 |
Гвардии Тоня
|
|
|
|
Сестра. Сестричка. Подружка… Так бойцы называли на фронте медицинских работников: санинструкторов, сестер, сандружинниц. Под огнем врага, в жару и стужу, во время ожесточенных сражений, они, невзирая на смертельную опасность, выносили с поля боя раненых, оказывали им помощь, а когда этого требовала обстановка, с оружием в руках шли в атаку и громили врага.
Тоня Жидкова – одна из таких.
На десятки километров по берегу реки тянется город. В городе полыхают пожары. Клубятся, ползут иссиня‑ черные тучи дыма. Воздух гудит, содрогается.
Грохочут орудия. С воем и свистом проносятся снаряды. Глухо рвутся авиабомбы. И в эту жестокую пляску огня и металла врывается раскатистый гром зениток. Их много. Грозными стволами они вонзаются в небо. Их удар направляется в шныряющие самолеты с фашистской свастикой.
Одна из зенитных батарей стоит на Мамаевом кургане. Это – батарея малокалиберных зенитных орудий. Их называют «пушки‑ малютки». Они врыты в землю в том месте кургана, где он своими скатами подходит к городу, как бы рассекая его на две части. «Малютки» яркими трассами снарядов режут дымный воздух.
– Огонь! Огонь! – командует невысокий коренастый лейтенант.
Он находится в окопчике, откуда и управляет боем батареи.
Самолеты, которые висели над кварталами города, повернули на запад и скрылись за облаками. Раскаленные от напряженного боя почти докрасна, «малютки» прекратили стрельбу. Но еще не успела улечься пыль, как над батареей прозвучал звонкий голос разведчицы:
– Пикировщики! «Музыканты»!
Все знали – идут Ю‑ 87 с сиренами.
– К бою! – летит к орудиям властная команда.
А тем временем «восемьдесят седьмые» вытягивались в кильватерную колонну. После этого они по одному стали идти в атаку на батарею. Вот уже слышна их воющая музыка.
|
|
|
Грянули скорострельные «малютки». Заглушили они «музыку», что падала с воздуха. Да и «музыканту» не поздоровилось. Не вышел он из пике. Так и врезался в твердый как камень грунт ската кургана.
Недалеко от батареи упала крупная бомба. Заряжающий расчета схватился широкой ладонью за окровавленное плечо и с трудом шагнул в сторону. Боец, который подносил снаряды, беззвучно упал навзничь, захлебываясь кровью.
– Помогите! – вырвалось у него.
На зов стремглав прибежала подвижная, в туго затянутой гимнастерке, светло‑ русая девушка. Она наклонилась над раненым. Приподняв лежавшего плашмя бойца, перехватила жгутом рану. Остановила кровотечение у другого пострадавшего. Отнесла их в укрытие. И снова бежит по огневой позиции.
– Тоня! Берегись! – услышала она чье‑ то тревожное предупреждение.
На батарею вновь заходил самолет‑ пикировщик.
Но Тоня Жидкова не видела угрожающей опасности. Она спешила туда, где требовалась ее помощь, – к окопу с дальномером. Здесь от осколочной раны стонал боец‑ стереоскопист. Ветер сорвал с Тони берет, растрепал легкие как пух волосы.
С сиренным воем несся на батарею «музыкант». Фонтаны земли и мелких камешков поднялись над огневой позицией. Словно град забарабанил о металл «малюток». Беда в первом расчете. Осколком раздробило руку сержанту.
– Командуй! – отчаянным голосом крикнул он ефрейтору‑ наводчику и упал.
И возле него уже хлопочет Тоня Жидкова. В этот момент раздается возглас:
– Кухня‑ я гори‑ и‑ и‑ т!
Тоня заканчивала перевязывать сержанта. Окрик заставил ее поднять голову. Перед глазами сноп пламени. Словно огромными раскаленными клещами, языки огня охватывали приземистую деревянную постройку.
– Наверное, там остались люди! – вырвалось у девушки.
|
|
|
Застегнув санитарную сумку, она сорвалась с места.
