир Мединский; представьте ж только, что хотя б по одному такому мифу приходится на каждую деревню в России, - их расшифровки хватит на пару томов «народной истории», и это только на первое время. Потому и эта, купеческая, усадьба представляет собой сокровенную важность, даже в её текущем состоянии; ведь если взяться за «реставрацию» в ближайшие сроки, теперь уже удастся сохранить, от силы одну комнату усадьбы; остальное – придётся сооружать с нуля.
Вообще, поразительно мало внимания сегодня уделяем мы «материалу», за исключением самых «брендовых», самых «модных» воплощений материи; сокровенным считается дух новёхонького телефона, да. И лишь как-то мимоходом бросаем мы взор – как на «прелестный вид», на фоне которого, может быть (и – только «может быть»!... ), сделаем селфи, – на уцелевшую крепость былого.
В этом плане ситуация в Коротово, и вообще в Вологодской области в целом, идет на поправку – хотя хотелось бы большего; вот, например, Уломская церковь – в этом году был сделан еще один важный шаг на пути в многолетнем её ремонте – побелили одну из стен. Вот – в Дмитриево уже достаточно давно, лет пять назад, отреставрировали Церковь Благовещения Пресвятой Богородицы.
Но ведь этого мало. Особенно – в контексте страны, когда в паре соседних областей, уверен, и таких масштабов восстановления её культурных крепостей – не наблюдается.
Вот, к слову о Дашковой и одной из местных церквей (пока неизвестно, которая именно подразумевается в цитате) – и о «народном характере», и о наших предках – из «Записок княгини Дашковой»:
«По прибытии в Коротово прием мой сопровождался небольшой церемонией. Я опишу ее, потому что в ней выразилась черта народного характера и в данном моем положении чрезвычайно тронула меня. Между русскими помещиками есть обычай по приезде в деревню идти прямо в церковь. Попы служат благодарственный молебен и потом являются в дом господина с поздравлением, причем благословляют его крестом, а помещик целует крест и потом руку священника. Так было и со мной. Как только я вышла из саней, поп явился в мою горницу и, совершив религиозный обряд, вместо того чтобы протянуть мне свою руку, умолял со слезами на глазах позволить ему поцеловать мою. «Не чин ваш, моя матушка, я уважаю, — сказал он, — нет: слава ваших добродетелей глубоко трогает мое сердце. Я говорю вам от имени всей деревни. Ваш сын добрый барин, потому что вы хорошо его воспитали, потому-то мы и счастливы. Для вас несчастье жить между нами — мы жалеем о том, но для нас благодать видеть вас, как ангела-хранителя».
|
|
|
Я устала и ослабела, но это неожиданное, наивное и душевное выражение любви добрых крестьян, никогда не знавших меня, при таких грустных обстоятельствах воодушевило, осчастливило меня. Прервав речь достойного пастыря, я обняла его как друга. Мои спутники были до слез тронуты этой сценой и потом сказали, что никогда во время самого полного счастья они не чувствовали ко мне такого уважения, как в ту минуту».
Как и всякие «мемуары», «записки», «дневники» – безусловно, и эта цитата, и записи Дашковой сами по себе дают бессчётное число поводов к сомнению; но, знаете ли, надоел уже этот повсеместный агностицизм, эксплуатирующий сплошное недоверие людей друг к другу. Напомню: миф – тоже важен. Может, сомнение в актуальных мифах – и есть главная беда наша! – и, рискну предположить: восстановление исторической памяти, такое, чтобы условной «Коротовской» Дашковой выразили свое полюбовное историческое внимание – местные же, скажем, «добрые люди», и – поможет разрешить одно из множества сомнений современного российского государства. Повсеместное культурное возрождение – не сможет не задать и позитивных экономических «трендов» (слово пошлое, но обязательное, увы), вроде той же условной «деурбанизации», в сложном Российском государственном механизме вообще.