Когда Тоня очутилась возле кухни, здесь уже рухнула крыша. Из помещения доносились крики. «Что делать?! » – молнией ударила мысль. Тоне было ясно: на помощь звать некого. Все бойцы заняты у орудий. Она толкнула дверь. Вошла. На полу лежал потерявший сознание боец. Второй громко стонал, придавленный бревном. Тоня приподняла бревно. Боец встал.
– Беги! – крикнула ему Жидкова, указав на выход.
Того, что был без сознания, подняла на плечи и вынесла на свежий воздух. Затем снова возвратилась в горящее помещение и вынесла третьего бойца. Когда Тоня вырвалась из пламени и дыма, силы оставили ее. Она упала. Подбежали два красноармейца. Дали девушке холодной воды. Она спросила:
– Где раненые? Кому нужна помощь? Я… я сейчас…
Антонина Жидкова.
Перед вечером, когда бой утих, Тоня хлопотала возле раненых в землянке. Пришел комбат, лейтенант Савонин, невысокий, крепкий в плечах.
– Так это вы спасли людей в горящей кухне? – спросил он, пристально глядя на девушку в форме военфельдшера.
Тоня ответила:
– Да, я.
Савонин улыбнулся:
– Отчаянная же ты! Непременно доложу Ершову. Пусть знает, какие есть в его полку храбрые девчата.
Сизым голубиным крылом спустились на землю сумерки. Отгремел бой. Только изредка раздавались далекие выстрелы. От батареи, что у Мамаева кургана, отходит полуторка с ранеными. В кузове кто‑ то глухо охает, стонет.
– Крепись, дружок. Боль не вечна, пройдет.
Это голос Тони. Услышали его бойцы – повеселели.
Машина спустилась по круче. Вот и берег реки. Она бежит, темная, угрюмая, сердитая. На воде покачивается лодка. Ее и заполняют бойцы, приехавшие на полуторке. Медленно тянется посадка. Наконец все готово.
– Отчаливай!
Плещется волжская вода о борта крутобокой лодки. Словно на ниточках, повисают в полумраке яркие искрящиеся точки.
Один из пассажиров громко сказал:
– Ракеты‑ то какие!
– Не очень любуйся, они сейчас покажут! – оборвал его другой и закашлялся.
И тут же справа и слева поднялись пенистые фонтаны.
– Вот тебе и ракеты! – отозвался кашляющий голос. – Рвутся, аж воду на дыбки ставят.
Гребцы налегли на весла. Левый берег. Лодка ткнулась носом в прибрежную мель. Бойцы быстро выбираются на сыпучий песок. Снова они в машине. Сдав раненых на эвакопункт, Тоня спешит в обратный путь.
|
|
|
Вот она на зенитной батарее. Не на той, которой командует Савонин, а на другой, что стоит на пригорке, у стен металлургического завода «Красный Октябрь». Над заводом вражеские самолеты. По ним дружно бьют зенитки. Загорелся и начал падать один самолет, вспыхивает и рассыпается на мелкие куски другой.
На батарею идут пикировщики. Им удается сбросить бомбы на огневую позицию. По орудиям плеснул град огненных осколков. То в одном, то в другом месте слышатся стоны.
– Беги к связистам! – сказала Тоня санинструктору батареи. – А я здесь.
Она бросилась к первому расчету. Здесь одному бойцу осколок впился в голень, второму почти совсем отбило кисть руки. Тоня остановила кровотечение, наложила раненым жгуты и крепкие обручи повязок.
Перед вечером Жидкова вновь на берегу реки. Не одна, с пятью ранеными зенитчиками. Уже десятки раз она переправляла вот таких, как эти пятеро, через Волгу.
Под кручами высокого волжского берега слышен людской говор. Здесь собралось много раненых. Всем им нужно на левый берег. В другое время все это делается просто. А сейчас – не то. Враг обстреливает реку. Переправа разбита. Нет ни катеров, ни лодок. «Как же быть? » – думает Тоня. Вдруг она видит у берега небольшой, связанный из бревен и досок плотик. Обратили на него внимание и бойцы Тониной пятерки. Один тут же заявил:
– О, так эта посудина подойдет для нас!
– Поплывем? – спросила она.
Все согласились. Пятерка с берега переместилась на плот. Трое, обессилевшие от ран, легли на ветки и сухую траву. Двое сидели. Они чувствовали себя лучше и обещали даже грести. Весел не было. Имелось два шеста. Один из них взяла Тоня. Стали отплывать от берега.
Плот – не лодка. Шест – не весло. Трудно гребцам. Но все же плотик продвигался все дальше и дальше через широкое русло реки.
Вскоре вслед за Тониной пятеркой на левый берег устремилась весельная лодка «Чайка». Она принадлежала зенитчикам. Только не полку Ершова, а другому, который стоял по соседству.
|
|
|
На «Чайке» «капитаном» считали девушку‑ санинструктора, которая сопровождала раненых. Ее звали Леной. Санинструктором она стала недавно, но уже показала себя смелым и храбрым солдатом. Лена рассказывала. Ее слушали с большим вниманием.
– Была я телефонисткой на батарее. Сидела, как обычно, на батарейном командирском пункте. Зенитчики вели бой. Стоял неимоверный грохот. Стреляла и наша батарея. Мы били по самолетам. А те, что стояли западнее нас, лупили по танкам и пехоте противника. Недалеко от батареи, за Спартановкой, находился КП нашего зенитного дивизиона. Командовал им старший лейтенант Даховник. Знала я его, когда он курсантом стажировку у зенитчиков проходил. А потом мы с ним дружили. И вот зуммерит телефон. Слушаю. Говорит Даховник. Обрадовалась, что слышу знакомый голос. Он спрашивает: «Как себя чувствуешь? » Отвечаю: «Хорошо! » Он: «Я тоже! » А затем: «Больше тебя не увижу! – И строгим тоном: – Передай комбату: открыть огонь по моему КП! » Я обомлела. Выронила телефонную трубку. Ее схватил комбат. Слышу голос Даховника: «Огонь на меня! » У комбата повлажнели глаза. Он выскочил из окопчика и, сжав кулаки, скомандовал: «Батарея! По командному пункту дивизиона, куда вышли немецкие танки, огонь! » Видим мы: поднялась лавина огня над блиндажами и землянками, где был КП Даховника. Там горели немецкие танки.
– Ну а как же Даховник? Погиб?
– Все утверждают, что погиб. Но мне почему‑ то не верится, – отвечает Лена. – Думаю: а может, жив? Ведь на войне всякое бывает…
Лена глубоко вздохнула. Стало тихо. Все думали о Даховнике, о его геройском поступке. Сочувствовали Лене, потерявшей друга.
Невдалеке от «Чайки» взлетел султан воды, затем второй, третий. Лодка повернула вправо, затем влево. А всплески над рекой все чаще и чаще. Сквозь шум Лена услышала тревожные возгласы:
– Там кто‑ то тонет! Спасать нужно!
«Чайка» изменила направление. Вот уже отчетливо видно: уцепившись за бревно, в воде плавает человек.
– Держись! – раздавались голоса с «Чайки».
– Да это ведь девушка! – воскликнула Лена. – Гони, хлопцы, быстрее!
Борт «Чайки» коснулся бревна. Один из гребцов положил весла и быстро перебрался в носовую часть лодки. Встав на колени, он наклонился к воде и подхватил девушку за плечи.
– Бросай бревно! Цепляйся за лодку!
Обессиленную, продрогшую, ее втащили в лодку.
– Снимай гимнастерку, бери мою! – сказала Лена.
Бойцы сидели молча, участливо наблюдая, как она хлопочет около подруги. Гребец спросил:
|
|
|
– Откуда ты, промокшая голубка?
– Из полка Ершова. Слыхали о таком?