Для того я и начал с речи о, как его – «поколении родившихся в последние годы прошлого тысячелетия». Одно только их наименование, то, что в кавычках – замучаешься читать; но это важно. У этого поколения, которому уже, на наших глазах, исполняется за двадцать – моих сверстников, – пока что, признаем: вырисовывается отнюдь не самая завидная судьба. Оно лишено деревни – не как «дачи», а как истории, как почвы, как… как, самой что ни на есть, живой жизни.
Тут можно бы и пооправдывать нас, молодёжь, и даже вполне себе справедливо разводить речи об экономике: действительно, сложно сегодня круглый год прожить в деревне (правда, страшновато, когда о сложности такого рода заявляет полный сил «молодой», поджимая хвост – меж тем как за Уралом целыми годами безвыездно живут, переживая в крепких срубах крепчайшие морозы – старые сибиряки…); право, сложно. Даже всё «русское лето», иной раз растягивающееся на полугодие – толком не прожить: то погодные факторы, то факторы работы – надо делать «карьеру», иногда потому что про это сказано – «надо! », а иногда – потому что действительно нужны деньги; а работу «на сезон» зимний, с возможностью чередования с полугодовой жизнью в деревне – найти сложно, и, хуже всего (а для русского человека это страшный аргумент! ) – не всем дано («как это?! я буду счастлив, а другие – нет?... ») и… и – так далее; и сама деревня, русская деревня, выглядит исхудало, как бедняк, что таки выжил на подачках, иногда преподносимых ему с благосклонностью и призывом к великим подвигам – но, чаще, лишь с величием всовываемой обёртки (проведёт для проформы один «народный» деревенский фестиваль какой богатый дядюшка – и исчезнет; исчезнет – всё, как и не бывало)…
Однако же культура – это не просто обёртка. Это импульс.
Ну, и, если уж не оправдывать – огромное число молодёжи обучено потреблять, а не производить; мы, конечно, ездим в деревню, и признаём её красу, но, всё равно – в сознании потребительском это остаётся чем-то сродни слову «дача». Поглядеть, сфотаться – забыть.
Меж тем, задумайтесь!... – заезд в деревню на круглый год хотя бы пяти-шести человек моего возраста; пяти-шести человек, скажем, хотя бы относительно «готовых к работе», ну, хоть и с поправкой на современную бездеятельную мягкотелость, – допустим!... А всё равно: и этого хватит – чтобы через три-четыре года деревню уж было не узнать. Особенно, если их, этих молодых, будет направлять, и поправлять в их свершениях – мужественная государственная рука. Укажет, кому дом подлатать, где – дров нарубить, просеку сделать; где, и главное – как – одолеть беспощадный борщевик, с которым в Вологодской области и вовсе – катастрофа…
Культура – мощнейший толчок к тому, чтоб привлечь рассеянную, спрятавшуюся по домам и клубам, молодёжь. Нас.
Культура – воскрешение архитектурных, исторических, всех-всех памятников «русской глубинки» – может стать плацдармом для дальнейших преобразований. Как минимум – действительно привлекательной витриной для поколения, полюбившего вестись именно что на витрины. Хоть так бы!
Я говорю это, как представитель этого поколения, а не как некто «вознёсшийся над», или «взглянувший из-под», – я вижу это. Да, и в нынешнем состоянии деревня выживет – и не такое терпела!... – но, в наших силах сделать всё возможное, чтобы «выживание» одной из важнейших составляющих государства Российского, как бы оно ни называлось с поправкой на столетие – обратилось жизнью.
Да и какая разница, как мы называемся? Природа, посреди которой селится человек, не меняется, как и культура, которая синтезируется с этой природой: поэт Николай Клюев, безусловно, воспел бы и трактор 1960-ых годов, только чуть погодя, приняв эту веху прогресса сердцем, – прогресс, самоименования, наука – всё течёт и приживается, а какие-то сути – проверены веками. Деревня – одна из таких русских сутей.
Даруем же ей возможность не просто выживать, но – жить!
Летом на речке Уломке Сосновские ребята любят лошадей
|
|
|