– О ершовцах, гвардейцах! Как не слыхать! – бойко заговорил сидевший рядом с Леной молодой зенитчик.
– А зовут меня Тоня Жидкова. Я – военфельдшер.
– Тонечка! Так это ты?! – радостно вскрикнула Лена. – Слухом о тебе вся земля полна! Товарищи! Так это же бесстрашная гвардии Тоня!
– Видать, что не из трусливых, – живо отозвался гребец.
Лена продолжала:
– Нам зачитывали телефонограмму начальника медицинской службы корпуса товарища Антонова. В ней сказано, что Тоня Жидкова за эти жаркие дни боев вынесла с поля боя около ста раненых. Для всех нас, медработников, она пример.
Тоня глубоко вздохнула:
– А вот сегодня видите как?
– Что же случилось?
– Пятерых раненых доставили к Волге, чтобы переправить на левый берег. А переправляться не на чем. Хоть садись и плачь. Но потом увидели небольшой плотик. Погрузились на него. Поплыли кое‑ как. Почти до середины реки дошли. В нас угодила мина. И всех в воду побросало.
– И никто не спасся? – спросила Лена.
– Нет. Никто. Я кое‑ как держалась на воде. Чувствую, не дотянуть мне до берега. Попалось под руки бревно. Ухватилась за него… Лучше бы и я утонула… – сквозь слезы вымолвила она.
– Что ты, милая! Разве по твоей вине разбило плот? – успокаивала Жидкову Лена. – Вот и нас чуть не накрыли снаряды. Фрицы здесь за каждым человеком охотятся.
Лодка причалила к берегу. Вскоре подошла и санитарная машина. Лена и Тоня помогали раненым забираться в автомобиль. В хуторе, куда прибыла «санитарка», в палатках, разрисованных желтыми и зелеными полосами, размещался эвакогоспиталь. К остановившейся машине с красным крестом подошел высокий мужчина в военной форме. Это был военврач второго ранга Леонид Петрович Антонов.
– Откуда люди? – спросил он.
– Из части Германа, – ответила Лена Земцова.
– А вы‑ то чего здесь, Тоня? – остановил он взгляд на Жидковой.
– От смерти спасалась! – заметила Тоня и рассказала о случае, происшедшем на реке.
– Ничего, Тоня! – сказал Антонов. – Жить тебе до ста лет!
– Спасибо за пожелание!
– А тебя как зовут? – спросил Антонов подругу Антонины.
– Санинструктор Лена Земцова.
– С какой батареи?
– Новицкого.
– Знаю его. Хороший командир.
Дежурному по эвакопункту врачу Лена Земцова передала список доставленных раненых.
– Будем лечить и отправлять дальше в тыл, – сказал врач. – А вы, значит, обратно, на правый берег?
– Да.
Справившись с делами, Лена разыскала Антонину, и они вместе направились к берегу реки. Шли по тропе, что тянулась рядом с разъезженной песчаной дорогой, разговаривали.
Лена узнала, что Тоня родилась в селе Посудич, Брянской области, спустя два года после Октябрьской революции. Детей в семье было много. Тоня – самая младшая, тринадцатая по счету. В Одессе она окончила медицинский техникум и стала работать фельдшером. Война застала ее в Кишиневе. В тот тревожный воскресный день девушка поспешила в военкомат и умоляюще просила: «Пошлите меня на фронт, на передовую».
– Представь себе, Леночка, – говорила Жидкова, – назначили меня военфельдшером ВНОС. За что браться? С чего начинать? Ума не приложу! Говорит как‑ то командир, что нужно навести порядок на кухне и в столовой. Иду на кухню. Вижу – грязновато. Беру ведро, тряпку и мою полы, затем скамейки. Встречает командир и спрашивает: «Порядок навели на пищеблоке? » Отвечаю: «Конечно. Полы на кухне помыла, а завтра за столовую возьмусь». Лицо командира озарилось улыбкой. «Да разве, – говорит он, – так нужно врачу наводить порядок? »
– В общем, урок получила хороший? – улыбнулась Лена.
– Да, не говори! Так и училась военной службе.
Девушки пришли на берег. Под ветвями лозняка, упершись носом в землю, стояла «Чайка». Однако в лодке никого не оказалось.
– Обождем! – предложила Лена.
Она достала портсигар, поблескивающий серебром, с выгравированными буквами «Л. Д. », стала рассматривать.
– Ты что же, куришь? – удивленно спросила Тоня.
– Нет. Это – память о нем. Видишь инициалы – Лука Даховник.
– Подарил?
– Нашла на месте, где были блиндажи командного пункта дивизиона. – Лена сорвала увядшую ромашку. – Вот так и любовь моя увянет, как этот сломанный цветок.
– Не горюй, – тихо проговорила Тоня. – Что поделаешь, если суженый погиб. Вот я с тобой здесь, а душа ведь болит об одном человеке.
– Кто он?
– Да есть такой, в нашем полку.
– Скажи – кто?
– Комбат Савонин. Его батарея у Мамаева кургана стоит.
– Где же вы с ним впервые увиделись?
– Здесь, в этом городе, на батарее. Приглашал меня после войны в Киев, где он жил до призыва в армию.
– И что же ты ответила?
– Рано загадывать о будущем. Еще неизвестно, придется ли нам после войны ходить по белому свету?
– Дождетесь победы и будете в Киеве жить. И я прикачу к вам в гости. Вспомним тогда день, когда переплывали вместе Волгу.
Удлинились тени, солнце клонится к закату. Из‑ за высокого лозняка вынырнул грузовик. Послышался знакомый голос гребца с «Чайки»:
– Сгружай, хлопцы!
«Чайка» быстро была заполнена снарядами.
– А о нас не забыли? – крикнула Лена, приближаясь к лодке.
– Нет! Не забыли! Садитесь!
Взяв на борт своих старых пассажиров, «Чайка» тронулась в путь. Набежали тучи. Быстро потемнело. Усилившийся ветер затруднял работу гребцов. Лена и Тоня сидели рядом, говорили о своем.
– Уступайте нам место, сядем за весла! – предложила Тоня.
– Сами справимся!
Над Волгой, описывая полудуги, взлетали и падали ракеты. Висело несколько осветительных авиабомб. А за каменными громадами домов, что на правом берегу, гремели орудийные выстрелы. Монотонно плескалась вода от ударов весел. И лодка, покачиваясь на волнах, шла все дальше и дальше.
Спустились густые сумерки, когда «Чайка» стала приближаться к берегу. Гребцы переглянулись. Один из них притормозил веслом:
– Не туда приплываем!
– Действительно не туда.
Ефрейтор, старший экипажа, всматриваясь в берег, сказал:
– Дунули за Спартановку. Но здесь где‑ то батарея Новицкого. У них и разгрузимся.
– Правильно, батарея здесь, – подтвердила Тоня.
Лодка стала подходить к обрывистому берегу. И только она остановилась, как к ней справа и слева стали подбегать люди. Послышались возгласы на немецком языке. Гитлеровцы, держа перед собою автоматы, сжимали полукольцо.
– Гранаты к бою! – скомандовал ефрейтор. – А вам, девчата, приказываю немедленно уходить!
Лена толкнула Тоню в воду. Жидкова нырнула и поплыла. Вскоре она услышала огромной силы взрыв. Пламя на миг осветило то место, где стояла «Чайка». Затем снова все потемнело.
Может, четыреста, а может, и все шестьсот метров проплыла Тоня вдоль берега. Выйдя из воды, увидела прохаживающегося фашистского солдата. «Опять переплет», – молнией пронеслась у нее мысль. Она припала к земле. Когда солдат повернулся к ней спиной, бросилась в лощинку. Долго ползла, держа направление к тракторному заводу. И вот на горе, окруженной рвами, увидела силуэты зениток. Ее остановили часовые.
– Стой, кто идет? – окликнул один из них.
– Я от Ершова! – ответила она. – Переплывали Волгу на лодке. Лена Земцова была со мной. Может, знаете такую?
– Знаем, знаем…
На батарее, в землянке девушек‑ прибористов, Тоня переоделась в сухую одежду. Затем ее провели в землянку к старшему лейтенанту Новицкому. Тоня рассказала ему обо всем.
– Значит, Земцова погибла, – с грустью вымолвил он.
– Вот ее самая дорогая вещь, – сказала Тоня и положила на стол серебряный портсигар. – Его она мне передала в последнюю минуту.
Новицкий посмотрел на крышку и сразу угадал, что это портсигар Даховника. Командир дивизиона часто угощал его папиросами из этого портсигара. Старший лейтенант открыл его. Промокшая записка. Он развернул бумажку, прочитал полушепотом: «Я любила его. И была бы счастлива принять такую же смерть, как и он. Л. З. ». Услышав эти слова, Тоня поняла, почему Лена отказалась идти в воду, чтобы спастись, а осталась на месте, бросив свою гранату в лежавшие в лодке снаряды. Помолчав, Новицкий проговорил:
– А вас полковник Ершов по всем батареям разыскивает. И к нам звонил.
– Сейчас свяжусь с ним и передам, чтобы не беспокоился.
Крутой обрывистый правый берег Волги. Вдолбившись в кручи, саперы сделали в подземелье что‑ то похожее на комнаты, коридоры. В этих обшитых тесом помещениях разместился штаб 62‑ й армии. Здесь, на правом берегу, ее бойцы. Не на жизнь, а на смерть сражались они с гитлеровцами, отстаивая волжский город. И почти рядом со штабом легендарной армии, в таких же кручах, в обрывистом берегу Волги штаб 73‑ го гвардейского зенитно‑ артиллерийского полка МЗА.
И хотя от батареи Новицкого до штаба 73‑ го полка недалеко, путь для Жидковой был длинным. Вместе с двумя бойцами‑ разведчиками она на рассвете пробиралась по разрушенным улицам к своим. Встретил ее комиссар полка Иван Антонович Зинченко.
– А мы уж чего только не предполагали, думая о тебе! – сказал он Жидковой.
К комиссару зашел полковник Григорий Иванович Ершов.
Тоня доложила:
– Возвратилась с задания, товарищ полковник!
– Нам уже кое‑ что известно от Антонова, Новицкого, – сказал командир.
– Тогда мне и говорить нечего.
– Рассказывай, рассказывай, как смотрела смерти в лицо…
Как‑ то будучи в Киеве, я решил заскочить к участнику битвы на Волге Василию Федоровичу Савонину, адрес которого был в моей записной книжке. Позади остались днепровские кручи, мост Патона. И вот Дарница. Стучусь в одну из квартир нового дома по улице Чудновского.
Открывает невысокий мужчина с продолговатым худощавым лицом и проседью на висках.
– Савонин! – отрекомендовался хозяин дома.
В эти минуты он не сразу вспомнил, что мы встречались с ним на фронтовых дорогах в военные годы. Это был тот Василий Федорович Савонин, зенитная батарея которого во время битвы на Волге стояла у Мамаева кургана.
Из соседней комнаты вышла среднего роста миловидная женщина.
– А вот и Тоня! – сказал Савонин. – Моя жена.
– Гвардии Тоня? – радостно произнес я.
– Да, так когда‑ то называли меня на фронте…
Весь вечер в уютной квартире этой семьи не стихал оживленный разговор. Вспоминали о грозных днях битвы на Волге. Это тогда, в те дни, простую русскую девушку из Брянщины стали называть гордым именем «гвардии Тоня». Это тогда на защитной гимнастерке гвардии Тони засверкал орден Ленина – высшая награда Отчизны.
Утром Антонина Михайловна Жидкова‑ Савонина ушла в детский сад. Там она работает фельдшером. И по сей день не расстается гвардии Тоня со своей любимой профессией.
С. Смирнов
|
|
|
